БЫЛОЕ
УЕЗДНАЯ ОСЕНЬ 1918-ГО
Начало гонений на православных в российской глубинке
Нам известно, что гонения на Церковь начались в России сразу после прихода к власти большевиков. Но это общее знание. Мы предлагаем читателям рассмотреть, что происходило с православием в 1918–1930-х годах на примере одного Уржумского уезда Вятской губернии. Автор материала – историк, краевед Дмитрий Казаков .
Начало трагедии
Советская власть пришла в Уржум уже в январе 1918-го. Так совпало, что 5 января в Петербурге было разогнано большевистскими боевиками всенародно созванное учредительное собрание, за предоставление власти которому ратовали многие представители русской интеллигенции, а демонстрация, собравшаяся в его поддержку, была расстреляна. С этого расстрела, собственно, и началась гражданская война, развязанная Лениным и его партией.
23 января 1918 г. СНК РСФСР издал известный декрет об отделении Церкви от государства. Надо сказать, что православные и не претендовали никогда на особую связь с государством, так как вера наша не от мира сего. Но дело в том, что под отделением большевики подразумевали лишь ограбление и уничтожение Церкви, а вместе с ней и православного народа. Поэтому, естественно, первым делом запрещено было преподавание «Закона Божьего» и религиозных вероучений. «Две зимы училась, всё был “Закон Божий”, а на третью зиму попа сняли…» – вспоминает в своих мемуарах жительница села Лаж Лебяжского района А.И.Печенкина.
По воспоминаниям многочисленных очевидцев, после отделения школы от Церкви в сельской местности многие школы опустели, потому как просто некому стало учить детей – прежде почти все учителя были из духовного звания. Школьное дело оживилось лишь в начале 20-х годов, причём первыми учительницами стали... дочери священников. К 1925 г. на территории губернии закрылись последние церковно-приходские школы как «вредные для революции».
Таковы были первые выпады советской власти против православия – начало большой трагедии Русской Церкви. Истинное отношение к ней новой власти выразилось годом позже в одной чудовищной, скрывавшейся от народа директиве.
Она гласила: «1 мая 1919 года № 13666/2. Председателю ВЧК тов. Дзержинскому. В соответствии с решением ВЦИК и Совнаркома необходимо как можно быстрее покончить с попами и религией. Попов надлежит арестовывать как контрреволюционеров и саботажников, расстреливать беспощадно и повсеместно. И как можно больше. Церкви подлежат закрытию. Помещения храмов опечатывать и превращать в склады. Председатель ВЦИК Калинин, Председатель Совнаркома Ульянов (Ленин)». Никто прежде и подумать не мог, что снова придут те страшные дни, когда за слово Божие и веру в Христа будут пытать и распинать, и где – на «Святой Руси»!
|
В Вятской губернии в начале 1918 г. власти ограничивались реквизицией церковных земель, квартир духовенства и его арестами с конфискацией имущества. Ввиду слабости власти грабительская акция – «выселение из квартир нетрудового элемента», в т.ч. и духовенства, – происходила постепенно. В Уржуме батюшек выбросили на улицу в 1919 году, а в сельской глубинке приходские причты сохраняли за собой квартиры аж до середины 1920 годов. В селе Красном подобная акция произошла в сентябре 1923 года. Ещё в 1919 г. приехавшему в село на служение священнику о. Григорию Ушакову власти отдали ветхий диаконский дом, половину которого занимал сельсовет. Теперь же коммунисты решили разобрать этот дом и из его гнилых брёвен соорудить школу. Скорее всего, это был всего лишь предлог, чтобы втоптать в грязь сельского священника и его семью. Удалось как первое, так и второе – я читал в личном письме, как матушка Ушакова при всём народе упала в обморок. Кроме этого, Ушаковых лишили родного участка земли и в придачу взыскали с них 20 миллиардов рублей за годы пользования ею.
