БЕСЕДА

МЫ ДОЛЖНЫ ЗАЩИТИТЬ КУЛЬТУРУ

Нынче исполняется 50 лет творческой деятельности народного артиста России Н. П. Бурляева, которого россияне знают по замечательным фильмам «Иваново детство», «Герой нашего времени», «Андрей Рублёв», «Игрок», «Маленькие трагедии» и др. В начале 1990-х Николай Петрович создал международный кинофорум «Золотой витязь», работающий под девизом «За нравственные, христианские идеалы. За возвышение души человека!» Судя о том, что делает Бурляев в последние годы, это не просто девиз, а жизненная его программа. И встретиться с ним довелось, когда он в Московском камерном театре представлял свой видеофильм о Сербии и Косово. «Я поехал в Косово, чтобы показать, как убивают западную границу православия», – сказал о съёмках автор.

Что поражает в этом человеке – его энергия. Даже не верится, что прошло полвека, как он работает в кино. Впрочем, сниматься он начал рано – в 13 лет, когда Андрей Кончаловский пригласил его на главную роль в фильме «Мальчик и голубь» (эта картина в 1962 году удостоилась приза на Венецианском кинофестивале). Николай Петрович буквально вырос в кинематографе – в кино снимался и его старший брат, актёрами сцены были его дедушка и бабушка. И закономерно, что в интервью, которое Николай Петрович дал газете «Вера», он предпочёл говорить не о себе, а о том, что сейчас происходит в кино и в целом в российской культуре. Беседа с ним была записана в промежутке между двумя чрезвычайными съездами Союза кинематографистов, когда казалось, что Союз расколется на две отдельные организации, как это произошло с писательским Союзом и некоторыми другими творческими объединениями. С этого разговор и начался...

О съезде

– Николай Петрович, из того, что показывают по телевизору, можно так понять: «киношники делят собственность и деньги». Потому и Михалкова сместили с поста председателя Союза. Мол, он обогащался...

– Какое там обогащался! Наоборот, собственные деньги, заработанные на фильмах, полмиллиона и больше долларов, Михалков отдал актёрам-ветеранам, поддерживал их годами – Жжёнова, Мордюкову и других в разных городах. Открыл фонд поддержки. До него никто этого не делал.

Михалков пришёл в Союз, когда уже всё было разворовано: ноль на балансе, предшественники, образно говоря, даже дверные ручки отвернули. За хищения нужно было подавать в суд, уголовные дела заводить, но Михалков человек очень терпимый – вот и платит за это. Я говорю так не потому, что мы с 13 лет дружим. Просто я хорошо его знаю, вся его жизнь передо мной как на ладони. Я тоже, несмотря на дружбу, одно время думал, как и другие: вот такой он удачливый, фамилия помогает... Нет, не так это. Всё, чего он достиг, им по-настоящему заработано. Я вот достаточно много работаю, но сплю в меру, а он – четыре часа в сутки.

Завистники у всех есть. Но тут дело даже не в этом. Мне кажется, просто повторяется давняя история. 23 года назад серая масса, как я называю этих людей, затравила великого Бондарчука. Тогда только один Никита Михалков поднял свой голос, встал на его защиту. Бондарчука убрали, и Союз кинематографистов стал другим. Потом минуло десять лет, пришёл окрепший Михалков и потеснил этих людей. Противопоставить ему ничего не смогли – он был признан у нас в стране и за рубежом, перед ним открывались все двери. И вот теперь те же самые люди, которые распинали Бондарчука, решили восстановить былое положение.

