Круизное судно шло по сизым водам Ладоги к острову Валаам. Остров, а точнее, архипелаг, состоящий из большого и группы малых островов, знаменитый полуразрушенным монастырём, в котором недавно стала возрождаться монашеская жизнь, а также необыкновенной природой, привлекал к своим скалистым берегам ежегодно множество туристов и паломников. Сейчас двести из них направлялись туда, движимые охотой к перемене мест и любопытством – качествами, издревле присущими пёстрому туристскому племени.

Погода была на редкость для этих мест хорошая. Высокое небо сообщало суровым обычно волнам этого северного озера непривычный оттенок лазури. Пассажиры облепили борта верхней и средней прогулочных палуб, щурились на солнце, кутались в разноцветные куртки и пледы, взятые с коек в каютах, ловили в объективы камер чаек. Больше снимать было нечего – вокруг расстилался ровный горизонт.

Палуба слегка покачивалась. Из репродуктора гремело:

Ах ты, палуба, палуба,
Ты меня раскачай,
Ты печаль мою, палуба,
Расколи о причал!

Нехитрая песенка из популярного репертуара шестидесятых годов прошлого века как нельзя лучше подходила к судну, над которым сейчас звучала. Спущенный на воду в конце пятидесятых, кораблик уже изрядно потрудился на прогулочно-развлекательном поприще. И хотя мотор его гудел на удивление ровно и молодо, интерьеры салонов, ресторанов и кают не изменились со времён спуска на воду. Конечно, в конкурентной борьбе туркомпания была вынуждена обновить приёмный холл на нижней палубе, оплатив современный дизайн «под мрамор», с двумя кожаными креслицами по бокам от ресепшн. Но сделала это исключительно потому, что через этот холл проходили туристы с других теплоходов при швартовке на пристанях: своей невзрачностью он мог смутить кого-нибудь и сработать против рекламы. Вообще-то, каждый сезон путёвки разлетались, как горячие пирожки на вокзале, а российские туристы – народ неизбалованный. Поэтому остальная часть теплохода – с деревянными панелями, тускло блестящей «под бронзу» латунной отделкой, колоннами в стиле сталинского барокко – осталась прежней. Даже читальная комната на носу средней палубы, где имелись пустые книжные шкафы по обеим сторонам от входных дверей и стояли шахматные столики по периметру, сохранила свой внешний вид. Эта каюта, в прошлом, очевидно, служившая для политинформаций и культурного отдыха советских отдыхающих, а теперь превращённая в видеосалон, сохранила на одном из шкафов бюст Карла Маркса, покрашенный бронзовой краской и белеющий отбитым куском бороды. На противоположной стороне такой же пьедестал пустел. Видимо, некогда там находился Фридрих Энгельс, но что-то случилось, и классика политэкономии там не стало.

Вере Сергеевне интерьер судна напомнил детство. Что-то трогательное было в этой допотопной облезлой роскоши, и судно воспринималось как музей. Даже спевки под баян «для тех, кому за тридцать», регулярно проводившиеся на корме, были словно частью музейной экспозиции. И она не сочувствовала редкому тихому ворчанию некоторых пассажиров, дескать, диваны в каютах разваливаются и всё такое. Обстановка вызывала ностальгические чувства и даже нравилась – «без вопросов», как говорит теперь молодёжь. Гораздо более занимала мысли Веры Сергеевны внучка Настя, с которой они вместе отправились в плавание. Хотелось, чтобы девочка получила новые впечатления, но и не простудилась, поминутно выбегая на палубу с вечерней дискотеки, чтобы подставить разгорячённое лицо прохладному ночному ветру. И, самое главное, не увлеклась бы до времени кем-нибудь из этих ветреных молодых людей, которые встречались постоянно на палубах и поглядывали на Настю с очевидным интересом. Вера Сергеевна была в глубине души обеспокоена. Внучке исполнилось всего шестнадцать, она закончила только девять классов, была отличницей, всё время проводила над уроками, с мальчиками не встречалась и оставалась, в сущности, совсем ребёнком.

Пароход белый-беленький,
Чёрный дым над трубой.
Мы по палубе бегали,
Целовались с тобой…

Надрывался репродуктор, время от времени прерывая музыку и выплёвывая хриплые, трудноразличимые звуки, имевшие целью проинформировать пассажиров о различных красотах природы и населённых пунктах по пути следования. Остались позади шлюзы на реке Свирь, мрачные, как стены подводного царства, минули сказочное очарование острова Кижи и шашлыки по обеденному талончику в деревне Весёлые Пороги.

