СТЕЗЯ

«ОН ВЫМОЛИЛ МЕНЯ С ТОГО СВЕТА»

На войне как на войне

Благолепный старинный храм Николая Чудотворца в селе Кадый Костромской области расположен на берегу речки, на взгорке. Мне сказали, что здесь много лет служит очень пожилой батюшка, заслуженный протоиерей о.Михаил Янцевич. Обхожу храм со всех сторон, захожу внутрь. Служба давно закончилась, в храме пусто, лишь около заупокойного кануна стоят три человека, а впереди убеленный сединами старец служит панихиду. Батюшка настолько старенький и больной, что порой трудно разобрать его слова. Но службу ведет благолепно, по полному чину. Больше часа стоял я вместе с родственниками усопшего, ожидая конца панихиды.

Когда я подошел к батюшке и представился, он удивился. Наверное, редко приходилось общаться с журналистами. Интервью давать он отказался, но потом все-таки уступил моей просьбе.

Скоро исполнится 50 лет, как служит о.Михаил, а всего ему 75. Родился батюшка в Белоруссии. Во время войны с отцом воевал в партизанском отряде. Был связным, наблюдал за немцами и сообщал об их передвижениях и технике, и даже сам подкладывал мины под рельсы идущих на фронт вражеских поездов. При этом проявлял смелость и сноровку: в лесу около железнодорожного полотна организовывал игру таких же, как он, детей и, когда немецкий патруль отходил в сторону, прикрываясь спинами ребят, устанавливал заряд.

Родители юного партизана были верующими. Мать, когда еще ходила в положении, пообещала Господу, что если родится сын, то он станет священником. Так что с малых лет Миша прислуживал в церкви. Когда исполнилось 16, отправился поступать в семинарию, но оказалось, что принимают только совершеннолетних. Подождал два года – и вот он уже в Минской Духовной семинарии. Закончил ее лучшим учеником, затем по направлению ректора семинарии поступил в Ленинградскую Духовную академию. Там учился вместе с будущими иерархами Церкви, которых мы сейчас хорошо знаем, – митрополитом Крутицким и Коломенским Ювеналием, митрополитом Санкт-Петербургским Владимиром, митрополитом Киевским и всея Украины Владимиром...

Доучиться на очном отделении не удалось – нужно было помогать родителям: отец, инвалид Великой Отечественной войны, работать не мог. Михаил перевелся на заочное отделение академии и поступил работать на завод. Одновременно работал, учился и служил в церкви. В 54-м году его рукоположили в дьяконы, а после окончания академии, в 58-м, – во священники. Дали ему приход в селе Глазовка Гомельской области. Это совпало с началом хрущевских гонений, и начались мытарства. За прямолинейность и безбоязненное проповедование слова Божия о.Михаила гнали с одного прихода на другой. Надо заметить, и сейчас, в старости, он ревностно стоит на защите православной веры. Может, поэтому никаких сектантов ни в Кадые, ни в ближайших окрестностях нет.

Когда в Белоруссии отца Михаила совсем стали донимать власти, выручил его бывший ректор Минской семинарии, епископ Смоленский и Дорогобужский Иннокентий. Это была удивительная личность: в духовных семинариях он занимал высокие посты еще до революции, в 1919 году был командирован в Палестину по делам Русской Духовной Миссии, остался за рубежом, в 1945 году являлся благочинным всех русских приходов в Югославии, а после войны вернулся на родину. Он пригласил о.Михаила в свою Смоленскую епархию восстанавливать разрушенный во время войны храм. Но и там начались проблемы. За очень активного священнослужителя взялись местные коммунисты, вызвали его в горком.

– Прихожу я в горком, – рассказывает батюшка, – спрашиваю: «Что вам надо?» Они начинают ругать меня за религиозную пропаганду и просят уехать из этого места. Я говорю им: «Все равно я не ваш, вашей идеологии не принимаю, не принимал и никогда не приму. Комсомольцем не был. В этом смысле я ваш лютейший и беспощадный враг. А родину я люблю, за родину и душу отдам».

