ИСТОРИЯ ОТЕЧЕСТВА
ВЕЛИКАЯ ВОЙНА
К 90-летию окончания Первой мировой войны
Санкт-Петербург–Петроград...
Седьмого ноября 1917 года полковник Щепетильников с 681-м пехотным Алтайским полком атаковал немецкие позиции. Было взято двести пленных, отбиты две пушки. Дело было на Березине. Так закончилась история Русской армии.
* * *
Орудия, добытые в этом бою, не всегда принадлежали германцам. Мы потеряли их двумя годами ранее в Новогеоргиевске – самой мощной русской крепости, располагавшейся в Польше. Её комендант генерал Бобырь перебежал к врагу и уже оттуда распорядился о капитуляции. В плен сдались 86 тысяч человек, в том числе 23 генерала, немцы получили 1 204 пушки, которые защитники не потрудились даже вывести из строя. Таких поражений мы прежде не знали. Бывало, теряли крепости, бывало всякое, но столь откровенное предательство и малодушие стали чёрной страницей нашей истории.
Это была одна сторона дела. Другая – человечество не знало прежде и того массового мужества, что явлено было русскими солдатами и офицерами в этой войне. Погибая без числа, они годами держали фронт под сплошным потоком артиллерийского огня. Для сравнения: за всё время войны с Францией 1870–71 годов немцы истратили 650 тысяч снарядов. 1 мая 1915 года они выпустили по 3-й Русской армии в Галиции 700 тысяч снарядов за четыре часа. Но, как правило, лишь погибнув, наши полки открывали дорогу противнику. Попадая в плен, каждый десятый русский воин пытался бежать. Ничего хотя бы отдалённо похожего не было среди сдавшихся немцев или венгров.
Русские солдаты и офицеры, до командиров полков включительно, явили себя лучшими в мире, генералитет же в той войне проявил себя более чем посредственно, материальное обеспечение армии оказалось ниже всякой критики. Последнее стало следствием технического отставания России, траты миллиардов рублей на флот, который нам почти не пригодился, а также невозможности предвидеть масштаб войны. Предсказать её размах не могли, впрочем, ни наши союзники, ни наши враги, но их промышленность была достаточно сильна, чтобы исправить недостатки на ходу.
Что касается генералитета, приведём цифры. Cpeдний вoзpacт пoлныx гeнepaлoв в 1907 году был у нас 70 лет, числился даже один 92-летний. После 1910 года военный министр Сухомлинов серьёзно обновил армию, в oтcтaвкy было oтпpaвлeно около трёх с половиной сотен гeнepaлов. Но природа командования осталась прежней. Некоторые из тех, кто сохранил свои посты, неплохо показали себя в русско-турецкую войну. Например, генерал Куропаткин был начальником штаба у легендарного Скобелева. Но с тех пор прошло почти четыре десятилетия и слишком многое изменилось.
|
Две трети потерь в великую войну пришлись на осколочные ранения, в то время как прежде от них погибала лишь четверть солдат. Между тем тяжёлой артиллерии у нас накануне войны, по сути, не существовало – 240 орудий, почти не обеспеченных снарядами, у французов была та же картина. Наши военные министерства были уверены, что война будет манёвренной, и опасались, что тяжёлые пушки и гаубицы свяжут армиям руки. Немцы придерживались той же точки зрения, но на всякий случай изготовили 2 000 полевых орудий большого калибра. В результате их дальнобойные батареи могли разрушать наши рубежи обороны, оставаясь вне досягаемости русской артиллерии. Наши артиллеристы не знали себе равных, и лишь при двукратном превосходстве орудий немцы могли с ними хоть как-то тягаться. Но, не преуспев в меткости, враги брали мощью.
Слабость командования, снарядный голод, нехватка винтовок – вот несколько причин, что война затянулась и протекала для нас неудачно. Тяжелейшим ударом стало вступление в войну Турции, которая отрезала Россию от союзников, то есть источников снабжения. Создаётся впечатление, что о путях подвоза вооружения беспокоился один Государь. Его предложение штурмовать Константинополь оказалось провалено генералитетом. Но, слава Богу, была реализована идея Царя-мученика построить Романов-на-Мурмане. Мурманск, с протянутой к нему железной дорогой, стал нашим окном в Европу.
