ЭКСПЕДИЦИЯ

ИСЦЕЛЕНИЕ РОДИНОЙ

(Продолжение. Начало в № 550)

Из дорожного дневника И.Иванова:

Красное колесо

Историю превращения Тарногского городка из захудалого погоста в центр волости музейщик Юрий Кузнецов передает так:

– Крепость в Тарногском городке перестала существовать ещё в XVII веке – бревенчатые стены иструхлявели, башни обвалились. И полтора века здесь был церковный погост, где обреталось два десятка жителей. Раз в год здесь проводилась Крещенская ярмарка, стояли две церкви и жили семьи церковнослужителей – не было ни купечества, ни крестьян. Административный центр Шевденицкой волости находился в трёх верстах отсюда, в деревне Игумновской. Но в конце XIX века шевденицкий купец Григорий Горынцев решил устроить своему сыну торговлю в Тарногском городке. Построил двухэтажный дом, открыл лавку. А народу-то нет. Вот и внёс купец предложение о переносе волостного правления в Тарногский городок – ведь он был волостным депутатом. Ну и сумел «пролоббировать» решение – правление перенесли. Постепенно чиновники, которые сюда переехали, отстроились, а спустя три десятилетия Тарногский городок стал райцентром.

– Так просто? – невольно вырывается у меня. – Ну вот, скажите, почему так: в подкладке важных решений на Руси всё время какая-то ерунда – ну, захотел отец обеспечить сыночку безбедную жизнь… Сто лет минуло, а что изменилось? Разве нынешние наши депутаты-думцы не так обтяпывают свои делишки?

– Нет худа без добра, – спокойно продолжает рассказ Юрий. – У прихода в Тарноге было три дома: в одном священник с семьей жил, а второй – двухэтажный – приход полностью под квартиры волостным чиновникам стал сдавать. Может быть, благодаря этому прибавили жалование псаломщику шевденицкой Богоявленской церкви, кстати, выходцу из зырян, и он смог отправить старшего сына учиться в Тотемскую Духовную семинарию. И теперь в честь него, Павла Ивановича Ивановского, названа улица. А на доме, где он жил, даже установили мемориальную доску...

– В честь семинариста?

– Нет, конечно. В семинарию-то он поступил, но пошёл по военной линии. И стал одним из трёх Героев Советского Союза, уроженцев нашего района. Между прочим, ещё один Герой – сын местного священника Преображенского.

– Похоже, это никак не повлияло на отношение местных властей к Церкви? Ведь в районе совсем не осталось храмов.

– Да, в 1930-е годы у нас храмы закрывали да разбирали впереди области всей. И инициатива всегда исходила от местных властей, активистов-большевиков.

– Стоит церковь, никому не мешает, ну, в крайнем случае, можно склад в ней устроить. Разбирать-то зачем?

– Легче разобрать церковь, использовать отборные вековые деревья, чем хлопотать и заготовлять лес. Например, теперешнее здание музея было возведено из бревен церкви в 1927 году в качестве подарка детям к 10-й годовщине советской власти. И каменную церковь сначала использовали как клуб: сняли колокола и снесли верхнюю часть колокольни. В годы войны там устроили мастерскую, и чтоб потолки стали ниже, разобрали часть стен. А в последние годы здание приспособили под баню – пока крыша не провалилась.

– …Ну, нам пора, пойдём смотреть то, что осталось от церкви. Или от бани.

Вместе мы выходим из музея. Рядом на постаменте установлен трактор первых пятилеток – энергичный такой экспонат с красными, в шипах, колёсами – выразительная картинка из тех лет.

– Колхоз имени Ленина ещё в сравнительно недавние годы держал этот ХТЗ на дальнем наволоке на всякий случай, – поясняет Юрий.

Мне почему-то отчётливо представилось, как это красное колесо катит по земле, протыкая её насквозь…

– А зубья-то на колёсах поломаны… некоторые, – замечаю я. – У вас, вообще, как народ здесь, решительный?