Эта деревня произвела на Веру Сергеевну странное впечатление. Разрекламированная в проспекте для туристов как «истинно русская», она являла собой собрание изб, изукрашенных деревянными резными сиринами, алконостами и драконами, а также изображениями солнца, и напоминала съёмочную площадку для фильма по пьесе Островского «Снегурочка». Однако в этом хаосе языческих символов никто ничего не объяснял. Только раз, перед деревянной фигурой бога Рода с выпяченными гениталиями, экскурсовод, веснушчатая жеманная девушка лет двадцати, с блестящей серебряной бусиной в носу, усмехнулась криво и бросила: «Символ плодородия…» Но она совсем ничего не говорила о язычестве на Руси до христианства. Также и в музее водки, где выстроились вдоль стен бесконечные батареи всевозможных сосудов из-под традиционного горячительного напитка, который принято почему-то считать «очень русским», – там тоже ни слова не было сказано о драматической истории его насильственного внедрения в русский быт. Главным мероприятием явно была дегустация, она проходила весело, с шутками, фотографированием на фоне бутылочных батарей и с поднятыми рюмками. Похоже, культура в мыслях устроителей потешной деревни вообще не имелась целью. Эти избушки в псевдорусском стиле, со стеклопакетами в окнах и «всеми современными удобствами», эта бойкая торговля изделиями народных промыслов по немыслимо высоким ценам, эти бани по берегам реки, из которых – сквозь редкие кустики было видно – выскакивали голые мужчины и плюхались в воду, – всё это напоминало этакий «диснейленд а ля рюс» и могло удовлетворить только самый непритязательный к культуре и истории вкус, если не полное отсутствие оного. Декоративная деревушка со всей очевидностью была рассчитана на иностранцев, имевших представление о России, уложенное лаконично в три слова: «водка, медведь, матрёшка», услужливо предоставляя именно эту версию заезжему иноземцу, готовому платить за неё немалые деньги. Даже медведь здесь некогда, по слухам, проживал, да потом куда-то делся…

«Небось не кормили медведя, – подумала Вера Сергеевна, с трудом унимая раздражение, – вот он и заболел, а может, сдох». Она вспомнила жалких, измученных зверьков в местных зверинцах, неубранные клетки. Похоже, здесь экономили на обслуживающем персонале.

Теплоход шёл на Валаам. Искрилась вода до самого горизонта, и казалось, не предвидится никакой суши в этом царстве воды.

В читальне судна, превращённой теперь в видеосалон, показывали фильм «По святым местам». Народу в салон набилось много, пришлось брать дополнительные складные стулья, и очень быстро стало душно. Все ждали, казалось, чего-то необыкновенного, важного, святого. Фильм рассказывал о восстановлении окрестных монастырей. Про каждый отдельный монастырь говорилось, как он был разрушен при советской власти, как принялись его восстанавливать и как много удалось сделать за последнее время. Видеоряд каждого сюжета содержал сначала руины, потом что-то необыкновенно красивое и сияющее, везде мелькали золотые ризы духовенства, слышалось пение, носили и переносили какую-нибудь святыню – мощи или икон, и обязательно выступал солидный дядя в пиджаке, краснея и пыхтя, рассказывал, как он рад был посодействовать, пожертвовать и тому подобное. Сюжеты были похожи один на другой. Зрители стали постепенно клевать носом и тихонько растекаться из видеосалона по теплоходу. Всё, показанное в видеороликах, было непонятно. Казалось, люди на экране знают что-то, недоступное прочим, и радуются чему-то, понятному только им.

Вера Сергеевна стояла на носу средней палубы и размышляла. Предстояло сделать трудный выбор, как это всегда бывает, если не располагаешь точной информацией по вопросу, по сути. Надо было угадать, вынуть лотерейный билет.

Дело в том, что с самого начала плавания директор круиза, моложавая нарядная женщина лет пятидесяти, надтреснутым голосом профессионального массовика-затейника сообщила, что в оплату круиза входит пешеходная экскурсия по Валааму. Но кто хочет проплыть вдоль берега на катере из одной бухты в другую, должен внести дополнительную плату. Директор уверяла всех, что, проплыв на катере, можно увидеть необыкновенные красоты острова, а также «совершенно недоступные с берега» и закрытые для экскурсантов скиты, приюты отшельников-монахов. И наоборот, кто пойдёт пешком по лесу, «увидит всего лишь обыкновенную лесную дорогу».

