ПРИХОДСКАЯ ЖИЗНЬ
ТИХАЯ НАДЕЖДА ПЕРМОГОРЬЯ
Вокруг обеденного стола
|
Когда шесть лет назад я приезжал в Красноборск Архангельской области к отцу Валентину Кобылину, у них с матушкой Татьяной было пятеро сыновей: Витя, Вова, Паша, Вася и Ванечка. Все маленькие, почти одинаковые. Лишь грудной Ванятка еще ползал за старшими братьями и постоянно ревел. В мой недавний приезд в Красноборск я не узнал светловолосых сорванцов. Вытянулись, стали серьезными и собранными. У каждого проявился свой талант: у кого-то художественный, у кого-то музыкальный, у кого-то спортивный. Пока все учатся в школе. А Ваня станет первоклассником только в новом учебном году, и в этот мой приезд сделал, так сказать, пробный выход: отправился с утра на уроки со старшими братьями со своим ранцем за плечами, полным разных учебников, а вернулся переполненный восторгом.
К братьям за эти шесть лет прибавились три сестрички: Валечка, Алика и Лиза. Лиза еще грудничок, но уже может ходить на своих ножках. Шустрая, смешная, с соской во рту, с хохолком из одной косички-хвостика на макушке, как воробей, она за время обеда может намотать несколько десятков кругов вокруг большого обеденного стола, который стоит сразу при входе в священнический дом и занимает всю кухню. Если что не так или на пути встает какое-то неодолимое препятствие, Лиза надувает свои пухлые щечки и воет, как сирена. Впрочем, на плач ребенка никто не обращает внимания: привычное дело. За столом помещается не только вся большая священническая семья, но и все трудники с гостями. Гостеприимный дом батюшки открыт для всех. До позднего вечера за столом не смолкают разговоры. Иногда о.Валентин уходит в свой кабинет во втором-третьем часу ночи. Дети по очереди берут благословение и разбредаются по своим местам. Только маленькая Валюша, распахнув свои большие глаза, слушает взрослые разговоры и засыпает прямо за столом, опершись головой на руку.
Изменилась не только семья батюшки, приросло священниками и новыми приходами Красноборское благочиние. Долгое время на все Красноборское благочиние – два больших района Архангельской области – было всего два священника: о.Валентин и о.Анатолий Быков. Сейчас – четыре. Население здесь, в Придвинье, малочисленное, а приходы ведь не в каждом селении – разбросаны друг от друга за десятки, а иногда и сотни километров.
– Раньше-то я вообще один здесь служил, – рассказывает отец Валентин. – Хорошо, в 93-м году друзья-одноклассники помогли купить старую «Ниву». Расстояния и дороги у нас такие, что на автобусах замучаешься ездить, да еще и не везде автобусы ходят. В такие удаленные села, как Согра, Лахома, Сельцо, из-за плохих дорог нужно добираться по 10-12 часов. Приехал в первый раз в Сельцо проводить собрание. Жители решили там организовать приход, специально священника пригласили. А когда я туда приехал, к ним в лавку мясо привезли. И перед бабушками встала дилемма: идти к священнику на собрание или за мясом в лавку. Они выбрали мясо. Вот и получилось, что двести с лишним километров я прокатался безрезультатно.
К пермогорским храмам
Многие века жил в этих местах православный люд, и, несмотря на годы борьбы с Церковью, несколько здешних старинных храмов относятся к ценным памятникам архитектуры. Но состояние их сейчас плачевное.
Именно эти памятники архитектуры, вернее, один из них – деревянная Георгиевская церковь в Пермогорье, стали причиной моей командировки в Архангельскую область. Дело в том, что на протяжении двух последних лет в редакцию «Веры» неоднократно обращалась с одним и тем же вопросом – о бедственном положении этого храма – наша читательница Ольга Макарова. Каждое лето она отдыхает в Пермогорье и видит, в каком катастрофическом состоянии находится этот уникальный памятник архитектуры. Не только она обеспокоена судьбой Георгиевской церкви. Два года назад в Пермогорье приезжал из Москвы сын Ильи Глазунова Иван и тоже, пораженный красотой и бедственным состоянием церкви, хотел помочь ее восстановлению. Однако после отъезда в Москву больше от него не было никаких вестей. Примерно в это же время целая комиссия из нескольких священников прибыла в Пермогорье из Архангельска: осмотрели Георгиевскую церковь и уехали, посчитав нецелесообразным браться за ее возрождение.