Пришлось отцу Михаилу переехать в Костромскую епархию. Здесь сменил четыре прихода. На предпоследнем – в Успенской церкви с.Рубцово – служил 22 года, и вот уже 15 лет он в Кадые. Оба храма его стараниями были полностью восстановлены. Сейчас, несмотря на преклонный возраст, занимается восстановлением еще нескольких, ближайших к Кадыю, церквей.

Вместе с матушкой Марией они воспитали девятерых детей: четырех сыновей и пять дочерей. Трое сыновей стали священниками, остальные постоянно служат при храмах: кто регентом, кто певчим.

«Два года я видела Помпею»

Больше всего о батюшке рассказала мне прихожанка храма, клиросная певчая Алевтина Васильевна Барцева (на фото справа). Сейчас ей 67 лет, давно на пенсии, но до сих пор работает в местном детском садике старшей медсестрой. Рассказывая об о.Михаиле, Алевтина Васильевна невольно поведала мне и свою историю жизни, во многом печальную и трагическую, но в то же время счастливую – ведь не только она сама пришла к Богу, но еще и многих людей привела ко спасению.

– Как ведь наш батюшка-то служит, никто уже так и не служит, – говорит мне Алевтина Васильевна. – Очень уж благоговейно он службу-то ведет, не спеша, неторопко. Особенно когда поднимает руки вверх в алтаре – сердце замирает. Бога просит сильно. Молебны у нас от начала и до конца, без пропусков. Нигде уже так не поют, а мы и прокимен читаем, и Апостолов, и тропарь каждому святому. Когда батюшка в алтаре на вечерне поминает всех, мне чуть ли не до двенадцати часов ночи, а то и до часу приходится читать молитвы. Все Часы, Псалтырь весь прочитаю, а он все еще поминает. Меня он, можно сказать, с того света вымолил...

– Расскажите, – обращаюсь я к Алевтине Васильевне, – как это, с того света?

– А вот как. Случилось это уже больше двадцати лет назад. Поехали мы с подружкой на служебной машине в Кострому на похороны нашего главного врача. Врач очень порядочным был человеком, и нам хотелось похоронить его по-христиански. Да бес не дал – попали мы в аварию. Я оказалась вся переломана: травма черепа, переломы ребер, рук, ног, челюсти вылетели, зубы все раскрошились, носа не было, глаза травмированы. Все тело всмятку. Двадцать один день лежала без сознания.

К Богу я пришла поздно и перед аварией ходила к о.Михаилу в Успенскую церковь, в село Рубцово. И вот, как только он узнал, что с нами такое приключилось, то сразу же стал молиться. Приходил ко мне в реанимацию, но его не пустили. Когда я очнулась и узнала об этом, то сказала врачам: «Если я умру, то вы будете отвечать. Он бы меня поисповедовал, причастил, а вы его не пустили». Когда меня перевели из реанимации в челюстно-мозговую хирургию, батюшка снова пришел – причастил, принес крещенской воды. Постоянно я и сама молилась, смачивала раны крещенской водой – «Во имя Отца и Сына и Святого Духа», и они стали быстро заживать.

Повезли меня на операцию, привязали руки. Я прошу: «Отвяжите руки». Меня развязали, я перекрестилась и говорю с трудом: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня, грешницу!» Врачи засмеялись: «Ну вот, Иисус Христос поможет, да мы еще поможем, глядишь, все будет хорошо». А я им: «Без Христа как раз вы меня и зарежете, а я прошу помощи у Бога». В операционной мне дали наркоз. Семнадцать человек врачей собралось. После операции приходит ко мне в палату главный врач. «Знаете, – говорит, – такого чуда сроду не бывало. Вся больница сбежалась на вас смотреть, наверное, операции у вас не будет». – «Почему?» – «Потому что, как только мы задвинули вам челюсти, они сами встали на свое место».