Сторонникам идти лесом предлагалось записаться на ресепшн, но экскурсия состоится, только если количество записавшихся превысит одиннадцать человек. Таково было условие турбюро. Странное, потому что пешеходная экскурсия входила в стоимость тура и была уже оплачена к тому моменту. Но никто про это не вспоминал уже. Вера Сергеевна и Настя взяли в поездку денег совсем немного, только на сувениры, именно потому, что в договоре с туристической фирмой факт предоплаты провозглашался. Новость о том, что теперь надо доплатить, была неприятной, беспокойной, заставляла всё время производить в уме напряжённые перерасчёты и экономить средства во время стоянок. С другой стороны, всё внутри теперь, после выступления директора, восставало против того, чтобы быть оболваненными этой «простой лесной дорогой» и не увидеть какие-то редкие и закрытые для доступа красоты, за которыми пришлось проплыть такое расстояние и заплатить уже такое большое количество денег. Вольно или невольно, но Вера Сергеевна всё время обдумывала, как ей поступить с этой экскурсией.

Она не была верующим человеком, как, впрочем, и атеистом. Пионерское детство и комсомольская юность исключали какие-либо привычки к молитве или посещению церкви. Однако она уже получила в жизни некоторый опыт, который заставлял задуматься о том, что не всё так просто в этом материальном мире. Например, предчувствия. Она всегда знала, хорошо ли на душе в данный момент у её дочери или внучки, и это нельзя было объяснить материальными причинами. А ещё сбывались некоторые сны. Например, наличие во сне большой или маленькой сумки в руках всегда безошибочно указывало на решение денежных вопросов. Но, в общем-то, она не верила в церковные обряды и формы, относилась к ним скептически.

«Зачем на носу приклеена бумажка? – подумала Вера Сергеевна. – Глупые слова какие-то». Она сидела сейчас на обитом ковровой тканью диванчике в холле средней палубы, положив ногу на ногу, завотделом небольшой строительной фирмы, ещё совсем не старая женщина, с модной стрижкой и в белых модных брюках, и смотрела в большое окно на голубое небо, на чаек. Это вынужденное безделье было приятно. Мимо окна по палубе с шумом и смехом пробежала её внучка Настя, за ней вприпрыжку, смеясь и щебеча, – стайка из трёх девочек помладше, из тех, кто путешествовал с родителями. Через полминуты мимо окна прошли два молодых человека лет двадцати пяти. С одним из них, Вера Сергеевна помнила, Настя и отплясывала вчера на дискотеке. «Вот ещё новости», – подумалось ей, и в душе опять зашевелилась тревога.

То, что внучке придётся когда-нибудь вступить в брак и что перед этим неизбежно придётся познакомиться с каким-нибудь молодым человеком, пугало. Сама Вера Сергеевна была в комсомольской юности своей воспитана на принципах свободной любви и свободного выбора. С мужем своим, Валерием Ильичом, она познакомилась на молодёжной стройке, через три месяца расписалась с ним, поставив родителей в известность телеграммой, и потом счастливо прожила в браке целых сорок лет. Дочери повезло меньше. Та забеременела в стройотряде от однокурсника, человека, к браку не готового совершенно. Кое-как была состряпана свадьба (которой предшествовали унизительные переговоры с родителями жениха), но через год новая семья распалась. Нина осталась с Настей, скудными алиментами и попытками, всю жизнь неудачными, устроить личную жизнь. Внучку, по сути дела, воспитывали Вера Сергеевна и Валерий Ильич. За дочь сердце изболелось. Теперь подошло время Насти.

Вера Сергеевна зябко повела плечами. Нынче отношения рассматриваются как борьба полов. Мол, кто кого победит. Женщина ли захомутает мужчину, превратив его в источник существования, мужчина ли воспользуется женщиной без всяких обязательств – победителем будет тот, кто хитрее, ловчее, циничнее. Такие принципы не нравились Вере Сергеевне. Казалось, что в этой борьбе на самом деле нет победителей. Тот, кто вроде бы выглядит победителем, на самом деле теряет значительно больше, нечто... чему нет цены. Она пыталась назвать это бесценное нечто, но слово не приходило на ум.