* * *
Начало войны было ознаменовано тягостным событием. Санкт-Петербург переименовали в Петроград – страшное, до сих пор плохо сознаваемое дело. Столица отказалась от своего небесного покровителя, посвятив себя императору Петру – то есть человеку, которого при жизни многие именовали антихристом, а после смерти – первым революционером в России. С его именем связано оказалось как рождение Российской империи, так и её гибель. Круг замкнулся. Много хорошего можно сказать о первом русском императоре, немало славы мы стяжали, исполняя его заветы, но какие-то пустоты изначально образовались в основании нового государства. И чем мощнее оно становилось, тем опаснее было это положение дел. Впрочем, это можно отнести ко всем европейским державам. Вместе мы возводили башню цивилизации, вместе и рухнули. Только ужас революции заслонил от нас то обстоятельство, что войну проиграли все без исключения европейские страны, вступившие в неё. От них остались лишь тени былой силы и минувшей славы.
Историческая загадка
Зачем нужна была эта война – величайшая историческая загадка. Никаких явных причин для этого не было. Обычно случившееся объясняют тем, что:
– Франция стремилась вернуть Эльзас и Лотарингию.
– Англия хотела устранить в лице Германии конкурента.
– Россия желала получить Константинополь и Балканы.
– Австро-Венгрия претендовала на Сербию.
– Германия мечтала о гибели Англии и аннексии значительных территорий России.
Всё это лишь отчасти соответствует действительности. Все, кто хоть немного представлял себе последствия столкновения, боялись его до холодного пота. Во Франции накануне войны к власти пришло левое правительство, совершенно пацифистское. Никогда эта страна так мало не заботилась о возвращении отнятых у неё немцами Эльзаса и Лотарингии, как в эти последние месяцы мирной жизни. В России министр внутренних дел Дурново предупреждал, что следствием войны станут революция и полная анархия. Государь полностью разделял его опасения. Если говорить об Англии, то она не имела армии, а в области экономической борьбы больше, чем Германии, опасалась Соединённых Штатов.
Германия меньше других стремилась к миру, там воцарился какой-то фатализм. Страна угрюмо шла ва-банк, рискуя потерять всё, что создала в предыдущее столетие. Человечество отвергло её, обложив со всех сторон, не давая вздохнуть, желая её гибели, – таким представлялось немцам положение дел. Выход виделся в том, чтобы поставить весь мир на колени, разгромить и Россию, пока она не стала достаточно сильной. Считали, что если Германия не начнёт войну в 1914-м, то Император Николай объявит её в 17-м, закончив программу перевооружения. Всё это были, разумеется, гипотезы, но и они разогревали умы до закипания. Иногда реальность пробивала себе дорогу. Объявив нам войну, император Вильгельм вдруг отправил в Петербург телеграмму, отменяющую это решение.
Телеграмма опоздала. Когда два корабля несутся навстречу друг другу, отвернуть – значит подставить борт. Сорвать мобилизацию – это не то что остановить машину, а скорее, разобрать её на части, отправив их в разные стороны. Между тем кредит доверия к германскому императору давно был исчерпан. Нервный, непостоянный, он потерял всякий авторитет в глазах Царя. Германия непрерывно усиливала присутствие на Босфоре, через который шло 90 процентов нашего экспорта и импорта. К 1914 году турецкая армия стала, по сути, частью немецкой. Благодаря поддержке Берлина Австро-Венгрия аннексировала Боснию. Это было в 1909-м, когда Россия ещё не оправилась от русско-японской войны, и её протест был самым наглым образом проигнорирован. Шёл недвусмысленный захват Балкан.
Тем не менее нельзя твёрдо сказать, что Берлин желал вступить с нами в смертельную схватку. Немцы искренне верили, что им всё сойдёт с рук. Это вполне обычная история. И сегодня ведь никто в США не желает войны с Россией. Там существуют свои, необъяснимые для нас, но логичные для американцев взгляды на расширение НАТО, бомбардировку Белграда, высадку морпехов в Крыму. Разница в том, что Германия была не единственной сверхдержавой.