Я был рядом в Доме кино, когда проходил этот шабаш – нелегитимный съезд, на котором был полностью нарушен предвыборный ход. И сценарий его очень знаком: когда смещали Бондарчука, то его даже не пригласили на съезд. То же самое было и сейчас, Михалков странным образом не оказался в числе делегатов, сидел там без права голоса. И звучали всё те же голоса. Скажу об одном кинокритике, сером кардинале, имени которого даже не хочу называть. Его очень характеризует такая деталь. Десять лет назад, когда западная «демократия» бомбила Белград, у нас проходил пленум Союза и мы (а я был членом правления) подготовили письмо в защиту сербского народа. Уже было приняли его, вдруг этот критик встал со своего места: «Я против этого! Это политика, мы творцы!» И тогда поднялся в зале великий Евгений Матвеев и крикнул: «Да там людей убивают!» Как будто гранату бросил во вражескую точку – и погасил. Вот эти конкретно люди сейчас и берут реванш.

Как разрушали культуру

– В советское время в творческих союзах таких столкновений не было, потому что не было демократии?

– Столкновения были всегда – между патриотами своей страны и людьми, так мягко скажем, равнодушными. Но с началом перестройки верх взяли последние, и они равнодушно взирают, как на наших глазах разрушается культура, происходит мутация русского духа.

Про «мутацию духа» я услышал ещё на заре перестройки, причём по радио «Свобода», на котором не стеснялись высказываться откровенно. Эту фразу я запомнил в точности и цитирую часто: «Цель перестройки в том, чтобы приблизить русских к западным стандартам. В том, чтобы произошла мутация русского духа, нужно русских выбить из традиции». Кавычки закрываются. И вот стали выбивать... Помните перестроечные афиши? В названиях импортированных фильмов звучали слова: «метастаза», «нелюдь», «сатана», «бес», «катафалк», «в гробу». И по телевизору стали говорить про всё – и «про это», и про то, про голубых и розовых, о толерантности, – проще говоря, о терпимости ко греху.

А в нашем отечественном кино происходило вот что. Председатель Госкомитета СССР по кинематографии товарищ Ермаш рассказывал мне, как «главный прораб перестройки» Яковлев потребовал у него составить план перестройки кинематографа. «А зачем? – ответил Ермаш. – Всё прекрасно действует, отлажено, 6 миллиардов прибыли, вторая статья дохода в бюджет России, прокат грандиозный – что менять-то?» Нет, давай план. Не дал план, и Филиппа Тимофеевича убрали. Поставили выдвиженца ЦК партии Камшалова. Тот прислушивался к голосу нашей демократической «пятой колонны», разбушевавшейся в те годы и требовавшей крови Бондарчука, Чухрая, Кулиджанова, Ростоцкого. Началась их травля. Был такой момент. Бондарчук летел в Осло на премьеру фильма, читал в воздухе газету. «Читаю о себе – и одна у меня мысль: открыть люк и выйти», – говорил он мне. Укоротили его, рано ушёл из жизни. Пошли дальше. Наша братия стала требовать самоокупаемости, думая по наивности: вот теперь в их карманы потекут барыши. «Ассу» в массы – деньги в кассу. И началась низкопробщина.

После Камшалова кинематографом руководили киновед Армен Медведев и бывший директор «Ленфильма» Александр Голутва. Достойные люди, но не донкихоты, против мутации духа не посмели выступить. Потом агентство подмял под себя Швыдкой, возглавлявший Министерство культуры. Кто такой Швыдкой, вы знаете – он ведёт на телевидении программу «Культурная революция». Этот человек, гладкий и обтекаемый, как камешек со дна Мёртвого моря, который не за что ухватить, царил долго. Власть он удержал, даже когда его неохотно, но сдвинули с поста министра на пост руководителя агентства. Поставили нового министра, русского человека Александра Соколова, который попробовал было поднять тему о том, что не всё благополучно в ведомстве у Швыдкого. Заговорил о взятках, о коррупции. Ему дали понять, что сор из избы нельзя выметать, и он предпочёл сохранить пост министра – хотя пост стал иллюзорно-представительским, все деньги оставили у Швыдкого в агентстве, он «заказывал музыку». И «культурная революция» продолжилась.

Теперь поставили нового министра, Александра Авдеева. Я был у него и говорил откровенно: у гидры отсекли одну голову, а четыре осталось – остались все замы, люди Швыдкого, и они будут делать его дело. Но посмотрим...

