ПРИХОДСКАЯ ЖИЗНЬ
КАЖДОМУ – СВОЙ ДАР
Разрешение от неплодства
Когда отца Виктора рукоположили, матушка его ещё доучивалась в институте. Жили они по чужим квартирам, снимали жильё в Вологде у разных хозяев. Родители очень беспокоились по тому деликатному поводу, что детей у молодых не было, а им уж очень хотелось понянчить внучат. Подошло лето. Засобирались родители на дачу. А на даче никак не зацветала яблоня. Восьмой год дереву, а цветения всё не видать. И вот отец Виктор решил поступить по евангельской притче о смоковнице: дать ей последнюю возможность принести ожидаемый плод. А если и в этот год не принесёт она плода, то придётся срубить её и посадить новую.
Приехали молодые на дачу. Батюшка торжественно облачился и вышел в сад. Позвал матушку в помощь и стал молиться у яблони. Окропил дерево святой водой – и матушку свою окропил. Начал читать Евангелие: «Некто имел в винограднике своём посаженную смоковницу и пришёл искать плода на ней и не нашёл. И сказал виноградарю: “Вот я третий год прихожу искать плода на этой смоковнице и не нахожу; сруби её: на что она и землю занимает?” Но он сказал ему в ответ: “Господин! Оставь её и на этот год, пока я окопаю её и обложу навозом: не принесёт ли плода; если же нет, то в следующий год срубишь её”» (Лк. 13, 6-9).
И что же? Заплодоносила не яблоня, а матушка, бывшая при том усердном молебствовании. Батюшка так потом и шутил: читал-то над яблоней, а разрешилась от неплодства матушка.
Яблоню по такому случаю «простили». А следующей весной зацвела и она.
Клиросные бабушки
В 1980-е годы, когда начали открываться церкви, на клиросе по-прежнему пели бабушки, которые преданно ходили в единственную не закрывавшуюся в Вологде Лазаревскую церковь, что на Горбачёвском кладбище. С началом Великой Отечественной войны часть прихожанок перешла в церковь Рождества Богородицы, которая находится у железнодорожного вокзала и тоже была когда-то кладбищенской, но со временем стала именоваться кафедральным собором. Когда потеплел государственный климат по отношению к Церкви, возобновились богослужения и в церкви Покрова-на-Торгу, что находится в центре Вологды неподалёку от древнего Софийского собора, в советские годы переданного музею.
Настоятель храма отец Василий, имея за плечами консерваторское образование, решил создать настоящий церковный хор. И постепенно к стареньким певчим стала присоединяться молодёжь. Сначала просто подпевали, потом начали вникать в ход богослужения, учили по нотам гласы. Наконец, пришли профессионалы. И неудивительно, потому что в Вологде довольно хорошая певческая школа, есть и музыкальное училище. Было естественным, что в храмах стали появляться регенты со специальным образованием. Пришёл регент и в храм Покрова-на-Торгу.
Бабушки, столько лет стойко нёсшие клиросное послушание, смиренно уступили молодым своё место на клиросе. Но не все. Иные бабули ревниво переживали этот сложный переходный момент. Ещё бы! Ведь столько лет они вели службы и на холоде, и в голоде, и в военное время, отдавая все силы и каждую копеечку в храм Божий, а тут пришла «молодяшка» – и получается, что старые певчие стали не нужны!
Баба Лида, бывшая певчая, почти смирилась с новыми порядками в храме. Но всё равно ей ну очень хотелось петь! Стоя на службе, она терпела в молчании столько, сколько могла. А когда не выдерживала, то потихонечку подставляла к клиросу свою скамеечку, садилась на неё и начинала тихо подпевать своим уже сильно дребезжащим голосом.
Тонкий слух регента Аллы Петровны не мог выдержать такого диссонанса. Но попросить бабу Лиду помолчать она не решалась. Долго так продолжаться не могло, и настало время, когда терпение её, наконец, лопнуло. Алла Петровна стала слёзно просить настоятеля храма отца Василия, чтобы он сам разрешил этот деликатный вопрос. Тем более что протоиерей Василий Павлов и сам вполне понимал несовместимость настоящей и прежней «певческих школ».
Как-то, подойдя перед службой к бабе Лиде, батюшка решился с ней поговорить.