Можно ли сказать, что страны Антанты сделали всё, чтобы избежать трагического развития событий? Нет, это далеко не так. Экономическое и психологическое давление на немцев непрерывно и неумело возрастало.
* * *
Никто не хотел войны, все её страшились, но одного отрицания бывает мало. Нужны любовь, воля к миру, благодушие, готовность жить согласно Божественному плану. Ничего этого не было. С иронией было встречено предложение Царя-мученика прекратить бешеное наращивание вооружений. В 1897 году он произнёс: «Coтни миллионoв пocвятили ceбя coздaнию yжacныx мaшин paзpyшeния... Кaжeтcя очeвидным, чтo, ecли тaкoe пoлoжeниe вeщeй бyдeт coxpaнятьcя, этo нeизбeжнo пoвeдёт к тoмy caмoмy кaтaклизмy, кoтopый cтpaны cтapaютcя oтвecти oт ceбя и yжacы кoтopoгo зacтaвляют тpeпeтaть кaждoгo мыcлящeгo чeлoвeка».
Это было пророчество. Германцев оно позабавило, остальных просто не заинтересовало. Недостаток любви – вот сила, которая разрушила Европу. Мы воспринимаем отсутствие этого чувства как нечто обыденное: «на нет и суда нет». А он есть. Как пустое чрево побуждает к действию, истощённая душа готова на любое преступление. Страх перед войной и зрелое уважение к миру – совершенно разные вещи.
Задолго до начала войны германский психолог Зигмунд Фрейд пришёл к выводу: две силы владеют человеком – воля к сексу и воля к смерти. Ему рукоплескали. Это позволяет лучше понять психологию той эпохи. Идеалисты и материалисты, циники и мечтатели примирились на том, что должны быть сорваны все покровы с ханжества и самообмана. Человек обязан был узнать ужасную, тошнотворную правду о себе. И он всё лучше понимал, каким его видят демоны, забывая, что являет собой в очах Божиих. Большая часть немецких пасторов – лучших людей своей страны – признавалась, что больше не верует во Христа.
В России дела обстояли так же нехорошо. Можно тысячу лет спорить о нашей религиозности накануне революции. Но познакомимся, например, с данными о воздержании от супружеских обязанностей во время Великого поста (Б.Н.Миронов. «Социальная история России»). Эти сведения были получены, естественно, не в результате соцопросов, а отталкиваясь от снижения рождаемости через 7,5–9 месяцев после Пасхи. В 1870-м воздерживались 23 процента православного населения. В 1890-м – 15%, в 1910-м – 11 процентов. Эта цифра держалась почти исключительно за счёт крестьянства. В больших городах в 1870 году строго соблюдали пост 7 процентов населения, а перед войной никаких признаков воздержания статистика не обнаруживает.
Слабый боится войны, но, для того чтобы предотвратить её, нужно мужество.
Выстрел в Сараево
В мае 1914-го в Гаагу съехались делегаты со всего света. В торжественной обстановке был открыт Дворец мира. Это событие пришлось на тот момент, когда напряжение усиливалось с каждым часом. Все с ужасом ждали искры, которая воспламенит самую цивилизованную, культурную часть планеты. Это произошло уже в следующем месяце. Молодой серб Гавриил Принцип застрелил в Боснии наследника австро-венгерского престола эрцгерцога Фердинанда с супругой.
Перед тем несколько веков сербов заставляли принимать католицизм, превращая в хорватов. Захватив Боснию, Австро-Венгрия не изменила себе, продолжив борьбу с православием. Это вызвало сопротивление. В убийстве эрцгерцога Вена обвинила всех сербов, выставив Белграду ряд неприемлемых условий. Россия и Англия, скрепив сердце, убедили сербское правительство согласиться. Оно отказалось лишь допустить в страну австрийскую полицию, это уже смахивало бы на оккупацию. Даже кайзер Вильгельм в тот момент воскликнул, что Австрия может удовлетвориться достигнутым. Он, как всегда, ничего не понимал в происходящем.
