МИР БОЖИЙ

ЦВЕТЫ РАЯ

Осенняя пора, увядание природы... Кто-то из поэтов говорил, что грусть уходящего лета столь щемяща потому, что в глубине нашего сознания вызывает далёкую-далёкую память о самой страшной утрате человечества – об изгнании из райского сада. «У каждого человека есть эдемская память», – подтвердила писательница А.Я.Чадаева, известная православному читателю книгой «Православный Чехов». Познакомился я с ней случайно в Москве, на книжной выставке, где она самолично продавала (увы, такова ныне участь «немодных» писателей) свою новую книгу «Эдемская память». Было это нынче в конце января, как раз в день рождения Антона Павловича Чехова, так уж совпало. Но говорили мы больше не о Чехове, а о... цветах. За окном шёл снег, я листал «Эдемскую память» с красочными «растительными» картинками и словно согревался этой, с любовью оформленной, книжкой. А про себя недоумевал: что заставило филолога-чеховеда переключиться на ботанику? Оказалось, что «ботаника» здесь ни при чём... Вот что Алина Яковлевна рассказала.

Занебесное древо

– Так почему вы взялись за эту тему – цветы, природа, память об утраченном рае?


Алина Яковлевна Чадаева

– Это, знаете, само собой выпелось. В городке Ветлуга Нижегородской области, где на кладбище покоятся мои предки, есть дом – старинный, с большим садом. Там я живу, и этот сад – одно из самых любимых моих мест на земле. Потому что человек без земли не может, это его обитательная среда...

– То есть корнями вы из Ветлуги?

– Вообще-то, отец мой вятский, из Омутнинска, а сама я родилась в Нижнем. Но ещё младенцем мама привезла меня к бабушке в Ветлугу, поскольку её, как партийного работника, отправляли на ответственную работу. Как рассказывали, привезла она меня, завернув в газету «Правда». Мама была идейной коммунисткой, но очень светлым и бескорыстным человеком, верила, что можно построить рай на земле. При этом скрывала, что дед мой и прадед были священниками – об этом я узнала только взрослой. Всё детство я провела в Ветлуге, затем окончила историко-филологический факультет в Нижнем и ещё сценарный факультет ВГИКа. Работала на Московской телестудии, была главным редактором передачи «Будильник». Помните такую передачу?

– Конечно.

– А до этого мы с мужем Алексеем Герасимовым жили на Сахалине. Позже опять вернулись на Дальний Восток, только уже в Хабаровск. В общей сложности в тех краях мы провели 20 лет – и там, собственно, впервые открылась мне «эдемская память», о которой пишу в книге.

На Дальнем Востоке я написала несколько книг, связанных с местными народами – чукчами, эскимосами и нанайцами. Нам повезло с мужем, что мы застали пласт людей, живших внутри племенных представлений, которые я бы не стала называть «язычеством», это было бы упрощением. Они воспринимали природу как первородный, первозданный храм Божий. Я постоянно ездила по Амуру в их селения и в стойбища на Чукотке, в тундру – и видела, как бережны они к природе. Приведу маленький пример. В Анадыре жила замечательная старая женщина Альпэль. Однажды она с внучкой Зоей Минлюнкиной, эскимосской поэтессой, которую я переводила, собралась в тундру. Взяли и меня. Смотрю, они берут с собой пресные лепёшки – по-эскимосски «айхит». «Зачем?» – спрашиваю. «Как ты не понимаешь...» В тундру-то они поедут копать на зиму витаминные коренья. «И вот мы будем копаться в траве, в этих кореньях, и мы можем разрушить дом паука. Если это случится, мы оставим кусочек лепёшки, чтобы он подкрепил свои силы и восстановил жилище».

Или ещё пример. Что наши мальчики делают, когда приходят на берег реки? Кидают голышки в воду, «блинчики» пускают: вон как поскакал по волнам! А вот нанайцы говорят: не ты положила, не ты и трогай. Не перекладывай всё с места на место, оставь, как Бог положил. Понимаете?

– Какой Бог? Христианский?


Нанайское изображение Занебесного Древа Жизни – отголосок библейской истории

– Бог-творец, Он же один для всех. Нанайцы, между прочим, ещё до принятия христианства были монотеистами. У них есть такой термин «Боа Эндурни» – Бог, Который создал вселенную. Если же говорить об их духологии, то она очень похожа на христианскую ангелологию. Удивляют и другие маленькие совпадения. Скажем, они считают, что там, наверху, выше неба, есть Дерево всех деревьев, в кроне которого гнездятся птенцы – души ещё нерождённых младенцев. Вот этот образ Занебесного Древа не отклик ли памяти о райском Древе познания добра и зла? Как вы помните из Библии, Ева, сорвав плод с этого древа, утратила невинность и была обречена в муках рожать детей. И сравните: нанайки до сих пор на свадебных халатах невест вышивают Занебесное Древо, накликая им чадородие.

