СТЕЗЯ

КОРНИ И КРОНА

О старинном купеческом городе Слободском на Вятке иногда говорят: Вятский Суздаль. Несмотря на скромные размеры городка, только монастырей до революции здесь было два. Сейчас над восстановлением одного из них – Христорождественского женского – трудится иерей Евгений Смирнов. Кроме этого, батюшка окормляет ещё пять сельских приходов, возглавляет миссионерский отдел Вятской епархии, ведёт большую общественную работу. О нём можно было бы по-старинному выразиться, что происходит он «из священнического сословия». Как это ни удивительно, и в годы богоборческой власти под спудом было такое, что служение Богу становилось семейной традицией, – тому пример только что почивший наш Святейший Патриарх Алексий. С этого – с истоков – и начал свой рассказ нашему корреспонденту о.Евгений.

Бабушка


отец Евгений

– Про себя могу сказать, что я – верующий с детства. Это не моя заслуга, а моих бабушек и родителей – так они меня воспитали. Низкий поклон всем моим предкам, которые, несмотря на гонения, смогли сохранить веру, и моим родителям, которые привили мне любовь к Богу.

Моя бабушка по отцу, Нина Ильинична, рано потеряла мужа, и мой отец воспитывался сиротой. Всего у бабушки было четверо детей, которых она подняла одна. Всех бабушка воспитала в вере. Отец и его брат Николай стали священниками. Дочь Галина вышла замуж за иерея Петра Ковальского. Её уже нет в живых.

Ещё её мать, моя прабабушка, завещала детям: «От Бога никогда не отрекайтесь». И сама пела в храме на клиросе до самого его закрытия. И для меня бабушка стала примером крепкой веры. Когда её муж погиб (его придавило деревом насмерть), она ждала четвёртого ребёнка. Николай родился уже после кончины отца. Я потом спрашивал бабушку: «Ну как ты одна подняла четверых детей?» «Одна бы я не смогла, – отвечала она, – мне Господь помог».

В советское время их семью знала вся округа, потому что бабушка из села Рождественского каждое воскресенье ездила вместе с детьми в Николо-Шангу на исповедь и причастие. За веру её постоянно притесняли. Работая воспитателем в школе-интернате, летом она водила детей купаться на реку, рассказывала им про Бога, про церковь и тайно крестила мирским чином. При этом просила детей никому её не выдавать. Такое благословение ей дал батюшка, видя, как она беспокоится за детские души. В советское время священнику нельзя было официально прийти в детский дом, а тем более совершить там крещение деток.

Но, конечно, о её «клерикальном» влиянии на детей руководство знало. Бабушке угрожали, что уволят её с работы, говорили: «Какой пример ты детям подаёшь? Своих детей неправильно воспитываешь, так и этих отравляешь религиозным дурманом!» Однажды всех воспитанников детского дома вызвали к директору школы, и та попыталась воздействовать на них по-своему: предложив помогать сироткам, лишённым пап и мам, попросила только одного – отказаться от Бога. Но никто из них от Бога не отрёкся.

Моя бабушка очень сильно почитала преподобного Варнаву Ветлужского. Этот подвижник проповедовал в тех метах, где я родился – в Шарьинском районе Костромской области. Даже в самые трудные советские годы жители моей родной деревни Марукино твёрдо стояли в православной вере. Там же в селе Рождественском есть святой источник преподобного Варнавы, там совершается много чудес. На 24 июня, память преп. Варнавы, даже при большевиках собирались богомольцы. Милиция постоянно их разгоняла, источник пытались засыпать, даже бетоном его заливали, но вода пробивалась в новом месте. Богомольные женщины и старушки всю ночь молились, просили об исцелении и о том, чтобы когда-нибудь возродился храм в селе Рождественском.