Вена разразилась криками радости, горожане, ликуя, поздравляли друг друга. Но не с миром. С войной. Это были ужасные дни. Все взгляды оказались обращены к веселящейся столице Австро-Венгерской империи. Тупость австрийцев не поддавалась никакому разумному объяснению. Впрочем, она никогда ему не поддаётся. Но ещё оставалась слабая надежда. Черчилль лихорадочно отдавал указания остановить войну России с Австрией или хотя бы с Германией. Царь-мученик телеграфировал пpибывшeмy из нopвeжcкиx фьopдoв Bильгeльмy: «Я paд, чтo вы вoзвpaтилиcь... Пoдлyю вoйнy oбъявили cлaбoй cтpaнe... Я пpoшy вac вo имя нaшeй cтapoй дpyжбы ocтaнoвить вaшиx coюзникoв, чтoбы oни нe зашли cлишкoм дaлeкo».
Ha пoляx этoй тeлeгpaммы Bильгeльм начертал: «Признание его собственной слабости».
Но уже вскоре, когда Россия в ответ на австрийскую мобилизацию ответила тем же, кайзер разразился панической тирадой: «Mиp захлecтнёт caмaя yжacнaя из вcex вoйн, peзyльтaтoм кoтopoй бyдeт paзгpoм Гepмaнии. Англия, Фpaнция и Poccия – все вступили в зaгoвop, чтoбы yничтoжить нac». Страх боролся в нём с жадностью. Болгария, Греция, Турция были полностью на стороне германского мира. Сербия оставалась последним камнем преткновения. Сокрушив её, немцы получали под контроль пространство от Балтийского моря до Персидского залива. Это было огромным искушением; так кот лезет к сметане, точно зная, что будет бит, ужасаясь этому, но не имея сил справиться со страстью.
Если бы Гавриил Принцип никогда не родился, война всё равно бы началась. Не будь одного повода, нашёлся бы другой. Немцы настолько устали от своего страха перед войной, что вдруг увидели в ней избавление. Приведём рассказ генерала Брусилова, который тем летом отдыхал в Германии. В курортном городе Киссингене он стал свидетелем сцены, глубоко его поразившей. На центральной площади был воздвигнут макет Московского Кремля, который под звуки нескольких оркестров подожгли со всех сторон. «Перед нами было зрелище настоящего громадного пожара, – писал генерал. – Дым, чад, грохот и шум рушившихся стен. Колокольни и кресты церквей накренялись и валились наземь... Но немецкая толпа аплодировала, кричала, вопила от восторга; и неистовству её не было предела, когда музыка сразу же при падении последней стены над пеплом наших дворцов и церквей, под грохот фейерверка загремела немецкий национальный гимн».
* * *
Кaйзep пooбeщaл cвoим coлдaтaм, чтo oни вepнyтcя дoмoй eщё дo того, как c деревьев опадут листья. Один из офицеров pyccкoй гвардии пpocил coвeтa у Государева врача: бpaть ли eмy c coбoй пapaдный мyндиp для вxoдa в Бepлин или пoлyчить пoзжe c кypьepoм? Доктор не нашёлся, что ответить.
«Какая там цепь...»
Через две недели после начала войны две наши армии – Самсонова и Ренненкампфа – начали наступление на Пруссию. Это был единственный способ спасти Францию, без которой мы остались бы наедине с могучим противником. Поход закончился катастрофой. Сотни тысяч наших воинов погибли или были взяты в плен. Самсонов – прекрасный полковой командир – оказался плохим командующим армией. Потерпев поражение, он застрелился. Десятью годами ранее этот генерал отличился в сражениях с японцами. Личная храбрость, а не способность расшаркиваться перед начальством, вознесла его почти на вершину карьеры.
Это нужно понимать для верной оценки Русской армии, что по-настоящему она готовилась к войне около четырёх лет, намного меньше Германии. Тем не менее выучка наших солдат была, возможно, лучшей в мире, да и слабость вооружения нельзя назвать критической. Но что-то абсолютно необходимое отсутствовало. Самоубийство Самсонова в тот момент, когда он был так нужен своим солдатам, и малодушное поведение командования в феврале 17-го – звенья одной цепи, альфа и омега нашей трагедии.