Обман, кругом обман. Как с этой «простой лесной дорогой» – говорили одно, получилось другое. Всё время думай, где тебя надули («кинули», как говорит сейчас молодёжь), и везде плати деньги. Ой, как хотелось бы Вере Сергеевне сейчас, когда подросла внучка, чтобы отменены были все эти принципы «свободной» любви и люди вернулись бы к сватовству, помолвкам, старомодным знакомствам с родителями, долгим хождениям в женихах и невестах. Как бы сейчас всё это пригодилось, обезопасило её девочку!..

Она поднялась с коврового диванчика и, крепко держась за никелированные поручни, спустилась на ресепшн.

За стойкой скучала женщина средних лет с неестественно-рыжими волосами.

– Будьте добры, скажите, пожалуйста, как записаться на пешеходную экскурсию? – осведомилась Вера Сергеевна.

«Будь что будет. По крайней мере, деньги сохраню», – подумала она.

– Ещё нет списка, не было распоряжения, – виновато сказала служащая и добавила через минуту: – Вы не первая спрашиваете.

До обеда оставалось ещё полчаса, и Вера Сергеевна вышла на верхнюю палубу подышать воздухом.

У поручней носовой части не было места из-за желающих подставить лицо солнцу и ветру, поэтому Вера Сергеевна примостилась сбоку. Вид бескрайнего голубого неба и необъятной водной глади умиротворял её. Как всё же хорошо, что они решились на этот круиз!

– Да я не знаю, вы, конечно, правы, но, возможно, это действительно так… – донеслось у неё из-за спины. Говорил нерешительный женский голос.

– Да что тут думать! – перебил мужской голос, звучавший твёрдо и призывно. – Если собрались в такое место, надо почувствовать всё до конца.

– Да, вы правы, – опять согласилась женщина.

– Значит, вы запишетесь, – то ли спросил, то ли приказал мужчина.

– После обеда обязательно запишусь.

– Значит, я могу на вас рассчитывать? Нам ведь надо собрать группу не менее одиннадцати человек.

– Можете рассчитывать, обещаю, – сказала женщина.

Ответ мужчины отнесло ветром, и Вера Сергеевна украдкой оглянулась, увидев женщину средних лет в плетёном кресле, закутанную в плед, и спину удалявшегося от неё мужчины в светлом спортивном костюме. Вера Сергеевна поняла, что проблема выбора стоит не только перед ней. Захрипевший репродуктор пригласил к столу первую смену.

* * *

За столом в ресторане на верхней палубе, кроме них с Настей, было ещё четыре человека. Женщина средних лет, с короткими, выкрашенными в золотистый цвет волосами, всё время тщетно пыталась накормить маленького мальчика, своего внука. Внук, веснушчатый худенький ребёнок лет семи, отказывался кушать, что бы ему ни предлагалось. Он только упорно сжимал губы и мотал головой. За всё время плавания он, кажется, только пару раз поковырялся в еде. Женщина сбивчиво рассказывала о каких-то неприятностях в семье, произошедших с дочерью и зятем, после чего ребёнок почти перестал есть, и вот она пытается это исправить. Второй парой были мать и сын. Мать – высокая женщина с королевской осанкой и голубыми прозрачными глазами – бесстрастно взирала на происходящее вокруг. Сын – скучающий подросток, одетый во всё чёрное, с наушниками в ушах, постоянно тыкающий пальцами в кнопки мобильного телефона.

Стекло, сквозь которое были видны свинцовые воды Ладоги, покрылось каплями дождя. Усилилась качка.

– Гошенька, – умоляла женщина с золотистыми волосами, – ну, поешь хоть немного салатику, смотри, какая помидорка...

Вера Сергеевна, усаживаясь, подмигнула мальчику, он отвернулся. Настя уплетала хлеб с маслом. Принесли в супнице жидковатый суп.

Женщина с королевской осанкой осторожно передала сыну тарелку и вздохнула:

– Да, с питанием не очень тут… Вы ещё не решили, пойдёте пешком или на катере вокруг? – она обращалась ко всем присутствующим.

– Ещё не знаем, – сказала бабушка Гошеньки.