Через семь месяцев меня выписали домой. И два года я видела огонь и кровь, город Помпею. Не могла ходить, почти ползала. Отец Михаил посещал меня дома, исповедовал, соборовал и причащал.

В общем, его молитвами я вылечилась, но четыре года после аварии рот до конца так и не закрывался, потому что операцию не делали. И вот я на Благовещение пришла в церковь Святителя Николая в Николо-Пристино. Там есть икона Спасителя, где Христос в терновом венце. Лицо у Христа обезображенное от боли, кровь по нему течет. Подошла я к Господу и говорю: «Господи, ну я-то, ладно, за свои грехи страдаю, а Ты-то за что страдал?! Закрой Ты мне рот, пожалуйста, а то и днем и ночью он у меня не закрывается, слюна постоянно течет». Только хотела приложиться к иконе, стала тянуться, достала до нее подбородком – и у меня тут же рот сам закрылся.

История партбилета

– Да, чудеса! – удивляюсь я. – А за какие же грехи вы страдали? – спрашиваю Алевтину Васильевну.

– Так ведь я в больнице была первым секретарем партийной организации, вообще считалась активной коммунисткой. Транспаранты и портреты Ленина везде развешивала, на демонстрации ходила. А потом стало мне плохо. Я лечилась-лечилась, а мне все хуже и хуже. В ту же пору стала я постоянно видеть во сне церковь Божией Матери в селе Славинка, откуда я родом. В детстве-то в нее постоянно ходила.

И вот однажды пришел в больницу отец Михаил – и я узнала, что у нас есть священник, а прежде не ведала. Когда мне стало совсем плохо, никакие лекарства не помогали, пришла к батюшке домой и попросила, чтобы он причастил меня. Он спрашивает: «Здесь будете причащаться или в церкви?» – «В церкви». – «Хорошо, тогда приходите завтра на службу». А мама стала меня сильно ругать: «Ты же коммунистка, тебя выгонят с работы!» – «Ну и пусть выгонят».

Было это перед Рождеством. Я тогда не знала, что перед причастием нужно говеть, правила вычитывать, но батюшка меня допустил – как «умирающую». Поисповедовал, причастил. Почувствовала я себя хорошо и стала ходить в церковь постоянно.

Что дальше было, слушай. Очень я переживала, что кто-нибудь сообщит обо мне в райком. Так и случилось. Вызвали меня в райком и там три дня держали. Ругали, бранили, даже требовали, чтобы я крест показала. Я им говорю: «Пожалуйста, разденьте меня, если хочется вам посмотреть. Но в церковь я ходить буду». Мысленно я очень сильно просила Бога, чтобы от этого партийного билета мне освободиться, а в открытую от него отказаться смелости не хватало. И стыдилась я людей, что была активной коммунисткой, а тут вдруг стала такой верующей.

Четыре года после этого я регулярно ходила в церковь, исповедовалась, причащалась. После работы ездила за несколько километров в церковь на всенощное бдение, а поздно ночью возвращалась домой. Утром опять, как ни в чем не бывало, бежала на работу, поспав всего часа четыре. Каждый раз после храма мне становилось легко и хорошо. Было такое ощущение, словно крылья вырастают, хотелось петь и ликовать. А батюшка, будто зная наперед, что я стану петь на клиросе, вначале подарил мне молитвослов, затем Евангелие, а потом канонник. Так постепенно, очень тактично вводил меня в Церковь.

Что еще сказать? Кроме того что я была коммунисткой, я ведь детей убивала – забеременевшим давала таблетки, чтобы были выкидыши. Моя подруга, работая в больнице, реже этим занималась, так она меньше в той страшной аварии и пострадала. А я во все дыры совалась: то одна беременная женщина к нам придет, плачет, не знает, что с детьми делать, то другая. Просят помочь, а я рада стараться...