После подобных экспроприаций содержание обездоленного причта окончательно легло на плечи верующих крестьян, им же приходилось платить за наёмные квартиры для духовенства. У духовенства отняли не только квартиры, но и приглянувшуюся посуду, мебель, одежду и т.п. И никто не мог вступиться в защиту. В этом смысле священство было поставлено в один ряд вместе с прочими представителями «эксплуататорских классов», которых также грабили самым бессовестным образом. Особенно это безобразие было распространено в городах.
Грабежом дело не ограничилось. Первым на Вятке был убит елабужский протоиерей Павел Дернов, ещё в феврале 1918 года. А 24 августа 1918 г. был расстрелян о. Алексий Лопатин «за явную агитацию против Советской власти». Приговор ему гласил: «расстрелять и хорошенько закопать». Может, боялись, что воскреснет?
До Уржумского уезда эхо расстрелов докатится только в октябре 1918 г., а пока духовная жизнь там в условиях воцарявшейся новой власти шла своим чередом. Духовенство, хотя и осталось вместе со своей паствой, не переметнувшись к белым войскам, заняло по отношению к новой власти выжидательно-враждебную позицию, особенно после того, как по всем епархиям и приходам было разослано воззвание против неё Патриарха Тихона, предавшего власть большевиков анафеме и призвавшего всё сознательное духовенство к борьбе с ней – властью антихриста.
«Отец нас благословил и ушёл под конвоем...»
А потом начались убийства. Тут неоценимо свидетельство о деятельности Уржумской ЧК старейшего жителя Уржума Б.А.Курочкина: «Сразу скажу, арестованных было не десятки, а сотни. Это и бывшие чиновники, учителя, духовенство, крестьяне. Большинство из них были арестованы по доносу. Тюрьма была переполнена, пришлось использовать для задержанных бывшее арестное помещение… Расправлялись с подозреваемыми в антиреволюционной деятельности беспощадно.
Часто можно было видеть и слышать от людей, что опять группу арестованных отвели на казнь. Казни совершались в нескольких точках. Людей расстреливали в Солдатском лесу, в лесу на Белой речке.
Осенью 1918 года я как-то возвращался из Антонково, нёс молоко. Дорога шла через Солдатский лес. Навстречу мне попался отряд конников, который сопровождал осуждённых на казнь. Это были люди, одетые не по погоде. До сих пор помню молодую женщину, быть может учительницу. Истерзанная, в туфельках, с распущенными волосами, она производила очень жалкое зрелище. И так было нередко.
Весной 1919 года на Шинерке вдруг появились трупы священников. Наверняка их постигла судьба других арестованных. Расстреливали священников в Берсенском логу, наверное, были это сельские священники. Не успели захоронить их, а поэтому вешние талые воды вынесли тела в реку...»
К этому рассказу остаётся добавить, что, только-только обосновавшись в уездном центре, отряды чекистов побывали во всех уголках уезда, неся с собой смерть, и даже дошли до территории нынешнего Советского района. Арестованных, действительно, было очень много. Рассказывают, что начальника Лажского почтового отделения расстреляли без суда и следствия, заставив его предварительно копать себе могилу, а на следующий день пришёл приказ с отменой приговора...
Хотя Б.А.Курочкин вспоминает о множестве расстрелянных священников, до нас дошли имена лишь нескольких, которые упомянуты в «книге памяти жертв политических репрессий», великое множество было убито без следствия и суда. Так, в один день 18 октября 1918 г. по постановлению Вятской губернской ЧК «за участие в Белогвардейском Степановском движении» были приговорены к расстрелу священники о. Михаил Зирин, о. Василий Несмелов из с.Лебяжье, о. Анатолий Ивановский из с.Салтакъял и ещё двое крестьян из с.Синцово (ныне Лебяжского района).
