ЧТЕНИЕ

У ЦЕРКОВНОЙ ОГРАДЫ

В.Мельников

Уже много лет с нашей газетой сотрудничает замечательный православ-ный журналист Валерий Мельников, выпускающий в газете «Вечерний Новосибирск» церковное приложение. «За десять лет послушания старосты прихода я набрал несколько интересных историй, посылаю их вам», – сразу же откликнулся он на нашу просьбу, несмотря на трудный период в жизни. Валерий только что вышел из больницы, где лежал с сердечным заболеванием, и сердце продолжает болеть. Просим читателей помолиться о его здравии.

Благовестница

В праздник Вербного воскресенья у церковной ограды многолюдно. Вдоль забора расселись продавцы верб, с надеждой вглядываясь в каждого прохожего. Обнаружив у подходящих к церкви отсутствие заветных веточек, продавцы наперебой предлагают свои. Оно и понятно, товар сезонный – завтра уже никому не будет нужен. Суету у ограды дополняют нищие. В будние дни на этом месте обычно стоят два-три побирающихся, и каждый день разные. Сегодня же, в Вербное воскресенье, все «приписанные» к приходу нищие собрались вместе. Причина банальна: православный люд непрерывным потоком идет в храм освятить вербочки, и упустить такой шанс никто из попрошаек не желает.

Постепенно в церковной ограде скопилось довольно много народу. Стало известно, что освящать вербы пока некому – настоятель уехал на требу: причащать тяжелобольную. Прибывающий люд все больше теснил нищих, и среди них началась перебранка за место у заветной калиточки, через которую народ заходил в храмовую ограду. Тон задавали старожилы, взявшие в оборот вечно пьяную бомжиху, с красным, как кирпич, лицом, появившуюся здесь не так давно.

– Ну что ты стоишь на дороге? Дай людям пройти, нас же из-за тебя потурят.

– Не потурят, не положено, здесь храм Божий, а в храмах должны странников принимать, – заплетающимся языком отпарировала побирушка.

– Это ты, что ли, странница? – засмеялись нищие.

– Все мы в этом мире странники, – неожиданно высоким штилем проговорила пьяная женщина.

Не ожидавшие такого красноречия нищие обомлели. Однако разговор тут же подхватила женщина с пучком вербы в руках: «Да правильно человек говорит, правильно: все мы на этой земле странники, и конечная наша цель – жизнь вечная».

Женоподобное опустившееся существо, которое, судя по всему, впервые за последние годы назвали человеком, встрепенулось и изобразило нечто похожее на улыбку, вывернув беззубые десны. От этой жуткой улыбки всем стало не по себе. Женщина же с вербами ободрилась и стала объяснять стоящим у ограды суть праздника Вербного воскресенья, призывая их покаяться в грехах и причаститься.

Проповедница стояла на самом проходе и явно мешала людям пройти в храм. Вскоре у прохода образовалась пробка. К храму подъехала машина, из нее вышел средних лет мужчина и направился к калитке. Кое-как пробившись через толпу, мужчина обратился к новоявленной проповеднице:

– Вы что тут митинг устроили? Людям в церковь не даете пройти.

– Что это за слово такое «митинг»? – оскорбилась проповедница. – Я благовествую о празднике Вербного воскресенья.

– Надо же, благовестница какая. А благословение на благовестие у вас есть? – спросил мужчина.

– А как же! Я в Троице-Сергиеву лавру ездила и у старцев была. Говорят: у тебя дар, иди и благовествуй, – гордо ответила благовествующая. – А вы бы постояли да послушали. Может быть, уму-разуму набрались бы. Сами-то, поди, толком ничего не знаете.

От такого напора мужчина несколько растерялся. Заметив это, митингующая полностью переключилась на него:

– В храм-то часто ходите?

– Да почти каждый день.

– Свечку небось поставить?

– Да и свечки тоже, а сейчас вот вербы освятить нужно.

– Вставайте в очередь, настоятеля еще нет, вот подъедет и освятит.

Мужчина помолчал немного, потом сказал: «Да, в общем-то, я уже подъехал».

