ВЕРНЫЙ ЧИТАТЕЛЬ
ВЫШИТЫЙ ПОЯС ДЛЯ БАТЮШКИ
Солнечным мартовским утром в квартире Лидии Ивановны Нерадовской, прихожанки красноборского Троицкого храма, раздался телефонный звонок. Звонил батюшка Валентин: «Лидия Ивановна, вы дома? Мы скоро подъедем, одного или двоих привезу. Когда? Ну, пока встанут, чаю выпьют». Лидия Ивановна, конечно, подумала, что батюшка привезёт кого-то из своих ребят. Радуясь лишней возможности увидеть милые голубые глазки, принялась готовить угощение: варенья малинового наложила, мелко накрошила подсолнечной халвы. А отец Валентин привёз нас. Лидия Ивановна заметила: «Батюшка на пороге – с ним семь ангелов. А ещё и журналисты “Веры”, как хорошо-то! Я вся разволновалась от радости!»
Представив нас друг другу, батюшка заспешил по делам, наш редактор Игорь Иванов, исполнив свою роль фотолетописца, отправился его подвезти. Так что на меня одну пришлось направить Лидии Ивановне всю силу своего радушия. «Это ничего, что вы сытая, ещё кашки покушайте, с вареньем», – хлопочет хозяйка. То и дело на протяжении разговора заботливо подольёт мне кипяточку в красивую чашку с розами. Чайник всегда горячий, на тёплой печке стоит.
«Просторно как у вас, Лидия Ивановна», – говорю я. В кухне, где мы чаёвничаем, хоть пляши. «Слишком даже, – отзывается хозяйка. – Когда переехала, испугалась: одиннадцать окон, где же я столько занавесок возьму? Здесь раньше контора располагалась, а мне эти хоромы достались после пожара».
В тот октябрьский день восемь лет назад Лидия Ивановна была на квартире у батюшки с матушкой – они собирались уезжать, просили приглядеть за малышами. Зазвонил телефон, батюшка коротко переговорил и, положив трубку, с озабоченным лицом говорит: «Поедемте, Лидия Ивановна. Не волнуйтесь, ничего серьёзного – сарайка загорелась возле вашего дома». Постарался смягчить удар – ведь горел-то двенадцатиквартирный деревянный дом, любовно созданный уклад.
Батюшка с мужчинами стали выносить вещи, а Лидия Ивановна бегом к себе, сдёрнула с гвоздика халат и в него принялась складывать иконы, книги, святыньки. Как сказал Господь: «Где сокровище ваше, там будет и сердце ваше...» И миниатюрное Евангелие от Матфея завязала в узел. Вышла на улицу – всё происходящее как в замедленной съёмке. Села в сторонке со своим узелком и думает: «Вот теперь уйду в монастырь». Но вышел батюшка и простыми словами вернул к действительности: «Всё, Лидия Ивановна, пусто. Одни помидоры по всей квартире катаются». В ту осень помидоров было – пропасть.
Когда дали новое жильё, казалось, его век не обжить – казённая краска на стенах, казённый же холод. Но глаза боятся, а руки делают. Спасибо, женщины помогли, прихожанки Троицкого храма, дружно взялись за работу: смыли побелку со стен, оклеили их обоями. Нашёлся печник, что перебрал заново печки, и занавески на окна нашлись. Не хватало ещё чего-то. Тут и пригодилось рукоделие Лидии Ивановны. Вышивальщица она искусная, с малых лет владеет иглой. «Не понимала: как это – жить да не вышивать, – говорит моя собеседница. – Мама утром встаёт: “Ой, какая тут розочка расцвела! Спать ложилась – не было”. А мне приятно». Беленькое ажурное «ришелье», разноцветные картины крестом, гладью вышитые розы – сколько этих работ скопилось за годы, сберегалось в мамином доме в Котласе. Вот привезла их, развесила в новой квартире – и уже ничто не напоминает о прежней конторе, ну разве что следы от директорского стула. Неугомонный был, видно, директор, не любил сидеть на месте, весь пол исцарапал ножками от стула. Чисто, красиво и просторно в доме, а светло-то как – в одиннадцать окошек светит солнышко!