Все люди на земле – потомки Адама и Евы, и даже у язычников сохранилась память эдемская, просто она обросла фольклором, всякими сказками. Один учёный, кажется, Джеймс Фрэзер, установил интересную закономерность: чем меньше у народов фольклорности в преданиях о происхождении мира, чем эти предания проще и фактографичней, тем в большей степени они совпадают с изложенным в Библии. Между прочим, сам Фрэзер поначалу оспаривал Библию и пытался доказать, что Всемирный потоп – это просто миф древних евреев. Он собрал бесчисленные сведения об этом и обнаружил, что даже самые дикие племена в джунглях Южной Америки сохранили схожие предания. То же и с эдемской памятью – она до конца не утрачена, просто затуманена поздними представлениями.

Ностальгия по будущему

– Получается, общение с нанайцами подтолкнуло вас взяться за книгу?

– Нет, нанайцы – это предыстория. А дальше произошло вот что. Где-то 30 лет тому назад во Пскове пригласили меня в дом к одному священнику на праздник. Я тогда была ещё не воцерковлена. Пришла, кругом батюшки сидят. А я человек горячий, впечатлительный, немедленно начинаю рассказывать о своих дальневосточных впечатлениях – в это время я как раз писала книгу «Древний свет», о первобытном мировоззрении. Ну, рассказываю, вижу: батюшки не очень разделяют мои восторги. Только один через стол перегнулся – у него были такие очки с очень сильными диоптриями, и, видимо, плохо видел меня. Говорит: «Ты права, не всё в язычестве ложно, доченька. Они как никто хранят эдемскую память». То есть память о рае, когда природа, слава Богу, была неискушаема человеком. Тогда я ещё не знала, что этот священник станет моим духовником. И будущую мою книгу он, по сути, благословил, дав ей название «Эдемская память». Я уже тогда поняла: «эдемская память» – вот та печка, от которой мне нужно танцевать во всех измерениях моей темы. А измерений чрезвычайно много.

– Например?


Ограда вокруг храма Спаса-на-Крови в Санкт-Петербурге в стиле модерн

– Например, одушевление природы человеком. Оно было всегда, и в языческих религиозных представлениях, и в народных сказках, и в искусстве. Даже в наше время... Как вы думаете, почему Морис Метерлинк, автор известной «Синей птицы», в начале ХХ века написал книгу с таким странным названием – «Разум цветов»? Он жил в Ницце, там у него был огромный сад, и, наблюдая за цветами, он счёл возможным говорить об их «разумности». Это было веяние времени, которое выразилось в художественном стиле модерн. Бельгиец Метерлинк привнёс модерн в драматургию, чех Альфонс Муха – в живопись, и так далее. Интересно, что доминанта модернизма в живописи и архитектуре – это цветок. И ещё женские головки, которые вовсе не кокетливы, а смотрят сверху вниз, и у них волосы похожи на вьющиеся растения, в них вплетаются лилии, гиацинты, розы, орхидеи, крокусы.

– Насколько знаю, модерн – это мода на Японию, которая на рубеже веков была «открыта» Европой.

– В какой-то степени Япония повлияла. Но модерн вышел не оттуда, а из Германии. В моей книге есть целое исследование по поводу того, как возник образующий элемент орнамента, который искусствоведы называют «удар бича». В 1895 году немецкий учёный-натуралист Герман Обрист, занимавшийся рукомеслом, создал ковёр, на котором изобразил красный цикламен. Необычной была линия стебля – как росчерк пера или удар бича. Вот с этого и отсчитывают историю модерна. По форме этот стиль «растительный», по духу же, как пишут, это «элегическая ностальгия по прошлому и будущему». А что у нас в прошлом и в будущем? Утерянный рай и обетование рая.


