ЭКСПЕДИЦИЯ

МЕЗЕНСКИЕ ОБЕТЫ

(Продолжение. Начало в №№ 524-527)

Из дневника И.Иванова.

Мезенозавры из опоки

Наутро, позавтракав у гостеприимных Листовых, мы вновь было завели разговор о дорожниках с их транспортом, чтоб доехать из Пылемы в Лешуконское. Но у меня в памяти свежи были еще воспоминания о вчерашнем «карауле» у понтона, и надежда на попутный транспорт как-то быстро увяла. Что ж, пойдем пешком. Прощаемся. Столько говорено, о стольком вспомянуто, что расстаемся точно с родными. Все, вскинули рюкзаки на спину.

– Я вас провожу, – решается Виталий Иванович.

У околицы прощаемся еще раз. Свидимся ли еще когда-нибудь на этом свете? Едва ли. Сказаны уже последние слова, помахали друг другу. Пошли.

Слышим оклик:

– Как дорога-то, грязная, не липнет?

– Подсохла!

– Ну вот и хорошо.

Он так и стоял посреди дороги, пока мы не скрылись из виду.

После вчерашнего дождя с ветром утро выдалось жарким – тут мы вновь вспоминаем, что в дороге хорошая совсем не та погода, что на сенокосе: солнце гнобит путника ничуть не меньше, чем дождь.

Идти решаемся вдоль реки, по самой кромке Мезени – «низом», как тут говорят. Дорога, проложенная «верхом», – это непролазная колея в глине, непрерывно тянущаяся в гору и тут же сползающая под изволок. По такой передвигаться можно только от полной безысходности. Скажем, в половодье. Если вода поднимется хоть на метр – берегом не пройти. Крутой, почти вертикальный берег из опоки, на котором даже куст не зацепится, к воде он приближается уже ластясь, почти заискивая (все-таки она здесь главная), – здесь каменистый уклон уже градусов двадцать. Вот по нему-то и ездят машины и ходят путники. Идти берегом, конечно, удобнее, чем глину толочь на горках, но через несколько километров мы делаем привал и одновременно стягиваем левые сапоги: у обоих «симметрично» появились мозоли на левой ноге – сказался-таки уклон к реке. Следующий привал у ручья, стекающего по оврагу в реку.

– Что это – никак крест? – спрашиваю у Михаила.

– Точно, обетный, – он лишь мимоходом бросает взгляд на спрятавшийся в ельце крест и спускается к ручью – набрать воды. А я иду «поздороваться». Вот он, в человеческий рост, почерневший от дождей, повязан «у пояса» выцветшим от времени платком, стоит с распростертыми руками, точно обнять тебя, путника, хочет, что-то сказать. Но молчит. И из леса не выходит… Позднее в Лешуконском я восхищенно заметил священнику, что нигде по России не видел такого обилия обетных крестов. Но отец Владимир не поддержал меня: «С одной стороны, да, вроде бы признак благочестия. Но часто за этим ничего не стоит: просит у Бога человек многого, а отделаться хочет легко – поставил крест или часовню, и делов-то. А чтоб изменить свою жизнь, потрудиться душой, а не руками только, воцерковиться – этого нет». Я не совсем согласился с батюшкой – вспомнил этот крест на забоке: все-таки православие в этом краю своеобычное, таежное. Нет, дело тут не в двоеверии. Быть может, Бог открывается человеку здесь больше через природу, чем через богослужение.

Само название – Лешуконье – каких только версий его происхождения я не слышал, все с языческим уклоном: и от лешака, и от лешего-на-коне, и от лешего (т.е. бесовского) конца. Но если вспомнить, что в древнерусском слово «леший» значило «лесной», «кон» – «предел», то все становится на свои места. Лешуконье – значит «лесной край».

Село Лешуконское нам открылось уже вскоре – крохотные строения далеко-далеко, на горе что-то вроде трубы котельной или ретрансляционной вышки на другой стороне Мезени. Это тот самый случай, когда лучше бы не видеть конечной цели пути – легче идти.

– Смотри! Кто-то там есть, – обращаю внимание Михаила на дымок впереди.

– Похоже, костер.

– А рядом моторка. Рыбаки, наверное.