– В каком смысле? – уточняет Юрий.

– В смысле упёртости. Или как повелось со времён Ивана Третьего, когда Кокшеньгу воеводы пожгли, а жителей вырезали, так и катится тут красное колесо безо всякого сопротивления?

– В 1918-м, когда по Вологодчине продотряды рыскали, восстания были только в Никольском районе да у нас. Несколько месяцев партизанили крестьяне. Когда на Илезу, в самую отдалённую нашу волость, явился продотряд реквизировать хлеб, их там быстро разоружили, а потом поленьями прибили. Власть потом, правда, отомстила – каратели расстреляли там несколько десятков заложников.

В золотистом свете

…Церковное происхождение бывшей бани выдают лишь некоторые архитектурные «излишества» на стене – теперь это здание стремительно превращается в руины и вряд ли нужно и властям, и общине. Очевидно, что восстанавливать тут нечего.

Рядом – здоровенное недостроенное здание красного кирпича. Такое чудовище в самом историческом центре, на городище. Похоже, это та самая новая баня, про которую упоминал Юрий, – так и оставшаяся в Тарногском городке невостребованной. Любопытство всё-таки толкнуло меня посмотреть, что внутри. Чего следовало ожидать на заброшенной стройке – бутылки, окурки, экскременты, но, что бросилось в глаза, шприцов нет. Не то что в городе, где наркоманы, кажется, всюду. Прохожу по помещениям с мыслью: можно ли эту домину перестроить в храм? Почистить, вставить рамы, освятить… Нет, пожалуй, невозможно, разве что под воскресную школу…

Выхожу – и вдруг с порога глаз ослепило: нашло солнце оконце в облаках и луч его отразился – прямо мне в лицо – …с купола церкви. Самого храма не видно, но крест возвышается над крышами домов совсем близко. Вместе с Михаилом осеняем себя крестным знамением и со смешанным чувством удивления и недоумения поспешаем к храму. Ведь нам говорили, что православная община здесь собирается в бывшем здании Сбербанка.

Приближаемся… Точно, храм. Правда, ещё не достроенный, но зато какой красавец! Цилиндрованные брёвна вкусного золотистого цвета, стружка всюду. Кованые витые кресты на куполе и колокольне. На лестнице стоит строитель в бейсболке и бензопилой ровняет оконные проёмы. Михаил спешит узнать у него, что да как, а я пока прилаживаюсь, как получше сфотографировать храм. Заприметив чужака (для местных это, должно быть, у меня на спине написано), от компании невдалеке отделяется паренёк и подходит ко мне. Явно навеселе. Ища ли повод заговорить или желая проверить меня, спрашивает, размахивая пустой пивной бутылкой:

– Как ты думаешь, ничего, если я тут её брошу?

– А что тебя смущает? – отвечаю бодренько, в тон ему. – Что церковь рядом, крест? Ну так, ведь ты небось нехристь? Бросай! Зачнём тут свалку.

– Не-е, я крещёный, – засмущавшись, отвечает пьянчужка и поспешно отходит.

Подойдя к храму, застаю Михаила уже беседующим с тем самым рабочим в бейсболке (Вениамин Григорьевич Попов – так потом он представился) – благодаря своим усам и могучему трезвому виду он очень смахивает на «западенца», каких я немало встречал на севернорусских храмовых стройках; говорит он, не выпуская из руки бензопилу:

– …Особых сложностей-то нет. Купола покрыли, крест установили. Снаружи почти готово. Теперь надо внутри обшивать, двери ставить, амвон… или как там это в церкви называется, – смутившись сугубо церковного термина, поправился строитель.

– Вам уже доводилось храмы строить? – уточняет Михаил.

– Нет, это в первый раз. Но видал, как другие делают. Я, вообще-то, очень хотел построить церковь. Интересовался этим делом… литературу читал. И вот мечта сбылась.