Святая вода и маркетинг

Утро 19 января. Работники небольшого прихода, расположенного в рабочем микрорайоне, с особым молитвенным настроем готовятся к раздаче святой воды. Все понимают, что без Божьей помощи выдержать такое испытание будет невозможно, поэтому, то и дело выглядывая на улицу, где выросла угрожающего размера очередь, крестятся: «Помоги, Господи!» Литургия заканчивается, и верующие из храма двигаются на улицу на водосвятный молебен. Мужчины-прихожане, с трудом раздвинув столпившийся народ, очищают дорогу пожилому священнику, дьякону и певчим. Закоченевшая от долгого ожидания толпа оживляется – наконец-то будут раздавать воду. У чанов с водой начинается священнодействие: красиво поют певчие, священник во время молитвы воздевает вверх руки. Все это выглядит очень торжественно и создает соответствующее праздничное настроение.

Молебен приближается к кульминационному моменту. «Во Иордане крещающуся Тебе, Господи!» – поет священник и, держа крест обеими руками, опускает его в чаны с водой. После троекратного погружения креста молебен оканчивается, батюшка кропит всех святой водичкой и проходит в храм по людскому коридору, который ему организовывают те же мужчины-прихожане. Замершая было во внимании толпа встряхивается от оцепенения, и у оградки, огораживающей чаны с водой, начинается традиционная для первых минут неразбериха. Взаимные претензии вроде «А вас тут не стояло!» иногда выплескиваются в банальную потасовку. Перебранки, шум и гам длятся минут двадцать. Но постепенно очередь худо-бедно сформировывается, приобретая стройные очертания.

Из храма выходят послушники и начинают раздавать людям отксерокопированные листки с правилами пользования святой водой. При рассмотрении выясняется, что это вырезка из местной газеты, в которой накануне праздника напечатано интервью со священником. Проходя вдоль толпы, послушники просят людей прочитать листок и передать другим, но не тут-то было – большинство тут же прячет листки в карман. Видя такую ситуацию, какой-то энтузиаст начинает читать заметку вслух. «Надо же, – то и дело комментируется кем-нибудь прочитанное, – а мы-то и не знали». «Да что мы знаем-то, никто нас ничему не учил», – тут же откликаются из очереди. Дослушав до того места в статье, где говорилось, что святую воду пьют с молитвой, в очереди заволновались: что это за молитва такая? Стоящая рядом с читающим бабушка достает из сумки только что приобретенную в храме красочно напечатанную молитву и показывает ее близстоящим. Молитву заинтересованно рассматривают.

Текст молитвы, в которой говорится о милосердии Господнем, о здравии души и тела, о просвещении ума, о покорении страстей и немощей телесных, приходится читающим по душе. Из очереди начинают отпрашиваться, чтобы пройти в храм, приобрести молитву себе и рядом стоящим. В очереди начинает складываться теплая атмосфера, и стояние уже не кажется таким тягостным. А вот уже и заветная оградка, за которой добровольные помощники сноровисто разливают воду. Еще каких-нибудь полчаса – и можно будет отправляться домой с желанной святыней.

Но тут всеобщее внимание привлекает молодой человек, пристально разглядывающий стоящих в очереди и что-то записывающий в тетрадку. Народ настораживается.

– КГБэшник, что ли? – предполагает пожилой мужчина.

– Какой тебе КГБэшник, их и в помине-то давно уже нет, да и кому мы тут нужны, – фыркает таких же лет женщина.

– Нужны не нужны, а ведь вынюхивает что-то, – не сдается мужчина.

– Конечно, из органов, – поддерживает его бабуля в дорогой, но старомодного вида шапке, – в церкви все из органов. Еще Глеб Якунин об этом говорил.

– Это какой Глеб Якунин? Тот, кому в Госдуме морду били, что ли? Так это жулик еще тот, – реагирует кто-то из очереди.

– При чем тут жулик? Он все клички митрополитов рассекретил.

– Ну и что же, что были клички. Вон у Ленина в охранке тоже кличка была. Это правило такое: как следить начнут, так кличку дают.

– Уж Ленина-то не поминайте в святом месте, – не выдерживает дама интеллигентного вида.

– А что Ленин? Ленин – это!.. – вскидывается мужик и трясет рукой, воздевая ее кверху.

– Знаем, знаем. «Мы говорим партия – подразумеваем Ленин, мы говорим Ленин – подразумеваем партия», – цитирует классика революционной поэзии интеллигентная дама.

– Да, партия, а что? Сейчас коммунисты совсем не те, они и в Бога веруют.

– Да не смешите вы, веруют они... Выгодно сейчас верить, вот они и веруют. Их еще Ленин научил к политической обстановке приспосабливаться, – не сдается дама.