По молитвам бабушки я тоже получил исцеление. Родился я очень слабым, и очень скоро – мне тогда было месяца полтора-два – ноги мои опухли, стали гноиться. Поднялась температура. Положили меня в больницу. Врачи не знали, что делать. Бабушка на первом же автобусе поехала в Николо-Шангу, попросила отслужить молебен целителю Пантелеимону, сама молилась за меня. Привезла святой воды из источника и освящённого масла, поила меня святой водичкой и помазывала маслицем мои ножки. Через два дня меня выписали из больницы в полном здравии. Об этом мне потом рассказывала мама.

В советское время моя бабушка совершала паломничества по святым местам. Побывала в Троице-Сергиевой лавре, в Почаеве, в Псковских Печорах, посетила все святые места, которые тогда были доступны. И всюду молилась за детей и внуков. Может быть, по её молитвам так наша жизнь и сложилась.

Потом, когда в селе Рождественском власти верующим вернули храм, бабушка была первой, кто потрудился на его восстановлении. Сама добывала стройматериалы. У них организовалась инициативная группа, женщины сами ездили к владыке, просили себе священника. Они много лет подряд в надежде, что его пришлют, сажали для священника огород, заводили хозяйство. Очень хотели, чтобы батюшку прислали. Сейчас даже сложно себе представить, чтобы такой объём работ по восстановлению храма могли проделать слабые женщины. Они ходили по деревням, собирали пожертвования. Сами выгружали кирпич, таскали цемент. Привлекали и местных жителей, молодёжь. За эти труды моя бабушка была награждена архиерейской грамотой.

Быть как папа

По большим праздникам, когда мы ещё жили в Костромской области, нас, детей, водили в храм на причастие. Несмотря на то, что до храма было 40 километров по бездорожью, а отцу и матери за это попадало на работе, каждый праздник мы с ними отправлялись на литургию в храм.


Спасский храм в Спас-Талице, где служил отец, а теперь служит брат о.Николай

В 1982 году мы переехали в Вятку, мне тогда было четыре годика. В 1983 году отец стал священником, и с этого времени я уже помню своё христианское воспитание. Хорошо запомнил и рукоположение отца в Серафимовском храме Кирова. Тогда это был единственный храм в городе и по воскресным дням, когда служил владыка Хрисанф, людей было так много – яблоку негде было упасть. Затем отца перевели в Спасо-Талицу. Помню, как мы с братом Николаем маленькие ходили на службу. Тогда в наш храм приезжало много паломников со всего Оричевского района, из города Котельнича, даже из соседних областей, с севера Горьковской области. Порой люди жили по две-три недели, особенно Великим постом, на Страстной и Пасхальной седмицах. Специально для них была устроена сторожка.

Конечно, такое положение не нравилось местным властям, и я знаю, что у отца был серьёзный конфликт с местным уполномоченным по делам религии Чукановым. Тот угрожал отцу снять его с регистрации. Тогда это было страшной угрозой, потому что означало отстранение от совершения богослужений и лишение средств к существованию. Действительно, отец очень часто покидал Спасо-Талицу и Оричевский район. Поскольку храмов и священников не было, то отца приглашали из соседних районов и даже из другой области на крестины и отпевание. Он тайно по ночам ездил крестить в соседние регионы – Оршанский и Шахунский районы. Помню, как отец вечером собирался в эти поездки, брал с собой епитрахиль, поручи, запасные Дары, садился на последнюю электричку. В дальние деревни он ходил пешком и на лыжах. Сейчас эти деревни уже повымирали, а в начале 80-х они ещё были живы. Когда его спрашивали: «А сколько стоит покрестить?» – отвечал: «Нисколько». И крестил бесплатно. Таким образом он покрестил, наверное, не одну сотню людей. Причём делал это часто тайно. Дело в том, что в 80-е годы власти требовали регистрации таинств, а потом староста храма должен был докладывать уполномоченному, кто был крещён, кто повенчан. На таких заполнялись специальные анкеты, где указывалось место работы. Потом сообщали туда для «проработки». Уполномоченный, конечно, об этом догадывался, не раз предупреждал отца. Хотя я был совсем маленький, но прекрасно понимал, каким опасностям подвергается отец, совершая требы. Я слышал, как родители обсуждают эти проблемы между собой, знал, что отца вызывали в райком партии, как маму и папу ругали за то, что мы с братом поём в церковном хоре. Мама, отвечая на эти нападки, шутила: «Мы же не можем им рот заткнуть. Все поют, и они поют». К счастью, с 1985 года священникам и верующим стало жить полегче.

