ВЕРНЫЙ ЧИТАТЕЛЬ

О РАБЕ БОЖИЕЙ ЛЮБОВИ И ЛЮБВИ БОЖИЕЙ

Раба Божия Любовь хорошо знакома всем членам редакции. Часто она заглядывает к нам купить свою любимую газету, которую читает с самого первого выпуска, и просто поговорить по душам. Лето она вместе с мужем проводит на своей даче в Вотче, где один из первых монастырей на Коми земле основал Стефан Пермский.


Любовь Константиновна Рочева в сквере
у входа в нашу редакцию

По возвращении она обязательно привозит нам гостинцы: варенье, ягоды и т.п. С удовольствием мы слушаем рассказы Любови Константиновны Рочевой о деревне, святом месте, где даже воздух совершенно другой. Вот и после очередного дачного сезона, когда она зашла к нам, я решил расспросить нашу верную читательницу о её житье-бытье. Первый из её рассказов – на затравку – был навеян впечатлениями дачной жизни...

Как святой Трифон мышей изводил

Как-то на даче у нас появились мыши. Что делать, не знаю. Я – в храм. Тогда игуменья Крестовоздвиженского монастыря Стефанида была ещё простой мирянкой, пела на клиросе. Я к ней, спрашиваю: «Что делать?» «Читай акафист мученику Трифону». Принесла мне этот акафист. Я его переписала крупными буквами и стала молиться. Всю зиму, каждую ночь: муж идёт спать, а я молюсь. И весной мыши мне стали сдаваться в плен. Сидим мы на даче на кухне, кушаем – вдруг, качаясь на ножках, выходит пузатая мышь и замертво падает пред нами кверху лапками. И так не один раз было.

Я думаю: «Слава Богу, святой Трифон-то помогает!» Мыши мне сдавались-сдавались, а потом исчезли. Прошло лет 15, и вот как-то у нас с неверующей соседкой зашёл разговор о том, какие чудеса Господь творит, если к Нему искренне с молитвой обратиться за помощью. В качестве примера я рассказала ей про этот случай. «Да, – говорит соседка, – тогда я мышей травила, а подыхать они к тебе приходили».

Гробовых дел мастер

Вообще-то, наш род по материнской линии из-под Волоколамска. Главным ремеслом мужчин в деревне было столярное дело, в основном они были гробовых дел мастерами. Анисим Михайлович – мой дед – происходил из зажиточной семьи, а бабушка Марфа Алексеевна – из батраков, очень красивая была. Отец дедушки был против этого брака по любви, но они тайно обвенчались, и им пришлось переехать в Санкт-Петербург. Было это в конце XIX века.

Дедушку взяли на работу при Сампсониевском храме на Выборгской стороне, он стал церковным старостой. Рядом с храмом они снимали домик и жили до самой революции. Моя мама родилась там в 1902 году. Несколько лет назад я ездила в Петербург – в этом храме всё ещё располагался музей Петра I, там могилы всех его сподвижников. Но обещали, что храм скоро откроют.

У дедушки была своя мастерская. Помогал ему племянник Алексей. Помощниками были и собственные дети. Восемь дочерей, и только девятым родился мальчик. Мама рассказывала, что всем детям приходилось помогать отцу, обивать рюшечками гробы. Если, допустим, умерла девочка, то приколачивали розовые рюшечки. Если невинная девушка, то весь гроб обивали белым – как ангела провожали. Не то что сейчас – не понять, кого хоронят: мужчину или женщину.

Заказчики расплачивались за гробы в основном натурой. Приезжали чухонцы: «Анисим Михалыч, у нас денег нету, мы тебе привезём бочку капусты, грибов сушёных, брусники толчёной, мочёной. Ты нам гробик-то сделай!» Детей тогда много умирало, особенно летом.