Мне удалось связаться с внучкой о.Василия, которая прислала мне прелюбопытное письмо дочери батюшки Нины своей сестре Валентине. Вот что там сообщалось: «...Это было в 17-18 годах. Забирали и разоряли все семьи священнослужителей. Эта участь не обошла и нашу семью. У нас отобрали тогда всю мебель, а нас всех оставили в одной комнатке, а потом и совсем выгнали. А папа пришёл домой со службы, и не дали даже поесть. Его забрали в чём был (подрясник, ряса) и увезли в уржумскую тюрьму на пароходе. Мама ездила из Лебяжья в Уржум, но в живых отца уже не застала. Он был расстрелян. Я помню, как отец всех нас поцеловал, благословил и ушёл под конвоем». Было ему всего 44 года.
Это были лишь первые жертвы на Уржумской земле. «Умерший священник» – так частенько в ту осень приходилось писать в церковных метрических книгах в графе «требоисполнители».
Ещё несколько человек, «причастных» к Степановскому мятежу, чудом смогли избежать гибели. Так, лебяжский иконописец Ф.В.Шаромов укрыл в своём доме бежавшего после разгрома молоденького белочеха, пожалев его, но всё равно красные узнали об этом после ухода белочеха и вызвали иконописца в комендатуру. Он простился с родными со слезами, зная, что может уже не вернуться. Однако комиссар решил пощадить его и отпустил. Был арестован и шурминский священник о.Михаил Романов, но, после того как родные его подали ходатайство об освобождении во ВЦИК и оттуда пришёл, представьте, утвердительный ответ, батюшка был освобождён. К сожалению, вскоре сильно простудился и умер. На фоне той кровавой осени сейчас эта смерть выглядит даже как-то нелепо. В 1920 г. был осуждён настоятель Троицкого собора И. М. Караваев, но отделался лишь тремя годами тюрьмы и в 1922 г. вышел на свободу.
Лебяжский священник о.Василий Несмелов, достойно встретивший свою мученическую кончину, был в конце страшного XX столетия реабилитирован и прославлен Зарубежной Православной Церковью в лике Новомучеников Российских.
«Советскую власть он не любит ужасно...»
После массовых расстрелов в 1918 году наступило относительное затишье, хотя гражданская война всё ещё шла. В 1919 году по южным уездам продолжались бесчинства продотрядов. В своих воспоминаниях о Вятке той поры С.Воронов в Берлинском эмигрантском архиве русской революции писал, что по Советскому и Нолинскому уездам разъезжал карательный отряд по сбору не уплаченных крестьянами налогов. В ожидании его крестьяне прятали остатки своих запасов и не скрывали своего озлобления против советского правительства. Неизвестно, был ли этот отряд на территории Уржумского уезда, но Воронов мог посчитать Нолинский и Уржумский уезды за одно целое.
Не скрывала своего отношения к новой власти и Церковь. Отражение этого нашло отзвук даже в песнях тех лет. Вот, в частности, что пелось в одной из песен, ходивших по территории уезда:
Отец мой священник,
Ты знаешь прекрасно,
А ты, милый мой, коммунист.
Советскую власть он не любит ужасно,
Он ярый у нас монархист.
Отца своего я люблю, уважаю,
Покинуть его не могу.
Это было довольно серьёзной проблемой для комсомольцев, особенно комсомолок, – вступить в супружеские отношения с кем-то за пределами своих ячеек. Эти несчастные не без оснований считались порчеными, проклятыми людьми. А вот что сообщала за ноябрь 1919 года информационная сводка ОГПУ: «В Уржумском уезде духовенство всё ещё продолжает вредить советской власти. Когда путём изъятия от духовенства посланий патриарха Тихона оно было лишено возможности распространения среди крестьян этих воззваний, порицающих Советскую власть, попы избрали другой способ своей контрреволюционной деятельности: они обходят тёмную массу и ведут антисоветскую пропаганду среди отдельных личностей, используя для этой цели более надёжный элемент, наиболее восприимчивый к поповским внушениям, и затем этот элемент в свою очередь ведёт работу среди остальной тёмной крестьянской массы, ввиду чего в последней поднимается дух ненависти и злобы по отношению к Советской власти. Крестьяне верят попам как никому больше, и в результате получается то, что в некоторых местах крестьяне не придают никакой веры советским агитаторам и даже уклоняются от выслушивания их речей, в то время когда последние говорят о значении Советской власти, её принципах и т.д., особенно это наблюдается в настоящее время, когда производится развёрстка хлеба и отчуждение тридцатипроцентного запаса».