А перед самой аварией приснился мне сон. Прихожу я к морю, а там стоят по колено в грязи женщины и из грязи, со дна моря достают грудных детей. Волны набегают и сбрасывают этих грудничков опять в море. Я удивляюсь: что это за волны, живые, что ли, раз выбивают ребеночков из рук – то девочку, то мальчика, то маленького, то побольше. Я подхожу поближе и спрашиваю женщин, чего они там делают. И тут ко мне подходит Одна из них, укрытая черным платком, пальцы тоненькие-тоненькие. Я понимаю, что это Пресвятая Богородица. И вот Она говорит мне: «Это те, которые своих детей утопили». Я про себя думаю: «Раз они не могут детей достать, может быть, я достану?» И полезла в море. Подошла к женщинам, и там, где им по пояс, я под воду ушла, чувствую, что тону. Мне уже никак не спастись. Смотрю: посреди этого моря небольшой островок, и на нем растет дерево, а у дерева стоит старец с красивой бородой и красивым лицом. Руки раскрыл, я увидела его, думаю про себя: «Это Сам Господь Саваоф, Он меня все равно спасет». Тут же погрузилась на дно. А потом каким-то чудом меня вынесло на берег, я встала и пошла в нашу Славинскую церковь... Такой сон.

И вот слушай дальше-то. Когда я выписалась из больницы, пошла в райком и сказала, что партийный билет потерян мной в аварии. А сама дома бросила его в печку и сожгла.

Когда окончательно поправилась, пошла работать в школу и проработала там 18 лет. Вот тогда-то я и развернулась. Преподавала ОБЖ (основы безопасности жизнедеятельности) и на каждом уроке минут по 15 рассказывала о Боге. Для детей организовала кружок «Юный медик», потом кружок «Между нами, девочками», а потом для всех учеников стала вести Закон Божий. Научила их молиться. Все ученики стали ходить в церковь, полная церковь была наших детей. Все исповедовались, причащались. Некоторые потом поступили в духовные училища. При храме по благословению отца Михаила организовала воскресную школу. Тоже пришлось повоевать, чтобы ее открыть. Сначала одна там преподавала, потом нашла помощников – хороших, порядочных учителей. На Рождество и Пасху дети разыгрывали у нас спектакли, готовили большие праздничные представления.

Три золотых креста

– Но при этом, – продолжает рассказ Алевтина Васильевна, – в личной жизни у меня пошли чередой несчастье за несчастьем.

Перед аварией я видела еще один сон. Будто бы иду по улице, толкаю перед собой детскую коляску. «Интересно, – думаю, – а кто в коляске-то лежит? Мой ли там ребенок?» Открываю – а там три золотых креста.

Я так понимаю, что один крест – это моя болезнь. Я и сейчас еще сильно болею, плохо вижу, в глазах двоится. Сейчас вот на вас смотрю, а вижу нескольких человек. Второй крест – это мой муж. После того как я попала в аварию, он от меня сбежал. Я была разбита и не очень хороша собой, а он, наоборот, красавец, мужчина в полном расцвете сил. Нашел себе молодую, красивую. У меня на руках тогда маленькая дочка была, а сын в армию уже пошел. Такой хороший парень был, так хорошо учился. После армии поступил в институт, доучился до четвертого курса и психически заболел. Вы представляете, какое горе для матери! Это третий мой крест. И в психбольницах он лечился, и на отчитки ко всем батюшкам мы с ним ездили, и ничего ему не помогает. Два последних года дома со мной живет, такая тяжесть – невыносимая!