Впрочем, до нашей школы «перестройка» не сразу дошла, и в 85-м году, когда я пошёл в школу, на меня не раз оказывалось давление со стороны учителей, чтобы я отказался от веры. Они просили, чтобы я пожаловался на родителей, что те меня силой заставляют ходить в церковь. Я отвечал, что сознательно верю в Бога. По этой же причине не стал вступать ни в октябрята, ни в пионеры. Когда меня спрашивали: «Почему?» – отвечал: «Потому что не хочу врать. В пионерской клятве говорится “как учит коммунистическая партия”, а я не верю, как она учит, потому что коммунисты запрещают верить в Бога, а я в Бога верю».

За то, что я ходил в церковь и верил в Бога, мне ставили двойки и тройки по поведению. Такое положение возмущало моих родителей и многих наших прихожан. Однажды об этом узнал секретарь Вятской епархии отец Александр, нынешний Костромской владыка. У него был серьёзный разговор с директором школы, после чего отношение ко мне переменилось в лучшую сторону.

Отца любили ещё и за то, что он очень много сделал для храма. Когда мы приехали в Спасо-Талицу, храм был в запущенном состоянии, требовал серьёзного ремонта. В то время очень трудно было приобрести стройматериал для храма. Отец не скрывал этих проблем от нас. Он делился ими с мамой. Мы с братом за отца переживали, молились за него своими словами: «Господи, помоги папе купить краску, побелку!» Для местных жителей было в диковинку, что папа сам что-то ремонтирует, лазит по крыше. Первое, что он сделал, – отремонтировал и побелил храм: всё своими руками, от креста и до самого фундамента. Некоторым жителям села, особенно одиноким бездетным старушкам, он привозил дрова, сам их пилил и колол. Престарелым бабушкам копал огород или нанимал кого-то из мужиков.

Поэтому, когда в 1991 году отец трагически погиб, после отпевания мужики гроб понесли на руках от храма до самого кладбища – это где-то около двух километров. А погиб папа из-за своих больных лёгких. Пошёл купаться, лёгкие у него разорвались, и он утонул.

С 12 лет по примеру отца я твёрдо решил, что стану священником. Даже не мыслил себе другого пути. Мы неоднократно с отцом на эту тему разговаривали. Я говорил ему, когда он спрашивал меня о будущем: «Хочу быть таким, как ты». Мне нравилось находиться в храме, молиться. В последних классах школы, когда отца уже не было в живых, в школе меня спрашивали, куда я пойду учиться. Я отвечал: в Духовную семинарию, потому что хочу стать священником. Преподаватели недоумевали. Тогда с классным руководителем и с учителями мы вступали в дискуссии на различные темы. На волне перестройки это было модно. Учителя старались прививать нам западные ценности на уроках, восторгались демократией, западным образом жизни, говорили, как это замечательно, а я, как мог, возражал им. Этот наш диалог перерастал в очень горячую дискуссию, которую слышал весь класс. Случалось и так, что учитель принимал мою точку зрения. Некоторые наши учителя сейчас постоянно ходят в храм, исповедуются, причащаются.

Теперь, когда тяжело на душе или надо принять какое-то очень серьёзное решение, я всегда прихожу на кладбище и молюсь на могилке отца, прошу его помощи. Молился, когда собирался поступать в семинарию. Не было уверенности, что поступлю. Просил у отца, чтобы он там походатайствовал перед Богом за меня, так было и когда поступал в академию. Приехав в Вятскую епархию, я не знал, где буду служить, и тоже в первую очередь обратился за помощью к отцу – чтоб он помолился перед Богом о хорошем приходе для меня. И теперь всякий раз, когда моей матушке Ирине предстоит рожать, я обращаюсь к отцу за помощью, чтобы роды прошли успешно. Ежегодно в день преставления папы, 12 июня, мы служим с братом отцом Николаем вначале в храме литургию, а потом идём на кладбище, служим на могилке панихиду.

