«Благотворящий нищему даёт взаймы Господу»

(Притчи 19, 17).

Если выйти из Кировского парка Тбилиси и пойти в сторону улицы Киачели (бывшей Софьи Перовской), то увидите две церкви, стоящие на расстоянии 15 метров друг от друга. Одна – грузинская – с коническим голубым куполом, во имя Св. Андрея Первозванного, другая – русская – с золотыми маковками.

У церковной ограды налицо весь личный состав нищей братии. Ближе к выходу сидит толстая, с ярко накрашенным лицом Нанули (на груди прицеплена групповая карточка чьих-то детей). Рядом низкорослый бритоголовый Шакро с неизменным барабаном. За ним сморщенная желтокожая Анастасия, вся обмотанная шерстяным пледом. Сбоку на перевёрнутом ведре сидит коротышка Эльза, как всегда, в лёгком подпитии. О ней известно, что в свободное от церковных праздников время она продаёт в разнос кульки на базаре. Чуть в отдалении от них, у двух новых мусорных баков, в окружении шести кошек сидит на куче тряпья «конкурирующая фирма» – бомжиха Нина. Одета она в зелёное дерюжное пальто, а на ногах белые 45-го размера потрескавшиеся сапоги.

Служба в церкви уже отошла, прихожане из завсегдатаев тоже степенно рассеялись.

Нищая братия скучающе изучает дислокацию – авось да пройдёт какой-никакой податель благ.

И вот по улице Киачели показалась парочка: то ли брат с сестрой, то ли муж с женой – оба чернявые, невысокие, с горбатыми носами и в одинаковых джинсах – клоны, да и только.

По их виду как раз разгар грызни. В сонной тишине до нищих явственно доносятся обрывки диалога.

– …Все люди как люди. Один ты пыльным мешком из-под угла недобитый! Кто вчера работу прошляпил?! А? – наседает клониха на клона.

– Молчи, женщина, – неуверенно вздыхает усатый обладатель переломанного носа. – Разговорчики в строю.

– Только это и знаешь! – взрывается его подобие, зло поблёскивая карими глазами из-под смоляных бровей.

Эльза, икая, ставит диагноз:

– Муж и жена скублятся.

Парочка тем временем поравнялась с мусорным баком. «Недобитый пыльным мешком» затормозил, уставившись на откормленных котов.

– Какие красивые! – и улыбается детской улыбкой.

Большой чёрный кот тут же стал тереться об его голубые джинсы.

– Это Ермолай, – словоохотливо объясняет «кошачья принцесса», тыкая пожелтевшим ногтем в сторону чёрного. – А этот жёлтый – Спиридон.

– Ну, что встал, пойдём! – тянет за рукав жена, с явным отвращением поглядывая на когорту кошек. – У нас такого добра пруд пруди во дворе.

– Погоди ты, – не спешит глава семьи, почёсывая рукой за ухом Ермолая. Кот блаженно жмурится и еле слышно мурлычет.

– Пфуф, – злится жена, – потом руки после него надо мыть.

– Вот жизнь- индейка, – с прищуром поглядывает на неё Нина, лукаво улыбаясь. – Муж животных любит, а жена – нет.
Кошконенавистница наконец-то удостоила её взглядом, подозрительно хмыкнув:

– С чего вы взяли, что мы муж и жена? Что, на лбу написано?!

– А хотя бы и на лбу! – не спеша тянет Нина, всей пятернёй утирая нос. Потом с достоинством поясняет: – Я вить цыганка – беженка из Абхазии, без картов всё скажу, – постепенно оживляется. – Ты вот хоть и бурчать любишь, а счастливая. Муж у тебя – добрая душа, всех жалеет, долго жить будет, кошатник.

Парочка слушает с нарастающим любопытством. Напротив, у церковной ограды, тоже от нечего делать внимают четверо невольных слушателей.