Лилия – библейский цветок

Очень часто в модерне используется изображение лилии. А ведь лилия – мерило красоты в Библии, с ней сравнивается одежда Соломона и так далее. Лилии очень любили преподобномученица Великая княгиня Елизавета Фёдоровна и князь Константин Романов, о котором я сейчас пишу книгу. В своей замечательной драме «Царь Иудейский» Великий князь Константин написал, что когда Христос воскрес, то лилии расцвели по всей земле. И знаете, два года назад я была в Алапаевске, заглянула в ту страшную шахту, куда сбросили Елизавету Фёдоровну и родственников её, князей. Там внутри, по кромке шахты, цветут белые лилии... В Алапаевск я приезжала ещё раз, глубокой осенью. Мы стояли в монастырском храме и молились перед чудотворной иконой Матери Божией, которая вся была орнаментирована лилиями. Когда вышли из храма, женщина, стоявшая у свечного ящика, выбежала и догнала меня: «Возьмите лилию». И протянула живой цветок, взятый из гирлянды. Может, так самонадеянно думать, но я почувствовала: сама мученица через эту женщину дала мне лилию. Этот цветок до сих пор хранится у меня в Ветлуге в домашнем иконостасе.

– Для вас цветы не просто растения?

– Цветы даны нам для того, чтобы воспитать в нас любовь – через красоту. И они кругом нас. В том же стиле модерн, в росписях хохломы. Вот на мне платок – он тоже с цветочками. Посуда, бельё постельное, скатерти на столе... Всё это напоминает о первозданной красоте, всё это наша эдемская память. Если же говорить о модерне, то, как писал Метерлинк, он появился в начале ХХ века, чтобы противостоять «воинству динамита», этого «второго потопа» из моря крови, который вскоре захлестнул всю Европу. Многие писатели и художники предчувствовали страшные перемены и слышали «стук топоров в саду», как описал это Чехов в «Вишнёвом саде».

Разум цветов

– Чехов был почти одногодком Метерлинка, но сколь они разные. Чистое искусство модерна и чеховский бытовой реализм...

– Я бы не стала вот так по-советски, идеологически их противопоставлять. И что значит «чистое искусство»?

Не так давно в своём архиве нашла я сочинение о «чистом искусстве», которое сама же написала в 9-м классе. Господи, какая же я была агрессивная, пролетарски мыслящая особь! Написала, что искусство само по себе – это чисто буржуазное явление, что поэт должен быть непременно Некрасовым, должен исповедовать какую-то идею, кого-то непременно защищать и так далее. Но вот вы мне скажите, если человек прочитает «идейную» книжку, он станет лучше, что-то в нём изменится? Вчера был грех-перегрех, а сегодня стал чистый ангел и крылышки золотые? Нет, конечно. Я считаю, что человек должен черпать слово и образы не из идей, а из ПРИРОДЫ – из тех оазисов, которые Господь нам оставил как уголки рая на земле. Это храм, это природа, это кладбище, это ваш сад (вспомните «Вишнёвый сад» Чехова), это ваша душа, если она не шибко засорена. И Чехов, к слову сказать, не был морализатором, творчество его питалось не идеями, а вот из этого чистого источника – богоданной души.

– Но всё же Чехов – реалист...

– А Метерлинк был сказочником, что ли? Возьмём его книгу «Разум цветов» – вроде совершенно фантастическая тема. Но вот вы ответьте на такие, вполне реальные, ботанические вопросы. Почему каждое растение имеет свой предел высоты? Каким образом клетки растут с одинаковой скоростью, чтобы стебель рос прямым, а не искривлённым? Какая сила дирижирует вот этим, гениально вычисленным, процессом? На эти вопросы ответил ещё Чарльз Дарвин, которого мы знаем лишь по извращённому эволюционистами учению изменения видов. Дарвин доказал, что рост стебля молодого растения регулирует его верхушка, а реакциями молодых корней управляет кончик корня. То есть имеются два центра – два попечителя жизни растения. Что это – мозг? Дарвин был осторожен в выводах, но всё равно сравнивал это с деятельностью мозга «простейших животных».

Или вот такое чудо: все листья на дереве развёртываются в один и тот же день, синхронно. Известный голландский ботаник Фритс Вент очень этому удивлялся: «Как странно, ведь нижние ветви находятся в совершенно иных условиях, чем расположенные выше». Кроме того, одни ветки находятся на северной стороне и получают меньше света и тепла, другие – на южной, открытые солнцу; есть ветки снаружи кроны, а есть те, что внутри. То есть внешняя среда действует на них по-разному. Откуда же приходит сигнал, чтобы все эти разные ветки одновременно распустили почки? У растений же нет нервной системы! Удивлял ботаника и такой факт: «Стоит солнцу скрыться за горизонтом, как листья растения поворачиваются к востоку в ожидании его выхода, до которого много часов». Как это объяснить? Как растения могут помнить и где хранится эта память?