– Что вы все к Ленину цепляетесь, – обиделся мужик, – если бы он не умер так рано, мы вообще бы по-другому жили.

– Послушайте, – вмешивается девушка с бидончиком, – вы куда пришли? На митинг, что ли?

Спорящие тут же стихают.

Между тем молодой человек, что-то лихорадочно чиркающий в своей тетрадке, привлекает внимание и разливающих. Кто-то посылает за настоятелем. Вскоре из храма выходит седовласый священник. Подойдя к человеку с тетрадкой, он интересуется: «Простите великодушно, а чем это вы здесь занимаетесь?» «Не мешайте, пожалуйста, я здесь на работе», – огрызается парень. «На какой это еще работе? – приходит в недоумение батюшка. – Я вас, кажется, не нанимал». Парень, не обращая никакого внимания на священника, продолжает чуть ли не заглядывать всем в сумки, что-то помечая в тетрадке. От очереди отделяется детина с канистрой в руках. «Батя, может, его того?» – спрашивает он и делает характерное движение сжатым кулаком. «Отойдите, пожалуйста, я сам разберусь», – досадливо отмахивается священник. Парень чуть отступает в сторонку, но не уходит.

Оценив складывающуюся не в его пользу ситуацию, человек с тетрадкой отвлекается от своего занятия и начинает объяснять священнику: «Понимаете, тут рядом с вашим приходом будут пивную точку ставить и нужно узнать, какой сорт пива предпочитают окрестные жители. А где же лучше узнать, как не здесь? Вон сколько пивных бутылок заготовили под воду».

Оторопевший священник глядит на бизнесмена и не может выговорить ни слова. «Батя, а может, все-таки того?» – вновь пододвигается детина с канистрой. Священник начинает что-то говорить, но тут из храма выходит послушник и приглашает настоятеля к телефону. Батюшка досадливо машет рукой и спешит в храм. Детина, подождав, когда священник скроется в дверях, ставит канистру на землю и делает решительный шаг к человеку с тетрадкой…

Десять процентов

К церковной лавке подошла женщина, приобрела самую дорогую свечу и спросила, где ставят свечи за здравие.

– Заболел кто-то? – участливо спросила работница лавки.

– Да нет, слава Богу, выздоровела родственница моя, а то чуть в могилу бедняжку не свели.

– Порчу, что ли, наслали? – вмешалась в диалог стоящая рядом женщина.

– Да какую порчу! Врачи из центра китайской медицины чуть не сгубили – организм предложили почистить. Набрала всякой всячины на восемь тысяч и стала чиститься: масло с коньяком пить...

Женщина стала рассказывать, как у родственницы на четвертый день чистки разрушились камни в желчном пузыре, да так неудачно, что забили все желчевыводящие протоки. Потом начались обострение и дикие боли в брюшной полости. Спасли родственницу врачи «скорой» и хирурги, сделавшие срочную операцию, удалив желчный пузырь. После операции в больнице сказали, что отсчет времени шел на минуты: чуть замедлили бы, и все – на тот свет. А если бы не эта пресловутая чистка, то прожила бы родственница с этими злосчастными камнями до самой старости и ничего бы с ней не случилось. Чистка же все спровоцировала.

Пока женщина рассказывала, вокруг собралось несколько слушателей.

– Это Бог наказал, – заявила сухонькая старушонка. – Пост нужно соблюдать, а не чиститься. Пост – он все и очистит.

– Это точно, – раздался голос. – У меня дочка как попостится, так личико таким чистым становится.

– При чем тут личико? Пост – он душу очищает, а не личико. Что ж вы пост с диетой путаете! Во время поста молиться нужно больше, дела добрые делать, в грехах сокрушаться и исповедоваться. В этом и суть православного поста.

– Это само собой. Но ведь мясо и молоко в пост не едят. Это для чего?

– А это чтобы плоть свою похотью не распалять, – подала голос сухонькая старушка. – Я вот все по уставу соблюдаю. Всю неделю сухоядение, а в субботу – вино и елей.

Все удивленно посмотрели на старушку, строгим постом усмиряющую и без того изможденную плоть.

– Постойте, а этот центр не за бывшим зоопарком? – спросила средних лет женщина.

– Да, кажется там, а что?

– Да моя сноха собралась туда идти. Ее подружка сходила, да так прекрасно себя чувствует, что и сноху сагитировала.

