«ВЕРЕ» – 15 ЛЕТ

НЕ ПОТЕРПЕВШИЕ ПОРАЖЕНИЯ

Три снимка лежат передо мной на столе. На одном – коми крестьянин Питирим Доронин из села Шиладор Сыктывдинского района. На другом – сын казачьего офицера-белоэмигранта Василий Молчанов, живущий в Ухте. На третьем – сыктывкарский, как у нас говорят, «орнитолог-любитель» Владимир Галкин. Люди, к которым я испытываю чувство большее, чем просто уважение. Они из той эпохи, когда мужчины выживали так же редко, как и теперь. Вот мои деды не уцелели. Первый, Оганес, погиб в 41-м, второй, Василий, пришел с фронта израненным, но живым. Война сожгла его позже, и не только она. Он был несовместим с той жизнью, в которой оказался, – нерусской, неправильной, чужой. Заставляющей его, ветврача, одного из самых образованных людей в районе, бессильно пить горькую, при виде того, что происходит с вятской деревней.


Питирим Доронин

Я смотрю на фотографии людей, лежащие передо мной, и горечь случившегося с нашей родиной накатывает вновь. Вспоминаю, как вспыхнул Питирим Семенович Доронин, ранненый больше двух десятков раз, разведчик, артиллерист, когда я задал вопрос, привез ли он с войны трофеи. От волнения он с трудом стал говорить по-русски:

– Никакой трофей, никакой трофей. У кого брать, у таких же, как я, человека. Ругал очень сильно своих солдат. Не трогайте ничего абсолютно.

– За что вы получили орден Красной Звезды?

– Не помню. Деревню взяли, пленных человек пять-шесть, за это и дали. Наверное. Это надо забыть. Болею, работать надо. Траву косить скоро. Хотел выбросить все награды, они коммунистические, да только дочь не дала, к себе забрала. А что в них?.. Вот если бы божественные.

– Какие божественные?

– Крест.

– Георгиевский?

– Да, ваша газета «Вера» о нем писала, я читал. А коммунистические что? Ни во что не верили. Приехал после войны, руки болят, ноги. А здесь новые мучения. От безбожной власти наград не хотел. Вот если бы крест...


Владимир Галкин

Владимир Павлович Галкин. Лучше всех на свете знает птиц Республики Коми.

– Это судьба, – говорит он. – Вот человек родится – и в нем уже заложена любовь к чему-то. А я всегда любил зверушек, всегда: все, что добренько, пушисто, глазасто.

Прирожденный ученый-биолог, личность такой творческой силы и дисциплины духа, что мог прославить свою страну, но остался безвестен. Написал в юности повесть, которую сочли антисоветской. За этим последовало несколько лет лагеря, путь в науку оказался отрезан.

– Никто не уходит победителем. Все уходят жертвами... – медленно произносит он. – Никто не может ответить на вопрос – в чем смысл жизни, зачем человек появляется на свет, для чего он создан? Никто. Разве что верующий...

«Главное во всем этом – не наука. Главное – любовь.

Вот выхожу я на луга на целый день. Шесть утра. За тобой остается темный след в траве. По сапогам стекает роса, и все они улеплены лепестками лютиков. И ты окунаешься в этот мир рассветных туманов и пения птиц, и забываешь, что тебе уже за шестьдесят. Не думаешь о том, что эти луга скоро заметет снегом, что птицы улетят, и впереди – мрак зимних ночей. Так было на Вычегде и тысячу лет назад, и две. И ты причастен этой вечной красоте».


Василий Молчанов

Василий Николаевич Молчанов. Родился на канонерке «Маньчжур», последнем судне, покинувшем Россию с белыми воинами и их семьями на борту. Потом была жизнь в Харбине, приход советских войск, арест... Он мечтал стать инженером, но в сталинских лагерях потерял руку. Почти слепой. Пытаюсь вспомнить его голос, бодрый и скорбный одновременно, поющий песню из лицейской юности, с которой маршировали по Харбину – последнему кусочку старой России:


Скажи-ка, дя-а-дя, ведь недаром
Москва, спале...
Москва, спаленная пожа-а-ром,
Французу отдана…

Допеть не может, отворачивается. Провожая меня, говорил о том, что жить им с женой совсем худо стало, видно, придется снова перебираться в Дом инвалидов. Все это ровным голосом, не рассчитанным на то, чтобы вызвать жалость.

Простившись, я долго смотрел, как уходила во тьму его фигура в кирзовых сапогах и шапке-ушанке.

...Был канун праздника «Всех скорбящих радость», но я вспомнил об этом только наутро.

Три лица. Три просвета в сером, плотно обложенном тучами небе, в которые льется немного света из Небесной России.

Вл. ГРИГОРЯН

назад

вперед


На глав. страницу.Оглавление выпуска.О свт.Стефане.О редакции.Архив.Форум.Гостевая книга