– То есть язычники, одухотворяя растения, были правы?

– Они были близки к природе и что-то чувствовали в растениях. Но не могли объяснить это явление – потому и придумали разных духов и божеств.

– А мы сейчас можем объяснить?

– Во всяком случае, можем научно исследовать. Учёные проводили такой опыт. К двум растениям гречихи подключили датчики и один из кустов начали «пытать» – лить кипяток на корни. Датчики выдали на осциллограф высокую амплитуду колебаний – куст просто вопил от боли и ужаса. Но вот диво: и другой куст гречихи, стоявший отдельно, тоже начал реагировать, датчики показали, что и у него «волосы стали дыбом». Через несколько дней, когда растения успокоились, в ту же комнату по очереди стали входить разные люди. Сначала те, кто не был занят в опыте, – и гречиха оставалась безучастна. Но вот появляется «палач», который лил кипяток, – и датчики обоих кустов снова «в панике», осциллограф пишет крутые пики. Такие же опыты проводили с музыкой – как цветы расцветают от церковного песнопения и как чахнут от современной поп-музыки. Да это всем известно...

– У вас какие любимые цветы?

– Про лилию уже говорила. Ещё люблю анютины глазки. Я их не сажаю, сами растут. Этот цветок – воин, он целый день следует головкой движению солнца и даже ночью не закрывает глазки. Выхожу я ночью в сад – а он стоит на дне лунного омута, смотрит на луну. Проходит осень, выпадает первый снег – и с ним ничего не происходит. Как воин Божий, этот цветок несёт красоту до последнего издыхания.


Орхидея, цветущая в день интронизации Царя-страстотерпца Николая II

Каждое растение индивидуально, и не только по аромату. В «Эдемской памяти» я рассказываю про один удивительный цветок. Он у меня стоит между окном и божницей, а пришёл ко мне из очень благодатного дома православных людей, ныне уже умерших. Не знаю, как он по-научному называется, я же называю его «ирис-орхидея», поскольку он ирисовый – имеет остроконечные листья. Цветёт «ирис-орхидея» один раз в три года в течение всего двух часов. И я совершенно случайно обнаружила, что происходит это точно в день интронизации Государя Николая Александровича Романова – 27 мая. Одновременно это ещё и мой день рождения. С цветком этим вообще происходят невероятные вещи. Представьте: зима, совершенно закупоренный дом, натоплены печи, ниоткуда не дует. И вдруг листья на цветке начинают мелко-мелко дрожать и по ним скатываются как бы росинки. Я по своей сентиментальности думаю, что это слезинки. Но, конечно, это что-то другое – мы просто не понимаем их языка.

– Если цветы умеют «разговаривать», то что они говорят?


Фиалка-христославица:
как Богомладенец в люльке

– Не знаю, может, они по-своему молятся Богу: и жалуются Ему, и славят Его. Как, например, фиалки-христославицы. В наших северных широтах они расцветают на подоконниках в конце декабря – перед Рождеством. Представьте, как это красиво: над ворсистой тёплой колыбелью округлого листа поднимается бело-розовый цветочек. «Как Дюймовочка», – скажет ребёнок, читавший сказки. «Как Богомладенец в люльке», – скажет человек, знакомый с евангельской историей. В ту же пору и кактус-декабрист возжигает свои прозрачные лампадки цветов, в которые будто капнуто розовое масло. Этих «лампадок» на вечнозелёных плотных листьях так много – как праздничных огоньков на церковном паникадиле! Так цветы напоминают о рождении Спасителя.

Или вот вспоминаю ещё один зимний пример. Обычная школа, на улице трескучий мороз. Стёкла больших окон старинного здания затканы пушистым инеем, точно гобелены. Интересно, что за ледовые узоры на них? Дети-второклассники кричат: «Вон папоротник! Перья жар-птицы! Звёздочки! Цветы!» Всем понятно, Кто это рисовал. «А вот зачем?» – спрашиваю. И получаю ответ: «Чтобы люди и зимой не забывали о рае».

На Дальнем Востоке я наблюдала замечательную вещь. Есть такой канадский дуб, он невысокий, с тонким стволом, и листья его на зиму становятся как хитиновые и не опадают. И вот вижу: кукушка, которую нанайцы называют «кэп-ку», кружится и кружится возле этого дуба и кукует, кукует... Мне объяснили, что она будет куковать так до тех пор, пока листочки на дубе не отвалятся. И вот тогда мне открылось, что птичий хор в лесу служит не только для того, чтобы ублажить подругу или найти самца, а и чтобы быть сопряжённым с токами и соками земли и вызывать из земли ритмы этой растительности. В природе всё взаимосвязано, каждый листик, каждая пташка составляют единый огромный клирос, который славит Бога.