– Когда думаете закончить? От оплаты зависит?

– Нет, от оплаты не зависит! Зависит только от того, когда материал будет, – Вениамин, отвечавший прежде довольно монотонно, вдруг оживился. Задело – по тону становится ясно, что это для него не шабашка, работает для души.

– А ваша бригада кто, местные? – допытывается Михаил. – Вообще-то, есть такая традиция, чтобы на строительстве храма только люди достойные работали – не матерщинники, не пьющие…

– Почему, и пьющие работают, но только сами воздерживаемся. Место-то святое. А бригада – да, все четверо из местных, и я тоже. Только я не бригадир. У нас тут полное равноправие – начальников нет…

Кой-чего поспрашивав ещё по технологии строительства и поняв, что дело это здесь поставлено серьёзно, а потому стоит, похоже, немалых средств, направляемся поискать кого-нибудь из местной общины – разузнать, как же это они такое чудо здесь, в небогатом райцентре, осилили?

Под впечатлением идем по направлению к православному молитвенному дому – снова мимо музея, трактора с красными колесами, но уже не выглядящего так по-большевистски, по улице Советской, на которой сегодня празднует осень: среди берёз с неба сыплется зелёное, жёлтое и красное конфетти – налетающий ветер срывает и швыряет листья, кружит их над головой, не даёт опуститься, вытаскивает из травы и снова несёт кувыркает…

Возле молитвенного дома в честь Свт. Николая Чудотворца пустынно. На дверях замок. Объявление гласит: «Богослужения со священнослужителем по объявлениям». Из чего, вероятно, следует, что сегодня богослужения нет и актив общины нам не увидать. Жаль.

Из дорожного дневника М.Сизова:

Община

У Петровича в Кремлёво нас ждали две прихожанки, которых Анатолий Петрович заочно отрекомендовал так: «Это две подруги не разлей вода, они вроде моторчика местной общины – очень активные, везде по району ищут деньги для строительства храма».

– И вправду моторчик, – киваю Игорю на машину, припаркованную к штабелю досок у домика Петровича. Это старенькая «Ока», через окошко видно, что на ней установлено ручное управление – для инвалида. Вот на этом «лимузине» подруги и разъезжают по району, собирая средства на храм.

Входим в горницу, Петрович чинно представляет нас дамам. Внешне две подруги – полные противоположности. Анастасия Васильевна – пышная, энергичная, с громким голосом и смешливая. А вторая, Антонина Петровна, – миниатюрная, росточком с девочку-подростка. Глаза у Антонины Маминой спокойные, почти грустные, но чувствуется в них скрытая решительность – что задумает, от того не отступит. Судя по инвалидной палочке в руке, «Ока» во дворе принадлежит ей.

Пока Петрович разливает чай, Игорь расспрашивает про «храм-баню», давно ли там перестали мыться.

– А как потолок обвалился, так и перестали, – начинает рассказ Настасья. – Четыре года назад решили мы это безобразие прекратить, начали по очереди акафист Николе Чудотворцу читать, крестным ходом вокруг бани ходить... Ой, вы записываете, что ли, для газеты?

– Конечно, – отвечаю. – А что, сведения секретные?

– Да ведь нас заругают! – смеётся Настасья. – В администрации-то, поди, не знают, что это из-за нас баня обрушилась – по молитвам к святителю Николаю.

– Переделывать баню обратно в храм не собираетесь?

– Да уж легче новую церковь построить. Видели нашу красавицу? В самом центре – рядом с администрацией и площадкой, где День мёда проходит. А начиналось всё много лет назад. Одна тарножская женщина, молоденькая, грамотная, поехала в Тотьму к священнику – своего батюшки-то у нас нету. Так, мол, и так, хотим храм строить. А в Тотьме тогда служил отец Димитрий, он благословил: начинайте. Мы начали, а его перевели в другое место. Остались мы одни. Фундамент заложен, дальше строительство застопорилось. С одной женщиной пошли мы в администрацию, три дня там топтались, но в конце концов достучались до начальства. Замглавы пригласил рабочих. Потом он сам столько бед натерпелся из-за строительства...