В 1919 году в Уржумском уезде добавилось расстрелов в связи с Байсинским восстанием крестьян. Был казнён и председатель Байсинского волисполкома П.Г.Дудоров, приравненный к участникам восстания.
Как раз в это время в городе Уржуме открывается новая викарная кафедра, и в январе 1920 года в Вятку прибывает первый Уржумский епископ, образованный, ревностный и опытный пастырь – бывший наместник Александро-Невской лавры архимандрит Виктор (Островидов), хиротонисанный во епископа в конце 1919 года.
«Начало его деятельности, – писал епископ Глазовский Николай (Покровский), – не понравилось коммунистам ...чем, видимо, не смущался владыка и продолжал своё дело, свою проповедь, привлекавшую в храм народные массы. В среду на первой неделе поста, после литургии, в церкви владыку Виктора арестовали и отправили в заключение».
Преосвященного Виктора обвинили в том, что он «агитировал против медицины», и приговорили за это к лишению свободы до окончания войны с Польшей. Вся «вина» святителя состояла в том, что он во время эпидемии тифа призывал свою паству чаще прибегать к святыне – кропить святой водой свои жилища. Владыка провёл в заключении пять месяцев.
«Епископ Виктор, – продолжает епископ Глазовский Николай, – своей ревностью в вере, благочестием и святостью жизни поразил вятскую паству, и она всем сердцем полюбила святителя... Владыка был характера прямого, чуждого лукавства, спокойного и жизнерадостного. Во всём его облике, образе действий и обращении с окружающими чувствовался подлинный христианский дух, чувствовалось, что для него главное – это любовь к Богу и ближним».
В 1921 году первый уржумский владыка был назначен епископом Глазовским, викарием Вятской епархии, с местом жительства в Вятском Трифоновом монастыре, но до своего ареста в 1922 году оставался, очевидно, и епископом Уржумским.
Голод... по приказу
В 1921 году было установлено 13 видов налогов, а продразвёрстка заменена налогом. Он был меньше продразвёрстки и объявлялся заранее, накануне посева. Однако в тот год сказались жёсткие результаты былых продразвёрсток. Хлебородные районы Приуралья и Поволжья охватила очередная засуха. В1921–1922 гг. голодало около 40 губерний с 90 млн. населением, в числе их оказалась и Вятская губерния. Всего от голода умерло 5 млн. человек.
Вот что рассказал о событиях 1921 года их очевидец А.А.Редькин, житель д.Большие Шоры:
– В 1921-м неурожай был. Ни хлеба, ничего не было. Картошка была накопанная мелочь. Её варили только по воскресеньям, и мы картошку дожидали, бывало, осередь недели, спрашивали: «Мам, сёдня не воскресенье?» «Нет, не воскресенье».
Мужики хлеб мешками брали у кулаков, мешок на мешок, на следующий год обменивали на муку, когда рожь вырастала. А они и рады были отдать, сверх долга мешками давали. Я помню: мешок принесут, уже затхлым пахнет.
Лебяжанка Л.Ф. Якимова вспоминает рассказы деда:
– От голода вымирали целыми семьями. Спасала картошка, но её тоже было мало. И так её ценили, что варили даже не в кастрюле, а в самоваре. Открывали крышку и раскладывали вокруг трубы. Она даже разваривалась. Ослабленные голодом люди стали лёгкими жертвами эпидемии тифа.