|
Отец Валентин считает, что дело даже не в восстановлении уникального памятника. За советское время его дважды реставрировали, тратили большие суммы денег, однако оставленный без присмотра храм вскоре после очередного ремонта начинал снова разрушаться. Да и вездесущие местные парнишки помогали ему в этом: то доску отдерут, то кровлю попортят. «Прежде всего надо храмы в душах восстановить, – считает о.Валентин, – а потом уже за рукотворные храмы браться. Если в сердце ничего нет, так хоть из чистого золота и белого мрамора построй церковь, толку не будет. Ведь даже в нашем благочинии несколько красивейших каменных храмов было построено непосредственно перед революцией, в 1913-1917 годах, а разрушены они были в 20-х. Одно поколение, одни и те же люди возвели, а потом уничтожили. Потому что хоть храм-то и строили, а в сердце Бога не было. Сегодня получили деньги за постройку храма, а завтра – за его разрушение».
В том же Пермогорье сейчас живет около тысячи человек, а в ближайший красноборский храм приезжает около двадцати. Ни своего храма, ни молитвенной комнаты, ни часовни у них нет, и никому они там не нужны. Глава сельской администрации Сергей Александрович Попов – верующий человек. Но он один бьется и ничего сделать там не может.
– Таких прихожан, которые бы взялись за восстановление церкви, нет, – считает о.Валентин. – Отношение к храму у местных не как к святыне, а как к памятнику архитектуры, которым нужно гордиться. Дети пишут в своих сочинениях о «высокой гордости Пермогорья». Я спрашиваю их: что вы сделали, чтобы эта «высокая гордость» у вас сохранилась? Может, территорию вокруг убрали, может, помолились? Ведь это же кто-то из вас и доски с храма отодрал, и листы железа с крыши стащил... Я в Пермогорье каждую неделю с ребятами провожу занятия. Но эти занятия по два часа, а остальное время что они делают?
В прошлый мой приезд в Красноборск мы с о.Валентином ездили в Пермогорье, и я был поражен красотой храмов, расположенных на крутом берегу Северной Двины. Тогда, помню, я испытал приблизительно те же чувства, что и писатель Г.Гунн, путешествовавший по Двине в XIX веке. Вот какую запись он оставил для потомков: «Много красивых мест на Двине. Под Тоймой хороши берега. Взвоз красив, и Орлецы, но лучше, пожалуй, все-таки Пермогорье. Река здесь долго идет прямым плесом, ровной широкой синей лентой, сливаясь вдали с горизонтом, с голубой безбрежностью неба. Левый берег обрывист и крут, но не оголен, а живописно порос темнистыми елями. По вершинам «пермских гор» ровное зеленое раздолье лугов и полей, среди которых расположились деревни. Над береговой кручей, так что не заметить не возможно, стоит деревянная церковь XVII века, так необходимо выросшая в этом месте, так слитая с береговой кручей и островерхими елями, что иным и не представить северный пейзаж. Высота такая, что крохотными кажутся проходящие внизу суда».
Свои восторженные впечатления о Пермогорье оставили такие известные художники, путешествовавшие здесь в начале прошлого века, как Коровин, Грабарь, Верещагин, Архипов, Билибин, Переплетчиков. Игорь Грабарь сделал в своем дневнике такую запись: «Славная, нарядная церковка, венчающая береговую кручу красавицы Двины... Если медленно повести взгляд от ее основания к трем куполам, к вам сначала придет ощущение силы и надежности, затем изящества вместе с легкой игрой и застенчивостью. Кажется, будто могучий северянин, расставив для упора ноги, поднял над рекой трех обнявшихся девиц, или отец вынес своих дочерей на берег, выхватив их из пучины разбушевавшейся Двины».
Совсем другое впечатление осталось у меня, когда я посетил храмы в этот свой последний приезд. Центральный купол Георгиевской церкви рухнул, крыша провалилась, стены зияют черными дырами, потому что отовсюду отодраны доски. Доски и листы с крыши ребятишки отодрали еще четыре года назад, и никто так и не удосужился поставить их на место. За это время дожди и непогода сделали свое дело. Георгиевская церковь практически не подлежит восстановлению, ее можно только отстроить заново. Но где найти сейчас таких специалистов и средства на эту работу?