– А что может сделать министр? Или, скажем, председатель Союза кинематографистов? Ведь всем сейчас заправляет рынок.

– Как минимум, не плыть по течению, отдав всё на продажу. В своё время государство решило дистанцироваться от кино и театра: да делайте вы что хотите, у нас и так проблем по горло. Это была большая ошибка. Государство, творческие общественные организации должны защищать культуру, которая объединяет людей, живущих в одном государстве. А какая у нас культура? «Рыночная»? Такой просто не бывает. Культура у нас национальная, вот её надо защищать, отстаивать национальное, традиционное. Если государство этим не займётся – на его место придёт «пятая колонна», которая станет навязывать чуждые ценности. Потому что свято место пусто не бывает.

«С открытыми глазами»

– Вот эти разговоры о «пятой колонне» – насколько они серьёзны? Какая-то теория заговора...

– Это так кажется демократам, что заговора нет, мол, что это вы напридумывали, ну несерьёзно это и так далее. Но заговор был, есть и будет – князя мира сего против Истины. Ещё Гоголь говорил о том, что идёт бой, самый главный бой – за душу человека. Ещё тогда говорил. Сейчас этот бой ожесточился. И кто-то отрабатывает тридцать сребреников у князя мира сего и кричит, что никакого заговора нет. А кто-то понимает это и работает на позитив, на истину.

Что касается «пятой колонны», то она появилась в России в XVII веке, если не раньше. Великие русские люди писали об этом, били в набат. И Пушкин в «Клеветникам России», и Тютчев в стихотворении «К славянам»:


Давно на почве европейской,
Где ложь так пышно разрослась,
Давно наукой фарисейской
Двойная правда создалась:
Для них – закон и равноправность,
Для нас – насилье и обман,
И закрепила стародавность
Их как наследие славян.
И то, что длилося веками,
Не истощилось и поднесь...

И поэт Языков писал в стихотворении «К не нашим»: вам чуждо то, чем живёт Россия, её песни, её традиции, её Кремль, – вы не понимаете этого, вы живёте отдельно от России. И Лермонтов говорил о том же: «Сколько можно тянуться за Европой? Пора жить своей жизнью и привнести в общечеловеческую копилку ценностей своё, русское, самобытное».

– В своё время вы снимались в фильме по повести Лермонтова «Герой нашего времени», затем сами сняли картину «Лермонтов», где сыграли главную роль, и в последние годы в выступлениях и статьях утверждаете, что русский поэт был убит в результате заговора. Вы основываетесь на документах?

– Конечно, готовясь к съёмкам «Лермонтова», я поднимал архивы, много читал. И уже тогда знал то, о чём лермонтоведы почему-то умалчивают. К его убийству причастен круг лиц, в который входил, например, статс-секретарь Карл Роберт Нессельроде, австрийский шпион, – известно, что он отчитывался перед австрийским императором о происходящем при русском дворе. Сейчас, когда опубликованы некоторые исследования, лично для меня уже нет никаких сомнений в том, что под видом дуэли было совершено убийство. Пуля, смертельно ранившая Лермонтова, вошла в него под углом в 38 градусов. А самый больший наклон пули при дуэли бывает только в 3 градуса. Это вопиющий факт. Исследователи-медики отмечают и такой момент. Если бы Лермонтов был сразу убит на дуэли, как уверяли убийца и все, кто присутствовал при этом, то крови бы не было, потому что если мгновенно умирает человек, то давление выравнивается в сердце и нету крови. А было так. Лермонтов был брошен умирать в страшную грозу, хотя его могли отвезти в дрожках. Причём место в дрожках имелось для него, Господи, ехать-то меньше километра – а там доктор, там спасут. Нет, бросили его все – даже родственник Столыпин-Монго. И он умирал. А когда туда приехали, то увидели, что даже гроза – чудовищная – не вымыла всей крови, которую он пролил за три-четыре часа умирания.