«Историческое» одеяло
– Я когда на пенсию собиралась выйти, – рассказывает Лидия Ивановна, – запаслась нитками, думала, буду теперь вышивать. А как вышла-то – стала в церкви просфоры печь, на клиросе петь, а потом и детки пошли у батюшки Валентина с матушкой Татьяной – стала нянчить. Теперь я посвободнее, самая младшенькая, Лизонька, подросла, да и у меня обязанностей по храму убавилось. Смотрю лишь за облачением за батюшкиным. Пуговка на епитрахили оторвётся – мне несёт: «Вот, Лидия Ивановна». Или наградят батюшку в Архангельске – перешиваю ленточки на набедреннике или палице. Надо, чтобы всё красиво было. Когда батюшка позвонил перед вашим приходом, я как раз занялась работой, которую давно откладывала: старенькое одеяло реставрирую. Его маме ещё монашечки в Котласе стежили на заказ.
Не каждый день приходится видеть одеяло, над которым трудились руки монахинь, конечно же сосланных – других-то в 40-е годы не было в Котласе! «Покажите, пожалуйста, Лидия Ивановна!» – прошу я. Почему-то ожидалось, что одеяло, как некая реликвия, убрано далеко в сундук. «Да вот оно», – просто ответила хозяйка, подошла к дивану, который располагался тут же, на кухне, отвернула покрывало, и историческое одеяло предстало моим глазам. По тёмно-красному сатину бежит тоненькая аккуратная стёжка, завиваясь в сложные узоры... Там, где время и огонь пытались сделать своё разрушительное дело, примётана на живую нитку огромнейшая «заплата».
– Это мамин халатик, – улыбается Лидия Ивановна. – Трудно расстаюсь со старыми, памятными вещами. Мама говорила о тряпках: «Пока шесток не вытрешь – не выбрасывай». Она сама всегда что-то придумывала – перешивала, комбинировала, и вещь служила долго.
Разглядывая одеяло, я обратила внимание, что в одном углу надставлен материал другого оттенка – так дети рисуют солнце в углу листа. Уголок аккуратно подшит швом «вперёд иголку», и узор на нём продолжается.
– Ой, тут ведь целая история... – вздыхает Лидия Ивановна. – Мне было лет одиннадцать. Понравилась одна картинка для вышивания: замок над скалой. Открыла комод, а там припасён был у мамы сатин тёмно-красного цвета на новое одеяло. И вот что я натворила не спросясь. Отрезала, сколько мне надо на вышивку. Мама пришла, взглянула на мою работу – и сразу к комоду. Достаёт материал с отстриженным краем – поругала, конечно, работу мою в сердцах куда-то забросила. Ведь надо было одеяло отдавать шить. Что делать – пошла мама в магазин, просит продавца: «Мне вот этого цвета кусок сатина отрежьте». Принесла домой – а оказалось, не сатин завернули, а фланель. Но мама сказала: «Вот так и будет теперь – тебе напоминание».
Так что же это за «монашечки» были? Всё, что помнит о них Лидия Ивановна, – звали их Екатерина и Наталия. Жили они в маленькой избушке-мазанке возле котласского храма, летом пасли козочек на старом городском аэродроме, а зимой «стежили» одеяла, растянув их на больших деревянных пялах, мыльцем нанеся тонкий рисунок. Были добрые-добрые. Лиде очень нравилось бывать у них: такое всё особенное – иконочки старинные всюду, открытки с утешительными словами: «Христос воскресе!» У Лиды дома тоже были иконки, с ними как-то теплее было, легче переживались тяжкие времена: отец погиб на войне, мама в одиночку тянула их, троих ребят, но никто не мог защитить от холода, голода военных лет. А у матушек было так уютно, хорошо. До сих пор молится Лидия Ивановна о них, Екатерине и Наталии.