Так же считает и Клавдия Павловна Лайс – краевед и сельский библиотекарь Пермогорья. Она организовала местный краеведческий музей, который расположен здесь же, в здании сельского дома культуры. «Нужны специалисты, чтобы отреставрировать храм, – говорит она. – Потому что если мы по-современному будем ремонтировать, то нарушится весь облик старины. Георгиевская церковь построена в 1665 году. В конце XIX века при реставрации ее стены покрыли тесом, крышу – железом, поменяли окна, и, конечно, первоначальный вид сильно изменился. О чем сокрушается и Грабарь в своих воспоминаниях. Но все равно это одна из самых необычных церквей на Русском Севере. Она восьмигранная, в виде креста. Задумывалась пятикупольной, но почему-то сделали только три купола. Пятикупольных-то храмов много, а трехкупольный только один, у нас».
Славная история
Клавдия Павловна ведет уроки краеведения в местной школе с первого по девятый класс. Рассказывает детям о храмах, об истории села. История Пермогорья (а это целый куст деревень) увлекательна.
В IX – XI веках весь север Европейской части России занимали угро-финские племена – пермяне, которые делились на ряд более мелких племенных объединений: вымских пермян, нижневычегодских, лузских, вилегодскую пермицу и др. Нижневычегодские племена, заселявшие Пермогорье, каждый во главе со старейшиной или князьком, небольшими островками жили среди лесов и рек. В главном поселении Пермогорья – Кулиге – князьком был Драк. Но с приходом русских имя его было изменено с окончанием на -ан, как у многих русских имен: Иван, Степан, и для простоты обращения князька стали звать Дракованом, а поселение, где он жил, – Дракованной Кулигой.
Славяне стали появляться на Двине начиная с десятого века. К концу XII века Двинская земля оказалась поделенной между Суздальским княжеством и Новгородской республикой – в то время враждовавшими между собой. Владения Суздальского княжества лежали в верховьях Двины с центром в Великом Устюге, а Новгороду принадлежало нижнее течение реки. Граница между ними проходила как раз в районе современного Пермогорья. Об этом говорят и названия некоторых сохранившихся деревень. Так, местечко Сторожилиха на речке Шокша, скорее всего, было сторожевым пограничным постом между суздальцами и новгородцами.
Славяне несли язычникам, занимающимся охотой и рыболовством, новую культуру, православие, приобщая их к земледелию и новым ремеслам. На новых своих землях, на самых видных местах, рубились храмы. Неизвестно, когда в Пермогорье появился первый храм, но первое письменное упоминание относится к 1625 году. Георгиевскую церковь местные умельцы строили как парадную, когда рядом уже стоял более древний храм.
Шли века, периоды бурного экономического роста в Двинской земле сменились упадком, когда эти земли стали глухой и далекой окраиной. Но, видно, не без Божьего усмотрения, потому что благодаря этому здесь во многом сохранились хозяйственный уклад, традиции, искусство допетровской Руси.
На рубеже XIX – XX веков произошло новое открытие Русского Севера. Писатели, художники, музейщики хлынули сюда большим потоком, вывозя уникальные экспонаты народного искусства. О том, какое значение отводится Пермогорью в нашем культурном наследии, говорит хотя бы тот факт, что в книге С.К.Жигаловой «Русская народная живопись» (Москва, «Просвещение», 1984 г.), предназначенной для учащихся старших классов, из 172 страниц 32 страницы текста отведено народным художникам из Пермогорья конца XVIII – начала XIX веков.
В 1665 году, когда была построена Георгиевская церковь, Пермогорская волость считалась одной из самых крупных в губернии, в нее входило сто деревень, и еще в конце XIX века пермогорский приход с четырьмя тысячами прихожан был самым богатым в округе. Огромная каменная Воскресенская церковь, построенная в 1752 году, стала центральным волостным храмом, куда в большие праздники стекался православный люд со всех окрестных сел. И так же, при большом стечении народа, пермогорские храмы закрывали в конце 30-х годов прошлого века: кощунственно сбрасывали колокола под визг и плач баб. Последнего священника, о.Александра Попова, арестовали в декабре 1937-го. Он погиб как мученик за веру Христову в сталинских лагерях.
