ЭКСПЕДИЦИЯ

МЕЗЕНСКИЕ ОБЕТЫ

(Продолжение. Начало на предыдущей странице)

Что в стакан не нальешь

Переобувшись в домашние шлепанцы, шествуем с Игорем по Лешуконскому – в баньку Людмилы Михайловны Федуловой. По пути расспрашиваем ее про священника.

– Отца Владимира все любят, даже молодежи с ним интересно, – рассказывает его первая помощница. – Он с матушкой к нам в область приехал из Казахстана. Владыка Тихон сказал ему: «Если пять лет в Лешуконском сумеешь прожить, то удержишься там». А прошло уже шесть лет. Теперь батюшкин дом – центр жизни, в него, бывает, набивается чаевничать зараз человек 20-25. Скоро день ангела отца Владимира, 50 лет исполнится, то-то народу соберется... У него три дочери: одна в Москве в Богословском университете учится, другая здесь, на клиросе поет, а третья еще малютка.

Людмила вводит нас на ухоженный и несколько необычный двор. Вместо дощатых мостков – алюминиевые грузовые поддоны, бортиками огородных грядок служат лопасти вертолетных винтов, а окружья цветочных газонов – это кольца с капотов АН-2. Напарившись, розовые, сидим за столом у Федуловых, и муж Людмилы угощает нас домашней настойкой. Сергей служит в аэродромной команде, а много лет до этого был летчиком, облетел весь наш Север. Вспоминает разные случаи. Как самолет в воздухе обледенел, пришлось садиться на реку – и, используя «аннушку» в качестве аэросаней, ехать по льду десятки километров до пункта назначения. Как во время взлета из-за перегруза самолет не успел набрать высоту, и чудом удалось пролететь сквозь рощу. После одного из таких случаев Сергей и поверил в Бога. Теперь он – незаменимый помощник о.Владимира. Вчера в переданном приходу храме обрезал «болгаркой» трубы старой теплоцентрали – будет монтировать автономный котел.

Людмила прежде работала главным технологом в химлесхозе, который в Лешуконском районе многим давал рабочие места. Годовой рекорд добычи – 465 тонн смолы. Сами делали бочки и по весне отправляли стратегическое сырье на баржах в Архангельск. Но в 1994 году производство закрыли.

– А в церковь я пришла позже мужа, – признается она. – В 2002 умерла моя крестная в Устюге, откуда я родом. Похоронила ее, вернулась с сороковин – и словно кто-то невидимый повел за руку в храм. Ни одной службы потом не пропустила.

– Как народ здесь, верующий? – спрашиваю.

– Наш район «красным поясом» называют, – отвечает Людмила. – Большинство-то пенсионеры, а они хорошо помнят, как до перестройки жили. Когда я сюда распределилась после учебы в Архангельске, обомлела: в областном центре пустые полки, а здесь тушенка, разные виды рыб, конфеты – глаза разбегаются. «Северный завоз» превратил эти места в рай. И когда отец Владимир приехал, ему наши говорили: «Что вы, батюшка, меня под землей жить учите? Я на земле пожить хочу. Твоего Бога в стакан не нальешь, им не закусишь». Все ждали, что поп начнет им про Бога толковать, а отец Владимир начал с человеков: мол, разве можно облик человеческий терять? Кругом пьянство, лень... Даже о коммунизме спорил. Однажды попросил он в мастерской Мезенского пароходства сварить крестильную купель. Прошло три месяца – никто не чешется. Оказалось, дело тормозит главный инженер Кожевников. Батюшка к нему, тот: «Ваша вера – опиум для народа и враг коммунизма». Батюшка: «А что есть коммунизм?» И пошли они говорить... Вскорости купель сделали. Хотя, конечно, разные у нас тут коммунисты. Вот Максимов, когда был председателем райисполкома, икону Иова Ущельского спас – ту, что сейчас в храме. При закрытии храма иконы уничтожали, а он настоял, чтобы преподобного в музей передали.

– Лесохимию-то у вас не собираются возобновлять?

– Пытались недавно. Но все упирается в дороги. У нас главный дорожник – Дед Мороз, только зимой можно выбраться. А летом надо ехать до города Мезени, там грузиться на паром, потом плыть по Белому морю до устья реки Кулой и подниматься в ее верховья на пару сотен километров до Пинеги – и там уже нормальная дорога. В общем, край света.

Русская самооборона

К нашему возвращению в священнический дом матушка Анна успела сходить на выгон подоить коров. «Марта и Ежевика – главные наши кормилицы, – сообщает она. – Еще у нас есть бычки Ёжик и Боцман».

– Матушка у нас главный кормилец в семье, – поясняет о.Владимир. – Каждое утро и вечер две коровы доит. У священника какие доходы? А так 30 человек у нас это молоко покупают.