Мой брат Николай теперь служит в той же Спасо-Талице, на месте отца, там же живёт мама – она помогает ему в храме. Так же было и прежде: мама всегда была помощницей отцу, помогала ему абсолютно во всём. И ремонтировать храм, и на клиросе петь, и печи топить, и прибираться. Мама у меня тоже из верующей семьи. Они с папой учились в одной школе, а после его возвращения из армии они поженились.

«Приезжай на Вятку, ты здесь нужен»

– Священником я стал ещё во время учёбы в академии, в 2001 году. И во все годы обучения, приезжая на каникулы, владыка Хрисанф интересовался моей учёбой и каждый раз говорил: «Закончишь академию, приезжай на Вятку. Ты здесь нужен». Параллельно в регентской школе училась моя супруга, матушка Ирина, так что мы духовное образование получили одновременно. Кроме того, когда я учился в академии, ещё служил на двух московских приходах. Так что моя кандидатская диссертация осталась недописанной. К тому же в день выпускного у меня родился сын, второй ребёнок в семье.

И вот сразу же по окончании Академии я оказался в Слободском. Конечно, город меня поразил своей красотой и богатой историей. Но смотреть тогда на него без слёз было невозможно. Одно дело – состояние кафедрального собора, а другое – состояние православной жизни в целом, которое тоже не могло меня не печалить. Я попал сюда в период нестроений: был смещён и лишён священного сана настоятель отец Павел, назначен новый настоятель отец Александр – об этом рассказывала ваша газета.

По сути дела, нам заново пришлось собирать приход. Ещё были свежи мои воспоминания об активной православной жизни в Москве, и пассивность верующих в Слободском просто удручала. Особенной болью для сердца было видеть Христорождественский монастырь. Он стоит в самом центре города, и у меня при его виде сразу возникла ассоциация с Сергиевой лаврой: что она значит для Сергиева Посада, то же Христорождественский монастырь для Слободского.

До революции в монастыре проживало 300 монахинь. Игуменья Пульхерия была духовной дочерью прп. Серафима Саровского. В этом монастыре прославилась икона Божией Матери «В скорбях и печалях Утешение». И вот – монастырь в развалинах. Я спрашивал себя: «Почему никто не дерзает приступить к его восстановлению?» И сделал вывод: страшно. Действительно, есть чего испугаться. Где взять средства, материалы? Где найти специалистов? На территории монастыря до сих пор находится войсковая часть, расположены городские квартиры, пожарная часть – их куда девать? Казалось, что эти проблемы никогда не разрешатся.

И вот я понял, что нужен я на Вятке как раз для того, чтоб начать восстановление монастыря. Когда рассказал владыке об истории монастыря, он едва не заплакал. «Это ж такую святыню в грязь втоптать! – вырвалось у Преосвященного. – Отец Евгений, пока есть силы, трудись над его восстановлением!» Эти слова стали для меня благословением. Конечно, владыка выдал мне и официальный документ, в котором мне преподано благословение для окормления возрождающегося монастырского храма Рождества Христова. Здесь я сейчас служу.