– Когда узнаёшь такие факты, появляется чувство бессилия... Вам не кажется, что когда мы слишком много говорим о наших бедах, то это заглушает волю к жизни? Взять хотя бы нашу деревенскую прозу – сплошное горе русского крестьянства. Или роман Белова «Всё впереди», по которому вы сняли художественный фильм. Это, кажется, единственное произведение писателя-деревенщика о горожанах – но всё равно какое-то оно трагическое, несмотря на бодрое название. Может быть, у нас перебор с трагизмом?

– Неправда. Нужно жить с открытыми глазами, видеть всё это. И ничего это не заглушает. А проза деревенская – наше богатство, по ней будут о России узнавать через десятилетия – по прозе Белова, Астафьева, Распутина. Об этих вещах тоже надо говорить, обязательно надо – в прозе, в кинематографе, на телевидении.

– Вас на телевидение не приглашают?

– Почему же, я веду программу на православном канале «Спас».

– Нет, речь не о спутниковом, к которому мало кто подключён, а о Центральном телевидении.

– Ну, сегодня вечером я буду участвовать в передаче «Момент истины» у Андрея Караулова на ТВЦ. Я там буду говорить о Михалкове, защищать его позицию (передача вышла до съезда кинематографистов, на котором Михалков вновь был избран председателем. – Ред.). Приглашают, причём даже тянут, и приходится отказываться. «Мы вас хотим... вот вы такой у нас, тра-ля-ля». А я просто вижу, куда должен идти и где могу что-то выразить, а куда и не надо идти, потому что там тебя используют для каких-то своих целей. Мы уже должны поумнеть и не быть игрушкой в руках кукловодов, а настойчиво, целенаправленно защищать наши ценности там, где это возможно.

О кино

– Николай Петрович, вы можете отметить светлые стороны в современном российском кино? Или не видите просвета?

– Просветы, конечно, есть, иначе бы я и не занимался кинофорумом «Золотой витязь». Каждый год есть что показывать – примерно по 250 фильмов. Правда, главным образом, это документальные фильмы, некоторые из них просто потрясающие по силе. Но уже стали появляться и игровые, анимационные фильмы, которые не стыдно показать на «Витязе».

– В том числе и те, что идут в широком прокате?

– Недавно мы отметили фильм Первого канала, чего раньше не было, – это фильм «Грозовые ворота» о Чечне. В нём первый раз за долгие годы показан образ русского офицера и солдата достойно. Мы присудили премию фильму «В круге первом» Глеба Панфилова, телесериалу «Доктор Живаго» Александра Прошкина. Или такой факт: те документальные фильмы, которые делает «Православная энциклопедия» и которые мы также отмечаем, показываются по Первому каналу. Так что подвижки-то есть.

– Есть такое мнение, что старые актёры уходят, а ничего нового нет. Папанов, Леонов – таких фигур, конечно, уже не будет. Речь просто о сильных актёрах, которых становится всё меньше.

– Хорошие актёры не все ещё ушли. Просто им дают спокойно умирать в нищете, когда даже похоронить не на что. На съёмки их не приглашают, поскольку сейчас время «торгующих во храме».

– Вы же тоже не снимаетесь?

– Я тринадцать лет не был на экране, поскольку то, что предлагалось, было чудовищно.

– А что именно?

– Да всякие роли подонков. Например, роль генерала КГБ, продающего Россию. Я сказал, что не буду это делать, вот если перепишете сценарий, чтобы он стал героем и жертвовал жизнью за Отечество, тогда буду. Не переписали. И я дал отказ.

– А в планах есть участие в съёмках?

– Сейчас у меня только кинофорум «Золотой витязь». Нет желания ни ставить игровое кино, ни играть. Пропало. Считаю, что пользы больше от того, что я делаю как организатор кинематографического и театрального фестивалей, так сказать, как собиратель светлого – крох позитивного творчества.

Чувство правды

– Вы были среди основателей Русского Народного Собора. Как по-вашему, он оправдал себя, или всё ограничивается воззваниями, которые никто не слышит?