Нанули, почёсывая огромный бюст, цедит сквозь оставшиеся прокуренные зубы:

– Началось! Вот умеет лапшу на уши вешать! А нам теперь фига с два что перепадёт.

Как бы в подтверждение его слов будущий долгожитель лезет в карман, достаёт, не считая, мелочь и протягивает Нине:

– Возьмите, тётя.

– Спаси тебя, Господи, сынок, – улыбается бомжиха и, поворачиваясь к жене, продолжает: – А ты меньше грызи его, что он безработный. Тебе и так мелкие деньги со всех сторон идут. Жадность фраера губит. Я тебе легенду расскажу, и, не дожидаясь согласия, начинает повествование: – Ходил, значит, Иисус Христос по земле, проповедовал. Подошёл к колодцу, а там две девушки стоят.

– Да знаю я это, – нетерпеливо прерывает её владелица мелких денег, – это в Евангелии написано про самаритянку-блудницу.

– Да что ты знаешь, грамотейка? – повышает голос бомжиха. – Ничего ты не знаешь, кроме своей работы. Одно дыр-дыр, а толку – пшик! Не знаю я никаких самаритянок! Тут вот как было. Мне ишо моя бабушка, Царство ей Небесное, рассказывала. Ты слушай, не перебивай! Попросил, значит, Иисус Христос воды напиться. Одна грубо отказала, а другая, кроткая, Его напоила. Выпил Господь воды и говорит той, хамоватой: «Бог даст тебе хорошего, покладистого мужа, а тебе – обернулся к доброй – плохого и драчливого». Та, что напоила, удивилась: «За что же мне такое?» Он объясняет грубиянке: «Ты только с хорошим уживёшься, а она со своим добрым характером любого вытерпит…» Так что не долбай своего мужа за то, что он не такой, как все, не умеет деньги делать.

– А жизнь сейчас какая! – не унимается спорщица, пропуская мимо ушей легенду. – Дикий капитализм!

– Знамо дело, не коммунизм! – иронизирует бомжиха, хитро улыбаясь. – Господь-то, Он обо всех думает в любое время, и обо мне, грешнице, и вот о Ермолае, к примеру, – она кивает на вконец разомлевшего кота. – Я вить Ермолая за лар пятьдесят выкупила, от смерти спасла.

– Как это? – заинтересовался кошатник.

– А так это, – в тон ему отвечает Нина. – Сижу я как-то здесь. Смотрю: мимо мужик идёт и кота мяукающего тащит.

– Куда ты его, мил человек, говорю. А он знай себе матюгается: «К Куре, топить его буду. Он у меня колбасу сожрал». «А сколько твоя колбаса стоила?» – кричу. «Лар пятьдесят на базаре за руставскую палку отдал». Я скорей в карман, а там только лар мелочью. Еле уломала его подождать. Я, говорю, наклянчу и дам. И правда, через минут десять всё собрала и кота оставила у себя.Так что Богу всех жалко. Главное, никогда надежду не терять. У меня вот 17 лет детей не было, а в сорок четыре я девочку родила. Она сейчас в Америке в няньках сидит. Я молюсь. Может, она там замуж выйдет. А чё, – глядя на парочку снизу верх и заслоняясь рукой от солнца, заключила она, – всё бывает.

Тут жена с удвоенной силой дёрнула мужа за рукав и они пошли дальше. Нанули не очень уверенно, но заученно затянула при их приближении:

– Помогите, чем можете.

И тут же получила тычок от Эльзы:

– Вот тварь Нинка! Вечно всех клиентов перебьёт своим языком.

Сцену эту так же наблюдали две пожилые прихожанки, сидевшие на лавочки у церкви. Они остались ждать вечерней службы, вот и коротали время за тихим богоугодным разговором. Та, что в модных очках, помладше, заметила:

– Нина не Божий человек. Сколько здесь сидит, ни разу в церковь не зайдёт, а уж про причастие я вообще молчу. Говорят, у себя в Абхазии она целое поместье имела, на сбор мандаринов людей нанимала. А сейчас её вот как Господь смирил.