Клавдия Павловна жалуется, что мало сведений дошло до наших дней об истории пермогорского прихода, потому что местные священники не вели летописей. И церковных архивов ей найти пока не удалось, так как Пермогорье на протяжении веков переходило из состава одной губернии в другую, передавалось от одной епархии другой. Не дошло до нас сведений и о пермогорских священниках. Но зато история сохранила подробный рассказ о страшной трагедии на Троицу 1799 года, глубоко отпечатавшейся в памяти местных жителей.
– Тогда было большое гулянье около церквей, – рассказывает Клавдия Павловна. – После службы все население близлежащих деревень вышло на берег. На реке напротив храмов был остров, на который все ездили на лодках на пикники. А лодки тогда были большие, могли вместить несколько десятков человек, назывались карбасами. И вот один переполненный карбас прямо на середине Северной Двины перевернулся. Течение здесь очень сильное, река широкая, и 55 человек утонуло, в том числе 36 детей и подростков. Только 17 человек удалось спасти.
Отблески былого
Летом 2001 года ребятишки развели костер в Воскресенской церкви – занялся пожар, который тушили всем селом. Церковь удалось спасти. Но восстановить ее уже вряд ли удастся когда-нибудь. Да и «не потянуть» современным сельчанам такой храм. Сейчас в самом Пермогорье проживает 450 человек, еще около 300 живет в деревне Шилово, относящейся к Пермогорскому сельсовету. Нет уже Дракованной Кулиги, бывшей некогда центром Пермогорья. Это село исчезло совсем недавно, в перестроечное время, вместе с двумя десятками других деревень Кулижского сельсовета. За четверть века до этого, в хрущевские времена, местные селения «укрупнили», и все храмы, оказавшиеся в «неперспективных» селах, были разрушены. Хорошо еще, что уникальная колокольня XVI века из Дракованной Кулиги, считающаяся одним из древнейших деревянных сооружений Севера, срубленная местными умельцами без единого гвоздя, была перевезена под Архангельск, в музей деревянного зодчества «Малые Корелы».
|
Из старых церковнослужителей, доживших до наших дней, Клавдия Павловна хорошо помнит диакона Ивана Степановича Карпова, которого знала лично. «Сам он родом из Ляхово, эта деревня недалеко отсюда, – рассказывает она, – там он и служил. А сюда приехал только в сороковых годах, когда ему было под 50. А дожил он до 98 лет, умер в 96-м году. Иван Степанович жил очень скромно. Лишь когда после смерти издали книгу его воспоминаний, мы узнали, какой это был замечательный человек, сколько всего ему пришлось пережить. До приезда к нам он и за веру сидел, и много претерпел всяких унижений от коммунистов».
«Он был очень культурный, начитанный, интеллигентный человек, – вспоминает библиотекарь о диаконе. – Очень вежливый и обходительный. Настолько он был благородный, что всегда от общения с ним я испытывала какое-то благоговение. Часто приходил ко мне в библиотеку, брал книги. Последнее время уже плохо видел, читал с большой лупой, но все равно не переставал интересоваться новинками литературы. Любимым писателем у него был Лесков. Помню, идет по улице, такой маленький, с красивым посохом, который сам же и вырезал (сейчас этот посох хранится в Красноборском музее). Но осанка у него, как у настоящего интеллигента, – с таким достоинством себя держал, словно начальник какой идет. Хотя сам происходил из простых крестьян. Он был очень мастеровой человек, все делал своими руками: столы, стулья, разную домашнюю утварь. Мастерил шкатулки, они даже в Японии на выставке были. Но так и не вернулись оттуда. У внучки в Котласе осталось несколько его вещей. Она нам подарила в музей стол его работы. На старости лет Иван Степанович даже фисгармонию сделал, научился на ней играть. Он многим казался странным человеком. Никто у нас не разводил тогда пчел, а он держал. Занимался садоводством, выращивал отборные сорта малины и смородины. Вообще, очень хороший был человек» (его воспоминания о детстве читайте на стр. 20-21. – Ред.).
На мой вопрос, сохраняются ли в Пермогорье традиции художественной росписи и остались ли такие мастера, Клавдия Павловна заявила, что таких художников сейчас нет. И эта традиция – передавать навыки от отцов к детям – полностью утрачена.