Они-то и привели Лиду в храм, когда в 1947 году вновь начались в нём службы. Сами пошли и девочку с собой взяли. Было Лиде около тринадцати лет. А службу вёл отец Владимир Жохов. Ревностный, деятельный священник, позже он стал знаменит на весь Русский Север, многих людей привёл к Богу. Котлас был одним из первых мест его служения. Но котлашане приняли и полюбили его сразу.
«Ну, расцветай!»
– Пришла с матушками, стою, – вспоминает Лидия Ивановна. – Смотрю, царские врата открываются, отец Владимир-то и выходит. Гляжу на него и думаю: «Вот это и есть Боженька!» Стала потом и сама ходить. Мама заметила это, сказала только: «Лида, ты не пропускай школу, ходи по праздникам в церковь, по будням не ходи». А праздники-то и на неделе бывают, я и в будни убегу в храм. Отец Владимир меня приметил. Стою как-то после службы, прижалась к стенке, а он мимо идёт, по головке погладил и шапочку мне на глаза надвинул – пошутил. А я-то счастлива! И ему ведь моя радость заметна. Вышел он из алтаря и даёт мне книги, чтобы проводила его до дому (Жоховы жили напротив храма). Дойдём до их домика, он книги у меня возьмёт, по головушке погладит и поцелует в лоб: «Поди с Богом!» А мне-то ещё далеконько надо было идти, на другой конец города. Матушка Елизавета тоже была очень добрая. Вскоре после нашего знакомства она стала доверять мне детей (трое у них было – Толя, Коля и Вова), с Толей и Колей по воскресеньям отправляла в театр на постановку. И когда на требы ходили, оставляли меня с детьми. Думала: «Будут у меня дети, назову так же: Толя, Коля и Вова!» А Господь мне дал одного Толю. Но хороший сын. И внук один – я с детьми не наводилась.
Послал Лидии Ивановне Господь утешение. Как девочкой «водилась» она с детьми отца Владимира Жохова, так и теперь «водится» с ребятишками батюшки Валентина Кобылина. Все восьмеро на её руках выросли, зовут её мамой Лидой, у троих она крёстная.
Л. И. Нерадовская продолжает рассказ:
– Когда я стала ходить к Жоховым, бывало обычно так. Только зашла, благословилась – отец Владимир меня на руки берёт и носит, носит по комнатам: «Матушка Елизавета, кто к нам пришёл!» А ухожу – по голове погладит и напутствует: «Ну, расцветай!» Мне так это нравилось! Стою улыбаюсь и на пальчике завиток кручу (волосы у меня вились). Папку нашего убило, а мама держала нас в строгости, и я очень тянулась к доброму отцу Владимиру. Да и не я одна, за батюшкой народу ходило – толпы!
Люблю ещё вспоминать: тёплый день, я сижу на крылечке, слушаю, как батюшка поёт, поджидая матушку: «Куда, куда вы удалились?» Голос у него был прекрасный и чувство юмора тоже.
С миру по камушку
Отец Владимир Жохов в Котлас приехал из Мурманска, где за год своего служения построил со своими духовными чадами первый в Мурманске молитвенный дом. Вот и в Котласе батюшка занялся возрождением старинной Стефановской церкви.
– Как-то, – вспоминает Лидия Ивановна, – на проповеди он нам сказал: «Будем ремонтировать старый храм. И вы, кто может, камушки носите, чтобы фундамент укреплять». А у нас на квартире военный жил. Иду я по пешеходному мосту над железной дорогой, булыжник несу, и попадается навстречу этот Николай Ильич: «А ты куда, Лидочка, камень несёшь?» «Да я в храм!» Приходит домой, маме рассказывает. Мама спрашивает: «Что за камни?!» Оправдываюсь: «Да храм надо ремонтировать, а камень-то я небольшой несла». «Держите её построже, время-то какое», – говорил маме военный. А она не знала, что со мной делать – бегу и бегу в храм. Фундамент мы укрепили, но ещё лет 20 прошло, пока отреставрировали.