– Н-да, – кивнула её наперсница в голубом газовом платке. – Всё-таки какое искушение эти нищие! То друг друга из-за денег вёдрами бьют, то прихожан проклинают. Бездна грехов им же несть числа. И видно, в грехах зачаты. Ты только на этого урода Шакро посмотри! Налицо все признаки дебилизма: обезьяний лоб, выдвинутая вперёд челюсть. Только и знает, что на барабане димпитаури (особый тип барабанного ритма из грузинского народного фольклора) выбивать. Катастрофа какая-то… И, самое печальное, никак их отсюда убрать нельзя…

В этот момент со стороны бака донеслось радостно призывное:

– Эй, вы! Идите сюда! Мне тут одна женщина кусок сулгуни (вид сыра) дала!

Четвёрка нищих тут же повскакивала с насиженных мест и бросилась к Нине. Всем им была известна народная мудрость: « Кто не успел, тот опоздал!»

Чудотворная икона

Ира, тряхнув обесцвеченными патлами, хлопнула дверью. Вслед ей неслось обнадёживающее:

– Чтоб ты, зараза, под машину попала!

Ира автоматически сложила кукиш в ответ на материнское благословение (привычка – великое дело) и быстро зацокала каблуками по щербатой лестнице. Спускаться с девятого этажа, где они с матерью снимали однокомнатную, ещё ничего, а вот подниматься, особенно после ночной смены в баре, – пытка невыразимая. А что делать: мотор от лифта кто-то давно и бесповоротно списал.

Стены подъезда с наскальной живописью местных пиросмани наконец-то закончились. Ира миновала биржу сплетен – трёх бабок у подъезда, буркнув им что-то нечленораздельное в качестве приветствия. Пенсионерки тоже издали ответный носовой звук и проводили её оценивающе-осуждающим взглядом. Крайняя, перевязанная чёрным платком по самые колючие глаза, прошипела в спину:

– Одна походка чего стоит...

У Иры только нижняя губа дрогнула. Всё, теперь будут жужжать друг дружке – клеить всех окрестных бездельников ей в любовники. На полчаса работы хватит.

Кипя и бурля внутри от злости на всех старых перечниц вместе взятых, Ира шла к маршрутке, попутно силясь вспомнить, какое сегодня число. Вдруг сверкнуло молнией – 14 мая, «Нечаянная радость». Надо, значит, кровь из носу, а в церковь заскочить… Лет пять тому назад Ира совершенно случайно для себя обнаружила эту икону. Дело было так.

Соседка по старому корпусу тётя Фрося, одинокая незаметная старушка, к которой Ирка иногда забегала принести что-нибудь вкусненькое, уцелевшее на тарелках в баре, всё ахала и благодарила:

– Пусть Господь тебе, деточка, пошлёт нечаянную радость. Чтоб я без тебя делала?!

Ира, поначалу пропускавшая старушечий лепет мимо ушей, как-то не утерпела и психанула:

– Скажете тоже, тётя Фрося! В такой жизни, как у меня – ни детей, ни плетей, – какая может быть нечаянная радость? Мужика нормального, и того не могу зацепить. Всё одна шваль к моему берегу плывёт. А всё оттого, что квартиры своей нет!

Бабка оживилась, заблестела выцветшими голубыми глазками в морщинистых веках и давай идею толкать:

– А ты пойди в церковь Иоанна Богослова. Там есть чудотворная икона Божьей Матери «Нечаянная Радость»…

«Ну всё, теперь её до завтра не заткнёшь», – кисло размышляла Ирка, нащупывая в кармане пачку сигарет, чтоб отключиться от ненужной информации.

– Она такая тёмная, большая, – не унималась тётя Фрося. – Там ещё сбоку разбойник нарисован. Он, перед тем как на грабёж пойти, всегда Матери Божьей ангельскую песнь воспевал. И всегда его дела хорошо шли… Как-то увидел он, что с иконы из рук Богомладенца кровь капает.