* * *

Скалистые берега Валаама, живописно прикрытые соснами и пышным кустарником, выглядели романтично. Особенно в сияющих лучах солнца на чистом утреннем небе и в блеске сверкающей воды вокруг. Картина почему-то не вязалась с представлениями о монашестве как аскезе и самоограничении. Среди такой красивой природы, казалось, должна быть только радость жизни. Вера Сергеевна вспомнила, что архипелаг некогда славился чудными садами, земля для которых привозилась трудолюбивыми паломниками, чтобы покрыть неплодородные камни. А сам камень местный, сердобольский гранит, вывозился для отделки столичных дворцов, и даже знаменитые атланты Эрмитажа сделаны из него.

Пристань была нарядной из-за множества пришвартованных здесь судов – от больших трёхпалубных лайнеров, сверкающих белыми боками, до маленьких потёртых катерков. Выходя, пассажирам ретротеплоходика пришлось пройти через шикарные салоны других судов. Повсюду слышалась иностранная речь.

– Катя, – представилась девушка, ожидавшая их на пристани.

У неё были серо-голубые, прозрачные, как воды Ладоги, глаза. Голова повязана косынкой, белой с голубым тонким орнаментом. И вся Катя была такая ладная, изящная и одновременно строгая и правильная, что все притихли со вниманием. Она указала на круто вьющуюся вверх дорожку в тени нависающих деревьев, по которой двигался муравьиный поток туристов. Им надо было тоже туда.

– А долго идти, девушка? – спросил мужчина из группы.

Катя, казалось, ожидала этого вопроса. С мученическим выражением на лице, прикрыв веки, она перевела дыхание и заученным голосом сказала:

– Дорогие мои, не настолько долго, чтобы в конце пути вы свалились замертво, ничего страшного, ну, потерпите немного, вы ведь приехали в монастырь, ну, потрудитесь хоть чуть-чуть…

– Да нет… да ничего… идёмте… – послышались голоса со всех сторон.

Они вышли на площадку с колодцем посередине, окружённую зданиями красного кирпича. Здания были старыми и нуждались в ремонте. Только церковь справа была отремонтированной и сияла золотыми куполами. Это был Воскресенский скит, и церковь была посвящена воскресению Христову. Внизу находилась крипта – восстановленный подземный храм Гроба Господня. Там было тихо, даже говорили все шёпотом. Сумрачная прохлада и белизна мрамора, казалось, усиливали тишину и торжественность места.

По выходе из церковного здания Вера Сергеевна почувствовала странное для себя, но совершенно непреодолимое желание перекреститься. Желание нарастало, пока она рассеянно слушала рассказ экскурсовода о том, что здесь было и когда. Наконец Вера Сергеевна поняла, что если сию минуту не перекрестится, то… случится что-то… И тут она осознала, что совершенно не умеет этого делать.

– Простите, а как надо правильно креститься? – громко сказала она, и все обернулись к ней. Посыпались советы, ей складывали пальцы, что-то объясняли.

– Бабушка, вот так, – сказала Настя и наложила на себя крестное знамение.

– Правильно, девочка, – одобрила какая-то женщина.

Вера Сергеевна с удивлением посмотрела на Настю – когда внучка успела научиться этому?

Группа вышла на дорогу. Монахи проходят эту дорогу между скитами несколько раз в день. Но сейчас что-то никого из них не было видно. Попадались пёстрые группы туристов в обоих направлениях. Монахов не было. Не было их и в скиту, к которому группа вскоре подошла. За забором виднелись деревянная церковь и несколько зданий. Катя объяснила, что скит называется Гефсиманским и что все места на острове названы по событиям Евангелия. Туристов сюда не пускают, и храм заперт. Скит выглядел таинственно и настороженно.

Они пошли дальше по дороге. Катя рассказывала об удивительной природе архипелага, сохранившей реликтовые формы. Что даже в глубине лесов там растут орхидеи.

Мимо проехал, сверкая бампером, глянцевый джип, на ветровом стекле белела табличка: «Валаам-тур».

– Это местные жители, – сказала Катя. – Их бизнес. Вообще-то, им строят дома на материке, дают квартиры. Но они не хотят переезжать. Тем более что здесь теперь развивается туризм и они могут заработать. Монашествующим же эта суета в тягость.

Вера Сергеевна заметила украдкой, что Настя подобрала выброшенную кем-то на дороге упаковку от чипсов. «Интересно, зачем ей это нужно», – подумалось Вере Сергеевне. На внучке была бейсболка козырьком назад, а поверх джинсов повязан бабушкин большой цветной платок, наподобие юбки. Наряд показался Вере Сергеевне странным, внучка так никогда не одевалась. Вера Сергеевна окинула взглядом дорогу, первозданно чистую, тенистую. Они шли путём, над которым свисали зелёные ветки, открывались полянки по сторонам, журчали ручьи, слышалось щебетание птиц. Большая вислоухая рыжая собака прибилась к группе и теперь трусила по обочине, изредка смешиваясь с людьми и искательно заглядывая всем в глаза.