Мы начинали, действительно, с нуля. Дело в том, что два года назад воинская часть освободила алтарную часть храма Рождества Христова. Освободила благодаря добросовестности командира войсковой части Александра Михайловича Пантелеева. В алтаре тогда находились магазины. В большей части храма до сих пор расположен склад, где хранятся медикаменты, прочее имущество военных. Алтарь в советское время использовался как военторг. Затем этот магазин войсковая часть сдала в аренду. Сначала там был комиссионный, а затем это помещение стало передаваться от одного коммерсанта к другому. И мы решили поставить точку в этом бесчинстве. Я подошёл к командиру и говорю: «Александр Михайлович, а нельзя ли, поскольку это помещение всё равно вам не нужно, передать его нам в церковное пользование?» Командир согласился и сделал всё возможное, чтобы расторгнуть договор с коммерсантами, которые упирались до последнего, грозили расправой как нам, церковнослужителям, так и командиру. Тем не менее вопрос был решён положительно. Мы нашли поддержку и в Приволжско-Уральском военном округе. Наш маленький храм начал действовать. Оборудовали временный иконостас. Владыка благословил совершать литургию. Первоначально мы служили по воскресным дням, затем стали по будням и большим праздникам. Слобожане от души полюбили его, приходят целыми семьями, для прихожан не хватает места. А теперь у нас уже реально складывается монастырь. Год назад состоялся первый иноческий постриг, а в настоящее время у нас в монастыре две инокини и две послушницы.

Обе инокини – слобожанки уже преклонного возраста. Инокиня Иоанна (Стародумова) – это пример монашеского преемства. Она была послушницей у сестёр, которые были насельницами ещё дореволюционного монастыря. Когда в 1920 году монастырь закрыли, сёстрам запретили проживать даже вблизи монастыря, и многие поселились в семьях верующих на городских квартирах. Как раз в том доме, в котором сейчас живут наши сёстры, жили последние насельницы монастыря. Мать Иоанна прежде несла послушание при Екатерининском соборе, потом – при Троицкой церкви села Волково. Сейчас, в 73 года, решила принять монашеский постриг. Вторая инокиня, Амвросия, работала в городской библиотеке имени Грина. Кто-то из её ближайших родственников раньше подвизался в Христорождественском монастыре. К вере мать Амвросия пришла в послесоветские годы, стала ходить в храм. Собрала в своей библиотеке отдел православной литературы, стала заниматься духовным просвещением. Духовная литература её больше всего и воспитала.

Когда мы приступали к восстановлению монастыря, все говорили, что потребуются миллионы, что ничего у нас не получится. Не раз мы обращались в администрацию и к главе города Слободского. В 2005 году праздновалось 500-летие нашего города. Мы просили в рамках праздничных мероприятий хоть чего-то сделать для восстановления обители, но не было выделено ни копейки. Зато вот на рок-концерт для молодёжи денег хватило. Нас отсылали к военным: «А пусть они вам помогают». В округе же отвечали примерно так: «Это всё равно всё Церкви скоро отойдёт, пусть они об этом и заботятся».

Низкий поклон нашему командиру А.М.Пантелееву. Он человек неравнодушный, верующий. Делает всё от него зависящее, чтобы помочь. Хотя встречает непонимание. Про него распустили невероятные слухи – будто «они там вместе с попом между собой церковную кассу делят». Писали доносы на командира, что в результате совместных со священником махинаций он купил себе новую мебель, скоро купит новую машину. Вышестоящее начальство приезжало, увидело, что у командира дома всё довольно скромно, никакой новой мебели нет, кажется, они поняли, что это просто клевета и попытка подсидеть командира. Некоторые возмущались, что воинская часть не требует денег за освещение и отопление нашего храмика. Один раз даже приезжала проверка с целью выявить, какие реальные расходы несут военные по содержанию храма.

На следующий год воинская часть будет закрыта. Господь всё устраивает для нас наилучшим образом. Пока что мы собираем документы на регистрацию монастыря. Думаю, что в скором времени он будет зарегистрирован и откроется официально. Мы планируем воссоздать монастырский приют. Если Господь благословит, то откроем при монастыре православный детский центр, который потом, надеемся, перерастёт в православную гимназию.