– Ну и? – Ирка отставила пачку и заинтересованно уставилась на рассказчицу в цветастом платочке. Попахивало детективом.

– …Разбойник-то обомлел и спрашивает: «Матерь Божия, кто посмел обидеть Младенца?» И слышит он от иконы, – тут голос тёти Фроси зазвенел. – «Ты и подобные тебе грешники распинают Сына Моего своими грехами ежедневно!»

Ира аж вздрогнула и опустила глаза. Слишком уж живо представила себе картину и себя на соответствующем месте. Тётя Фрося помолчала и выдала финал:

– ...Разбойник раскаялся. Стал жить по совести. Потому и зовётся эта икона «Нечаянная радость покаяния»…

Вот так, под впечатлением Фросиного рассказа, Ирка – матерщинница и крамольница – дошла-таки до указанного тёмного образа и, стесняясь косых взглядов прихожан, не поднимая накрашенных глаз на скорбный лик Богоматери, выдавила из себя мысленно: «Помоги мне хоть как-нибудь!»

Вроде за пять лет ничего кардинально в её, Иркиной, бестолковой жизни не изменилось. Работа через двое суток на третьи в полусумрачном кафе-баре, а в нём, как говорится, «всё те же рожи и те же инструменты». Мать, Иамзе, всё так же бурчала по поводу и без повода на нищую жизнь на чужой жилплощади (свою-то «хрущовку» давно пустили по ветру за долги), на негодную дочь Ирку и всё, что с ней связано. И всё же на фоне этой ежедневной болотной плесени Ирка стала то тут, то там находить сюрпризы – маленькие радости. То ли они и раньше были, а она их, лопаясь от злости, просто не замечала, то ли что-то в ней самой изменилось. Сказать трудно. Ладно, стоп. У Иры жизненный принцип: « В голову ничего лишнего не брать, а то мозги в косичку заплетутся!»

…Поэтому, несмотря на опоздание на работу, Ира сделала лишний крюк и оказалась в той самой церкви. Попросила в кассе два платка подлиннее (один – джинсы прикрыть, другой – на голову и плечи накинуть) и пошла со свечами к знакомой иконе. Постояла минут пять в умственной напряге, зажгла свечи и вышла.

Выйдя из церкви, она наткнулась на процессию. Человек двадцать детей, разномастно и жутко одетых, шли парами по направлению к зоопарку в сопровождении тётки с рыжей шевелюрой. В конце плелись двое близняшек. Красные колготки в гармошку на щиколотках, куцые салатового цвета выгоревшие платья и какого-то матового цвета лица, густо обсыпанные прыщами.

– Откуда вы? – поинтересовалась Ирка.

– Цхнетский детский дом, – откликнулась одна из близняшек.

Ирка проводила их долгим взглядом. У неё хоть внешний вид ещё ничего, и то личная жизнь на точке замерзания, а этих страхолюден что ждёт? Ещё небось воспитатели смертным боем бьют...

Ира заторопилась на работу. У входа, по закону подлости, столкнулась с хозяйкой бара – расфуфыренной Шореной. Та, конечно, тут же погнала на неё пургу. Ира, бормоча извинения, юркнула за стойку и изобразила ужасную занятость – стала наводить порядок среди бокалов. Шорена покричала для порядка и вскоре замолкла: ценит всё-таки её. Из трёх барменш только Ирка на ломаном английском болтает – туристов в заведение заманивает.

Весь день Ира была рассеянна – никак не шли из головы близнецы. Ночью даже два бокала разбила. Хорошо хоть удалось списать на пьяных шотландцев. Отоспавшись после ночной смены, Ира поднялась в Цхнети, разыскала здание с облупившимся фасадом и зашла к директору выяснить, какие бумаги нужны для усыновления. Шла со страхом. А ну как заломит он несусветную цену за оформление. Но дело сладилось очень быстро. Директор шустро продиктовал Ире список нужных справок, втайне радуясь, что избавится от «нетоварных» близнецов. В детдом при новом президенте зачастили иностранцы, любящие задавать идиотские вопросы об условиях содержания. Через две недели близнецы Эка и Мака уже удивлённо озирались на ободранные обои Иркиных апартаментов. Под наплывом новых впечатлений Иамзе решила тряхнуть стариной, заявив:

– Пойду хинкали с картошкой налеплю.