Труды и праздники

Дети воспитывались в православном духе. Постоянно ходили в храм на службы. Когда приближались праздники, в доме всё намывалось, наводилась идеальная чистота. Дети помогали друг другу. Старшая сестра Ольга была белошвейкой. Учиться этому мастерству её отдавали прислугой в семью, где хозяйка была опытная портниха. И Ольга несколько лет училась у неё шить, помогая воспитывать хозяйских детей. Моя мама, Екатерина, по старшинству была вторая. Её учили готовить и стирать бельё. В её обязанности также входил уход за малышами. Всех девочек обучали рукоделью – вышивать и вязать. Так все дети оказывались при деле: один полы метёт, другой картошку чистит...

Мама рассказывала, что у них при Сампсониевском храме был свой околоточный. Это как у нас сейчас участковый милиционер. Как Рождество или Пасха, он шёл с поздравлениями по домам. Такое невозможно сейчас даже представить.

Лечение без больниц

В ту пору у каждой семьи был свой семейный врач, который вёл пациента от рождения. Даже роды принимал он же. У каждой семьи была своя аптека, в которую они постоянно ходили за лекарствами – аптекари уже знали, какие лекарства приготовить своим постоянным клиентам. Однажды дедушка поцарапал ногу, рана загноилась, началась гангрена. Семейный врач пригласил хирурга из Военно-медицинской академии. Тот сказал, чтобы подготовили горницу (самую большую комнату в доме) для операции: намыли полы и стены, постирали простыни, прогладили их горячим утюгом. Потом хирург приехал вместе с медсестрой и они сделали операцию на дому. Медсестра каждый день навещала дедушку, делала перевязки. Никаких больничных палат, койко-мест – дед был в окружении детей, в семейном тепле и уюте, кушал свою пищу, и у него очень быстро всё зажило. Расчёт с врачами производился через банк, на определённый счёт.

Бабушка, поскольку очень часто рожала (почти каждый год), была слаба. Её постоянно лечили. Большую, в человеческий рост, бочку из-под капусты или огурцов заполняли водой, клали туда разные лекарственные травы. Потом в русской печи разогревались камни, опускались в эту бочку, травы настаивались в горячей воде, и бабушка залезала в неё по горло. Ещё сверху накрывали одеялом. Такая фитотерапия.

Свой круг

У дедушки хоть и большая была семья, но они, пока он был жив, никогда не бедствовали. Когда ехали в Гостиный двор покупать ситец или другие ткани, то брали не метрами, а штуками. Все дети были тепло одеты и обуты, на праздник надевали лучшее.

В ателье, как сейчас, раньше одежду не заказывали, и в магазинах готовую мы не покупали. Белошвейка на два-три месяца, а то и на всю зиму, поселялась в семье – за одним столом пили и ели – и постепенно всех обшивала. Так же и сапожник приходил на дом, всех обмерял, а потом шил сапоги и катал валенки на всю семью.

Околоточный, врач, портной, купец – все были православными, старались всё делать на совесть. Ни портной не мог с собой кусок ткани унести, ни сапожник взять материал заказчика. Честность была условием благополучной жизни в своём кругу. Жили плохо только те, кто работать не хотел. Но такие есть в каждом обществе. Из них и вышли революционеры.

Корзинка клубники

Под Петербургом был воздухоплавательный парк. Бабушка рассказывала, как ездила туда: огромные поля были засажены клубникой, капустой, морковью, другими ягодами и овощами. Люди приезжали, брали корзинку на входе, шли по грядкам и собирали всё, что им было нужно. На выходе оплачивали и увозили домой. Можно было заказать всё это на дом, и тебе привозили любые ягоды или овощи, сколько пожелаешь: корзинку или целый мешок.

Конечно, случалось, что в семье денег не было. Но голодной семья не оставалась. Продукты выдавали по записи в долговой книге знакомые купцы в лавках. Когда деньги появлялись, дедушка рассчитывался с хозяином лавки за свои долги. Пока был жив дед, мы жили хорошо.

Время бедствий

В 1914 году, перед самой войной, дедушка купил в Вырице недостроенный двухэтажный купеческий дом. Даже не дом, а домище. Потолки высокие, печки узорчатым железом отделаны. На первом этаже – две двухкомнатные отдельные квартиры со своими кухнями, а наверху – две спаленки и одна большая комната с мезонином.

