СТЕЗЯ

ПОГРЕТЬСЯ У БОГА

Приход каждого человека к Богу индивидуален и поучителен. Постоянная подписчица нашей газеты раба Божия Любовь рассказала мне свою историю. Блокадница, ленинградка, она пришла к Богу уже в пожилом возрасте и сейчас понимает, что случилось это благодаря верующим предкам.

– Расскажу о том, как я крестилась. Случилось это удивительным образом в начале 90-го года. После празднования Тысячелетия Крещения Руси по радио стали часто передавать православные передачи. Я как ни включу радио, все о Боге рассказывают. И тут слышу, что некрещеные в Царство Божие не попадут. Все пойдут в ад. Я сильно перепугалась, но больше не за себя, а за внука Димочку. Думаю: «Ладно, я, старуха, не спасусь, а внука-то надо спасать». И вот взяла Димочку, ему было тогда 6 лет, попросила разрешения его родителей и полетела к себе на родину, в Ленинград, чтобы специально его там окрестить в Свято-Преображенском соборе. Какой это удивительный храм, если б вы знали! В него во время блокады я постоянно приходила греться у Бога. Отец у меня был рьяным коммунистом, парторгом Ворошиловской академии. Войну он окончил в чине полковника генерального штаба, орденов у него – некуда вешать. В числе прочих награжден орденами Суворова всех степеней. Мама у меня была верующей. Всех своих троих дочерей она назвала христианскими именами: Вера, Надежда и Любовь. Моих старших сестер – Веру и Надежду – успела окрестить в детстве, а меня отец крестить не дал.

И вот приехала я в Ленинград внука крестить. Священник меня спрашивает: «А ты, бабушка, сама-то крещеная?» – «Да куда уж мне креститься, старой рухляди. Меня только на помойку выбрасывать». «Что вы такое говорите! – возмутился батюшка. – Люди перед самой смертью крестятся, а вы такая еще молодая». Было мне тогда 52 года. И мы оба с внуком покрестились перед иконой моих святых Веры, Надежды, Любови и матушки их Софии. Уже когда вернулась, подруга у дочери как-то предложила мне сходить в храм. Я согласилась. В 90-м году пришли мы в кочпонский храм Казанской Божьей Матери. И мне так все понравилось, было такое чувство, будто я домой попала, в родные обители. И после этого у меня жизнь пошла совсем в другую сторону. Стало в храм тянуть, я начала молиться, ходить на богослужения, святую водичку пить.

Но тут муж на меня восстал. Я – в храм, а он меня пилить: «Опять пошла баклуши бить. Лысину сделала на пимах. Мало – всю башку разбила, так еще и пимы новые угробила». Дело в том, что я молилась постоянно на коленочках, и за зиму новые пимы у меня облезли. Как я в храм – так у нас скандал. Дело уже до развода доходило. Терпела я, терпела мужнины упреки, просила у Бога, чтобы Он его вразумил. Но в конце концов я стала сильно обижаться на него, начала молиться уже по-другому. Сейчас даже и стыдно сказать как. «Господи, – говорила, – раз муж мне не дает молиться и сам в храм не ходит, забери его к Себе. Пусть я лучше буду вдовой, а мне такой муж не нужен». И молилась я так долго, целых пять лет. За это время мы успели обвенчаться. Я думала, что после венчания будем жить в мире и согласии, вместе в храм ходить, а бесы опять на нас восстали. И снова я молилась, чтобы Господь забрал у меня мужа.

Как-то рассказала об этом на исповеди батюшке. «Да ты что, мать, – сказал священник. – Разве так можно молиться? Ты ведь на себя беду накликаешь. Проси у Бога прощения и молись о спасении его души. Молиться можно только о вразумлении».