Сама Ира тут же поставила греть кипятильником воду и бросилась перерывать ящик со всяким хламом в поисках частого гребешка для вшей. Не хватало ещё подцепить эту экзотику и загреметь с работы. На другой день, когда Ира убедилась, что керосин сделал своё дело, Мака и Эка были отпущены на экскурсию во двор «поиграть». Ровно через 15 минут со двора донёсся крик. Ирка чуть не вывалилась из окна от впечатляющей сцены – близнецы со знанием дела мутузили двух соседских мальчишек.

Приёмная мать вихрем скатилась с девятого этажа разнимать своих питомиц. В голове мелькнула очень своевременная мысль:

– Прощай, депрессия!

Сюрпризы сыпались на Иру как из рога изобилия. Чесотка у близнецов и непредвиденные траты оказались только первыми ласточками, главное было впереди. Как-то в дверь постучали (звонка за ненадобностью не имелось). Иамзе, шлёпая кошами, потащилась открывать, злая от мысли, что опять явилась соседка Этери с просьбой отлить стакан постного масла.

– Кто там?

На пороге, мило улыбаясь, стояла беременная первая леди Республики Грузия Сандра Руловс в окружении плечистых охранников. Сзади маячил парень с камерой...

На другой день, когда Ира, как всегда, крутилась за стойкой, к ней подошла Шорена и царственно приложилась к щеке барменши:

– Поздравляю, генацвале! Когда на новую квартиру переедешь, не забудь нас пригласить.

Ира улыбнулась:

– О чём разговор.

Шорена, бренча браслетами, начала возмущаться:

– Я смотрела по «Курьеру», как тебе Сандра ордер вручала и злилась. Это всё пиар-кампания перед выборами. У президента рейтинг упал. Вот они и стараются!

Ира поправила сползшую маечную бретельку на округлом плече и сказала серьёзно:

– Это как посмотреть. Кому пиар, а кому нечаянная радость!

30.07.07

«Грех всегда убивает невинного, всегда в жертву себе берёт того,

кто не заслужил этого страдания, этого унижения, этой боли».

Митрополит Антоний Сурожский

Крошечный полуподвальчик набит ширпотребом. Есть всё: начиная с хлеба, макарон, водки и кончая мылом и стиральным порошком. В углу за столом сидит 40-летний коренастый хозяин заведения Зура и тщетно пытается заняться подсчётами. Перед ним лежат тетради учёта товара и калькулятор. Сбоку что-то бубнит портативный телевизор.

Не мужское это дело – сидеть и считать колонки цифр. А что поделаешь – надо же бывшему спортсмену как-то кормить детей: двух мальчишек-близнецов и дочку-последыша.

В подвал то и дело входят покупатели, кто за хлебом, кто за сигаретами. Продавщица Саломе суетится за прилавком.
У Зуры перед глазами совсем другое.

…12 лет назад Зура был вне себя от счастья, когда ждал своих близнецов. И имена им заготовил заранее – Хвича и Гоча. В честь главных героев фильма «Мамлюк». Всегда смотрел с комом в горле заключительную сцену картины, как два друга грузина, проданные ещё детьми в рабство в разные страны, встречаются уже взрослыми на поле боя и убивают друг друга, слишком поздно узнав правду. В заключение голос автора за кадром: «Ни первый не был египтянином, ни второй венецианцем. Оба были сынами многострадальной Грузии». Сильная вещь.