Когда дедушка в 1922 году умер от рака горла, в семье начались сильные бедствия, она осталась без средств к существованию. Младшему, Коленьке, исполнилось ещё только пять лет. В 1928 году бабушке, Марфе Алексеевне, пришлось переехать в Вырицу. Держала коз, которые давали молоко.

Ещё при отце моя мама успела кончить рабфак. По-нашему это девять классов, тогда это было очень большое образование. Она хотела пойти учиться дальше на доктора. А когда дедушка умер, маме пришлось нянчиться с младшими детьми и устроиться на работу метельщицей. Раньше в Петрограде было такое средство передвижения, как конки: трамвайчики в упряжке лошадей. И вот мама вставала в четыре часа утра и шла зимой чистить рельсы метлой от снега. Тогда был голод и маме за работу давали какие-то хлебные карточки. Потом она устроилась кондуктором в насквозь продуваемом вагоне. Так она проработала до 1941 года.

Когда немцы заняли Вырицу, в нашем доме поселились румыны. Они оказались людьми православными, кормили Марфу Алексеевну. А Вырица сохранилась благодаря молитвам преподобного Серафима Вырицкого. Ни одна бомба не упала на неё. Наш дом и сейчас ещё стоит крепкий, можно жить, только крыша немного прохудилась.

Я – блокадница

Блокаду семья пережила в Ленинграде. Мой отец Константин Константинович был родом из дворян. В их роду сыновей называли Константинами. Когда у деда умерла жена, он подженился на своей кухарке. Тогда мой папа в знак протеста против такого поступка дедушки в 15-летнем возрасте убежал на фронт. В 17-м году он перешёл на сторону красных и воевал до конца Гражданской войны. После фронта вернулся в Петроград и поступил вагоновожатым. Тогда они с мамой и познакомились. Мама с первого взгляда влюбилась в папу. Он был высокий, красивый, интеллигентный, знал несколько языков. А мама из простых крестьян, дочь гробовщика. История с бабушкой повторилась.

Когда началась Великая Отечественная, отец уже был кадровым военным в чине капитана. Я запомнила только, как пахнут папины сапоги. Мне было всего три с половиной годика, когда его забирали на фронт. Я тогда обхватила руками его сапоги и прижалась к ним лицом. Из всех воспоминаний об отце у меня на всю жизнь остался этот запах хромовых сапог. Больше я никогда в жизни папу не видела.

Всю блокаду мы провели на Литейном, 19. Помню, начались бомбёжки Ленинграда, немцы разбили электростанцию, горели склады, а потом город погрузился во тьму. Было очень страшно. Рядом с нами на крыше Дома офицеров – на Литейном, 20 – стояли зенитные батареи. Некоторые немецкие самолёты прорывались через аэростаты, и зенитки с крыш отгоняли их. Ни один мост, ни один дворец разбомбить не удалось. Наш дом тоже уцелел. Правда, одна бомба попала в соседний дом. Но она угодила в подвал и не разорвалась. Но дом этот в 50-х годах снесли.

Как мы выжили

С началом блокады мама осталась без работы, с тремя дочками на руках, которых надо было кормить. Верочке было четырнадцать лет, Надюше десять, а мне всего три годика.

Когда детей стали увозить в эвакуацию, мама нас не отдала. «Что, – сказала она, – нам Господь судит, то и будет. Если суждено умереть, все вместе умрём. Пока я жива, дети будут со мной». Маме говорили, что, пока она детей не отправит, ей не будут давать продуктовых карточек. Мама молилась, и Господь послал нам помощь. Она встретила знакомую, и та сказала ей, что в военный госпиталь требуется санитарка. Маму долго проверяли и в конце концов взяли. Потом перевели помощником администратора в поликлинику.

Когда мама шла на работу, то оставляла нас одних. Постоянно боялась, разбомбят наш дом или нет, застанет ли нас в живых. В госпитале лечили не только своих, но и пленных немецких офицеров. Мама иногда пропадала там сутками. Верочка оставалась за старшую, готовила нам что-нибудь поесть. Потом и Верочке в 16 лет удалось устроиться на работу бухгалтером. Она тоже стала получать рабочую карточку. Поскольку папа наш был офицером на фронте, я и Надюшка ещё получали иждивенческие карточки. Всё это спасло нас от голодной смерти. Ведь с голоду тогда люди умирали тысячами.