Дети и взрослые


Семья о.Евгения время от времени собирается в Спас-Талице

Сейчас в Слободском служат семь священников, и каждый, помимо служения в храме, ведёт миссионерскую работу. Мы наладили хорошие отношения почти со всеми школами города – учителя периодически приглашают священнослужителей для бесед со школьниками. Воскресная школа есть при каждом храме, и отрадно, что год назад родители одного из классов 7-й школы обратились к нам с просьбой открыть у них в школе филиал воскресной школы. Этот 3 «В» класс стал своего рода экспериментальной площадкой. Нам удалось открыть молельную комнату в школе-интернате. Этот интернат имеет особое отношение к нашей семье. Дело в том, что на данный момент у нас трое своих детей (ожидаем четвёртого своего) и двое – приёмных.

Эти ребята из школы-интерната постоянно ходили в наш храм, исповедовались, причащались у меня. Кроме того, они отличались особой активностью, несли послушание при храме. Очень часто приходили к нам в гости. Мы помним их ещё с десятилетнего возраста. Сейчас им 15 и 16. В какой-то момент мы с матушкой приняли решение взять их в свою семью насовсем. Долго к такому решению шли. Кстати, благодаря нашему приходу уже пятеро воспитанников школы-интерната нашли себе приёмных родителей. Это как раз те дети, которые постоянно ходили в храм, постоянно приступали к исповеди и причастию. Нашлись прихожане, которые их взяли в свои семьи, и об этом не жалеют. Существует, конечно, определённый риск, потому что их детские души уже травмированы, ведь все они из неблагополучных семей.

Когда мы проводим занятия в школе-интернате, дети воспринимают наше общение с ними по-разному. Мы всех любим, ко всем относимся по-доброму, но, когда дело доходит до обучения в воскресной школе, одни предпочитают Гарри Поттера и западные фильмы, а также материться и курить, а другие хотят ходить в храм. И вот те, кто к храму был расположен, как раз и обрели приёмные семьи на зависть своим одноклассникам. У счастливчиков обычно спрашивают: «А почему вас взяли, почему не нас?» Все, конечно, хотят жить в нормальной семье, иметь родителей. Счастливчики отвечают: «Молиться нужно было лучше и Бога просить о помощи!» И это противостояние чувствуется в школе-интернате. Допустим, утром некоторые дети собираются в храм, а другие им говорят: «Зачем вы туда идёте? Чего вам там надо? Давайте лучше на лыжах покатаемся, в футбол поиграем». Наши ребята им предлагают: «Наоборот, пойдёмте лучше с нами, Богу помолимся». То есть каждый имеет свободу выбора. И мы тут стараемся не форсировать: я был категорически против того, чтобы в принудительном порядке заставлять ребят ходить в церковь. Но некоторые педагоги в храм за собой тащили целый класс. Впрочем, для кого-то это действительно необходимо. Одна девочка благодаря такому принуждению пришла к вере: сначала в храме ей было грустно, неинтересно, потом она стала проявлять интерес и, наконец, уже не могла жить без храма. Сейчас благодаря этому обрела приёмную семью.

Вокруг города

Кроме того, мы стали организовывать миссионерские поездки от собора по сёлам Слободского района, и в настоящее время нам приходится окормлять ещё пять сёл.

Организацией православной жизни в городе наша миссионерская деятельность не ограничивается. Ведь нельзя бросать деревенских жителей. Первое место, с которого начались миссионерские поездки по району, – это село Лекма. Троицкую церковь в нём пытались восстанавливать ещё 20 лет назад. Председатель колхоза Сумароков – честный и добрый человек – решил поднять храм в родном селе. Для этого он запас все необходимые строительные материалы, заказал проект восстановления храма. Но тут как раз наступили злополучные перестроечные годы. Сумароков был избран в Госдуму, а его преемники уже не проявляли желания восстановить храм. Строительные материалы были попросту разворованы, деньги, выделенные на реставрацию, потрачены без пользы: их хватило только на установку строительных лесов да ещё чтобы разобрать крышу, которая так потом и осталась незакрытой.