Назвать-то назвал. Но не думал тогда Зура, что счастье и несчастье по жизни под ручку вместе ходят. У старшего, Хвичи, оказалась родовая травма. Врачи поставили диагноз: «Он нежилец». Тамрико его буквально выплакала у Бога.

Именно она, Тамрико, настояла крестить близнецов в спешном порядке, а не ждать, пока Зура соберёт деньги и устроит грандиозную попойку для своих друзей по поводу крестин. Священник им потом в утешение сказал проникновенные слова: «Дитя, из-за которого пролито столько слёз, не будет забыто Богом…»

Хвича выжил и со временем сравнялся с младшим здоровым братом. Оба светлые, голубоглазые (видно, в прабабку-осетинку пошли). Разница только в поведении. Гоча в футбол гоняет. Хвича на лавочке сидит, смотрит. Центровой болельщик. Сам, бедный, за мячом не угонится. Писать ему трудно, ручка в пальцах как осиновый лист дрожит – никто его почерк разобрать не может. И говорит плохо. Сколько на логопеда Зура денег ухлопал, а толку маловато. Несмотря на это, Хвича старается учиться изо всех сил. Знает свою ущербность, вот и не хочет дебилом прослыть. Гоча, наоборот, голова светлая, язык будь здоров как подвязан, а учится из-под палки. Плевать ему, что отец на него в жизни главную ставку делает.

Как всё-таки всё шиворот-навыворот в жизни устроено... Другой бы на жизнь озлобился, а Хвича – солнечная душа – умеет всему радоваться. Зура даже удивляется, откуда это у него?

Вот, говорят, имя судьбу определяет. Не верит Зура в такую чепуху. Только факты – штука упрямая: братья в вечной борьбе. Гоча ещё карапузом был, а заметил, что у Хвичи всё из рук валится. Чуть что испортит, всё на брата валит: «Это Хвича сделал!» – и таким ангелом бескрылым на родителей смотрит.

Тамрико иной раз на нервах не станет разбираться и треснет Хвичу – будь, мол, аккуратнее. Хвича через 5 минут снова смеётся и на брата не обижается. Все пакости ему прощает. Любит.

Так уж вышло, что все – и соседи, и знакомые – в Хвиче за его редкую доброту души не чают. Гоча, видно, ревнует. То ударит брата, то подножку подставит. Хвича и так с трудом, вперевалку ходит, а тут и вовсе грохнется. Станешь наказывать – Гоча, хитрец, сразу в крик: «Скажи, Хвича, мы просто играли!»

А тот, хоть нос в кровь разбит, всё равно улыбается и, заикаясь, говорит: «Да, мы играли! Я сам упал».

Недавний случай у Зуры из головы не выходит. Гоча, виришвили (сын осла), что удумал! – решив позабавиться, завернул банановую шкурку в кусок газеты и положил на лестничную площадку. Сам затаился и стал ждать, кто первый загремит по лестнице. Минут через десять Хвича, поднимаясь со двора, поскользнулся на кожуре и руку сломал. Крик, шум, соседи вышли. И Гоча в панике выскочил – не думал, что так всё выйдет. Стал брата поднимать и раскололся.

– Я не хотел, – говорит. – Прости меня!

Хвича сквозь слёзы улыбается.

– Ничего, – успокаивает, – у меня всё пройдёт!

Это надо ж такое, чтоб из всего огромного подъезда именно Хвича на этой проклятой шкурке поскользнулся! Прямо паранормальное что-то. Хотя в жизни и не такое бывает. В прошлом году на соседней улице брат брата застрелил. Обкуренный, шёл с кем-то на разборку, брат под руку попался, он и дал по нему несколько выстрелов. Потом, когда в ум пришёл, вены себе стал резать: «Что я наделал!»

Н-да, что-то не то творится с младшим. Ну, наорал на него Зура, дал по шее, и что? Два дня назад новый сюрприз. Тамрико Гочу на другом факте поймала: выманил он у брата инвалидную пенсию и в тотализатор отнёс – ставки делать, как взрослые охламоны. Тамрико скандал устроила и к иконам его подвела.