– Проблема одна – деньги, – вступила в разговор Антонина. – Если помните, год назад председатель нашей общины Валентина Варсонофьевна обращалась за помощью ко всем православным через газету «Вера». Спаси Господи, стали присылать переводы, в основном с севера – из Архангельска, Сыктывкара, Воркуты... Очень помогли крышу достроить.

– Да дело не только в деньгах, – продолжила Настасья. – Плохо нам без священника. Однажды были мы в Великом Устюге у Прокопия Праведного, рассказали про свою жизнь. Женщины только поохали: «У нас батюшка есть, и то кое-как спасаемся, а вы там с Богом одним...» Вот живём как-то, собираемся в молитвенном доме по субботам и воскресеньям. На праздники приходит человек под тридцать, а так в общине всего десятеро. Будь священник, больше бы приходило.

– Если священника приглашать, ему жильё надо, – прерываю Настасью.

– Мы уж думали об этом. Хотели на храмовой территории домик поставить, но там земли под огород нету. А как без огорода жить, без своих овощей-то? Вот присматриваем готовый дом с участком. В Тарноге дешевле, чем за 800 тысяч, не купить, если нормальный. Предлагали нам и поблизости в деревне дом – так загнули за миллион. Ничего, вот храм достроим, начнём на дом деньги собирать. Нам с Тоней не привыкать. Как только удаётся от работы освободиться – сразу на ейную машину и вперёд...

– Кем, кстати, Анастасия Васильевна, вы работаете?

– А сами думаете кем?

– Ну, бухгалтером, что ли? – делаю предположение и сразу понимаю, что не то: с её энергией и неусидчивым характером...

– Страховой агент я, – смеётся Настасья. – Так что опыт есть. Ходим с ящиком, обращаемся ко всем подряд, не спрашивая, верующий или нет. Подошла однажды к мужчине, тот отрезал: «Я атеист». Говорю: «Хоть немножко да положите, хоть десятку, маленечко-то». А рядом жена стояла, она стала кошелёк доставать, мол, я-то положу. Говорю ей: «И за атеиста тоже положите». Они заулыбались, оба пожертвовали, и с миром мы разошлись.

– А богатые предприниматели у вас есть?

– Как же нету, многие наши лес пилят. Кто 300 тысяч пожертвует, а кто и 100 рублей достанет – больше нет, отвяжись. Отвечаем: «Мы и этому рады, сохрани вас Господь».

– Ох, знаете, как нам тормозят-то везде, как нас колотят, – переменила тон Настасья, погрустнев. – И батюшки нет, чтобы заступился. Нам-то очень тяжело, нас с Тоней уже сталкивать друг с дружкой начали. Никогда такого не бывало, а тут стали ссориться, искушения пошли. Мы уж теперь боимся, как бы не занесло на повороте...

– Давно вы дружите?

– А как Тоне квартиру дали в Тарноге, два года. До этого она у себя в деревне Квашнино жила, ни с кем почти не общалась. Да, Тоня?

– Я и сейчас хочу туда вернуться, – пояснила Антонина. – Деревня-то умирает, жалко. Сейчас там часовню строю, может, это поможет Квашнино сохранить.

«Куда Господь потянет»

За чаем решили мы съездить в Квашнино. Это отвечало нашим с Игорем планам: мы ведь решили посетить все места, связанные с преподобномучеником Агапитом Маркушевским, а Тонина часовня – пока единственный в районе храм в его честь. Анатолий Петрович как старый журналист тоже загорелся отправиться в «командировку». Ехать решили на нашей редакционной машине, поскольку впятером в «Оку» не влезть.