Мама нашла возможность ещё подрабатывать прачкой. Она на дом брала стирать бельё у врачей. Врачи расплачивались хлебом, сахаром, крупой и другими продуктами (в блокаду им давали усиленный паёк).

Мама рассказывала, что ей, когда приходилось ухаживать за фрицами, хотелось вцепиться им в горло и задушить их. Такая ненависть у неё была к фашистам. Но делать этого было нельзя, приходилось лечить и ухаживать за ними. Правда, после войны всё равно пленных немецких офицеров повесили на Дворцовой площади. Такая была показная акция: подъезжал грузовик с пленными, они стояли в открытом кузове. На шеи накидывались петли, грузовик отъезжал, и те повисали в воздухе.

Отец всё время хотел иметь сына. А у него были все дочери. Так получилось, что связь между отцом и нами во время войны прервалась. Папа думал, что мы все погибли во время блокады. На фронте он сошёлся с женщиной-врачом. И она ему родила сына, которого назвали Константином.

А мы все выжили – с Божьей помощью и по маминым молитвам. Она в войну постоянно молилась за нас. Уже перед смертью я спросила маму: «Мама, а почему ты во время войны в храм не ходила?» «Да потому, что попы были предатели. Всё, что говорилось противозаконного на исповеди, они доносили в органы».

Мужья для сестёр

Мужа нашей Верочке мама нашла сама. А дело было так. Однажды, когда она ухаживала за больными, один молодой фронтовик говорит ей: «Вот, мать, на ком мы теперь жениться-то будем? Баб полно, а девушек нету. Кого в Германию увезли, кого соблазнили». «Как это нету?! У меня три дочери – Вера, Надежда и Любовь – выбирай любую». Мы с Надюшкой были ещё малы для замужества, а Вере уже 17 лет исполнилось. Она красавицей была – зеленоглазая блондинка с пышными волосами. И вот этот лейтенант после выписки из госпиталя пришёл посмотреть на нашу Верочку. Заходит в квартиру – такой красивый, стройный, а Верочку нашу перед этим остригли наголо в больнице, у неё было воспаление лёгких. Она – платок на голову и выскочила в другую комнату. Но военному как раз такая скромница и нужна была. Он стал к нам ходить. Год они с Верочкой встречались, а на 7 ноября 1944 года поженились. Сразу же им дали хорошую комнату в бывшем дворянском доме. Человек он оказался положительным, непьющим. Вскоре получил звание капитана. 45 лет прожили вместе в любви и согласии, родили двоих детей, имеют внуков, правнуков.

Надюшке тоже Господь послал хорошего мужа. Прожили они вместе больше сорока лет, до самой его смерти.

Ещё рано!

А со мной в 20 лет, ещё когда я училась в техникуме, случилось несчастье, после которого врачи запретили иметь детей. Перед своим домом в Ленинграде меня сбило на полной скорости такси. Я потеряла сознание и в этот момент оказалась словно в раю. Чувствую, лечу куда-то высоко. Прилетела в прекрасный сад, где очень тепло. Птицы поют совершенно необыкновенными голосами. Много благоухающих цветов и яркий свет. Мне необычайно хорошо, и никуда из этого мира не хочется. Очнулась я на мокром, грязном асфальте, мама ко мне наклонилась, держит за руку. «Мамочка, где я?» – «Ты попала под машину». А сама плачет. Я никогда раньше не видела, чтобы она плакала. У меня первое чувство: зачем я вернулась?! Мне так этого не хотелось. Увезли меня в больницу, обнаружили несколько переломов, в том числе позвоночника. У меня были очень сильные боли. Полтора месяца я пролежала в больнице. Около полугода после выписки из больницы не могла сидеть, на лекциях в техникуме стояла. Врачи сказали, что я рожать не смогу.