– Так и мою родственницу тоже знакомая подбила. У нее-то вся желчь вышла, так она засветилась аж. А вот наша чуть на тот свет не отправилась. Когда она в этот центр потом позвонила, там ей спокойно так ответили: «Мы вас лечиться принуждали? Нет. Какие-то гарантии давали? Нет. Какие-то договора подписывали? Нет. Так что вы от нас хотите? Вам просто не повезло. Вы попали в те десять процентов, кому наше лечение не идет на пользу». Короче говоря, ответственности они не несут. Так что и ваша сноха может в эти десять процентов попасть, да еще восемь тысяч при этом выложить.

Спрашивающая женщина побледнела.

– От вас можно позвонить? – обратилась она в лавку.

– У нас городского телефона нет.

– Возьмите мой сотовый, – предложила женщина, рассказавшая печальную историю.

Миниатюрный сотовый телефон звонившей был явно в новинку. Услышав в трубке отвечающий голос, женщина стала бессвязно пересказывать только что услышанный рассказ, крича на всю церковь. «Жулики! Шарлатаны! Восемь тысяч!» – неслось по помещению. На крик прибежали двое дежурных мужчин и долго не могли сообразить, что происходит. Женщина, окруженная толпой, продолжала кричать в трубку. Наконец, откричавшись, она протянула сотовый хозяйке. Та отключила телефон и спросила: «Так куда же свечку поставить?» Все дружно двинулись к подсвечникам.

Целители

В помещение с вывеской, где большими буквами выделялось: «Целительный центр», зашла средних лет женщина. Робко оглядевшись, посетительница обратилась к молодой женщине, сидящей за столиком.

– Скажите, а вы не экстрасенсы?

– А почему вы так спрашиваете?

– Так батюшка наш говорит, что у экстрасенсов лечиться нельзя, что все у них от лукавого.

– Нет, мы не экстрасенсы, мы народные целители. Вот видите, у нас и лицензия имеется, вон в рамочке висит. Там четко написано, что мы лечим на базе народного целительства, на базе опыта, веками накопленного нашими предками, – зачастила женщина, потом нажала кнопку вызова. – Вот возьмите проспект, пока почитайте, а сейчас наш сотрудник к вам подойдет.

Через несколько минут в зал вышла солидная женщина в белом халате. Обратившись к ней по имени-отчеству, секретарша показала на вошедшую женщину:

– Вот у посетительницы вопросы.

– Слушаю вас.

– Я уже спрашивала: вы не экстрасенсы?

– Так, все ясно. Мы не экстрасенсы, мы народные целители. Вот наша лицензия в рамочке висит. Там все написано. Вас, наверное, в церкви против нас настроили? Тут к нам один батюшка заходил и не разобравшись хулу навел. Всех пациентов распугал. А мы все здесь православные. Видите? Иконы у нас висят: Божия Матерь, Николай Угодник, целитель Пантелеймон.

– Не Пантелеймон, – поправила посетительница, – а Пантелеимон.

– Да? – удивилась женщина в халате. – Ну, будем теперь знать. Спасибо. Так что, если вы хотите у нас полечиться, ознакомьтесь с расценками, мы лечим недорого, верующим же советуем перед лечением исповедоваться и причаститься. Свечи в храме поставить. Потом мы скажем, сколько и кому поставить. Нам свечи принесете на лечение, тоже скажем сколько, а пока записывайтесь у секретаря.

Удовлетворенная посетительница направилась к столику записываться на прием. В это время раздался телефонный звонок. Секретарь подняла трубку. Поговорив минуты три, она положила трубку, вскочила и побежала вслед за женщиной в белом халате:

– Снимайте скорее иконы! Сам едет!

В холле поднялся переполох. Откуда-то притащили лестницу. Прибежавший мужчина быстро взобрался вверх, стал снимать иконы и передавать их вниз. Иконы спешно укладывали в коробку. По холлу неслось:

– Сам едет! Сам едет!

Посетительница растерянно наблюдала разыгравшуюся сцену, потом, перекрестившись, отошла от столика и тихонько направилась к выходу…

Встреча в ночи

Поздний вечер, почти ночь. К конечной остановке подошел автобус. Выгрузив пассажиров, автобус тут же отъехал, исчезнув в темноте. Постепенно растворились в сумерках и вышедшие из автобуса пассажиры. На опустевшей остановке остался стоять в задумчивости молодой парень. Дороги домой было две – длинная, по жилмассиву, и короткая – через лесопосадку. Идти длинной непривычной дорогой не очень-то хотелось, привычная же пугала мрачной темнотой, тем более что совсем недавно в этой лесополосе местная шпана избила прохожего. Постояв в раздумье и поозиравшись, парень махнул рукой и зашагал в сторону лесополосы.