– Лидия Филипповна, – ласково обратился он к старушке, – певчие поют по-другому, не так, как вы, они сбиваются. Не могли бы вы, когда они поют, не петь?
– Да они ж ничего не знают без бумажек, – бодро возразила бабушка Лида, показывая на ноты. – Отбери у них бумаги – и они ничего не споют! А я всю службу наизусть знаю.
– Пожалуйста, дорогая Лидия Филипповна, – взмолился батюшка, – отсядьте в сторонку и помолитесь, Христа ради, за певчих, чтобы они не сбивались.
Бабушка Лида с большой обидой поддалась на просьбу отца Василия. Она отсела от клироса, но душевные переживания не давали ей возможности сразу переключиться на службу. Она продолжала безмолвно выговаривать клиросу и возражать батюшке: «Разве могут сравниться теперешние певчие с нами, послевоенными! Мы-то не получали денег за пение, а наоборот, несли свою копеечку в храм Божий. Мы-то пели истово и, уж конечно, лучше теперешних...»
Какими бывают владыки?
Было это много лет назад, когда в Ферапонтове ещё не было действующего храма. На один из своих дней Ангела я отправилась в Вологду в недавно возобновлённый храм равноапостольных Константина и Елены. Служили в нижнем, «тёплом» храме, где главный престол был освящён в честь Семи отроков Ефесских, одного из которых звали так же, как и нашего накануне назначенного нового владыку.
В тот день служил и сам владыка. Ему сослужили несколько батюшек, среди которых был настоятель кафедрального собора митрофорный протоиерей Константин.
По окончании литургии я подошла ко Кресту и получила от отца настоятеля приглашение на праздничную трапезу по случаю его и моих именин. Трапеза была накрыта в служебном корпусе возле кафедрального собора Рождества Богородицы. Именинников оказалось несколько. В центре внимания был, конечно, сам отец Константин. Не единожды певчие спели ему многолетие. Батюшка оживлённо беседовал с владыкой, не забывая и прочих гостей. Среди общего шума застолья и разговоров внезапно я услышала отца Константина, который сказал:
– Однажды меня спросили, какой у вас новый владыка – хороший ли? Я ответил: владыки бывают или хорошими, или очень хорошими.
Все гости дружно засмеялись. Владыка тоже.
Евлалия
Отец-таджик назвал новорождённую девочку Лолой. Лола выросла, вышла замуж и жила в Москве. Судьба её складывалась не во всём ладно. Житейские коллизии заставили Лолу задуматься над всем происходящим с ней, и стала она искать ответ на самый главный вопрос своей жизни. По долгом размышлении Лола пришла к решению, что ей надо креститься, притом креститься «по-настоящему», то есть с полным погружением.
Молодая женщина обратилась за помощью к подруге. Подруга договорилась о совершении Таинства в Переделкино, где была большая купель, в которую мог поместиться взрослый человек. Узнав, что крещаемую зовут Лолой, батюшка стал подбирать по календарю такое имя, которое было бы созвучно старому, при этом день памяти святой был бы близок ко дню рождения крещаемой. Предложил имя Евлалии. Лола согласилась.
Таинство святого крещения и воцерковление оставили глубокий след в душе Евлалии, она после совершившегося с ней буквально носила себя как драгоценную вазу, боясь оступиться. После незабываемого события Евлалия начала искать Житие своей святой, но не нашла. Узнала только, что её святая была мученицей-девой Барселонской и что приняла она кончину в 303 году. Этим исчерпывались найденные сведения.
Прошло какое-то время. Взрослая дочь Евлалии собралась в туристическую поездку по Испании и позвала с собой мать. Путешественники, проехав по нескольким достопримечательным местам, прибыли в Барселону, где заночевали. Рано утром, пока все туристы ещё спали, Евлалия решила самостоятельно прогуляться по городу. Ни города, ни языка она не знала и пошла наугад.
Дойдя до какого-то храма, паломница зашла в него. С изумлением узнала, что там лежат мощи святой Евлалии. Это было настоящим чудом! Евлалия совершенно явственно осознала, что Сам Господь привёл её к своей святой так скоро! Наконец-то она могла поклониться мученице-деве и увидеть её образ – в храме было много её икон. Её буквально пронзила горячая благодарность Богу за такой великий дар. Теперь она убедилась, сколь милостив Господь! К ней, грешной, Он так милостив! Стоя перед ракой, Евлалия тихо зарыдала в глубоком умилении от переполнивших её душу чувств.