– Конечно, оправдал. И вы напрасно говорите, что отклика нет. Например, лет пять-шесть назад Русский Собор поднял вопрос об отставке Швыдкого с поста министра – отписано было на самый верх, на имя Путина. В нём было чётко обосновано, почему этот человек не должен руководить нашей отечественной культурой. Подписи были Распутина, Ганичева, других людей, в том числе моя. И авторитет Собора, считаю, посодействовал тому, чтобы Швыдкого убрали.

Все эти годы Собор затрагивал темы, очень важные для государства. Хотя бы то, что на Соборе обсуждаются важные вопросы, а потом книги издаются, и эти книги доходят до властей – это уже огромная польза. И они реагируют. Уже своим существованием Собор приносит пользу: все видят – и власть, и общество, – как принимаются решения на принципах соборности. Как при этом учитывается голос Церкви. Кстати, без участия митрополита Кирилла, нынешнего Патриарха, Собор бы и не появился. России ближе соборность, а не демократия – и об этом надо постоянно напоминать.

– Вы считаете, демократия в России невозможна?

– Демократией нас в своё время обманули. Её не было, нет и не будет – настоящей демократии, исключительной власти народа. Она лишь может прикрывать влияние отдельных групп. Что бы там ни было на Западе, у нас – только соборность. Остальные формы – обман. Как и капитализм, в который ввергли нас без нашего согласия, и вот теперь мы пожинаем все вместе крах капитализма.

– Но соборность должна иметь какие-то конкретные формы государственности, монархию например. Или принцип соборности можно приспособить к парламентской или президентской республике?

– Я думаю, что самые правильные категории бытия Российского – это соборность, земство и монархия. Монархия – идеальная форма правления для России, но пока она невозможна. Хотя всё в руках Божьих. Когда-то трудно было подумать, что рухнет коммунизм. Рухнул – словно мановением руки всё изменилось.

– Вы не жалеете об этом? Ведь при советской власти кинематограф не бедствовал.

– Я бы разделил коммунизм и государственный подход, который был при советской власти. Да, мы жили под идеологическим гнётом, под цензурой. Но, между тем, мы по-настоящему работали и делали то, что хотели. Это было трудно, мы за это платили годами простоя, но и Тарковский работал, и Шукшин, и Бондарчук, и я сделал фильм о Лермонтове – именно тогда, а не сейчас. Я спел тогда песню души, а попробуй сейчас её пропой. Деньги на это не дадут, а раньше государство давало, причём не 30 процентов, как сейчас, а 100 – бери и твори.

– А остальные 70 процентов?

– Ищи, где хочешь. Рынок.

– Что вы ждёте от будущего? Вы оптимист?

– Оптимистом, так сказать, я был долгие годы. Сейчас есть просто понимание: надо делать то, что должно, и будь что будет. Надо делать, пока есть силы. Мы все ждём, что нам будет лучше. Но вот наступил кризис – он уже ударил по нам, и нам будет трудно жить и выживать. Но мы привыкшие.

– Как по вашим ощущениям, в России ещё есть опора для добрых дел?

– Опора – огромная. Как говорил Лермонтов, есть чувство правды в сердце человека. И вот к этому чувству правды в сердце народа надо пробраться, добраться до него. И не дают, блокируют тех, кто может правду говорить. Нет на экране Валентина Григорьевича Распутина, а ведь он – совесть нации. Уже нет Александра Исаевича Солженицына, но, когда он был, ему не давали говорить открыто и много. Сейчас он умер, все бросили чепчики, но теперь он, Александр Исаевич, учить уже не может.

– То есть если разбудить в людях чувство правды, то ничто уже не сможет погубить Россию?

– Именно так. Надо говорить правду – и отклик будет в сердцах. Обязательно. Всегда.

Записал М. СИЗОВ
Фото автора

назад

вперед



На глав. страницу | Оглавление выпуска | О свт.Стефане | О редакции | Архив | Форум | Гостевая книга