На подходе к лесу сзади неожиданно послышались быстрые шаги. Оглянувшись, молодой человек увидел тени надвигающихся фигур. «Все! – промелькнула мысль. – Приплыл! Надо же было дураку пойти через лес. Нужно было хоть денег немного с собой взять, а так ничего у меня не найдут и прибить насмерть могут со злости». Парень прибавил шагу. Прибавили шагу и догоняющие.

Боковым зрением парень увидел, что догоняющих трое. Крепко сложенные молодые люди в черных куртках стремительно приближались. «Эти церемониться не будут, – решил он. – Им неважно, есть деньги или нет, им главное потренироваться на живом человеке». «Ну что стоило пойти другой дорогой? – вновь стал укорять себя молодой человек. – Теперь спеши не спеши, все равно догонят, да еще хуже будет, если побегу. Разозлятся только сильнее».

Между тем один из догоняющих обогнал молодого человека, быстро прошел вперед несколько шагов, повернулся и встал поперек дороги. Парень остановился. Сзади подошли двое из догоняющих и встали у него по бокам. В воздухе повисла напряженная пауза. «Ну вот и все! Капкан! Классика. Сейчас начнут…» – обреченно подумал молодой человек, стараясь унять нервную дрожь.

Наступившую тишину прервал перегородивший дорогу коротко стриженный парень: «Простите, можно вам задать вопрос?» Восприняв молчание как знак согласия, стриженый продолжил: «А вы слышали что-нибудь об Иисусе?» Молодой человек оторопел: «Вы что? Миссионеры, что ли?» – «Да, мы из Церкви Христа». Нервная дрожь перешла в нервный смех: «Ну, блин, вы даете! Надо же! Церковь Христа! А почему по трое ходите?» Миссионеры замялись, потом один из них застенчиво сказал: «Да понимаете, нас бить стали последнее время».

Выпустить птицу

Будний день, 7 апреля. Городской рынок полупуст. В ряду, где обычно торгуют рыбками и птицами, тоже почти безлюдно. Продавцов всего двое. Один торгует заморскими попугаями, второй – сибирскими птахами. Попугаи картинно сидят на жердочках в роскошных клетках, аборигены же под завязку напиханы в малюсенькие клетушки, расставленные вдоль прилавка.

– Что-то нет клиента, – сокрушенно вздохнул продавец попугаев. – Зря пришел. Обычно в это время уже подходят, а нет никого.

– Так Благовещенье сегодня, а в Благовещенье сам знаешь: птица гнезда не вьет, девка косы не плетет. Так что отдыхает народ, если кто не на работе, конечно. Считай, что день твой впустую, – откликнулся птицелов.

– Это почему же только мой? А ты-то тогда чего приперся, если такой умный? – обиделся попугайщик.

– Так я же тебе и толкую, что Благовещенье сегодня – птиц положено выпускать на волю. Я каждый год к этому дню почаще в лес езжу, запасаюсь. Люди приходят, покупают птиц и выпускают.

– Да мы с тобой тут уже часа три торчим, а никого не видно.

– Погоди, вот служба в церкви закончится, начнут подтягиваться.

Мужики закурили и стали обсуждать проблемы птичьего корма.

– А вот уже и идут! – обрадованно воскликнул птицелов, увидев седоватого мужчину, направившегося в сторону птичьего ряда. – Это точно мой клиент, я его по прошлому году помню.

И действительно, пройдя мимо роскошных попугаев, мужчина остановился у клеток со щеглами и снегирями.

– Почем птицы? – спросил он.

– Щеглы – пятьдесят, снегири – сорок.

– Однако! В прошлом году было намного дешевле.

– Так это в прошлом. Тогда и хлеб был дешевле, и электричество, и транспорт, и птичий корм, кстати.

– Давно снегирей поймали? Что-то квелые больно.

– Квелые оттого, что тесно. А поймал недавно. Так что если отпускать – самое то. Весна на дворе, корма много, не пропадут, даже если бы месяц в неволе жили.

– Ладно, уговорили, – сказал мужчина. – Вот только у меня сто рублей, а снегирей три. Давай на стольник всех троих!

Птицелов тут же согласился:

– Согласен. Вы у меня первый покупатель, вам скидка. Забирайте!