Глядя, как матушка управляется с ведрами, никогда бы не подумал, что прежде в Алма-Ате она работала научным сотрудником НИИ – в лаборатории электросварки, которая по интеллектуальному уровню соперничала с исследовательскими лабораториями знаменитого института Патона. Теперь, как посмеивается отец Владимир, «сварочная наука пригодилась для варки борщей». Она под стать батюшке – крепкая, с сильными руками, род ее из сибирских старообрядцев. Поставив ведра, жалуется супругу:

– Замучилась коров искать, по кустам разбрелись, от оводов прячутся. А какие надои с кустов-то? Доишь Марту, а она от укусов аж подпрыгивает всеми четырьмя ногами – и в ведро с молоком. Хоть бы гроза, что ли, прошла. Когда гром гремит, оводы на землю замертво падают.

– А если молебен о скоте прочитать? – встреваю я.

Оказывается, уже читали. Отец Владимир на этот случай составил молебствие из нужных псалмов и молитв, в том числе мученице Агафии – защитнице коровушек.

– Значит, вы у Людмилы кушали? – вдруг сменив тему, строго выговорила нам матушка. – Ну, просто так не отделаетесь!

Накрывается стол – и начинается долгая беседа, во время которой мы забываем свои журналистские вопросы, а просто говорим о жизни.

Мирская профессия у батюшки весьма редкая. Сначала он работал плотником и краснодеревщиком, ездил «на Севера» строить дома, но затем устроился учеником модельщика в Алма-Атинский институт тяжелого машиностроения. Модельщик – это как бы промышленный скульптор, он вырезает из дерева модели, по которым потом делают формы для отливки разных предметов, от шестеренки до прокатного стана. Профессия очень ответственная – маленькая ошибка в модели может загубить весь последующий технологический цикл. Модельщику нужно иметь пространственное воображение, опыт инженера-конструктора и золотые руки, знать производственные технологии и свойства металлов, их усадку при отливке. Не каждый мог это вместить, отсев среди учеников был один к сорока.

– Учителем ко мне поставили Михаила Константиновича Мансурова, – рассказывает батюшка. – И вот первый урок. Одновременно со мной пришел в мастерскую бывший полковник, танковый техник. Мансуров подходит к нему, смотрит на его чертежи и говорит: «Какой ты старательный, Григорьич! Тонко все вычерчено, в аксинометрии. Говоришь, чертежи домой берешь, там корпишь? Да, Григорьич... не будет из тебя модельщика». Я потом спросил: почему так. Объясняет: если человек тщательно вычерчивает деталь на бумаге, он не сможет увидеть ее в голове. А если не видит, то и руками сделать не сможет. Обрадовался я – у нас в школе черчение-то не преподавали. И дает Мансуров мне первое задание: «Иди на склад, получи стамески и затачивай их – пока не сточишь до самой ручки. Не жалей, они дрянные, потом сам себе стамеску сделаешь». И вот неделю я стамески точил, затем перешел на заточку ножовок. И научился делать себе инструмент. Без этого никак: модельщик всегда сначала придумывает подходящий инструмент, а потом уж берется за модель.

Стало у меня получаться, и через четыре месяца мне дали квартиру. Другие на заводе всю жизнь в очереди на жилье стояли, а тут – пожалуйста. О том, как ценят модельщиков, убедился и на примере Мансурова. Когда у нас в городе памятник Брежневу поставили, он партбилет на стол бросил – и никто ему ни слова.

Уже в ту пору мы с матушкой прибились к одному церковному приходу, несли там послушания. У храма имелся свой скотный двор, ездили на сенокос. Матушка занималась библиотекой, в которой было пять тысяч наименований книг. По праздникам меня ставили «начальником службы безопасности» – не пускать на службу пьяных, а главное, следить, чтобы между собой не подрались казаки с кэгэбэшниками и ОМОН не начистил физиономии гаишникам. Все они тоже приезжали «охранять праздник». А после – брал я метлу и убирал мусор со двора. Так ни разу на Пасхальной службе и не был. Потом уже, когда священником стал, подумал: хоть Пасху увижу.

Незадолго до развала Союза настоятель сказал: «Бросай свои модели, переходи на приход». Я согласился, но успел еще в 86-м «повоевать» в рабочих отрядах. Когда вместо Кунаева главой республики поставили Колбина, из Джамбула и аулов на поездах завезли пять тысяч молодых казахов, которые стали бить стекла, поджигать автобусы. Сразу же сама собой возникла русская самооборона, поднялся и наш завод, а также другие. В КГБ отовсюду звонили русские: «Это из Малой Станицы, вы нам никого не присылайте, мы тут сами разберемся». Погромы остановили, и все быстро забылось, стали жить с казахами как ни в чем не бывало. Но потихоньку русские начали уезжать. А с ними и многие казахи-интеллигенты.