– Это собака инока, что пасёт коров на ферме, – сказала Катя и махнула в сторону рукой, показывая, где расположена ферма.

Настя свернула с дороги к большому зелёному металлическому баку и выбросила туда пакетик из-под чипсов.

Катя остановилась. От быстрой ходьбы она раскраснелась. Надо было дать подтянуться всем остальным, далеко отставшим от авангарда.

– Вы не подумайте, что здесь какие-то равнодушные люди собрались, – к Кате подошёл запыхавшийся мужчина, его лысина была покрыта носовым клетчатым платком с четырьмя узелками на углах. – Здесь те, кто хотел узнать Истину…

Последнее слово он произнёс торжественно и благоговейно. Потом вынул из кармана другой клетчатый платок и вытер им лоб.

Катя улыбнулась и кивнула.

Истина. «Что есть истина?» – вспомнила Вера Сергеевна риторический вопрос, слышанный где-то, но теперь она не могла вспомнить где.

Группа подтянулась и пошла дальше – мимо деревянного поклонного креста, мимо линии электропередачи, – сопровождаемая вислоухим рыжим псом с фермы, казалось, очень довольным подвернувшейся кстати компанией. Ноги гудели. Но чем сильнее гудели ноги, тем почему-то легче и светлее становилось на душе.

Вдали серебрились воды Ладоги, слегка покачивая корпуса катеров, яхт, лодок, скопившихся в бухте. Нежились на солнце ухоженные сады, кущи деревьев. И над всем этим бытием высился – нет, скорее, парил – прекрасный храм на горе.

Присутствие храма было таким естественным тут. Он вносил такую завершённость в пейзаж и такую ясность в окружающую жизнь, что было немыслимо себе представить, как это люди вообще обходились долгое время без храмов. «И что же тогда было у них в головах и как строилась их жизнь? Ведь какое дерзкое безумие предполагать, будто сам человек, беспомощный и нелепый, эта песчинка и букашка перед лицом бездушных стихий, может что-то построить или сделать сам по себе!» – эти мысли пришли в голову Вере Сергеевне внезапно и властно. И тот факт, что она не прочла их в книге или газете и не услышала по радио или на лекции, и что этим мыслям, в общем-то, неоткуда было взяться в её голове, но они появились ощутимо извне, таинственным образом, – всё это поразило Веру Сергеевну.

Как только эта простая тихая лесная дорога, этот небольшой физический труд освободили мозг от тревожной скачки образов, страхов и штампованных призывов окружающей жизни, стала возможна встреча с простой истиной. Как это произошло? Или место это действительно свято? Или душа её созрела для этой встречи? Вопросы пронеслись в одно мгновение у неё в голове, и она отогнала их, как ненужные сейчас, как мешающие чистой радости, заполнившей её сердце. У неё ещё будет время всё это обдумать. И Вере Сергеевне уже стало казаться, нет, она твёрдо знала, что самое главное – дойти сейчас до храма во что бы то ни стало, войти в него – и там обязательно припасть с мольбою и благодарностью к прекрасному святому Образу… И что всё будет хорошо.

* * *

За ужином подавали сосиски с пюре. Веснушчатый малыш сосредоточенно и медленно отковыривал вилкой по кусочку сосиски и отправлял себе в рот. Рядом, с таким же сосредоточенно-удивлённым видом, сидела его бабушка и, затаив дыхание, смотрела на него, не замечая ничего вокруг. На стеклянных стенах ресторана растекались капли дождя, и вода вокруг судна была тёмной.

– Вы на катере плыли к главному храму или пешком? – спросила женщина с королевской осанкой, намазывая маслом кусок хлеба. Гошина бабушка не ответила, она, казалось, не слышала ничего.

– Мы пешком, – улыбнулась Вера Сергеевна и принялась за салат. Настя о чём-то тихо переговаривалась со своим соседом по столу, слушая время от времени один наушник его плеера.

– А мы на катере, – сказала женщина и вздохнула. – Не знаю, я чего-то большего ожидала от Валаама...

За столом все промолчали. Судно шло в Санкт-Петербург.