Вместо того чтобы думать о победе, все что-то считали, колеблясь, убегая от реальности. Так, генерала Эверта год за годом упрашивали перейти в наступление. В очередной раз он, в ответ на просьбы, объявил, что для этого потребуются 814 364 тяжёлых снаряда. Очень скрупулёзный был человек. Никаках активных действий, разумеется, не последовало. А начальник штаба Русской армии генерал Алексеев как-то вычислил одному ему известным способом количество австро-венгров на нашем фронте. Их силы он оценил в 556 810 штыков и сабель. Как этот серьёзный человек, лучший наш штабист, мог всерьёз говорить такое? К слову сказать, ошибся он тысяч на двести-триста – враг был сильнее, чем предполагалось.
|
За всей этой «бухгалтерией» скрывается одно обстоятельство. Наступательный порыв 1914-го обошёлся слишком дорого. Выснилось, что готовились к одной войне – получили другую. Большинство так и не смогло оправиться, пример Самсонова стоял перед глазами. Генерал Куропаткин искренне убеждал командующего Северо-Западным фронтом Брусилова (накануне его знаменитого прорыва) не рисковать, избегать решительных действий: «Охота была вам, Алексей Алексеевич, напрашиваться!.. Я бы на вашем месте всеми силами открещивался от каких бы то ни было наступательных операций».
И открещивались. Не злонамеренно, ведь каждое наступление – это гибель сотен тысяч солдат, не обещавшая перелома в ходе Первой мировой. Здесь весь ужас позиционной войны, войны на истощение. Но не было понимания, что армию нельзя придерживать безнаказанно, что без побед она умирает морально, истощается её терпение. Георгия Жукова обвиняли, что он в наступлениях не берёг солдат. Суворов тоже считал, что «быстрота и натиск – душа войны». Но они побеждали, избегая самых страшных последствий. А Куропаткин в Маньчжурии сохранил в 1904-м свои корпуса, но проиграл войну. «Нас не надо жалеть, ведь и мы никого не жалели», – поётся в солдатской песне. Хорошая армия – инструмент победы, а не объект для жалости.
К Русской армии это относится в высшей степени. Вот несколько эпизодов, которые имели место в 1915-м, самом тяжёлом для нас году. Их приводит в своей дивной «Истории Русской армии» Антон Керсновский.
* * *
10-й Финляндский стрелковый полк, идя колонной, внезапно наткнулся на германцев. Командир полка скомандовал: «В цепь!» Но командир бригады генерал Стельницкий бросился вперёд: «Какая там цепь – за мной!» Блистательным штыковым ударом 600 оторопевших немцев положено на месте, остальные бежали. Наш урон всего 16 человек. Суворовская школа: Александр Васильевич считал, что штыком один может заколоть троих и четверых, когда сотня пуль летит на воздух.
* * *
От Малоярославского полка осталось лишь 40 человек с командиром полковником Вицнудой. Окружённые со всех сторон, они отказались сдаться, и все до последнего были переколоты. Как передавали затем немцы, несколько сот раненых этого полка, оставшиеся лежать на позиции, видя, что никого больше не осталось, открыли в упор огонь по подходившим немцам, и все были перебиты.
* * *
Маленькая крепость Осовец, энергично защищаемая комендантом полковником Бржозовским, выдержала 400 000 снарядов, в том числе чудовищного 420-миллиметрового калибра. Это было как минимум эквивалентно всей массе чугуна и пороха, которые обрушились на нашу армию в Крымскую войну. Атаки германцев отражались частями из состава 26-й и 57-й пехотных дивизий, вписавшими славную страницу в историю этой тяжёлой войны. Бесчестный враг отправил коменданту неслыханное предложение «продать» крепость. Полковник Бржозовский тут же приказал повесить парламентёра.
