– Напротив, меня очень порадовало, что есть такие места, где рассказанные мной факты воспринимаются как страшилки. Потому что в Москве это – ежедневная реальность, которая касается всех детей, в том числе и воспитывающихся в православных семьях. Сегодня очень многое в педагогике подается в христианско-гуманистических оболочках, и даже не все православные родители замечают крысиный яд, который внутри. Это относится и к установке не «давить» на детей. Ведь ни один родитель не хочет быть плохим, то есть «давящим».

– А примеры у вас есть, чтобы православные обманывались «христианской оболочкой»?

– Да сколько угодно. Недавно прочитала статью своего друга с юности Виктора Аксючица, православного философа, который свою статью «Неглобальность глобализации» закончил тем, что мы должны расширить свое сознание и не бояться глобализма, поскольку он якобы влияет только на низменное в человеке. И, мол, у нас есть христианство – оно такое полное, что влияет на дух и душу человека, а значит, гораздо сильнее глобализма... Это он пишет в том числе о новых педагогических установках, которые нам навязывает глобализм. Конечно, надо уповать на Бога, но принадлежность к православию автоматически не ограждает нас от современных искушений.

– И все же, если можно, конкретнее о «христианской оболочке»...

– Вот пример. Сторонники инноваций в педагогике апеллируют к словам Христа: «Если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное» (Мф. 18, 3). Значит, будьте как дети – тем более, когда обращаетесь со своими детьми. И под этим видом подсовывают нам установку на «партнерские отношения с детьми», в которой родитель должен быть «другом» своему дитя и «равным» ему. А какой православный, особенно из неофитов, не захочет быть «другом»? Уже, получается, нельзя ребенку запрещать зло, потому что никому же не хочется быть «плохим» воспитателем.

А подвох здесь вот в чем. Да, нужно быть другом. Но почему нельзя быть СТАРШИМ другом, а обязательно надо быть РАВНЫМ? Зачем тогда вообще родители? На равных ребенок общается в песочнице, потом в школе, с товарищами по двору. При чем здесь родители?

– Но ребенку же нравится, когда «на равных».

– Ребенку нравится разбирать найденную ручную гранату – что не значит, что это ему во благо.

– Как же в данном случае понимать евангельское «будьте как дети»?

– В духовном смысле: будьте с чистой душой. Христос не говорил, будьте неразумны как дети, которые не знают, что такое хорошо и плохо. Равенство... Подумайте, какое равенство может быть с тем, кого мы родили? Мы вообще, онтологически ребенку не равны, даже когда ему 50 лет, а нам 80.

Человек, который делает вид, что он такой же, как ребенок, – когда он, образно говоря, садится на корточки, хотя от этого очень затекают колени, – такой человек неискренен и позволяет лжи проникнуть в свои взаимоотношения с детьми. Такой человек не может быть авторитетом для ребенка, а следовательно, не может передавать ему культурные традиции. Но даже не это самое страшное.

Я клинический психолог, лечу детские неврозы, то есть занимаюсь «пограничным состоянием психики». Много общаюсь с детьми, которые в детсадах и школах считаются нормальными, а на самом деле находятся в пограничных состояниях. Таких, к сожалению, очень много сегодня. И таким состояниям способствуют модные «партнерские отношения» с детьми, которые вызывают у них запредельные, патологические страхи.

– Почему?

– Вот сидит ребенок перед телевизором – этой фабрикой страхов, в том числе патологических, которые съедают душу. Кровавые преступления, природные катаклизмы – все на виду. Это с одной стороны. А с другой? Государство, как понимает он из телевизора, его от этого не защитит – поскольку оно «коррумпировано и развалено». Армия не защитит – она «продает оружие врагу». Дети вдруг оказываются наедине с этим миром. Куда деваться?! Родители... Они «равные» мне, а значит, такие же слабаки. Ребенок-то не понимает, что эти «партнерские отношения» равенства – просто модная инновация, навязываемая нашему образованию и обществу.

Лет восемь назад знакомая женщина, преподаватель истории из Америки, рассказала мне, что у них масса фобических состояний, потому что очень в моде эти самые «партнерские отношения», причем не только в семьях, но и в школах. И, поскольку учителя держатся «на равных», ученики на них частенько нападают с кулаками. Там развита «ювенальная юстиция», которая посвящена защите «прав детей». Как это выглядит? Скажем, мужчина-учитель мог бы унять разбушевавшегося подростка, но не имеет права. По закону он должен выглянуть за дверь и позвать полицейских из команды «Stop». В американских школах вынуждены держать такую специальную команду, чтобы остановливать детей, когда они уже переходят через край. И вот полиция берется за подростка, который ни в чем не виноват: ему сказали про партнерские отношения, он так себя и ведет – ведь подростки между собой дерутся, это нормально, почему бы не вздуть и учителя?

– У верующих людей есть недоверие к психиатрии как таковой. Вы сталкивались с этим?

– Да, но только поначалу. А сейчас ко мне прилепилось звание «православного психолога», и ко мне устремились православные люди, которых, признаться, не успеваю всех принять. Такое отношение к психологии как к панацее тоже неправильное.

– И все же – в чем роль «православного психолога»?

– Как мне кажется, первая его задача – как у «скорой помощи» – остановить какое-то явление, особенно у ребенка. Вообще, считаю, что «православная психология» должна ограничиваться занятиями с детьми, потому что взрослый человек, если он не явный психбольной и у него не нарушено сознание, должен сам с Божьей помощью справляться с трудностями – неврозами и прочим. Когда к «православному психологу» обращается человек с жалобой на депрессию, на одиночество, нужно объяснить ему, что это страдание – не психическая болезнь, а явление абсолютно нормальное. И поздравить его с тем, что у него так отчетливо возникло это страдание – значит, душа его жива, она страдает без Бога и Церкви.

– Вы психолог, а много пишете о политике, о глобализме, на Рождественских чтениях два года подряд возглавляете секцию, посвященную глобализации. Почему?