ВЗГЛЯД

ГАПОН ИУДОВИЧ

У русского философа Владимира Соловьёва в «Краткой повести об антихристе» дан следующий портрет сына погибели: «Он верил в Бога, но в глубине души невольно и безотчётно предпочитал Ему себя...» Эти слова можно в полной мере применить к священнику Георгию Гапону.

По масштабам содеянного он превзошёл всех современных ему злодеев. Этого нельзя объяснить, исходя из его личности – не вполне самостоятельной. «Во взгляде этих глаз, – писала о Гапоне Л.Гуревич, – была какая-то бездонность, не впивался в глаза собеседника, а как бы впивал его в себя». Это описание человека, дух которого дремлет и не влияет на жизнь души. Не сумев развиться в личность, Гапон брал другим – бешеной энергией, умением произвести впечатление на окружающих. Это могло не принести больших бед, если бы не одно обстоятельство – священный сан дал ему возможность проникать в святая святых человеческого сердца, народной души. И он вошёл туда, чтобы разрушить, испоганить всё, что возможно.

А ведь каким многообещающим было начало жизни этого человека... Вырос он в благочестивой семье. Дед пересказывал ему жития святых, и Георгий стремился сам стать святым, приучался к молитве, постам и благочестию. Ребёнком он был способным, родители, посоветовавшись, решили: пусть Георгий станет батюшкой. Так мальчик попал в Полтавское Духовное училище, а затем и в Полтавскую семинарию. Падение его началось в последнем классе училища, где один из преподавателей познакомил юношу с учением Льва Толстого о христианстве. «В первый раз мне стало ясно, – говорил впоследствии Гапон, – что суть религии не во внешних формах, а в духе, не в обрядностях, а в любви к ближнему». Здесь одна тонкая ложь, ведь эту мысль он мог почерпнуть в Евангелии, но прошёл мимо, он мог вынести её из творений святых, в том числе современных ему и подкреплявших слова делом, но Гапон предпочёл иной источник. Здесь, наверное, и кроется первое из его предательств, ведь Христос для Толстого не более чем великий человек, праведник, а «любовь к ближнему» – источник самообольщения. Эта корысть и увлекла Георгия Гапона, религия, наконец, приобрела для него практический смысл, пробудила дремавшие силы.

Сначала в Полтаве, затем в Петербурге он делает всё необходимое, чтобы завоевать популярность. Действия его не лишены искренности. После службы он посещает пристанища босяков – Гаванское и Девичье поля, трактиры, где собираются рабочие, специально ночует в ночлежках, чтобы быть ближе к нищим и отщепенцам, иногда он отдаёт им последние деньги или единственную приличную пару обуви. Всё это напоминает Житие св.Иоанна Кронштадтского, однако Гапон всероссийского пастыря как-то очень невзлюбил. Гапон именовал его «неискренним», «ограниченным». Ещё бы. Батюшка, помогая тысячам устроить жизнь, умолял, вдохновлял людей веровать во Христа. А его оппонент в это время заботился о том, чтобы рабочие «обрели веру в себя», а заодно и в него – Гапона. Сам он в себя веровал очень серьёзно.

В это время произошло одно важное событие: заметив, какое влияние Гапон имеет на петербургских рабочих, им заинтересовалась полиция. В то время Особый отдел департамента полиции («охрана») решил, что есть лишь один путь спасти пролетариев от революционной пропаганды – помочь им оформиться в православно-монархическое движение. Это не было попыткой обмануть рабочих, отвлечь от борьбы за свои права. И Царь, и правительство симпатизировали им больше, чем буржуазии, и поддерживали, как могли. И вот здесь-то и понадобился Гапон, с одной стороны – полиции, а с другой – революционерам, увидевшим, какие возможности открываются для провокации. В это время Гапон, будучи вдовцом, женится гражданским браком на воспитаннице приюта, который он окормлял. Согласно канонам, его должны были извергнуть из сана. Но случилось невероятное: митрополит Антоний (Вадковский) «снизошёл» к Гапону по настоятельной просьбе Охранного отделения.

