ТАЙНЫ ИСТОРИИ ЧЕМУ НАМ УЧИТЬСЯ У ЕВРОПЫ? О «зверствах», «пушечном мясе» и застарелых мифах Шепоток над ухом 5 мая, накануне 65-летия Победы в Великой Отечественной войне, начальник управления Минобороны РФ по увековечиванию памяти погибших при защите Отечества, генерал-майор Александр Кирилин сообщил окончательные данные о количестве убитых солдат на войне. Цифра эта намного меньше той, которой потрясают наши либералы-демократы начиная с конца 80-х годов. В дни празднования Победы их голос по понятным причинам не был слышен, но сразу после торжеств тут и там, в некоторых СМИ и интернет-блогах зазвучала знакомая песня: «Какой же тут праздник, если это день скорби? Столько человек угробили! На Западе уже давно 8 мая считается траурным днём. Вот Президент Франции у себя в Париже поклонился монументу павших, венок возложил и на парад не поехал...» И дальше о том, что мы, русские, легко забываем свои жертвы и вообще это у нас такая национальная черта – не ценить человеческую жизнь. Мол, так и в войну было, когда немцев задавили пушечным мясом, чего стоит соотношение боевых потерь советской и немецкой армий – 10 к 1! Фантастические цифры 10:1, взятые из работы Бориса Соколова «Правда о Великой Отечественной войне», уже давно гуляют из одного издания в другое. Хотя у нас с 1998 года официально принято другое соотношение потерь: 1,3:1, то есть почти на порядок меньше. Какие цифры ближе к истине и почему, мы к этому ещё вернёмся. Пока же зададимся вопросом: зачем сейчас, когда большинство архивов открыто и цифры можно проверить, кто-то продолжает настойчиво вдалбливать в сознание россиян устаревшие мифы? В конце 80-х и в 90-е годы, понятно, это служило дискредитацией «тоталитарного» советского режима – был такой политический заказ. Но сейчас-то? Если внимательней присмотреться, кто и почему поддерживает эти мифы, то можно с удивлением обнаружить: а ведь заказ-то был и остаётся не только против «советов», но и в целом против России, её «слишком самостоятельного» исторического пути. Рабский характер народа, русские цари-тираны, не ценившие жизни своих подданных, – вот прошлое России, по мысли наших «западников». И чтобы объединиться с цивилизованной Европой, где испокон веков ценятся жизнь и права человека, нам якобы нужно устроить себе «ментальную перестройку», изменить своё национальное сознание. Удивительно, как долго и настойчиво через нашу либеральную интеллигенцию продвигается этот комплекс неполноценности. И мы потихоньку начинаем верить. Крепостное право было? Было. Иван Грозный был? Царь Пётр на костях Петербург строил? Маршал Жуков солдат на убой посылал? И мы только киваем: да что уж теперь, было, было, жизнь за пятак и сплошные зверства. Соглашаемся, значит. Мы ж русские – люди совестливые, и чего бы не покаяться в своих грехах? Забавно, что самую резкую отповедь таким настроениям я нашёл в... немецкой газете. Издают её иммигранты из России, и называется она «Русская Германия». Там опубликовали выдержки из малоизвестной, не «раскрученной» в России книги Александра Горянина «Мифы о России и дух нации». Даже если кто и читал этот объёмистый исторический труд, он был бы поражён подборкой взятых оттуда фактов, которую немцы назвали просто: «Россия и Запад: сравнительная история зверств». «Не убий»