– Поклянись, – говорит она, – перед Божьей Матерью своей жизнью, что этого больше никогда не сделаешь!
Гоча поклялся.

Жена у Зуры не голова, а дом правительства! Хорошо придумала: надо же как-то психологически воздействовать. Сам Зура бы до такого не додумался. А прежнее «клянусь мамой» уже не срабатывает. Интересно, на этот раз сдержит ли слово?

С Хвичей таких проблем нет. Месяц назад Хвича Зуру вечером выловил и говорит, слова тянет:

– Пап, дай мне денег. Я в интернете собрал материал про разные грузинские церкви. Хочу распечатать. Хорошая книга выйдет. Потом ещё свою пенсию соберу и эту книгу размножу. Хороший подарок выйдет…

– Кому что! А Гоча только и знает, что в порносайтах копаться, пока старшие не гаркнут. Нет, определённо, надо что-то делать. Но что именно?

На экране телевизора замелькали кадры информационного «Курьера». Зура прибавил звук. Диктор бодрым голосом сообщила:

– Сегодня, на территории такой-то школы девятикласснику нанесены многочисленные ножевые ранения. Школьник умер на месте происшествия.

Камера бесстрастно показывала плачущую мать и кровавые пятна на школьном асфальте.

Зура выругался и убрал звук. И тут то же самое! И так нервов никаких нет. Откуда у этих сопляков столько злости? Уже 20-й или 30-й случай с начала года. Нет, надо принимать меры. Банановая шкурка – это первый звонок.

…Надо вспомнить, кто ему, Зуре, про того супермонаха из Троицы рассказывал. Вроде, мол, люди валом валят к нему лечиться. Кажется, его зовут мама Саба (отец Савва). Может, стоит туда обоих близнецов потащить? Чтоб у Гочи мозги на место встали, а у Хвичи руки перестали трястись? Зура стал набирать номер верующего друга:

– …Привет, Каха! Как ты?.. Я тоже тихо-тихо… Дело у меня к тебе. По-братски устрой мне встречу с этим, как его, мама Саба. Ну, очень нужно… и выясни, сколько платить ему надо за визит… Ты же знаешь, за мной не пропадёт…

14.06.07

«Жизнь не удалась, – вздыхала Мзия, таращась на экран чужого компьютера. Перед ней была цветастая реклама самых популярных блогов. – Вот везёт же людям – живут полной жизнью. А ты, Мзия, догнивай в свои 40 лет с хвостиком в Тбилиси вечной безработной, считай копейки и радуйся бытовым сюрпризам: “Ой, свет дали – телек посмотрю”, “Ва-а, помидоры дёшево купила!” и прочее».

Единственный выход в большой мир – доплестись до церкви, почесать языком с прихожанами и одолжить у кого-нибудь духовную книжку. Надо же откуда-то черпать душевные силы, чтобы тянуть эту беспросветную лямку дальше.

И вот на фоне этого заплесневелого существования, сдабриваемого Иисусовой молитвой и самоуспокоением: «У других людей ещё хуже бывает. Ропот – последнее дело» – Мзии повезло. Одноклассница Карина (дай Бог ей здоровья!) по старой дружбе сделала царский жест. «Приходи ко мне на интернет, – пригласила она. – Мы впятером сидим на первой ветке. Всё ж развлекуха. А то совсем мозги мхом зарастут».

И Мзия, ясное дело, зачастила к Карине в гости, а точнее, к «окну в Европу». Тут тебе и форум Кураева, и новая литература, и куча интересных людей. Хочешь не хочешь, засидишься перед монитором до рези в глазах.

Реальная жизнь тем временем новую напасть на Мзиину грешную голову обрушила. Бабка, за которой Мзия пять лет смотрела, возьми да и умри не вовремя: на лето глядя, когда весь город словно вымирает от жары до осени. Как тут не впасть в уныние?