Церковь не могла остаться безучастной в создавшемся положении, и Святейший Патриарх Тихон объявил кампанию по добровольной сдаче церковных ценностей в пользу голодающих. Власти, между тем, особой энергии в борьбе с голодом не проявили, зато решили использовать момент для удара по Церкви. Большевики потребовали сдать всё, включая Чаши для причастия, зная, что употребление священных сосудов и прочих культовых предметов не для богослужебных целей запрещалось канонами Вселенской Церкви. Кампания изъятия приняла насильственный характер. Всего по стране было изъято из церквей ценностей на сумму 4 миллиарда рублей, из которых на голод пошёл... один миллиард! Ещё один миллиард пошёл на финансирование самой кампании, был пропит и проеден активистами. В то же время бесценный хлеб большевики тоннами продавали за границу.
Начало безбожия
Уже в 1919 году, когда в Уржумском уезде образовались первые комсомольские ячейки, началась борьба против религиозной пропаганды и крещения детей. В селе Шурма комсомольская организация, возникнув в 1924 году, первым своим «предприятием» сделала закрытие одной из местных церквей. Вследствие вовлечения молодёжи в комсомольские организации росло её безбожие. Восприимчивая к внушениям крестьянская молодёжь проходила идеологическую обработку, после которой становилась армией послушных рабов, готовой ко всему. Уже в 1923 году, ещё задолго до возникновения Союза воинствующих безбожников, комсомол Уржумского уезда предпринимает масштабные кампании в плане антирелигиозной работы. Неоценимым свидетельством этого является выдержка из письма О.И.Ушаковой, жены священника с.Красноярского, от 2 февраля 1923 года. Вот что она писала: «Неверие разливается широкой волной по “матушке святой Руси”. Атеизм, сектантство, католичество – все враги ополчились на Господа и Христа Его. Антирелигиозные лекции всюду читаются. В день Рождества Христова по городкам ходили с плакатами “Долой богов”, “Долой попов”, “Религия – опиум для народа”. Учащуюся молодёжь разослали по сёлам и деревням устраивать антирелигиозные вечера. И вот эти мальчики трактуют о Боге, что Его попы выдумывают, и всё врут… и наше злополучное Красное подверглось такому нашествию. Учащиеся из наших деревень устроили вечер в школе. Я не ходила, а папа (батюшка. – Д.К.) с двумя лебяжскими священниками ходил и ждал (когда ему разрешат апеллировать – здесь замена слов. – Д.К.), но ему этот лектор-мальчишка не разрешил. Каково? Что-то читал лектор по книжечке, что-то рассказывал от себя, ему мужики кричат: “Не рассказывай сказки, мы не ребята”, и ещё кое-что в этом роде, сбили мальчишку с пыла, и он тихонько ретировался, но зато хотел поразить живой картиной – на мужиков наскочил поп в рясе с крестом; в публике возмутились, ушли с вечера и наши бати. А в советской газетке появилось описание вечера и что на вечер явилась “тройка попов, да те, увидевши картину «поп на мужиках» и утекли, не вытерпели поповского кучера...” Как нравится? Проповедуют о свободной любви, и плоды от таких проповедей налицо... Страшно. Страшно за подрастающее поколение, что из него выйдет? Без всяких правил, без веры, одной животной жизнью будут жить они! Внушают детям не слушать родителей и не почитать; а если родители отнесутся строго, то дети идут жаловаться к союзу молодёжи, а союз этот – в милицию, и родителей арестуют, с угрозами выпущают».
Приведём также сведения из сводки ОГПУ за 23 апреля – 10 мая 1927 года, в которой сообщалось:
«В ночь на 24 апреля в лажской церкви Кокшинской волости Уржумского уезда среди граждан, пришедших молиться по случаю праздника Пасхи, было на 80 процентов крестьянской молодёжи, которая проводила время в бесцельном хождении по Церкви, в сидении и частных разговорах. Церковный староста и попечители кричали на молодёжь: “Чего вы там галдите, не ходить по церкви и заниматься разговорами пришли, а молиться, так и молитесь, слышите: идёт богослужение”. А молодёжь им из разных углов отвечала: “Если хотите молиться, так и молитесь”. Во время заутрени поп обратился к присутствующим с возгласом: “Христос воскресе!” В ответ ему было несколько старческих голосов: “Воистину воскресе!” А со стороны молодёжи было слышно: “Под суд Христа!”».