Начинается сопоставление с того, как на Западе и в России относились к смертной казни. Приводится известный факт, что князь Владимир отменил для судов смертный приговор. Но мало кто знает, что по совету византийских епископов в 996 году он попытался ввести «высшую меру» хотя бы для разбойников. Однако вскоре был вынужден отказаться от несвойственных Руси жестоких наказаний. Впервые понятие смертной казни появляется в России на пороге XV века в Уставной Двинской грамоте (за третью кражу) и в Псковской судной грамоте (за измену, кражу из церкви, поджог, конокрадство и троекратную кражу в посаде). Двинск – это ныне принадлежащий Латвии Даугавпилс (а в промежутке – Динабург), да и Псков неспроста имел немецкий вариант своего имени (Плескау). Оба города были, благодаря соседству с землями Тевтонского и Ливонского орденов, в достаточной мере (гораздо теснее, чем даже Карпатская Русь или Литовская Русь) связаны с Западной Европой. Новшество постепенно привилось. Уложение 1649 года предусматривает смертную казнь уже в 63 случаях – много, но всё ещё бесконечно меньше, чем в Европе. Долгая поездка по Западной Европе в 1697-98 годах произвела на внимательного и пытливого Петра Первого большое впечатление. Среди прочего он решил, что материальный прогресс посещённых им стран как-то связан с жестокостью тамошних законов и нравов, и сделал соответствующие выводы. Совсем не случайность, что самая жестокая и массовая акция его царствования, казнь 201 мятежного стрельца в сентябре 1698 года в Москве, произошла сразу после возвращения молодого царя из его 17-месячной европейской поездки. Но по числу казней Россия даже при Петре и отдалённо не приблизилась к странам, являвшихся для него идеалом, а после его смерти этот вид наказания резко пошёл на убыль. Между тем известная картина Сурикова «Утро стрелецкой казни» до сих пор навевает нам мысли о «мрачном прошлом России». Середина XVIII века отмечена фактической отменой смертной казни. В 1764 году оказалось, что некому исполнить приговор в отношении Василия Мировича. За двадцать лет без казней профессия палача попросту исчезла. В 1907 году в Москве вышел коллективный труд «Против смертной казни». Среди его авторов были Лев Толстой, Бердяев, Розанов, Набоков-старший и другие известные люди. Клеймя жестокость царской власти, они приводят полный, точный и поимённый список 2 445 человек, казнённых в России за 81 год – между восстанием декабристов и 1906 годом. Что любопытно: если исключить тех, кто участвовал в двух польских восстаниях и в революции 1905 – 1907 годов, то получалось, что почти в течение ста лет совершалось... 19 казней в год. На всю огромную Российскую империю! Это при том, что казнь за умышленное убийство применялась неукоснительно. То есть сами убийства случались крайне редко. К тому же надо учесть, что статистика охватывает все народы империи – например, финны в то время числились в «буйных» и чаще кавказцев пускали в ход свои знаменитые «финки». Получается, «русских душегубств» было за год даже меньше чем 19. Для сравнения – о жестокости законов. Ещё в 1819 году в Англии оставалось 225 преступлений и проступков, каравшихся виселицей. Когда врач английского посольства в Петербурге писал в своём дневнике в 1826 году, насколько он поражён тем, что по следам восстания декабристов в России казнено всего пятеро преступников, он наглядно отразил понятия своих соотечественников о соразмерности преступления и кары. У нас, добавил он, по делу о военном мятеже такого размаха было бы казнено, вероятно, тысячи три человек. Так смотрели на вещи повсюду в Европе. В Дании в 1800 году был принят закон, предусматривавший смертную казнь для всякого, кто «хотя бы советовал» отменить неограниченную форму правления. И вечную каторгу тому, кто осмелился порицать действия правительства. Машина Деррика