Мы невольно ускоряем ход. Наконец можно разобрать, что и в самом деле на берегу вокруг костра, как на картине Репина «Охотники на привале», расположились местные рыбаки. Рядом носом в берег уткнулась моторная лодка. Кажется, рукой подать – а идем до них еще с полчаса: на реке расстояния скрадываются. Издали заметив, молча ведут они нас взглядами, так пристально, что, поравнявшись, безо всякого приглашения мы рассказываем, откуда и куда. Выясняется, что у костра – рыбаки из Лешуконского, но обратно ехать пока не собираются. Все-таки просим, если что, захватить нас, мы же, мол, будем до самого Смоленца идти вдоль берега. Особенно мне в глаза бросается разбойничьего вида плохо выбритый здоровый мужик, он отпускает нам вслед какую-то – не расслышал – шутку. Кого же он мне напоминает?.. Не возьмут, и не надо, уж в Смоленце-то как-нибудь сможем найти переправу. И мы топаем дальше, время от времени посасывая конфетки.

Наконец у берега показываются сарайчики, по оврагу вверх взбегает тропка – это уже начало Смоленца, Верхний Конец. Еще немного, и пришли. Откуда-то сверху, из деревни, доносится детский гомон. На берегу ни души, моторные лодки вдоль берега висят гроздьями возле колод и напоминают поросят, присосавшихся к свиноматке. На одного из них, скинув сапоги, усаживаюсь я, а Михаил идет в деревню договариваться с перевозом.


Вид на Лешуконское из космоса. Село находится на полуострове, омывается рекой Вашка. Вверху гавань - там речной порт. Вверху за пределом снимка Вашка сливается с Мезенью, чуть правее - д.Смоленец

Отсюда уже хорошо виден райцентр, но до него неблизко. Стоит он, оказывается, не на Мезени, а в устье Вашки, и чтобы попасть туда из Смоленца, надо переправиться через две реки, – сделав внушительную петлю, объехать мысок-острило. Делать нечего, и я разглядываю высоченный берег, вдоль которого мы шли. Издали он похож на гигантскую, с пяти– десятиэтажный дом, выкрашенную суриком стену. В этой красной береговой опоке в 30-х годах ковырялся палеонтолог Иван Ефремов, более знакомый нам как писатель-фантаст, автор «Туманности Андромеды» и др., – так вот, он нашел здесь прежде не известного науке животного размером с крупную ящерицу, довольно симпатичного, с большими глазами и вполне безобидного насекомоядного мезенозавра – так его назвали в честь реки. Сколько здесь живут русские? Пускай, пятьсот лет. Ну, первобытные люди появились 10 тысяч лет назад. Но и 250 миллионов лет назад, во времена динозавров, здесь все было густо заселено: зеленели леса; вода, земля и небо кишели жизнью. Как же не восхищаться, не благоговеть перед этой силой естества?

…Через полчаса Михаил показался над берегом и криком сообщил неутешительное известие: договориться ни с кем не удалось. Говорит, что еще попробует поискать, и снова исчезает. Проходит еще полчаса. Волны, словно старик беззубым ртом, чавкают под днищем лодки, солнце палит, надоедливый овод кружит над головой. Вдруг сквозь жужжание насекомого доносится звук, похожий на мотор. Вглядываюсь до слез, но река так блестит, что увидеть на ее поверхности что-либо невозможно. Наконец из этого блеска выскакивает «Казанка», и тот самый «разбойник» – я сразу узнал его – глушит «Вихрь» и машет мне рукой – поехали! Вот уж не ожидал такой оказии. Но где же Михаил?

А вот и он, сбегает по лестнице со щельи. Грузимся в лодку и, прикрывая уши от ветра, несемся к Лешуконью. За мысом заворачиваем в устье Вашки, далее – в затон, и взгляду открывается обширный речной порт: буксиры, как рыбешки, – одни валяются на берегу, другие хвосты мочат в воде, третьи кверху брюхом, но все – мертвые, ржавеют, и это особенно заметно, когда приближаешься. Полное запустение! Наверное, тут дети любят шнырять. Полузатонувший речной кран грозит опрокинуться, иллюминаторы-глаза на буксире «Яренск» заколочены точь-в-точь как окна того заброшенного дома в Пылеме. Да ведь этот умирающий затон – та же деревня со своим разбежавшимся населением, своими домами, только плавающими, и опустевшими «фермами» (за нее вполне сойдет ремонтная плавбаза). Были золотые времена «северного завоза», и тут кипела жизнь: с барж разгружали уголь, земснаряд углублял фарватер, самоходки развозили продукты на зиму жителям прибрежных деревень…

Наша лодка ткнулась в берег между задраенной плавбазой и полузатопленной баржей. Расспрашиваем у наших доброхотных перевозчиков, как добраться до церкви, и тут я вспоминаю, наконец, на кого же похож этот добрый детина, которого я поначалу принял за забияку.

– Тебе говорили, что ты на актера Жана Рено похож? Ну, две капли воды.