…Шло время. Евлалия всё больше входила в церковную жизнь, стала часто ездить в паломничества, иногда помогала в торговле на православных ярмарках. На одной из московских ярмарок, где многие храмы и монастыри имели свои места для продажи церковных товаров, стояла и Евлалия в своём киоске. Представляла она интересы Серпуховского монастыря во имя иконы Божией Матери «Неупиваемая Чаша». Ничего такого особенного не мог тогда выставить этот монастырь, только маленькие иконки да маслице от лампады, висевшей у чудотворной иконы. Подходил разный народ, что-то спрашивал, кто-то писал записки о своих родственниках, страдающих недугом винопития.
Подошла одна бедная женщина с сыночком. Денег у неё не было, ничего она не покупала, но всё очень внимательно рассматривала. Евлалии захотелось сделать что-нибудь хорошее для них, и она протянула мальчику флакончик с маслицем:
– Возьми себе, маслице залечит твою ранку.
Мальчик радостно взял флакончик, в его глазах засветился лучик благодарности.
Прошло несколько дней. Евлалия снова заступила на дежурство в лавке. Когда она пришла, соседняя матушка протянула маленький пузырёк с запиской. Записка была от того мальчика, которому она недавно пожертвовала маслице. Детской рукой было написано, что в пузырьке находится масло от мощей великомученика Пантелеимона. Москвичи помнят, как трудно было попасть к его мощам, когда со Святой Горы Афонской привезли мощи целителя Пантелеимона, каким непрерывным потоком днём и ночью шёл народ и сколько выстаивали люди в очередях, чтобы приложиться к мощам и получить капельку масла! Подарок неизвестного мальчика растрогал Евлалию до слёз. Но это был ещё не конец истории. В тот же день к ней обратилась знакомая женщина с сетованием о неизлечимой болезни дочери. Евлалия с радостью сказала, что у неё есть для больной хорошее лекарство. И она протянула скорбящей матери заветное маслице от мощей великомученика Пантелеимона...
Милостив Господь, и каждому у Него Свой дар.
Бабушка Спиридонья
Вятскую крестьянку Екатерину Васильевну Колунову судьба забросила в одну из ферапонтовских деревень. Говорит Екатерина зычным голосом, рассказывает тоже громко и напевно. Шёпотом говорить просто не умеет, да и не желает. Живёт одна с козами, овцами и курами, в храм ходит за пять километров. Бывает, что ей приходится идти и в пургу, и в слякоть. Вечером после богослужения ночует у того, кто позовёт. Разговор с Екатериной всегда заканчивается далеко за полночь.
В первые годы она и ко мне приходила на ночлег. Сначала мы неторопливо ужинали, потом житейские реплики переходили в разговор на важные темы. Мы подолгу разговаривали, но я больше слушала неутомимую собеседницу. Как-то после ужина наш разговор зашёл об именах и об их влиянии на судьбу человека. Я призналась, что люблю своё имя и отчество мне нравится – оно редкое, вторую Елену Романовну я в своей жизни ещё не встречала. Отец происходил из воронежских казаков, рос в деревне. Среди крестьян имя Роман было редким, так младенца нарёк священник. Но папа, будучи отроком, не любил своё имя.
– Красивое имя, чего ж не любить? – удивилась Екатерина.
– Подтрунивали над ним, притом взрослые. Спросят: «Мальчик, как тебя зовут?» Он ответит: «Роман» – тогда называли полное имя, как и в церкви. Как услышат, что Роман, так и дразнят: «Ах, Роман?! Не надейся на чужой карман, а пораньше вставай да свой приспевай!» Папа знал, что именно услышит, но по-другому отвечать не смел. Воспитание в семье было строгое.
– Матушка! – просит Екатерина. – Благословите ещё хлеба.
– Конечно, – говорю, – прости, что заговорилась.
Екатерина неизменно называет меня матушкой, сколько бы я ни возражала.
– Ну какая я «матушка»? – отнекиваюсь.
– Матушка, матушка! – настаивает гостья.
– А ты, Екатерина, любишь своё имя?