Но через несколько лет у меня даже следа от этих переломов не осталось, все зажило. Подружки давно уже повыходили замуж, но мужья – красивые, видные парни – потом оказывались пьяницами и драчунами. Я постоянно молилась: «Господи, пошли мне мужа, хоть не очень красивого, только не пьяницу». И Господь услышал мои молитвы, послал хорошего парня, работящего – не пьющего, не курящего. Вскоре у нас родилась дочка. Вот уже 43 года, слава Богу, мы живём с мужем вместе.

Перед свадьбой его бабушка сказала нам очень важные слова: «Дети, слушайтесь друг друга». Она была верующей и знала самые важные слова, которые помогут сохранить семью на долгие годы.

Но сама я по-настоящему всем сердцем обратилась к Богу только в 90-м году. Специально, чтобы покреститься, поехала на свою родину в Петербург с внуком Димочкой, и мы крестились с ним в Свято-Преображенском соборе. И муж у меня был некрещёный. В 1991 году, на 25-летие семейной жизни, мы с мужем решили обвенчаться. Крестился он перед венчанием. Сейчас вместе молимся, ходим в церковь. И дочь, и внук у нас верующие.

Смерти нет

Моя мама, Екатерина Анисимовна, умерла в 1985-м. Я тогда была ещё крепкая безбожница. Когда мы на похоронах стали прощаться с ней, я прильнула к её лицу и говорю: «Мамусечка, ты потерпи немножко, я скоро к тебе приду!» Маму я очень сильно любила, и она меня тоже, как самую младшенькую. Все удивились, что я такое говорю. Но эти слова Господь вложил мне в уста не потому, что я должна была вскоре умереть, а потому, что скоро должна была прийти к Господу и стать верующей, как моя мама. Прошло пять лет, и я крестилась, стала ходить в храм, читать Евангелие, книги духовные и стала понимать, что смерти нет.

Прихожане храма посоветовали мне отпеть мою маму заочно. Батюшка её отпел, я высыпала крестообразно земельку на её могилу. И после этого Господь мне явил маленькое чудо. До этого мама никогда мне не снилась. А после отпева снится она мне на нашей даче в Вырице. Зима, она в своём пальто, приближается ко мне издалека, и мы с ней крепко-крепко обнимаемся.

Ещё в детстве, в блокаду, боясь, что меня съедят крысы, которых тогда развелось видимо-невидимо, мама укладывала меня на себя, и так мы с ней спали. Даже потом, когда я была взрослой, часто, при случае, ложилась спать вместе с мамой. Счастливее этого времени у меня, наверное, в жизни не было, и поэтому я навсегда запомнила мамин запах. И вот во сне я прекрасно осознаю, что мама умерла, но при этом чувствую её запах и понимаю, что она живая, хоть и живёт сейчас не с нами, а на том свете. Мы смотрим друг другу в глаза. «Мамочка, как тебе там живётся?» – «Теперь мне, Любашенька, хорошо!» После этого она мне часто снится, и эти сны стали для меня большим утешением в жизни.

Всё будет хорошо

Осенью 2005 года я, выходя на крылечко своего дома в Вотче, поскользнулась и упала. Две недели я ещё дома как-то терпела, потом нога распухла, как колода, температура под сорок, началось воспаление. Позвонила дочери, всё рассказала, она заставила меня срочно ехать в город в больницу. У меня обнаружили закрытые переломы голеностопа в трёх местах. Мест в больнице не было, и меня положили в коридор. Через три дня назначили операцию. Я попросила дочку: «Найди отца Михаила, хочу исповедоваться и причаститься перед операцией». Я подготовилась, всё вычитала. Приехал отец Михаил – и прямо к нам в палату. Отслужил молебен, исповедовал, причастил меня. Операция прошла успешно, и довольно быстро я пошла на поправку. Правда, после этого я хожу с палочкой – давление скачет, перенесла микроинсульт. Но если Господу будет угодно, всё будет хорошо.

Записал Е.СУВОРОВ

назад

вперед



На глав. страницу | Оглавление выпуска | О свт.Стефане | О редакции | Архив | Форум | Гостевая книга