Сторублевка перекочевала в руки хозяина птиц. Мужчина открыл дверцу, достал первого снегиря и подбросил вверх. Птица рванула в воздух и мгновенно исчезла с виду. За ней последовала вторая. «Ой! А дайте я выпущу!» – подала голос невесть откуда взявшаяся девушка. «Только осторожно», – попросил мужчина и передал птицу ей в руки. Девушка что-то заворковала от восторга, подержала немного птаху и подбросила в воздух. Снегирь, отчаянно махая крыльями, умчался вслед за собратьями.

– Вы благородный человек! – тронул мужчину за плечо еще один свидетель освобождения птиц, с явными признаками абстинентного синдрома на лице.

– Так взяли бы и вы выпустили какую-нибудь, – откликнулся освободитель птиц.

– Рад бы, да тут на похмелку никак не соберу, не то что на птицу. Цены-то! Почитай целый пузырь!

– А вы выпустите птицу, может, Богородица вас от пьянства и излечит. Ведь сегодня праздник Благовещенья, день особый.

Похмельный мужик дико покосился на говорившего и как-то незаметно исчез среди прилавков.

Воскресный день

Воскресный день. У подъезда многоквартирного дома на скамейке сидят пожилые жильцы, греясь на солнышке. Из подъезда выходит женщина средних лет с тазиком в руках и направляется к столбам с натянутыми веревками, где сушится белье.

– Надо же, – заметила одна из сидящих, солидная женщина в цветастом платке. – Сегодня воскресенье, работать грех, а она белье стирает.

– А когда же ей еще стирать? – вступилась старая бабушка. – Вы что, не знаете? У нее мать парализованная, да сама двоих ребятишек без мужа воспитывает.

– Так-то оно так, но в Библии написано, что в воскресенье работать грех. Я вот в воскресенье никогда не работаю и сына своего приучила. Он с детских лет знает, что в воскресенье работать грешно. Я в деревне росла, у нас хоть церковь и сломали, а люди верующие жили, и в воскресенье или праздник церковный никто не работал, – продолжала женщина, начавшая разговор.

– Да что толку-то, что не работали, – не унималась бабушка. – В Библии-то совсем другое написано: шесть дней работай, а седьмой Богу посвящай. Богу! Понимаете? В этот день люди в церковь ходили, а коли возможности не было, так дома молились, а не просто отдыхали. А как в деревне нынче отдыхают, я знаю. Сама деревенская. Да и родня до сих пор там живет. Пьянь одна.

– Ну, пьяни и здесь хватает. Но я-то о другом. Вот вы говорите, что молиться нужно в этот день, – я согласна, но она-то белье стирает! – продолжала наседать женщина в цветастом платке.

– Вы знаете, наш батюшка в церкви говорил, что Богу молиться можно и когда белье стираешь, а вот когда телевизор смотришь, тогда не до молитвы. Раньше человек вечером книжки читал, а если верующий – Псалтирь или молитвослов, а нынче все – и верующие, и неверующие – в ящик пялятся. Про сериалы вот батюшка говорил – самое вредное для души. Фильм посмотрел человек и забыл, а как станет сериалы смотреть, так начинает чужую жизнь проживать, чужие страсти к своим прибавлять. И вообще из этого мира уходит в мир вертальный, – не сдавалась бабушка.

– Не вертальный, а виртуальный, – подала голос молчавшая до сих пор женщина с книгой в руках, покачивающая детскую коляску.

– Во-во. Сразу и не выговоришь. И из этого вертального мира в нормальную жизнь уже не вертаются: все будет казаться не так и не то. И начинает человек на ближних роптать, да Бога гневить. А вот стирка, если она с молитвой, Богу угодна, тем более если в будний день нет возможности постирать.

Богословский диалог неожиданно прервался резким хлопаньем двери. Из подъезда вышел крепко выпивший молодой мужчина – сын женщины, осуждающей работающих в воскресные дни. Осмотрев мутным взглядом сидящих на лавочке, он невнятно пробурчал приветствие, смобилизовался и прошагал мимо на неестественно прямых ногах.

– Вот горе-то где! – в сердцах сказала мать пьяного. – Опять наклюкался. К Витьке из соседнего дома в гости пошел. Теперь пить будут до ночи, охламоны, прости меня, Господи. Ну ладно, до свидания всем, пойду домой, а то скоро по телевизору сериал начнется.

назад

вперед