Охая, Анастасия Васильевна уместилась на переднем сиденье:

– Уж я бывалая пассажирка. В машине-то мы с Тоней и подружились, за дорожными разговорами. Тоня, расскажи, как ты первый раз меня с собой взяла, в Сизьму...

– Ну, чтобы скоротать время, пожалуй, – согласилась Антонина. – Сама я в Сизьму попала случайно, во время автопробега. Каждый год Вологодское областное общество инвалидов устраивает автопробег, и мы, кто на инвалидных мотоколясках, кто на крутых «тачках», этакой пёстрой колонной отправляемся в путь. Однажды за Череповцом в Шекснинском районе остановились в Сизьме. Нас сводили там в музей, в храм, в часовню и на источник. Что меня удивило, всё это – и музей, и храм – сделал фактически один человек, Володя.

Володя Егоров – уроженец Сизьмы. Родился он инвалидом в очень тяжёлой форме – церебральный паралич. Бабушка его семь лет носила на своём горбу к местному источнику Пентелимона Целителя, сажала в глину и так надолго оставляла. То ли целебная глина, то ли её молитвы подействовали, но Володя полностью вылечился...

– То есть как полностью? ДЦП разве лечится? – удивляюсь.

– Да вы сами съездите, посмотрите на него – бегает только так, весь день крутится, паломников встречая. Только шибко худощавый он, много постится. Он ведь стал очень верующим. Первым делом, исцелившись, над двумя святыми источниками поставил часовенки и купальни. Потом взялся за церковь, которая в Сизьме была полностью разрушена. Стал выносить голубиный помёт, убирать там – и к нему начали люди присоединяться. Сейчас церковь блистает, полностью отремонтирована. Он и трапезную сделал для приезжающих исцелиться. Мы ездили к нему в начале Успенского поста на их местный праздник, связанный с явлением креста, который по реке в Сизьму приплыл. Приехало более 500 человек – и всех он накормил, всех сводил на источник.

– Такой он обходительный, – добавляет Настасья, – открыл нам храм, помолился вместе, потом: «Девушки, пошли чай пить, я согрел вам». Дома такой заботой не окружают, как у него! А вообще он молодой, чуть больше за 30. Звали его на священника учиться, но не может Сизьму оставить. Народ же едет, бывает, по четыре автобуса в день, со священниками – они-то в храме и служат. И такие там исцеления случаются, удивительно!

– Однажды привезли четырёхлетнего ребёнка, парализованного, – вспоминает Антонина. – Дело было летом, и его положили на крыльцо часовни Блаженной Ксении Петербургской, а сами зашли помолиться. Выходят из часовни – а он навстречу топает по крылечку. Это просто чудо! Люди и вылечиваются, и проблемы разные по молитвам разрешаются. Свидетельств удивительнейших множество.

После автопробега я восемь раз там побывала и наших, тарножских, возила. А потом подумала: надо ведь и у себя что-то делать. Я-то давно мечтала о часовне в Квашино. Говорю Насте: «Деревня пропадает, будем часовню строить. Только в честь кого?» Она и говорит: «В честь Агапита Маркушевского. У нас есть свой святой, тоже великий целитель, а его почему-то не почитают. Даже просто не знают». После этого мы поехали с Тоней в Маркуши, начали историю там копошить. А потом отправились в Москву, где Житие преподобномученика Агапита нашли, и в Сольвычегодск – откуда он на нашу землю пришёл. Может, там в архивах что осталось...