Впрочем, всё здесь сильно преувеличено, возможно просто переврано. Крепка была вера в крестьянской среде. Вот сообщение ОГПУ за 16–25 сентября 1925 года:
«Но есть ещё и такие селения (но их мало), как, например, д. Шаварж Уржумского уезда, где некоторыми гражданами был поднят вопрос о приобретении пожарного инвентаря. Поговорили и решили, что денег нет, но зато в это же время по инициативе кулака Глазырина И.Б. был поднят вопрос о покупке пяти штук иконостасов за 95 руб. Тут долго не думали и деньги путём обложения наделов собрали, уплатили, от чего отказались лишь трое граждан, за что последние подверглись общему презрению деревни во главе с кулаком Глазыриным».
В 1926 году почти 82 процента деревенских большевиков имели в избах иконы и совершали религиозные обряды.
Церковная жизнь в конце двадцатых годов
В 1927 году в Вятской епархии, по данным «Энциклопедии земли Вятской», действовало 67 церквей, из них 12 – в только что образовавшемся Уржумском районе, примерно столько же было в соседнем Лебяжском районе, а в Советском – 13. Однако, по имеющимся данным, в Уржумском районе к началу 30-х годов служба продолжалась в 25 храмах.
Но положение русского духовенства в этот период было исключительно тяжёлым. Продолжалось выселение из квартир, которые были построены попечительством, то есть народом. Но так как большевики сами себя уполномочили выступать от имени народа, они потребовали квартиры «обратно».
Духовенство было лишено избирательных прав, а вместе с ними продовольственных карточек. Прав лишалась вся семья «служителя культа», если, конечно, она от него не отказывалась. Так, в с.Рождественском права вернули Николаю Багаеву, установив, что он порвал отношения с братом-священником. На священство в придачу к тяжёлым налогам налагалась трудовая повинность, вне зависимости от возраста и состояния здоровья. Дети из семей духовенства не имели права в конце 20-х годов учиться в школах первой и второй ступени, в вузах. Осенью 1929 года произошло их массовое исключение из составов вузов. Таким было угнетённое и бесправное состояние православной Церкви в целом и в частности в Уржумском уезде, ухудшавшееся год от года.
Венцом тяжёлых для Церкви двадцатых годов стала новая волна террора, с которой, собственно, и начались гонения на Церковь 1930-х годов. Первым на Уржумской земле в ноябре 1929 г. был арестован, подвергнут унизительным допросам, а возможно, и издевательствам священник церкви в с. Кузнецово А.М.Леонтьев. Согласно официальной версии, он кончил жизнь самоубийством 19 января 1930 года. Что произошло на самом деле, мы не знаем. Затем были приговорены к расстрелу священнослужитель с.Ветошкина 65-летний В.М.Спасский, настоятель церкви г.Уржума Ф.Я.Шишов. В конце апреля очередь дошла до священников с.Шурмы В.М.Ляпидовского и с.Русский Турек Г.Я.Тарабукина. Заодно взяли церковного старосту из с.Ветошкина Ф.А.Черезова. Всех свезли в уржумскую тюрьму и казнили в один день – 15 мая 1930 года. Это случилось в Солдатском лесу около Уржума. Тела мучеников за веру были сложены в кучу, облиты бензином и сожжены. Кровавой власти нужны были жертвы, и она их всегда получала.
Гонения на православие в 1920-х годах на поверку оказались лишь прелюдией к массовому истреблению духовенства в 1935–40-х годах.
 | назад |
| вперед |  |