Уже в Красноборске преподаватель местной школы искусств Ирина Леонидовна Нутрихина заверила меня, что главное внимание у них уделяется именно местным росписям. «Пермогорскую роспись мы не забываем, – успокаивает она меня. – У нас целенаправленное изучение идет именно наших местных росписей: пермогорской, уфтюжской и ракульской. Раньше по Двине почти в каждом селе была своя роспись, но наши все-таки более интересные и уникальные. Мы гордимся этим. Выпускники Красноборской школы искусств поступают дальше в высшие художественные заведения по своему профилю, в Устюге учатся на художника росписи, становятся настоящими мастерами...»
Я вспомнил рассказ Клавдии Лайс о трех девочках из Пермогорья, учившихся на открывшемся несколько лет назад в Красноборске отделении ПТУ по росписи. Получалось у них очень хорошо, из их работ – хлебниц, посудниц, разделочных досок – делали даже отдельную выставку в родном селе. Вот только после окончания училища никуда по своей специальности они не устроились. И разъехались кто куда…
Глядя в завтрашний день
Наверное, не стоит строить иллюзий, что глубинка начнет подниматься, когда соберутся с духом крестьяне и решат… Будут отдельные личности, вокруг них и начнет оживать село. И особенно важно, чтобы такие живые, беспокойные люди появлялись бы во главе местной власти – духовной (т.е. приходов) и светской.
Именно это меня порадовало в Красноборске – здесь благодаря, наверное, личным качествам протоиерея Валентина установилась своеобразная симфония властей. Все руководители Красноборского района являются прихожанами Свято-Троицкой церкви. Глава района Ольга Леонидовна Смирнова не просто глубоко верующий и воцерковленный человек, но еще и матушка. Ее муж, отец Олег, служит священником на подворье Артемие-Веркольского монастыря в Архангельске. Не уверен, что такую ситуацию можно сыскать еще где-то в России.
Вряд ли еще в каком-то районе существует столь плотный график совместных светско-церковных начинаний: администрация совместно с приходом проводит ежегодные православно-краеведческие чтения, рождественскую елку у главы района, а в районной газете выпускается отдельная православная страничка и т.д.
Староста красноборской церкви Надежда Степановна Бекряшева тоже работает в администрации главы района, возглавляет экономический отдел:
– Конечно, православие у нас на первом месте, – говорит она. – Глядя на Ольгу Леонидовну, многие женщины воодушевились, стали ходить в храм. Слава Богу, что она стала главой, потому что за те два года, что она возглавляет район, наш приход сильно окреп, все мы намного выросли. Большое внимание в районе уделяется духовно-нравственному воспитанию. В школах проходят уроки православной культуры, семинары для учителей по православию. Главные организаторы и вдохновители – глава и ее заместитель Галина Леонидовна Ловыгина, которая тоже активная прихожанка храма. У нас практически ни один большой православный праздник не обходится без того, чтобы в воскресной школе не подготовили какую-нибудь интересную литературно-музыкальную программу, которую потом мы показываем не только прихожанам, но ездим с ней по всему району. Работники отдела образования нам активно в этом помогают.
Это как знак нашего времени: на службах в Свято-Троицком храме стоят одни женщины. Если б не батюшка, то вполне могло сложиться такое впечатление, что матриархат в отдельно взятом Красноборском районе окончательно победил. Все командные посты и должности в райцентре прибрал к рукам «слабый» пол. А вот «сильный» почти весь спился. Хорошо еще, что в семье священника подрастают сыновья, которые прислуживают ему в храме. Детки о.Валентина всегда присутствуют на длительных утренних службах. Трогательно наблюдать, как самые маленькие, Валюша и Алика, помогают встать после коленопреклоненных молитв своей престарелой крестной «маме Лиде». Лидия Ивановна Нерадовская была героем моей публикации «Гореть пасхальной свечой» (№ 381, 2001 г.). Она – крестная у первых трех сыновей о.Валентина, но все дети называют ее «мамой Лидой».
Остальные старушки, о которых я писал, уже умерли. Приход сравнительно помолодел, вот только молодежи школьного возраста я там не увидел. Почему дети не приходят на богослужения, толком объяснить мне никто не мог. Быть может, им трудно выстаивать длительные многочасовые службы – о.Валентин служит безо всяких сокращений. А может, время пока еще не пришло?
Евгений СУВОРОВ
Фото из архива о.Валентина Кобылина
 | назад |
| вперед |  |