– По паспорту я вовсе и не Екатерина, а Эльвира, в крещении – Екатерина. Моя мать в войну была медсестрой на санитарном поезде. При ней у одной женщины умерла дочь Эльвира. Мама очень жалела эту женщину и, когда я родилась, назвала меня её именем.
– Какая странная история, – заметила я, – хотя для военного времени не столь удивительна. Много было необычного. А бабушку как звали? – спросила я, чтобы отвести от грустных воспоминаний. – Мою Евдокией, а твою?
– Ой, – замахала руками Эльвира и засмеялась. – С бабушкой такая история получилась, что она, прожив 80 лет, только в конце жизни узнала своё настоящее имя.
И вот что поведала моя ночная гостья о своей бабушке.
Бабушка родилась зимой. Шёл Рождественский пост. Повезли её кум с кумой крестить в церковь. Тогда матерям не положено было присутствовать при крещении. Да и недосуг было от других детей отлучаться.
Вот снарядили повозку, укутали дитятю, дали денег на крестины, посадили крёстных на телегу и отправили в храм Божий. По пути посланцы заехали в корчму, купили там четверть водки, чтобы после отметить торжественное событие. Но в дороге не удержались, пригубили немного зелья – надо же попробовать, добра ли водка. Да и холод стал пробирать. Водка оказалась ядрёной. Мешкать путники не стали, отведали ещё «для сугреву» и направились дальше к церкви. Приехали кумовья в храм Божий, позвали священника.
Окрестил батюшка младенца, нарёк его, как полагается, святым именем. Кум с кумой довольные отправились в обратный путь. Не доехав до деревни, решили они ещё раз отметить важное событие, ещё немного отпили для радости и поехали дальше. А путь неблизкий, пришлось ещё немного приложиться, потом ещё, а там и до деревни рукой подать. Привезли, наконец, свою крестницу в родительский дом. Приняла мать дочку на руки и спрашивает:
– Как батюшка назвал дитя-то?
Кум остановил свои шумливые речи и вопросительно посмотрел на куму. Кума тоже перестала улыбаться и испуганно вытаращила глаза. Никто из них никак не мог вспомнить, как нарекли младенца. Отложили дело до утра. Видя, что кумовья во хмелю, хозяева решили их не отпускать, а уложить у себя на лавках: авось к утру проспятся и вспомнят, как батюшка нарёк дочку.
Наутро, когда гости отоспались, мать снова приступила с вопросом:
– Какое имя-то святое дал батюшка?
Опять кумовья замялись, силясь вспомнить, что было в церкви. Смотрят друг на друга, переминаются с ноги на ногу и молчат. Кум думал-думал, а как праздник в тот день был святителя Спиридона, он и выпалил:
– Спиридонья!
Родители остолбенели от неожиданности. Но делать нечего.
– Спиридонья так Спиридонья, – вздохнула мать.
Так бабушку все и звали – Спиридонией Ивановной. Больше чем полвека она носила имя святителя Спиридона из кипрского города Тримифунта.
Всю свою жизнь прожила Спиридония в той деревне, где родилась, до самой старости. Потом, когда в советские времена «на верхах» решили старикам дать, наконец, пенсию, которой до этого в деревнях никому не платили, начала хлопоты и наша бабушка. Не то что пенсии, но и паспортов тогда крестьянам не давали, чтобы не разбежались крестьяне по городам.
И вот взялась вся семья для бабушкиной пенсии документы оформлять. Только никакого свидетельства о бабушкином рождении не было, потому что Спиридония родилась ещё при царе-батюшке. Не оказалось и метрики о крещении. Тогда внуки решили обратиться к церковным книгам – уж всяко батюшка в церкви вписал рабу Божию в свою книгу. Дошли, наконец, родственники в своих поисках до Книги записей крещений. Нашли нужное число, фамилию Нелюбова, но никакой Спиридонии в книге не значилось. Имена родителей совпадали, только имя младенца было вписано совсем другое. С большим удивлением родня прочитала написанное незнакомое слово «Минодора».
Тут бабушка наша и припомнила рассказ, слышанный ею ещё в детстве про кумовьёв, как они повеселились на её крестинах и как не могли сразу имя своей крестницы назвать…
Бабушке пенсию всё-таки назначили, только звать её в деревне всё равно продолжали Спиридоньей Ивановной. Так привычнее.
Елена СТРЕЛЬНИКОВА
г. Вологда
 | назад |
| вперед |  |