Я не была какой-то уникальной девочкой, нас много, таких же девчоночек и подростков, ходило в храм. С дочерью старосты храма Машенькой долго дружили, вдвоём с ней ходили к отцу Владимиру. Девочки из класса одна за одной узнавали, что я хожу, просили: «Возьми и меня с собой». А я и рада! Их всё больше становилось. Я на своей колонке была звеньевой – и всё своё звено водила в храм! А как узнали учителя – у всех потребовали снять крестики. Одна девочка, Валя Попова, сказала: «Не вы надели, не вы и снимете». А некоторые заплакали и сняли.
После Котласа Жоховы уехали в Сыктывкар. Перед тем батюшка подарил мне Евангелие от Матфея, маленькую такую книжечку, и надписал: «Эта святая, драгоценная книжечка да будет постоянной спутницей на твоём жизненном пути. Священник Вл. Жохов». У него подпись была такая чёткая. Писал мне из Сыктывкара, фотографии присылал. Мне всё кажется, что он до сих пор жив. А мама моя была из раскулаченной семьи, привыкла жить с оглядкой и в тревоге за родных – страшные годы были. И она в моё отсутствие (я окончила медучилище и уехала работать в Солониху) все письма о. Владимира и его фотографии сожгла. Всё – кроме книжечки Евангелия. До сих пор жалко. Всегда это Евангелие с собой носила, но и его не уберегла. Во время пожара и его положила в узел с иконками, да как-то выронила.
...Лидия Ивановна уже вышла на пенсию, когда по какому-то случаю спросила у женщин в храме, не знает ли кто что-нибудь об о. Владимире Жохове. Одна из прихожанок и говорит: «У меня в Сыктывкаре живёт дочка, она выписывает газету “Вера” и мне высылает. Вот в одном номере есть про священника Жохова. Принесу тебе, Лидия Ивановна, почитаешь». Так она и узнала, как сложилась дальнейшая жизнь о. Владимира. Теперь ребятки батюшки Валентина подросли, если встретят что-то про отца Владимира – несут: «Мама Лида, тут про твоего батюшку написано!»
Возвращение в храм
Вышла Лида замуж за солоницкого паренька, и связь с о. Владимиром, с храмом оказалась потеряна. Будто провал произошёл потом на много лет. Стала дома молиться больше, когда сына в армию забрали. Но окончательно в церковь вернулась после смерти мужа и мамы. Сын переехал на жительство в Новошахтинск. Пустота образовалась – не для кого жить. И заполнить её оказалось возможно только в храме.
– До нашего батюшки Валентина служил в Троицком храме отец Василий. Начала я на службы ходить – и мне мало было субботы и воскресного дня. Потом захотелось узнать, как пекут просфорочки. Матушка Евгения говорит: «А мы как раз хотели вас просить, чтобы вы пекли просфоры». «Я, матушка, ведь только до весны могу – потом у меня огороды начнутся», – сказала я самонадеянно. Но как только начала печь – позабыла свою Солониху, где прежде был у меня образцовый порядок: клубника, малина, крыжовник, ухоженные грядки овощей... Позже матушка взяла меня за руку и привела на клирос: «Вот здесь ваше место». Я стою: кажется, все на меня одну смотрят, так и убежала с испугу. Повторилось то же самое – и снова я отказалась. На третий раз матушка подошла и строго так говорит: «Петь вам батюшка благословил. Батюшкино благословение отменяется только батюшкой».
Храм для меня теперь – сама жизнь. Раньше как я пеклась о порядке, хозяйстве, грядках – и всё это стало второстепенным. Мне лишь бы там, в храме, быть.
Врачебное открытие
Разгорится в человеке вера – и вот уже от его свечки берут огонёк другие. Так случилось и с Лидией Ивановной.