Стала я так молиться, и вдруг ему ни с того ни с сего стало плохо. Случился приступ острой боли, да такой, что он чуть ли не при смерти оказался. Вызвали «скорую». Врач обнаружил желчекаменную болезнь, сделал обезболивающий укол и сказал, что ему надо срочно в больницу. А в тот день увозили в дальнюю больницу – в Эжвинский микрорайон. Муж как узнал, что повезут туда, а не в городскую больницу, наотрез отказался: «Как родственники ко мне в такую даль ездить будут? Не поеду!» Да и приступ после укола прошел. Решил он дождаться понедельника, чтобы лечь в свою больницу. Случилось это с субботы на воскресенье. «Скорая» уехала, действие укола вскоре прошло, мужа снова скрутило от боли. В пять часов ночи он говорит мне: «Все, умираю, вызывай «скорую». Приехала та же самая бригада, увезли его в Эжву. В воскресенье я с утра побежала в храм, стала всех батюшек, всех бабулек просить, чтобы помолились за мужа. Из храма поехала к нему в больницу, привезла иконки, святую воду.

На понедельник была назначена операция. Вдруг перед самой операцией в палату входит, представьте, епископ Питирим со свитой. Оказывается, именно на этот день было назначено освящение больницы. Муж мой к нему под благословение: «Владыка, благословите, у меня сейчас операция будет». Ему уже предварительный укол сделали. Владыка благословил, и его повезли в операционную. И все прошло успешно. Тем более, что впервые на муже врач Ирина Сергеевна опробовала новую методику, когда операцию проводят через трубочку. У него все моментально зажило, на девятый день уже выписали из больницы, и остался только маленький шовчик, всего два сантиметра.

Димочка, наш внучек, после крещения тоже стал ходить в храм, прислуживать батюшкам в алтаре. В это время матушка Виктория, работающая при храме, дала мне перешить для него старый стихарь. Для меня это было таким счастьем – я весь стихарь слезами облила, пока его перешивала. Оставшийся кусочек материи оставила себе на память. А пуговицу со стихаря долго у себя на груди носила. Думаю: «Сколько же эта пуговичка была в алтаре!»

Димочка, когда служил в храме, часто причащался. И вот однажды причастился, а на следующий день во дворе, когда играл с ребятами в мячик, его сбил ехавший на большой скорости мотоцикл. Он ударился головой об асфальт, всю голову в кровь разбил. Сразу же вызвали «скорую», и его увезли в реанимацию. Ему тогда девять лет было. И вот, представляете, у него никаких переломов – ничего. Только поцарапался да нос разбил. Из носа кровь ручьем шла, поэтому все вокруг и залило кровью. Я сразу же поняла, что он выжил только благодаря тому, что накануне причастился Святых Христовых Таин. Господь как бы показал нам, что детей надо как можно чаще причащать, тогда ничего с ними не будет. Может быть, потому, что Дима служил в храме, и в школе, и в гимназии он учился хорошо.

После окончания гимназии Димочка поступил в университет в Ленинграде. Перед экзаменами постоянно ходил в храм к Иоанну Кронштадтскому. Там молился о.Иоанну, заказывал молебен, ставил свечку и потом шел сдавать экзамены. И сдал все хорошо. Его зачислили одним из первых, взяли на бесплатное обучение. Дали социальную стипендию, чтобы платить на проезд в метро. Заселили в общежитие в новом корпусе. Сейчас он окончил второй курс, круглый отличник. И там, в Ленинграде, он тоже прислуживает при храме.

Я очень любила молиться на коленочках. Как-то о.Михаил выходит из алтаря, подходит ко мне и говорит: «Вы смущаете народ. Зачем на коленях-то все время стоите?» Я и сама после этого стала смущаться. Что это, думаю, как дура, одна на коленках стою. На следующий раз пришла в храм, и так мне хочется на коленочках помолиться, а погляжу вокруг – все стоят. Мучилась-мучилась и на «Отче наш» все равно упала на колени – и почувствовала, что с потолка на меня как будто опустилось облако и окутало удивительными благоуханиями. Тут тебе и жасмин, и фиалки, и розы, и все самое лучшее. И мне так хорошо сделалось, такая всеобъемлющая радость, что не передать словами. Я потом спрашивала у Димы, который рядом со мной стоял: «Слышал, как во время службы пахло цветами?» Но он не почувствовал. Это знамение было только для меня. Через это Господь мне дал такое вразумление: «Хочешь молиться на коленочках, молись!» А потом попалась мне книга игумена Саввы из Псково-Печерского монастыря. Он пишет: детки, если душа требует молиться на коленях, то встаньте, плачьте и молитесь. Ну, думаю, раз так о.Савва учит, то я так и буду.