А за мужа, как он ушел, я стала постоянно молиться. Куда ни поеду – к Серафиму Саровскому, к Матронушке – везде сорокоусты за него и за сына во здравие заказываю. Евангелие каждый день читала, молитву Божией Матери о заблудшей душе и молитву Марии Египетской о блудной страсти. И вот ровно через семь лет – день в день – муж приехал обратно. И прямиком пришел в церковь, где я была. Я подошла к нему, спрашиваю: «Что случилось?» – «Ничего не случилось». – «А зачем приехал?» – «К тебе приехал». – «Тогда подожди, я разговаривать с тобой сейчас не могу». Закончилась служба, отслужили молебен, я подхожу к нему: «Ну, чего тебе надо?» – «Поедем домой». – «А у меня дома ничего нет». Как раз Великий пост был. «Ну, давай зайдем в магазин, только у меня денег нет». – «А чего тебе купить?» – «Купи мне бутылку водки, селедки и хлеба». Я пошла в магазин, но у меня тоже денег не было. «Девчонки, – обращаюсь к продавщицам, – дайте в долг, у меня муж вернулся, надо его накормить».

Пришли домой, он выпил водки, на коленки встал передо мной и стал просить прощения. «Да ты, – говорю, – не у меня проси прощения. Пусть Господь тебя простит, а я тебя тем более прощаю». Так он со мной и остался. Но прожил только три года. Правда, перед смертью, слава Богу, мы успели с ним и пособороваться, и раскаяться во всех грехах, и причаститься. Все его грехи я вначале выписывала на листок – какие-то сама знала, остальные он сам мне говорил, потом давала этот листок ему, чтобы он все выучил. «Теперь, – говорю, – иди к отцу Михаилу и кайся». Он шел и каялся. И вот когда во всем раскаялся, разбил его паралич. Парализовало правую сторону тела, а через семь дней лишился речи. Его пособоровали опять, причастили. 18 дней еще жил, я все боролась за его жизнь, но ничего уже сделать не могла. Так он и умер. Но успел прийти к Богу. Снится он мне, хороший такой. Хоть это меня радует...

– Только после того, как он вернулся, – рассказывает дальше Алевтина Васильевна, – я узнала, что все эти семь лет он возил с собой нашу домашнюю иконку, которой нас благословил о.Михаил. Трехстворчатый складень со Спасителем, Божией Матерью и Иоанном Крестителем. Я нашла ее, когда стала разбирать его рюкзак с вещами, и очень удивилась, что за семь лет ни разу этой иконки не хватилась.

– Батюшка-то у нас хороший, – задумывается моя собеседница. – Только дело уже к старости, болеть стал сильно. На Бога только и уповает. Говорит, что еще доживет до Второго Пришествия Христова, еще будет обедать со Спасителем за одним столом. Я ему говорю: «Батюшка, вы случайно с ума не сходите?» Так бы со священником разговаривать не надо, но мы уже вместе 22 года, так что разговариваю я с ним, как с самым близким и родным человеком. «Нет, – отвечает, – вот увидишь, Алевтина, так и будет». – «Я-то, батюшка, этого уже не увижу, я скоро помру». – «Нет, ты не умрешь. Ты еще долго жить будешь».

А я не хочу долго жить, я уже намучилась. Но батюшка у нас прозорливый. Много таких случаев было: как скажет, так и происходит. Нам с подружкой перед аварией сказал, что мы разобьемся, только одна из нас больше пострадает, а другая – меньше. Еще вот случай такой вспомнила: лет десять назад одна женщина уехала на юг и пропала в дороге. Родственники думали, что ее убили. Пришли к отцу Михаилу, спросили о ней. Он ответил, что женщина жива, сейчас находится в больнице и скоро приедет домой. Так и было: в дороге ее стукнули по голове, она потеряла сознание, оказалась в больнице, а потом вернулась домой.

* * *

Еще много чего рассказала мне Алевтина Васильевна, всего в газете не перескажешь. Встречались мы с ней в детском садике, в ее рабочем кабинете, где на стенах висят иконы. И здесь она старается работать во славу Божию, спасая детские души: крестит деток в храме, сама постоянно молится за них, рассказывает о Боге, кропит комнаты святой водой. Такой непобедимый человек. Дай, Господи, им с батюшкой Михаилом сил и здоровья!

Е.СУВОРОВ
Фото автора

назад

вперед