– Попала я лет шесть назад в горбольницу Котласа, в лор-отделение, – рассказывает она. – И как-то во время осмотра врач Андрей Борисович Воскресенский, приметив на моей тумбочке иконочку и Евангелие, спрашивает: «Нет ли у вас, Лидия Ивановна, чего-нибудь о посте почитать?» Шёл Великий пост. Почитать, говорю, нечего, но на словах расскажу. На другое утро Андрей Борисович обрадовал меня: «Ну что, Лидия Ивановна, вы готовы к выписке. Только, – улыбается, – я вас не отпущу, пока о. Валентин не освятит наше отделение». А тут как раз батюшка приехал меня навестить. Узнал – улыбнулся: «Вы тут, Лидия Ивановна, наверное, благовествуете? Хорошо, тогда я уж завтра приеду – надо книги взять, воды святой, облачение». Наутро приехали сразу два Валентина – батюшка в помощники отца Валентина Рюмина взял с собой, тогда тот завхозом в церкви был (руки золотые! Холмогорское училище окончил, по кости вырезает). Вот собрали персонал отделения: медсёстры, санитарочки, сам Андрей Борисович – все со свечками стоят. Я подпевала, читала что надо.
А в кабинете врача на стене висел большой портрет свт. Войно-Ясенецкого, только в «мирском» виде. Оказалось, Андрей Борисович очень уважал его как светило медицинской науки, совершенно не зная, что это святой батюшка. Освятив отделение, подарил врачу икону Святой Троицы. Тот хотел было к себе в кабинет её взять, а батюшка говорит: «У вас уже есть там икона». «У меня там только портрет хирурга Войно-Ясенецкого...» – растерялся врач. «Это великий святой!» Вот так и открывался постепенно для врача огромный мир православия. А теперь и вся больница называется в честь святого Луки Войно-Ясенецкого.
С верных спрашивается строго
Лидия Ивановна постукивает ножом по разделочной доске – режет меленько размокшие грибы на грибовницу. Стоит аккурат на том месте, где сидел когда-то «неугомонный» директор.
Хозяйка делится недавним великопостным переживанием:
– Когда пост начался, три дня первые сухоядение положено. Батюшка Валентин строг в этом отношении. А я начала себе искать причины, чтобы поесть, попить. На второй день чаю выпила с сухариком. И буквально через два часа разболелись зубы – и день и ночь болят. А в среду – литургия Преосвященных Даров. «Сегодня, – сказал батюшка, – будешь, Лидия Ивановна, заменять крестников». Это значит, возле алтаря находиться, кадило подавать перед вратами царскими, со свечой выходить, и всё вовремя. А я уже никакая. Ну, ничего, служба прошла. Немножко попуталась – всё-таки раз в год всего такая литургия. Кадило не сразу подала – уголёк выпал на новую клеёночку, дырка на ней получилась (тоже урок: не надо было в Великий пост новое стелить). Батюшка бежит: «Мирная ектенья, а кадило не подано!..» В четверг удалила оба корня, пришла домой, звоню батюшке: «Я сегодня не приду». «А что такое?» – «Да я во вторник поела, чай попила, вот Господь и вразумил, что надо было потерпеть...»
* * *
Недавно Лидия Ивановна нашла пояс, который вышила для батюшки Валентина в тот год, когда он к ним из Архангельска приехал – молоденький, худенький. Следом-то второй вышила, первый так и не пригодился. Как будешь выбрасывать? «Снесу, – подумала, – в печку в ризнице». Принесла батюшке показать, а он: «Нет, я его сохраню!» Приложил к себе – смеётся: «Вот как матушка меня откормила, ровно половины пояса не хватает, чтобы по мне было. Оставлю на память, может, ребятам кому-нибудь пригодится».
Многая лета вам, дорогая Лидия Ивановна! Доброго здоровья, радостного служения на благо родной церкви. Пусть не одно ещё нарядное одеяло сошьют ваши руки, и пусть вы увидите, кому же из сыновей батюшки впору придётся тот поясок.
Елена ГРИГОРЯН
Фото И. ИВАНОВА
 | назад |
| вперед |  |