– Поехали неведомо куда, неведомо зачем! – смеётся Настасья. – Денег нет, дай бог, на бензин хватит, мотор в «Оке» как-то странно скрипит... эх, Господь нас не оставит! Не доезжая Сольвычегодска, уткнулись мы в реку. Как въезжать на паром, Тоня не знает – у нас же Тарнога узкая, паромов в глаза не видели. Говорю: «Тоня, глядь, все водители машины задом подают, а ты передом едешь». Она давай на пароме разворачиваться, чуть не свалились. Глядь, а за нами другие уже передом едут. Оказывается, кому как удобней: кормой подать, чтобы потом нормально передом на берег съехать, или наоборот. А мы и задом въехали, и задом съехали. Смеёмся над собой. Но вот уже и Сольвычегодск – куда дальше? Ведь никого не знаем. Подъехали к действующей церкви, тут к нам мужчина подходит: «Вы зря платочки надеваете, служба будет только через три часа». Ладно. Смотрим, источник из-под земли бьёт – ну, хоть святой водички испробуем. Тоня спустилась к нему, выпила глоток, – оказалось, это соляной источник. Что делать?! Во рту горит, запить бы чем! Мужчина снова к нам подходит, приглашает в сторожку. Он при церкви работает, зовут Андреем. «Надо бы вам город показать», – говорит. Переоделся он, поехали. Завёз к себе домой, чаем напоил, потом в музей сводил, где мы про святого Агапита расспросили, а дальше – в гости к разным людям. Те думали, что мы ему родня – так он с нами прижился. Ну, как в сказке, прямо! Ещё на колокольню сползали, позвонили в колокола. Тут и служба началась, мы исповедались, причастились – это ж для нас редкость! Пока были на службе, нам уже и квартиру нашли у одной бабушки. И с батюшкой мы познакомились, шестеро детей у него, скоро седьмой появится, такие симпатичные детишки! Наутро Андрей нас до самого парома проводил, подсел в машину: «Может, дальше вас проводить?» А нам так смешно: как же он возвращаться-то будет? В общем, как во сне... Куда Господь потянет, туда и едем.

– А про Агапита что узнали?

– До прихода в нашу землю он и вправду служил там, в Сольвычегодском монастыре – вместе с Лонгиным, который потом на Коряжму ушёл. Сколько времени Агапит был в монастыре, откуда туда явился – так нам и не ответили. Может, он из наших мест? А потом Господь вернул его на родину? Бог весть...

Анастасия Васильевна замолчала, так дальше и ехали.

Путь наш лежал по хорошо набитой грунтовке в верховье Уфтюги. Редкие перелески сменялись обширными полями-медоносами. Наверное, когда-то их пахали, сажали овёс и рожь, а сейчас только пчёлы трудятся, обихоживая душистое разноцветье. Глядя на среднерусский пейзаж, вдруг открывшийся среди тарногских дремучих лесов, не сразу понимаешь, что этот простор не климатическое чудо, а дело рук человеческих.

То и дело петлистая речка перегораживала дорогу и у мостов мелькал один и тот же дорожный знак – «р.Уфтюга». Загадочны всё-таки названия у нас на Севере. Вроде как русское восклицание «уф-ф ты!» звучит в этой речке, но чудский корень «-га» отсылает нас в такую древность... Помнится, в прошлогодней экспедиции миновали мы деревню с созвучным именем – Муфтюга. Было это за тысячу вёрст отсюда, на таёжной границе между Архангельской областью и Республикой Коми. Что любопытно, жители деревни в своей коми речи никогда не произносят «Муфтюга», а называют родное селение «Мук ты». «Муфтюгу русские писцы придумали, – говорли они, – переиначив коми название». Слово «ты» на коми языке означает «озеро», а Мук... это уже никто не смог объяснить, что означает. Такое же отношение к названиям и в других селениях, через которые мы проходили – в Латьюге и Коптюге. «Русские писцы переиначили». Местным финно-уграм, живущим на Севере с незапамятных времен, трудно представить, что и до них была тут жизнь, разбросавшая по всему Русскому Северу бисеринки названий: Мга, Пинега, Кокшеньга, Уфтюга... Русские пришли сюда позже финно-угров и не стали ничего менять. Земля – она же Божья, и если над ней однажды прозвучали имена, то так тому и быть.

– А это что за церковь? – прервал тишину Игорь, сидевший за рулём. Из-за поворота выплыл огромный каменный храм...

(Продолжение на следующей странице)

назад

вперед