– Вы тоже из-за этого уехали? – спрашиваю священника. Вместо него ответила матушка:

– Нет, не из-за казахов. Больше боялись, что китайцы припрут. Но, честно сказать, я всегда хотела вернуться в Россию. И когда оказалась здесь – такое это удивительное чувство, что ты на своей земле. В Алма-Ате я такого не чувствовала.

«Бог мешает»

– Вообще-то, Алма-Ата – русский город, его первое название – Верный, – поясняет о.Владимир. – В нашу пору казахов в нем было всего один процент, немцев с украинцами и то больше. Но это не важно. Вот у нас в армии служило сто национальностей, и ведь прекрасно уживались...

Отец Владимир к случаю вспоминает забавный эпизод. В юности он (как, впрочем, и матушка) увлекался альпинизмом, поэтому в середине 70-х служить его призвали в горно-стрелковый «полк прикрытия границы» – в войсковой спецназ, в задачи которого входило принять первый удар вторжения из Китая, а также закидывать диверсантов «за кордон» и вытаскивать их оттуда.

– Муштровали нас страшно, но, как бывает в боевых частях, жесткая воинская выучка сочеталась с разгильдяйством. Однажды, в 4 утра, из Москвы нагрянул генерал с проверкой. Берет он комполка Картапова – и в парк боевых машин. А там дежурный прапорщик в шлепанцах, вместо пистолета в кобуре – огурец и пачка сигарет. «Фамилия?!» – рявкнул генерал. Тот: «Прапорщик Говенюк». – «М-мда... Из украинцев, что ли? Так. Всему полку – сигнал тревоги». И засекает по часам – через 40 минут полк в полном вооружении должен погрузиться на технику, быть готовым выдвинуться к китайской границе. А наши казармы отделялись от машинного парка речкой и забором – через ворота далеко бежать, и вот весь полк летит через трехметровый забор с колючей проволокой по верху, с гранотометами, с минометами, с рюкзаками... Генерал ошалел: тишина, и вдруг бух-бух, через колючку падают люди. «Картапов, это что?! ЧП захотел? Вон тот боец сейчас зацепится ногой за проволоку – и будет тебе труп! Эй, сынок, иди-ка сюда». Тот с земли поднимается, строевым шагом подходит: «Товарищ гр-рал, сержант Трупп по вашему приказа...» – «Как ты сказал? Труп?!» А сержант-то из немцев. Ладно, пошли в ремроту. А там у нас грек был, он срочно ремонтировал машину и прямо под ней уснул. Проснувшись от шума, выползает из-под машины – в масле, в щетине, ошалелый. И нос к носу с проверяющим. Генерал: «Это что еще за Попандопуло?» Тот: «Рядовой 1-го батальона Попандопуло!» Тут уж генерал захохотал: «Ну, Картапов, набрал ты команду!» Все – и полковник наш, и Витя Говенюк – радуются, что генерал Витин пистолет простил, обошлось... Вот такой был интернационал.

Мы смеемся. Спрашиваю: раз в Казахстане столько русских, объединится ли он когда-нибудь с Россией?

– С Китаем – может быть. Проблемы на казахстанско-китайской границе и раньше были, в 70-е годы через Джингарские ворота (у г.Панфилов в Талды-Курганской области) китайцы просто толпами поперли – водометами их обратно загоняли. Частенько они и пограничников наших прямо с контрольной полосы к себе утаскивали. А сейчас-то границы фактически нет, целыми деревнями они оседают в Алма-Ате. Вот вы как думаете, сколько китайцев может поселиться в комнате размером 18 квадратных метров?

– Ну, физический максимум – 15 человек.

– А я видел 60 человек. Самый большой рынок в Алма-Ате – китайский. Однажды стал свидетелем драки казаха с китайцем у гостиницы напротив парка Героев Панфиловцев. Раньше это была храмовая территория, там до сих пор Вознесенский собор стоит. Когда их растащили, китаец крикнул: «Вот когда мы сюда придем, я на той горе, на самом пике, посажу рис, а ты будешь ведрами таскать, поливать!» Казах ему: «Все вы так говорите, а что же до сих пор-то не пришли?» И тут китаец показывает на собор: «Вот он нам мешает – русский Бог».

– А я слышала такое пророчество, – говорит матушка, – что китайцы дойдут до Урала и тогда «рука попа крестить устанет» – они все станут православными.

– Невесело, – усмехается Игорь, – куда ж русским-то деваться?

– А мужик в России перестает быть мужиком, – отвечает жестко священник. – Это жуть, что мы увидели, когда приехали сюда из Казахстана. Там тоже некоторые русские пьют, даже встречаются алкоголики. Но такого...

(Окончание на следующей странице)

назад

вперед