* * *
11-дневная геройская оборона Прасныша – бой одного сводного полка против целого корпуса, его окружившего. Батальоны дунайцев и балтинцев, громимые артиллерией, одиннадцать суток отражали прусские и померанские полки. Остатки их, расстреляв патроны, были уничтожены в рукопашном бою. Когда немцы ворвались в Прасныш, полковник Барыбин и офицеры его штаба атаковали их в штыки, и все были перебиты или ранены.
* * *
Я не знаю, как его звали, сохранилось лишь упоминание сана и фамилии. В последний день 1915 года наша армия атаковала Азап-Кейскую позицию. Дело было в Турецкой Армении, в жестокую стужу. Наступать приходилось по грудь в снегу, осадная артиллерия отсутствовала. На приступ Азап-Кея пошёл 154-й Дербентский полк, от него зависел успех наступления. Бой был страшным, в нём полегли все штаб-офицеры. Оставшихся в живых повёл на штурм полковой священник – протопоп Смирнов. В этом сражении он лишился ноги. Крепость взяли.
* * *
31 октября капитан Леонтьев с тремя отрядами Оренбургской казачьей и 11-й кавалерийской дивизий общей силой в 450 человек нагрянули на деревню Кухоцкую Волю, где стояли на ночлеге 271-й резервный пехотный и 8-й резервный драгунский германские полки. Не успевший встать в ружьё неприятель был вырезан без всякой пощады – в плен никого не брали. Нами взято и испорчено два орудия. Немцы похоронили до двух тысяч своих, тогда как у нас было только 10 раненых. В ночь на 15 ноября с летучим отрядом Леонтьев нагрянул на Невель, где расположился штаб 82-й германской дивизии. Один германский генерал был зарублен, двое взяты в плен. У нас убито два казака, ранены четыре человека и смертельно – капитан Леонтьев, получивший от Государя посмертно орден святого Георгия 3-й степени.
* * *
Так дрались наши воины. Немцы не могли победить в этой войне честными методами, их ставка на большевиков – одна из бесчисленных подлостей. Наших пленных, не желавших работать на врага, пытали, особенно любили подвешивать за руки. В Германии ещё и распинали. Самых упорных, верных присяге – казнили. Убивать их должны были кадеты – будущие офицеры германской и австро-венгерской армий. Количество юношей, желавших принять участие в этом мероприятии, превышало потребности. Найдись в Русской армии подобный энтузиаст, ему просто перестали бы подавать руку. В Советской тоже. Разные психологии.
«Последний парад...»
«Тихое сосредоточенное молчание. Так встретили полки 14-й и 15-й дивизий весть об отречении своего Императора. И только местами в строю непроизвольно колыхались ружья, взятые на караул, и по щекам старых солдат катились слёзы», – писал Деникин. Алексеев, подавленный, постепенно сознающий, что натворил, предав Царя, информировал, что отречение было встречено армией «сдержанно, многими с грустью, многие солдаты манифеста не поняли». На Румынском фронте в 9-й армии — «тягостное впечатление». В 5-й армии солдаты были в недоумении: «Почему же нас не спрашивали?» Их тоже предали. В августе 1915-го Государь лично возглавил разгромленную, бегущую армию, спас Россию от поражения. Но удар в спину оказался страшнее, чем полтора десятка немецких снарядов на метр нашей обороны. Русская армия покачнулась, но, даже оседая, почти мёртвая, продолжала держать фронт.
Ложь, что она рассеялась, исчезла в феврале 17-го. В строю остались все, кто был верен долгу, все, кто плакал, узнав об отречении Государя, кто и прежде нёс на себе основные тяготы войны. Они притянули на себя 144 пехотные и 21 конную дивизии врага, больше, чем французы, англичане, итальянцы вместе взятые. За то время, что у нас осталось, было убито и ранено 140 тысяч врагов, 46 тысяч взято в плен. В каких условиях это происходило, можно судить по тому, что фронт в 750 верст от Рижского залива до Припяти держали 40 ударных батальонов и 15 конных дивизий, вернее, тени, которые от них остались. «Позади была миллионная толпа митинговавшего человеческого стада...» – писал Керсновский. Один дрался за десятерых, потерявших всякую цену. Если бы эти десятеро ещё и не мешали...
