ЖИВОЕ СЛОВО

«ПОЛОЖИМСЯ НА ПРОМЫСЛ»

Протоиерей Александр Шантаев (настоятель Спасо-Преображенского собора Угличского кремля):

– Будущее России, наверное, никому и никогда не казалось ясным. Мы такая страна, у которой её «золотой век» всегда находится в неопределённом прошлом. Для кого-то это подёрнутый мифической дымкой образ Святой Руси, для кого-то – образ великой русской Империи, а кому-то эпоха брежневского застоя и большого советского стиля кажется лучшим, что было у них в жизни. Отсюда наше ощущение будущего: с одной стороны, потенциально скептическое («всё в прошлом», «богатыри не мы»), нигилистическое, а с другой – выражается в уповании на лучшее, и чем хуже в настоящем, тем сильнее надежда на чудо. Причём человек верующий не может не поймать себя на мысли, что заниматься футурологией или, попросту говоря, прогнозами будущего, в общем-то, не имеет смысла – в главном всё и так известно. Но размышления над будущим есть неотъемлемая вытекающая часть постижения истории, с тем чтобы наиболее точно и верно установить себя в настоящем.

В этом ключе и следует думать о будущем, чтобы не преткнуться и избежать какого-либо обольщения или соблазна здесь и сейчас. Говорить о настоящем в понятиях «распада» и «возрождения» – значит заведомо ограничивать рассуждение эмоциональными, пафосными категориями. В каком-то смысле для христианина это означает «плясать под чужую дудку», не важно, «идеологическую» или «политическую».

Но если взять эти слова «распад» и «возрождение» в охлаждённом виде, никак не ангажированно, то для нас, живущих в России и не мыслящих себе иного земного Отечества, сразу встаёт вопрос судьбы как будущего. Судьба как будущее вызывает у нас тревогу. Потому что, может быть, мы, выжив в 90-е годы XX века, оттолкнулись от точки невозврата, но ещё не нащупали почву под ногами, не обрели своей судьбы, а значит, и будущего. А не обрели своей судьбы, потому что ещё не обрели себя. Наше Будущее (пишу намеренно с большой буквы) заключается сейчас в соотношении тех людей в обществе, в стране, во власти, в Церкви, в политике, в армии, в бизнесе – где угодно и везде, – кто стремится обрести себя (т.е. не погубить своё призвание), и тех, кто попал в плен или добровольно перешёл на сторону врага в любом его обличии. В достаточно обозримом будущем, мне думается, глубинный кризис нашей Русской Православной Церкви Московского Патриархата прорвётся наружу, и это вселяет надежду на благие перемены. Системный пародонтоз не может продолжаться бесконечно, и почти всем, во всяком случае многим, сегодня уже ясно, что без открытого, пусть и нелицеприятного диалога, без готовности к компромиссам между уровнями церковного сообщества, между епископатом, священством и мирянами, мы, Церковь, может, и сохраним своё «юр. лицо», но окончательно потеряем целостность и право выражать полноту Христова тела.

Протоиерей о.Михаил Левковец (п.Краснозатонский, Сыктывкарская епархия):