Так и пришли мы к 9 января 1905 года – Кровавому воскресенью. В начале года, в разгар войны, забастовали по распоряжению Гапона все или почти все петербургские заводы, причём первыми прекратили работу оборонные предприятия. Трудно сказать, работал ли уже тогда поп Гапон на японскую разведку. Но вот одна фраза из его воспоминаний: «Мы решили... распространить стачку на франко-русский судостроительный и Семянниковский заводы, на которых насчитывалось 14 тыс. рабочих. Я избрал именно эти заводы, потому что знал, что как раз в это время они выполняли весьма серьёзные заказы для нужд войны».

Затем рабочих начали настраивать пойти к Царю с экономическими просьбами. Гапоновские провокаторы распространяли слух, что Царь сам хочет встретиться со своим народом, передавали рабочим «его» слова: «Я, Царь Божией милостью, бессилен справиться с чиновниками и барами, хочу помочь народу, а дворяне не дают. Подымайтесь, православные, помогите мне, Царю, одолеть моих и ваших врагов». Одновременно была подана петиция Царю, редкая по наглости, содержавшая неисполнимые требования.

Позднее, уже после событий 9 января, Гапона спросили в узком кругу: «Ну, отче Георгий, теперь мы одни и бояться, что сор из избы вынесут, нечего, да и дело-то прошлое. Вы знаете, как много говорили о событии 9 января и как часто можно было слышать суждение, что прими Государь депутацию честь честью, выслушай депутатов ласково, всё обошлось бы по-хорошему. Ну, как вы полагаете, о.Георгий, что было бы, если бы Государь вышел к народу?» Совершенно неожиданно, но искренним тоном, Гапон ответил: «Убили бы в полминут, полсекунд!»

А вот как описывает радикальный литератор В.А.Поссе свой разговор с Гапоном, произошедший позже в Финляндии:

– На что вы рассчитывали, – спросил я, – когда 9 января вели рабочих на Дворцовую площадь к царю?

– На что? А вот на что! Если бы царь принял нашу петицию, я упал бы перед ним на колени и убедил бы его при мне же написать указ об амнистии всех политзаключённых. Мы бы вышли с царём на балкон, я прочёл бы народу указ. Общее ликование. С этого момента я – первый советник царя и фактический правитель России. Начал бы строить Царство Божие на земле.

– Ну а если бы царь не согласился?

– Согласился бы. Вы знаете, я умею передавать другим свои желания.

– Ну а всё же, если бы не согласился?

– Что же? Тогда было бы то же, что и при отказе принять делегацию. Всеобщее восстание, и я во главе его, – немного помолчав, он лукаво улыбнулся и сказал: – Чем династия Романовых лучше династии Гапонов? Романовы – династия Гольштинская, Гапоны – хохлацкая. Пора в России быть мужицкому царю, а во мне кровь чисто мужицкая, притом хохлацкая.

Здесь, конечно, немалая доля позёрства, которое под конец жизни приобрело у Гапона откровенно глупые формы. Утром 9 января Гапон едва ли надеялся занять престол. Но процесс его трансформации в лжехриста шёл тогда полным ходом.

Народ накануне выступления высказывался относительно революционеров: «С их флагами пускай завтра не сунутся, мы одни пойдём, чтоб Царь не подумал, что и мы – бунтовщики». Но Гапону и окружавшим его революционерам удалось полностью дезинформировать Государя и рабочих. Погибло 120 человек, раз в десять меньше, чем в Белом доме в октябре 1993-го. Но одно дело – злодейства «демократии», от которой мало кто ждёт хорошего, другое – страшная ошибка богоданной власти. Это была неисцелимая рана.

Что до Гапона, он в те дни, по свидетельству Горького, окончательно отрёкся от Бога. Затем бежал за границу, где исполнил, далеко не блестяще, ряд заданий японской разведки, например готовился вооружить рабочих Петербурга на выделенные Токио деньги. Но пароход с винтовками и револьверами сел на мель близ финского берега. Обнищав, Гапон вернулся в Россию и предложил полиции выдать за 100 тысяч рублей боевую организацию партии эсеров. Ему ответили, что довольно с него и 25 тысяч. Бывший бессребреник согласился, но был разоблачён теми, кого хотел выдать. Нашли его только через месяц на одной из загородных дач. Труп висел в петле на крюке, предназначенном для верхней одежды.

В.ГРИГОРЯН

назад

вперед