Моё знакомство с Лекмой произошло в 2004 году. Когда в первый раз мы приехали в это село, то застали печальную картину. В храме XVIII века уже провалились своды, повсюду внутри валялся строительный мусор. И вот ходим мы по этим развалинам, а у меня в голове одна мысль: «Если сейчас подойдёт хотя бы один человек и попросит, чтобы мы приезжали сюда постоянно, то я обязательно буду приезжать». Человек подошёл, мы познакомились. Это был Евгений Васильевич Гущин – местный житель. Военный в отставке, живёт рядом с храмом. Ему было не по себе, что храм превращается в руины…

Я попросил только об одном: чтобы сельчане навели порядок. За две недели мусор был убран. И на Троицу мы совершили первое богослужение. С тех пор службы в этом храме не прекращаются.

После Лекмы к нам обратились жители села Холуново. Это древнее вятское село, когда-то было вотчиной Успенского Трифонова монастыря. Примечательно оно тем, что в конце XVII века здесь на источнике была обретена икона Спаса Нерукотворного. Она хранилась как драгоценная святыня в сельском храме. Икону пытались забрать в Слободской, в мужской Крестовоздвиженский монастырь, но Господь Сам явился настоятелю монастыря и потребовал, чтобы икона была возвращена в село, где была обретена. Там она находилась вплоть до революции. А в безбожные годы, когда храм закрыли, а иконостас разломали, икона пропала. До сих пор местонахождение иконы нам не известно. Списков тоже нет. Мы пытались опрашивать местных жителей, но никто ничего не знает. Источник был запущен, но сохранился.

Сейчас храм в Холуново восстанавливается. Нашёлся добрый человек, предки которого жили в этом селе, а один из родственников был певчим в этом храме. Этот добрый человек – в прошлом предприниматель. У него было своё дело в Кирове, в своё время он приобрёл недвижимость, сейчас сдаёт её в аренду. За счёт этих денег живёт и строит храм.

Село умирающее, в нём осталось всего 80 жителей, и для многих работы по восстановлению храма вначале казались безумием. А Андрей Васильевич молодец, он шаг за шагом стал двигаться к намеченной цели. Сперва поставил крест на источнике, спустя полтора года там уже была оборудована купальня. Облагородив источник, он вплотную занялся храмом. В этом его поддержали друзья-предприниматели. Отношение местных жителей переменилось благодаря широкой благотворительности Андрея Васильевича. Когда в селе сгорела школа, он работы по храму остановил, вначале помог отстроить школу, а потом взялся за храм. Отрадно, что ему активно помогают дети.

А два года назад на престольный праздник Спаса Нерукотворного в храме состоялась первая литургия. Конечно, до сих пор ещё нет отопления, многое не благоустроено. Но храм уже живёт: требы и молебны совершаются регулярно, на источнике освящаем воду. Когда сделаем отопление, то будем служить литургию гораздо чаще. В планах у нас открыть в Холунове монастырское подворье. В этом есть необходимость. Представьте: если в монастыре будет хотя бы тридцать сестёр, каково придётся с их пропитанием. А Холуново – место уединённое, тихое, есть святой источник, земля для подворья...

Следом ко мне напросились под окормление жители селе Залесье. Там небольшая деревянная церковь Великомученика Георгия, тоже уже в совершенно ветхом состоянии. И недалеко от храма бьёт старинный источник в честь святого великомученика.

Потом я стал окормлять жителей посёлка Центральный, в нём живёт чуть более тысячи человек. В советское время там был леспромхоз и никогда не было храма. Местная администрация отдала нам здание поселковой аптеки для того, чтобы мы её переоборудовали под молитвенный дом. Совершенно противоположная ситуация была в селе Шестаково, куда я теперь тоже езжу окормлять верующих. Это древнейшее вятское село раньше было городом и входило в пятёрку крупнейших на Вятской земле. Стоял город на торговом пути из Вятки в Архангельск. А потом торговый путь изменился и город оказался на отшибе, постепенно стал угасать, со временем превратившись в обычное село. Раньше там было два храма, которые поражали своей красотой. Благовещенскую церковь после революции превратили в баню, сейчас от церкви остались руины, а Никольская стоит до сих пор. Но, к позору местных жителей, там до сих пор расположен клуб. Верующие бьются с местной администрацией за Никольскую церковь с начала 90-х.

