РАССКАЗЫ НАШИХ ЧИТАТЕЛЕЙ ПАСХАЛЬНЫЙ САШОК Откуда он появился – никто не знает. А кто, может быть, знает – молчит, и правильно. Рассказывали, что, когда Сашок подошёл к настоятелю и предложил свои рабочие руки, тот его спросил: «Как звать вас?» – «Сашок». С тех пор звали его Сашком почти все, даже батюшки, кроме иеромонаха отца Анатолия, который всегда обращался к Сашку уважительно, не иначе как Александр. Сашка постоянно видели чем-то занятым: он и подсвечники чистил, и воду носил для крестин и уборки, и снег убирал, и безотказно выполнял даже самые мелкие поручения. Когда дел не было, Сашок любил кормить голубей на заднем дворе храма. «Совсем молодой парень, жалко, что дурачок», – шептались бабушки и называли его «наш блаженный». Настоятель прихода благословил меня на послушание свечницы. Сколько было радости по этому поводу! Мне тогда казалось, душа впереди тела стремилась в храм, хотелось поскорей оказаться в свечной лавке – она была для меня словно райский уголок: где ещё можно увидеть столько ликов святых, надышаться ароматом восковых свечей и ладана! Я быстро освоилась на новом месте. Записочки, требы, разнообразие икон, на любой вопрос готовый ответ – и трепет: «Господи, благодарю Тебя за радость поработать во славу Твою!» Люся, вторая свечница, видя моё неукротимое рвение, наставляла: «Ты потихоньку, спокойней будь, а то сгоришь быстро». Волна недоумения: «Люся, о чём ты? Ведь каждый пришедший в храм – послан Богом, понимаешь? Наше послушание – это и есть горение». Так-то оно так. Выразила я свою мысль красиво, только вот Люся оказалась права. Воодушевление незаметно сменилось хронической усталостью. Поток людей, особенно в праздничные дни, был так велик, что язык распухал от повторений одних и тех же простых фраз, ноги наливались тяжестью, временами находило отупение. Сотни раз приходилось бубнить, что не существует свечей «о здравии» и «об упокоении», что поминать в церкви можно только крещёных... Усталость нарастала снежным комом, и на Пасху этот ком чуть меня не раздавил. ...Бабуся уже несколько минут задерживала очередь. «Куда ж я кошелёк положила?» – беспомощным голосом причитала она, копошась в своей безразмерной кошёлке. «Матушка, – обратилась я к ней, – отойдите и найдите кошелёк, я приму вас без очереди». Бабуся меня словно не слышала: «Куда ж я... положила», сверлила она мой мозг, делая ударение на втором «о». Чувствуя напряжение длинной очереди, я сказала громко: «Матушка, вы слышите, что я говорю? Отойдите, пожалуйста!» Мой приказ электрическим разрядом пронзил благоговейную тишину храма. Батюшка, разговаривавший в это время с кем-то из прихожан, замолчал. Я почувствовала, как кровь прилила к лицу, руки задрожали. Бабуся перестала шарить в сумке, сгорбилась и попятилась к выходу. Из очереди раздалось: «А ещё в церкви работает», «И здесь грубость!», «Дала бы бабке бесплатно свечей – жалко, что ли...» Люся только покачала головой. Я, не смея поднять глаза, шмыгнула из лавки и взбежала на клирос. Хор уже разошёлся, за окошком светало. Я упала на лавку и беззвучно зарыдала. «Вот тебе и праздник, – вертелось у меня в голове, – вот тебе и Пасха». Не понятно, кого мне было больше жаль – обиженную мной бабку или себя. В душе мутной пеной вскипела обида: «Никто не знает, как мне бывает тяжело – Люся то и дело уходит на больничный, кроме меня, сменить её некому. Прихожу домой – ни с кем разговаривать не хочу, только одно желание: залезть в самый тёмный угол и там молча отсидеться. На службах из-за послушания побыть не могу... Хоть бы кто-нибудь посочувствовал...» Я не слышала, как ко мне кто-то подошёл. Вздрогнула и замерла, когда чья-то рука тронула за плечо. Отнимая лицо от мокрого от слёз рукава, увидела, как надо мной склонился Сашок. – Сашок, уйди, пожалуйста, – сказала я обессиленно. Но Сашок не уходил. А главное, на его лице не было привычной дурашливой улыбки. Он весь словно преобразился, просветлел, взгляд стал внимательный, осмысленный... «А Сашок-то красавец», – мелькнуло вдруг в голове. Он ничего не говорил, лишь тихонько гладил меня по плечу, как ребёнка. Было в этом столько доброты, утешения и участия, что я сразу успокоилась. Мне больше-то ничего и не надо было... ведь есть же что-то выше слов – со-чувствие, со-переживание... Потом Сашок протянул мне мандарин, светившийся в полумраке клироса, как китайский фонарик. Мандарин вместо крашеного яйца... смешно. Я улыбнулась и захотела ещё раз утешиться ласковым, новым для меня взглядом Сашка, но... «Воскресение Твое, Христе Спасе...» – затянул он тоненьким писклявым голоском. Передо мной стоял давно знакомый Сашок. Успокоенная, я спустилась в свечную лавку. И так на душе с того времени тихо стало, будто Ангел осенил крылом. После Пасхи Сашок куда-то исчез. – Батюшка, а куда пропал Сашок, то есть Александр? Отец Анатолий бросил голубям горсть пшена, взмахнув широким рукавом рясы, как сказочная Царевна-Лягушка на пиру. – Зачем вам? – спросил он серьёзно. – Любопытство? Вот те раз. Я и не думала, что всё так секретно. – Батюшка, мне кажется, я поняла про него кое-что... Отец Анатолий отряхнул руки и посмотрел на меня внимательно. – Ушёл Александр. Он давно собирался, ещё до Пасхи, только что-то его удерживало. Дело, говорит, есть. Помочь одному хорошему человеку надо. А что за дело и человек – я не спрашивал. Понимать о чужой душе мы мало что можем, оставим это Господу, – отец Анатолий поёжился от холода и пошёл к храму. * * * Спустя несколько лет после исчезновения Сашка алтарщик Юра, вернувшись из паломничества, убеждал прихожан нашей общины, что видел его монахом в одном из мужских монастырей. Сёстры, не веря, подшучивали над этой новостью, а я как-то подошла к Юре и спросила тихо: «Вы общались? Как он там?» Юра, обрадовавшись, что хоть одна душа ему поверила, поведал, наверное, уже в десятый раз: – Вижу: идёт по двору монах, серьёзный такой, и очень на Сашка похожий. Думаю, показалось или нет, позвал: «Сашок!» – А он? – спросила я нетерпеливо. – Обернулся, но поговорить не удалось. Больше о Сашке я никогда не слышала. Удивительно, в моей памяти он остался не «блаженным Сашком», каким в нашем приходе его запомнили многие, а «пасхальным» – каким я увидела его в праздник на клиросе. А свечницей я до сих пор работаю, настоятель после Пасхи благословил в лавку ещё двух прихожанок, так что полегче стало... Вероника ГОРПЕНЮК |