Вот и пребывала Мзия в печальном расположении духа, не ожидая для себя ничего утешительного на жизненном облачном горизонте.

Вообще, в последнее время с ней это часто случалось. Батюшка Фёдор, её духовник, причину пессимизма у прихожан объясняет так.

– Уныние, – говорит он, улыбаясь в седую бороду, – оно от маловерия нашего. Почаще надо говорить самим себе и другим: «Христос воскресе!» Нам, грешным, дана радость великая. Какое мы имеем право унывать?

Однажды посреди этих серых будней разгребала Мзия свою электронную почту, и вдруг среди разного спама – жемчужина, интересное письмо.

Вот оно:

«Здравствуйте, Марабу! (Под таким «ником» Мзия в одном из форумов себя озаглавила. Дескать, я птица печального образа из жаркой страны.) ...Прочёл ваш отзыв на последнюю тему и не мог не написать вам несколько строк...»

Дальше шло волнующее описание жизни русского эмигранта в Австралии, да такое, что Мзия тут же яростно застучала по клавишам в ответ.

Через неделю обе стороны знали о жизни друг друга настолько много, что, казалось, их связывала многолетняя дружба.

Австралиец Алексей стал уже именоваться «свет очей моих, Алёшенька», а к Мзии оный рыцарь обращался не иначе, как «мой ангел».

Длиннющие письма обоих можно было спокойно опубликовать на каком-нибудь литературном сайте в разделе «Эпистолярный роман двадцать первого века».

О переписке благодаря болтливости Мзии очень скоро узнала добрая четверть Тбилиси. Болельщики с интересом наблюдали за развитием событий, попутно высказывая разные гипотезы.

– ...У них там, за бугром, у всех депрессия, вот он и пишет от нечего делать. Небось денег на психоаналитика ещё не заработал, вот и наяривает.

– А может, мужик болен СПИДом и таким образом отвлекается?

– Всё ты, Мзия, виновата! Закрутила голову женатому человеку своими словечками!..

В конце второй недели знакомства австралиец неожиданно выслал Мзии 200 долларов – «пережить безработный период» – и настоятельно просил «не думать ни о чём плохом», объясняя, что помощь близкому по духу человеку доставляет ему огромную радость.

Такой поворот событий вызвал бурю эмоций и новых версий у посвящённых в переписку тбилисцев.

– Во, классно, это тебе Бог послал! – подскочила от радости Карина, человек абсолютно нецерковный.

– Ой, неспроста это, – переживала Вероника, умудрённая жизненным опытом уличной торговли. – А может, он международный террорист? Потом тебе через своих людей голову в твоём же подъезде отрежет и скажет, что так и было. Так просто кто тебе что даст? Да ещё такие деньжищи!

– Я тебе точно скажу, – надрывалась телевизионщица Лили, не пропускавшая ни одной городской интриги и афёры. – Этот тип, скорее всего, сексуальный маньяк. Потом он приедет сюда и будет к тебе приставать. Но ты не паникуй, я к этому делу воров в законе подключу! Двух мнений не может быть – он что-то скрывает. Поэтому и карточку до сих пор не прислал.

Мзия не на шутку перепугалась: террорист, маньяк и спидоносец в одном лице – это уж слишком! И робко в очередном письме заикнулась о своём желании лицезреть своего благодетеля.

Фотография была прислана на другой же день.

Мзия взглянула и обмерла. На неё с экрана словно бы смотрело лицо её духовника отца Фёдора. Совпадало всё: лучистые глаза, форма чуть вздёрнутого носа, скулы, борода. Словом, типичное русское лицо. С той лишь разницей, что между оригиналом и копией было 30 лет разницы.

Естественно, Мзия не преминула сообщить об этом удивительном совпадении друзьям-наблюдателям. Отец Фёдор был известен им своей кротостью и смирением. Поэтому общий вывод был таков:

– С таким лицом невозможно быть ни террористом, ни маньяком. Видать, и правда этот австралиец – человек Божий.

25.06.07