Много таких случаев Божией помощи было мне. И я стала задумываться: «За что мне Господь столько всего дает?» И поняла, что это по молитвам моих верующих предков. До революции наша семья жила в Санкт-Петербурге при Сампсониевском храме на Выборгской стороне. Дед у меня был краснодеревщиком, гробовых дел мастером. Держал лавку. Был церковным старостой. Перед самой войной 1914 года он в Вырице, под Петербургом, купил у одного купца хороший недостроенный дом – три двухкомнатные квартиры с кухней. До революции дедушка этот дом так и не успел достроить, но жить в нем было уже можно (он до сих пор стоит, только крыша прохудилась). У нас это была летняя дача.

Когда началась Отечественная война, мама нас увезла на эту дачу. В то время там жил святой Серафим Вырицкий. Он сказал, что в войну в Вырице никто не погибнет. Но когда немцы стали быстро подходить к Ленинграду, папа сказал маме, чтобы она отвезла нас обратно в Ленинград. Немцы к сентябрю были уже у Пулково. Мама успела нас забрать, а бабушка Марфа Алексеевна осталась. Она постоянно ходила в храм и поверила батюшке Серафиму, что в Вырице никто не погибнет. «Здесь, – говорила нам бабушка при расставании, – у меня свой огородик, козы, лес рядом, чтобы печку топить. Кому я нужна старая, да и куда поеду. А вдруг Бог помилует». И осталась. Когда оккупанты заняли Вырицу, там разместились православные румыны, которые воевали на стороне немцев. Они даже в храм ходили и молились. А в нашем доме поселился румынский офицер со своим денщиком. Этот денщик всю войну кормил нашу бабку. Наварит щей, принесет ей: «Бабка, жри». Слов-то наших мало знал, только «дай яйка, млеко» да «бабка, жри». Давал ей хлеб, сухари. Помогал бабушке заготавливать сено для коз. И когда мы после войны приехали к бабушке, видим – она жива, здорова, и даже еще поправилась, щечки кругленькие. Козочки все при ней. В доме порядок, ничего не сломано. В Вырице за всю войну только один дом и пострадал, в него случайно попала наша бомба. Но святой Серафим Вырицкий, предвидя, что в дом попадет бомба, предупредил его жителей, чтобы они уезжали. Поэтому никто из них и не погиб.

В 2000 году я снова приехала в Ленинград, чтобы поклониться святому Иоанну Кронштадтскому. Это мой любимый святой. Когда я болела, то каждый день читала ему акафист. На Крещение пришла я к нему в храм на Карповку, а в крипту не пускают. Служба уже закончилась. Я воды набрала, вышла, а сама думаю: что же это я, из Сыктывкара за тысячу километров приехала сюда воды набрать? Напротив того места, где могилка у него в подземелье, я упала на коленочки и стала плакать, целовать землю, молиться: «Батюшка, прости ты меня, пусти к себе». Опять подошла к крипте, стою и реву. Идет монахиня: «Бабуля, чего плачешь?» – «Да вот, специально приехала из Сыктывкара поклониться моему любимому святому, я ему слово дала, что приеду, помолюсь на его могилке, а меня не пускают». Специально для меня они открыли крипту. Зашла я туда – красота неописуемая, как будто в раю очутилась. Опустилась до его раки, над которой его икона в полтора человеческих роста, давай плакать и радоваться, что батюшка меня, такую грешницу, допустил к себе. «Какой у меня сегодня праздник! – говорю ему. – Теперь я тебя буду до смерти любить». Я как будто на крыльях вылетела оттуда. Вышла, и мне еще дали пузырек масла из лампадки от мощей Иоанна Кронштадтского.

Этим маслицем я постоянно мажусь, оно мне неоднократно помогало во время болезней. Берегу его, и даже сейчас чуть-чуть осталось.

Записал Е.СУВОРОВ

назад

вперед