– Насчет этого не знаю, а на деда своего похож…

Так и остался он у меня навсегда в памяти «лешуконским Жаном Рено» – а ведь настоящее имя его я спрашивал и повторил еще про себя, чтоб за здравие его помолиться. Ан нет, не удержалось в памяти имя.

Лешуконское

Поднявшись на берег, застроенный скучными двухэтажками, сначала ищем аптеку – хотим порадовать наши разбитые, смозоленные ноги. Но, как и многое в сельской местности, работает она по «особому расписанию» – наверное, продавщица (или как ее там – фармацевт?) ушла корову с пастбища встречать.

Похромали мы в сторону храма без пластырей. Как оказалось, храмом все местные жители называют сейчас бывший дом культуры, опять же бывший Никольский храм – одно из немногих каменных зданий Лешуконского. На самом деле оно лишь недавно передано верующим, и молитва в нем еще не возобновилась. Окна забиты, рядом сложены доски – это снят пол, и видно, что он еще церковный, «на шипах» (оттого доски пола в храме были ровненькие, не скрипели), рядом валяются фрагменты от сцены ДК уже советских времен – бросается в глаза, как же халтурно она была сколочена, а ведь из тех же, «церковных», досок.


Дом священника -
настоящий крестьянский,
с поветью и взвозом

Впрочем, только наличие дома культуры в стенах храма и позволило достоять ему до нашего времени – какой-никакой, а хозяин у здания был. Потом нам рассказывали, что до войны как только его не использовали. Когда пришел первый директор ДК, он застал внутри страшный разгром, коммунистические плакаты прямо во фрески, в лики святых были вколочены. Непонятно, кому помешала колокольня, какое-то время после закрытия храма использовавшаяся как обзорная вышка – ее снесли. Зато со стороны паперти пристроили деревянную танцплощадку. Теперь это угрюмый дом с двускатной крышей – только арочные полукружья окон напоминают о том, что в нем некогда молились Богу.

Идем в сторону священнического дома. Большой, двухэтажный, как нам его описали, номер 72. Калитка. Закрыто. Бросаем рюкзаки. Будем ждать.

Из дневника М.Сизова.

Последний переход совсем нас доконал – стертые подошвы жжет, будто в сапоги вместо стелек засунуты электроплитки. Ступали осторожно, чтобы не поджариться, – и со стороны, наверное, были похожи на двух небритых астронавтов с высокими торбами за спинами, медленно, как во сне, бредущих по Луне. А виды вокруг и вправду инопланетные: кирпичные дома, девушки в ярких городских платьицах, множество детей и... легковые автомобили. Интересно, как их сюда завезли, на баржах, что ли? Или зимой есть дорожное сообщение с большой землей?

От дома священника, расставшись с Игорем, я поковылял в поисках действующего храма, разместившегося в простой деревенской избе на улице Первомайской.

Вот так «изба»... Огромные северные хоромы с семью окошками по фасаду. И внутри тоже все большое: пол из широченных плах; массивная русская печь, за которой поет церковный хор, скрытый ситцевой занавеской; алтарь, вместимости которого позавидует любой городской собор; священник в алтаре – высокий, даже под ризой угадывается атлетическая фигура.

Вечерняя служба только началась. Пристроившись к прихожанам, оказываюсь рядом со старинной иконой, на которой изображен старец на фоне таежной пустыни. Преподобный Иов Ущельский! Вот мы и пришли... Его разоренный монастырь, что находился близ Лешуконского, когда-то покинули три инока – Иоанникий, Иуда и Иаков, устроив скиты по реке Мезени. И вот теперь, пройдя их путем, поклонившись святыням, оказались у истока...


Звонница на повети

Рядом к стенке прикноплена страничка из старого-старого номера нашей газеты – памятка «Как креститься в храме». Увидев знакомый узор рамки на бумаге, вдруг осознаю: а ведь мы уже дома. Молиться хорошо было, даже об «огненных стельках» в сапогах забыл. Священник приветливо кивнул, сразу признав «походника»: «А Михаил где?» Нас с Игорем постоянно путают, но это не важно. Кратко объясняю: «Остался с рюкзаками у дома».

Как позже узнал, среди прихожан много местной интеллигенции. Только на клиросе – директор школы, секретарь суда, работник лесхоза, руководительница фольклорного хора, заслуженный работник культуры... Когда я разговаривал с редактором районной газеты «Звезда» (она тоже оказалась на службе), батюшка подвел улыбающуюся женщину: «Людмила проводит вас в баню. Она два дня топила, все вас ждали».

(Продолжение на следующей странице)


назад

вперед


На глав. страницу.Оглавление выпуска.О свт.Стефане.О редакции.Архив.Форум.Гостевая книга