Командир 14-го армейского корпуса барон Будберг умолял командование перейти на добровольную основу. Он провёл опрос в своих дивизиях, кто готов идти с ним до конца. В 18-й пехотной откликнулись 1000 человек. В 70-й – 1400. По всему фронту могло набраться до миллиона. Конница и артиллерия почти не поддались разложению. Остальных – в шею.
Но как это, «в шею»? У солдат есть права. Что скажут союзники, увидев, что мы «распускаем» фронт? Демократия осенила Русскую землю. «Малодушного» самодержца сменил «великий патриот», «человек железной воли» Александр Фёдорович Керенский. В Тарнополе его хотели представить Забайкальской казачьей дивизии. Почётный караул, как положено, выхватил шашки. Жутко, тоскливо пискнул Керенский и бросился назад, к автомобилю. Казаки не смеялись. Молча проводив глазами это странное существо, вернулись к своему делу. А оно было жарким.
* * *
В июне генерал Корнилов определил слабое место противника в Галиции. 25-го числа с нашей стороны заговорили 300 орудий. Линии Третьей армии врага были прорваны, 26-й австро-венгерский корпус перестал существовать. Германские подкрепления истреблялись на ходу, 27-го две заамурские дивизии быстрым ударом взяли Галич. Из Франции прибыли семь германских дивизий, часть наших полков побежала. На перехват им Корнилов бросил «батальоны смерти», дезертиров расстреливали на месте, оставляя на них надписи «Изменники Родине». Наш I Гвардейский корпус размолотил брошенную против него прусскую гвардию. 19 июля были опрокинуты Бескидский корпус немцев и 25-й австро-венгерский. Потери противника приблизились к ста тысячам человек, наши были значительно меньше.
* * *
На Румынском фронте немцы и австро-венгры решили охватить русские и румынские войска двумя клиньями. Пять наших дивизий встретили удар десяти германских. Четыре из них атаковали нашу 34-ю дивизию, которая отошла за реку Серёг, уничтожив переправы. Один из мостов взорвал, пожертвовав собой, безымянный рядовой Таганрогского полка. Немцы надеялись, что наступление будет бескровным, что 4-я армия охвачена революционным пылом, то есть деморализована. Ничего не получалось. Пустили газы. 71-я пехотная дивизия Русской армии целиком погибла в облаках фосгена, остальные продолжали держаться, то отступая, то возвращая позиции. Потеряв две трети личного состава, 4-я выстояла. Австро-венграм в Карпатах тоже нечем оказалось похвастаться. Румыния была спасена.
* * *
На Северном фронте I Сибирский корпус побил 9-го июля 16-ю дивизию ландвера, взяв около полутора тысяч пленных. К вечеру противник потеснил сибиряков, заняв их окопы у Новоспасского леса. Но уже на рассвете германцев выбил женский ударный батальон прапорщика Марии Бочкарёвой. 50 девушек и вдов остались лежать мёртвыми. Их подруг – последних защитниц Зимнего дворца – вскоре убьют революционные матросы и солдаты, кого-то сразу, а кого-то прежде изнасиловав.
* * *
На участке 38-го корпуса, почти полностью разложившегося, подполковник Янчин поднял в последнюю атаку 45 офицеров и 200 солдат. Назад никто не вернулся. Я не знаю, что двигало ими. Никто не знал, кроме них, а может, и они не знали. Откажись – и ты безбоязненно можешь митинговать, обличать, курить махорку, жить. Потом – домой, к жёнам, детям, они и такому отцу будут рады. Выбор был. Солдаты встали и пошли за командиром.
Владимир ГРИГОРЯН
P.S.Первая мировая война длилась 4 года, 3 месяца и 10 дней, охватив три четверти населения земного шара. 10 млн. человек были убиты и 20 млн. ранены. Но это было только начало, лишь казалось, что пламя начало угасать. В последовавшие десятилетия оно пожрало, по крайней мере, вдесятеро больше жизней.
 | назад |
| вперед |  |