Год назад состоялся сельский сход по вопросу о храме. Ситуация к тому времени действительно созрела. Зная, какое решение может быть принято, администрация сделала всё от неё зависящее, чтобы голосование было против храма: о сходе известили меньше чем за сутки, причём не всех – верующих постарались обойти. Я совершенно случайно узнал об этом сходе. Мнение жителей села на нём разделилось. Поразило то, что больше всего возмущались старушки. Одна встала и говорит: «Вы, батюшка, просите храм, а придёт Новый год, и не будет новогодней дискотеки. Ведь наша молодёжь нас не поймёт». «Какая молодёжь? – спрашиваю старушку. – Та, которая, кроме пива и канала ТНТ, ничем больше не интересуется? Вы про такую молодёжь говорите?» «И всё-таки молодёжи надо где-то плясать!» – не унимается старушка. «Хорошо, пусть идут на кладбище и там пляшут. Ведь здесь они пляшут на костях своих предков, потому что под храмом и вокруг ещё с XVI века хоронили ваших предков. Разве это нормально?» Никто мне на этот вопрос не ответил. Чтобы храм передать церкви, не хватило четырёх голосов. Клуб в угоду современной развращённой молодёжи остался в храме. Вот такие оказались старушки-комсомолки.

Все эти сёла находятся недалеко друг от друга – в 15-20 километрах. Я стараюсь уделять внимание каждому селу, приезжаю на Рождество, на Пасху, в праздник Крещения Господня абсолютно во все сёла. Стремлюсь к тому, чтоб хотя бы раз в месяц в каждом храме прошла служба. Конечно, храмами их назвать сложно, потому что все они в аварийном состоянии: в Лекме нет крыши, в Холуново окна не вставлены, в Центральном предстоит полностью перепланировать здание…


Одноклассник по семинарии о.Фёдор был восхищён историей монастыря

Без помощи людей восстановить ничего было бы невозможно. Местные предприниматели в Слободском в меру сил нам помогают, но у них невелики возможности. Так, Слободской машиностроительный завод нам совершенно бесплатно изготовил комплект крестов на купола храма Рождества Христова. Проекты этих крестов сделал слобожанин, выпускник Вятского университета. Это была его дипломная работа. Монастырь восстанавливать мне активно помогают одноклассники по семинарии, например отец Фёдор Романенко, клирик храма Казанской иконы Божьей Матери в подмосковном Коломенском. Отец Фёдор – крёстный у моего сына. Когда он приезжал ко мне в гости, то был поражён историей и красотой Христорождественского монастыря. Узнав о планах его восстановления, пообещал найти людей в Москве, которые смогли бы помогать. В храм в Коломенском ходит немало предпринимателей, которые помогают церкви. Но московские храмы уже восстановлены, и теперь они готовы помогать тем, что находятся далеко от столицы. И отец Фёдор, действительно, нашёл нам таких людей. Одна из них – прихожанка Любовь Андреевна – сейчас серьёзно больна, но и тогда, когда она занималась бизнесом, помогала восстанавливать храмы и теперь, несмотря на своё болезненное состояние, хотя помогать сама деньгами уже не может, но зато обзванивает всех своих знакомых, призывая их пожертвовать на восстановление храма. Через неё москвичи оказывают нам постоянную серьёзную поддержку. Слава Богу, что есть такие люди.

* * *

После беседы с отцом Евгением я обнаружил, что, хоть и просил его рассказать о себе, о своём пути к священству, рассказ получился всё больше о людях – родных и ближних, с которыми приходилось ему встречаться на житейских перекрёстках. Впрочем, думается, это ничуть не помешало ближе узнать пастыря. Скорей, наоборот.

Записал Евгений СУВОРОВ

назад

вперед



На глав. страницу | Оглавление выпуска | О свт.Стефане | О редакции | Архив | Форум | Гостевая книга