– Меня пугает происходящее сегодня восстановление в новых формах коммунистического прошлого. Да, стало больше порядка, но больше и лжи. Дошло до того, что услышать здоровую мысль можно стало лишь от таких людей, как Явлинский, Немцов, которых я не воспринимал никогда за то, что они сотворили со страной. Но смотрю на все эти митинги в поддержку партии власти, Президента, на то, как всё делается раболепно, и вижу, как мало прошлое научило чему-то людей. Сказано было псалмопевцем Давидом: «Не надейтесь на князей, на сына человеческого, в котором нет спасения», а нам снова пообещали построить рай на земле, и люди потянулись, опять поверили, как в начале девяностых, как раньше – большевикам, в то, что не Бог дарует и наделяет, а какой-то добрый дядя. Чего нам ждать от него? Ещё недавно у нас возле жилкомхоза можно было видеть лишь старую «Волгу» и два «уазика», сейчас можно увидеть восемь джипов и другие дорогие машины. И понимаю, куда всё движется, что бы нам ни говорили с экрана телевизора. Всё это не потому происходит, что верхи как-то особо нехороши. Они – продолжение того, что происходит в низах, об этом я могу судить, глядя на многих прихожан. Те бабушки, прежние мои прихожанки, которые умели любить, – ушли, умерли. Их сменили те, кто склонен видеть чужие недостатки, не замечая своих. Ими легко управлять с помощью ТВ и газет, потому что не имеют якоря любви. Трудно с ними: старым прихожанам всё можно было прямо говорить, сейчас семь раз подумаешь, прежде чем скажешь. Но постепенно, очень медленно меняются, не так болезненно относятся к тому, что не льстит им. Маленькие подвижки к лучшему всё-таки есть, кто-то понял, что не в материальном богатстве счастье. Таких немного, но слава Богу и за это. Есть у нас в поселке женщина-предприниматель, не сказать, что очень воцерковлённая, но вдруг взяла и построила часовню на кладбище. Прошла через все искушения 90-х, когда смысл жизни виделся в том, чтобы построить дачу, купить машину, съездить за границу, и вдруг поняла, что не в этом счастье. Пик страсти к благам жизни у нас всё-таки позади, по крайней мере для некоторых, они приходят постепенно в себя. Ещё надеюсь на молодёжь. Она не так внушаема, как те, что постарше, и более открыта вере. Хотя в молодости много непрочного: легче прийти в Церковь, легче уйти. Пока жизнь человека не потрепала, не закалила или, наоборот, не развратила, трудно сказать, что выйдет из человека, хотя основания для надежды всё-таки есть. Ведь столько грязи сейчас обрушивается на молодых, а всё равно немало таких, что устояли. Видно, как Господь печётся о нас, всё обращает ко благу. Положимся на промысл Его и не будем унывать.

Иерей Василий Вольский (г. Полярные Зори, Мурманская епархия):

– То возрождение, которое мы сейчас наблюдаем, оно больше количественное. А ведь нельзя судить о Церкви по числу прихожан, количеству храмов, о состоянии духа это мало что говорит. То малое стадо, которое смогло сохранить себя в советское время, вопреки гонениям, запретам, составляли люди, которых можно было назвать солью мира сего. А сейчас очень много пришло людей, которые приняли Бога скорее рассудком. Их сердце далеко от Христа, не имеют они сердечной веры, не на добрую почву пали многие семена. Слишком немного среди пришедших подвижников и молитвенников, подобных тем, кого мы застали на рубеже восьмидесятых-девяностых. Всё меньше духовно крепких христиан, в которых мы находили опору.

Теряем мы, боюсь, безвозвратно, мир русской деревни, крестьянство с его традиционным укладом, бытом, душой христианской. Оно питало нас и духовно и физически, учило терпению, без которого нет прочной веры, а сейчас – уходит. Зато явилась новая порода человека, привыкшего жить в своё удовольствие, не желающего заводить детей. Противостоять этому невозможно, как говорил святитель Игнатий Брянчанинов, «отступление идёт по земле. И не покусись остановить его своею немощной рукой». Я не прозорливец, не знаю, что будет через десять лет. Но всё равно наше дело молиться, сеять слово Божие, проповедовать, даже если не слушают. Это долг, нужно, чтобы хоть кто-то его исполнял, вопреки доводам холодного рассудка, сеял, полагаясь единственно на милость Божию.

Что утешает, даёт надежду – это дети, надежда только на детей, видишь открытые, не тронутые тлением души. Ребятишки прибегают в храм, даже если родители их туда не водят, скорее сами отцов и матерей приведут. Приехал я в Полярные Зори – взрослые меня не видят, идут мимо, а дети здороваются, по-другому смотрят на священника, не как на музейный экспонат, а как на составляющую их жизни. Они не жили в советское время, не застали тех недавних времён, когда на страну обрушились, закружили её страшные искушения. Мы – старшее поколение – подобны Израилю, вышедшему из Египта. Сорок лет водил его Моисей по пустыне, сменилось поколение, пока не изжилось рабское, повреждённое сознание.

назад

вперед