Духовный завет

– Вы сказали, что священник, который дал заглавие для книги «Эдемская память», был вашим духовником?

– Да, в течение четверти века я ездила к отцу Борису Николаеву исповедоваться и за житейским советом. Сам он был духовным чадом старца Николая, поскольку служил неподалёку от острова Залит, в храме села Малая Толбица. Служил в нём без перерыва почти полвека.

Протоиерей Борис был человеком библейского склада знаний, даже в стиле речи это проявлялось. Наверное, таких уже нет священников. Он написал несколько книг о знаменном распеве, и многие считали его лучшим специалистом по столповому пению не только в России, но и в мире. Толбица, где он жил, – это обычное наше северное село, откуда все поуезжали, только четыре живых дома осталось. Часто батюшка служил в храме в одиночку – был и за священника, и за клирос, и за прихожан. В алтаре отморозил руки, поскольку некому и нечем было топить. Прежде, в 30-е годы, когда ещё был диаконом, он шесть лет провёл в лагере за веру во Христа. После первой же встречи я признала в нём своего духовника. Как говорил отец Борис, «духовного отца и со спины узнаешь». И вправду – спина у батюшки была такая, как если бы человек всю жизнь не разгибаясь молился. Такая... покатая спина.

Жил он неприметно, молился Богу. А когда из печати вышли его книжки о знаменном пении, батюшку заметили, подарили ему старенькую пишущую машинку, отремонтировали домишко. Я тоже там не раз прибирала, отмывала крысиные дела – дом был совсем запущенный из-за того, что отец Борис плохо видел. Когда он стал совсем слаб, настоятельница Рождественского монастыря игуменья Викторина перевезла его из Малой Толбицы к себе в Москву, там он последние восемь лет окормлял сестричество. Монастырь издал несколько его книг, в том числе «Богословие пяти чувств». Похоронен батюшка в склепе при храме Рождества Божией Матери. Нынче 29 декабря в монастыре отмечали два года – и меня, как первое его чадо, с мужем пригласили. Когда я прихожу в монастырь, то мне всегда склеп открывают – и каждый раз я вижу там море цветов...

– Он любил природу?

– Отец Борис часто говорил, что цивилизация перерезает жизненную пуповину между землёй и человеком. Сам-то он всю жизнь, не считая лагеря, провёл в деревне, жить без запаха земли не мог. Помню, не раз переводила я его через местную речушку по дороге в храм – он останавливался на мосту и нюхал, как пахнет вода, слушал, как она журчит. Напитывался вот этим ладаном природы, воскурениями во славу Божью.

Батюшка знал, что в каждом человеке есть эдемская память. Она генетически живёт в нас и в окружающей природе, особенно в растительном мире, который не был осквернён грехом и остался живым свидетелем рая. Творец всю Землю создал как первородный храм, где небо – купол, звёзды – лампады, земля – алтарь, аромат цветов – фимиам. И в этом храме нет неодушевлённых существ, каждому дан свой язык: звуки, аромат, цвет, неисчислимые оттенки молчания...

Об этом писал и святитель Тихон Задонский. Я вот была у его мощей несколько лет назад, а после протянула руку, взяла со своей полки много лет лежавшее его «Завещание духовное». Я была потрясена. Эта книга о том, как мы должны воспринимать каждое дуновение ветра, разновеликость дерева, узоры его веток, листа – как школу, как вразумление для нас. Святитель приводит такой пример. Вот вы идёте за водичкой к источнику. Черпаете эту хрустальную воду, пьёте её. А теперь загляните: что там, в источнике? Поднялась муть со дна – это вы её подняли. Так вот не думайте, что ваша душа хрустальна, что она чиста. Когда вы гневаетесь – муть всегда поднимается. Такой вот урок может преподать обычный лесной родник.

– То есть природа может научить духовности?

– Она, конечно, не учит в прямом смысле, но будит в человеке память об утраченном и поддерживает в нас чаяние грядущего преображения мира, нового неба и новой земли. Как писал в книге «Над Евангелием» епископ Михаил (Грибановский), «любя природу, мы любим не временное, не преходящее, не тленное, а вечное, данное нам Богом в наш удел навсегда».

Записал Михаил СИЗОВ



назад

вперед



На глав. страницу | Оглавление выпуска | О свт.Стефане | О редакции | Архив | Форум | Гостевая книга