Горянин пишет: «Английская “королева-девственница” Елизавета I отрубила голову не только Марии Стюарт, она казнила ещё 89 тысяч своих подданных. В отличие от своего современника Ивана Грозного, называвшего её “пошлой девицей”, Елизавета (чья мать, Анна Болейн, кстати, тоже была обезглавлена) не каялась в содеянном ни прилюдно, ни келейно, убиенных в “Синодики” не записывала, денег на вечное поминовение в монастыри не посылала. Европейские монархи таких привычек вообще сроду не имели». К этому можно добавить, как царь Иоанн «Грозный» отреагировал на резню гугенотов в Париже (Варфоломеевскую ночь), в которой погибли от 15 до 25 тысяч человек, то есть четверть населения города – больше, чем русский «грозный» казнил за всё время своего правления. В массовых убийствах лично участвовал король Франции Карл IX. На это Иоанн Васильевич написал: «Во французском королевстве несколько тысяч людей от старух и до сущих младенцев избито, и о том хрестьянскому государю пригоже скорбеть, ибо король французский без ума поступил и кровь великую пролил». Иван Грозный – кроткое дитя рядом с Людовиком XI, по прозвищу Паук, Ричардом III (которого Шекспир охарактеризовал как «самое мерзкое чудовище тирании»), Генрихом VIII, Филиппом II, Яковом I Стюартом, герцогом Альбой, Чезаре Борджиа, Екатериной Медичи, Карлом Злым (без номера), Карлом V (сыном Хуаны Безумной), Марией Кровавой, лордом-протектором Кромвелем и массой других «симпатичных» европейских персонажей. Хотя на совести Ивана Грозного было неизмеримо меньше казней, русский народ ему их не простил. Среди 109 фигур на памятнике Тысячелетию России в Новгороде, в число которых попали опальные Алексей Адашев и Михаил Воротынский, а также малоизвестные нашим гражданам князья Литовской Руси Кейстут и Витовт, места царю Ивану не нашлось. А вот в Европе жесткостей своего прошлого совсем не стесняются.
«Будете в Лондоне – купите билет на обзорную экскурсию по центру города в открытом двухэтажном автобусе, – продолжает Горянин. – Там есть наушники, можно слушать объяснения на разных языках, включая русский. У Гайд-парка вы услышите, что там, где ныне “уголок оратора”, находилось место казней. Казни были основным общественным развлечением лондонцев в течение многих веков. Главная виселица представляла собой хитроумную поворотную конструкцию: там, на разновысоких балках, было 23 петли, так что она, возможно, что-то напоминала англичанам – то ли ёлку с украшениями, то ли что-то ещё. У неё было и более нейтральное имя – машина Деррика, по фамилии самого заслуженного из здешних палачей; бытовала даже поговорка: “Надёжный, как машина Деррика”. А там, где нынче Паддингтонский вокзал, стояла ещё одна знатная виселица, устроенная, в отличие от предыдущей, без всяких затей: три столба, три перекладины, по восемь петель на перекладине, так что можно было разом повесить 24 человека – на одного больше, чем “у Деррика”. Историк Лондона Питер Акройд перечисляет ещё с дюжину известных мест казней, добавляя, что нередко виселицы стояли просто на безымянных перекрёстках. И работали они без простоев, недогрузки не было. В толпе зрителей время от времени случалась давка, число затоптанных насмерть однажды (в начале XIX века) достигло двадцати восьми». На протяжении почти всей истории человеческая жизнь стоила в Западной Европе ничтожно мало, а жестокость была нормой. В 1999 году в России издан перевод работы французского философа Мишеля Фуко «Надзирать и наказывать», содержащей немало цитат из предписаний по процедурам казней и публичных пыток в разных европейских странах вплоть до середины прошлого века. Европейские затейники употребили немало фантазии, чтобы сделать казни не только предельно долгими и мучительными, но и зрелищными – одна из глав в книге Фуко озаглавлена «Блеск казни». Чтение не для впечатлительных. Жестокость порождалась постоянными опустошительными войнами западноевропейских держав уже после средних веков (которые были ещё безжалостнее). Тридцатилетняя война в XVII веке унесла половину населения Германии и то ли 60, то ли 80 процентов – историки спорят – населения южной её части. Папа Римский даже временно разрешил многожёнство, дабы восстановить народное поголовье. Усмирение Кромвелем Ирландии стоило ей 5/6 населения. От этого удара Ирландия не оправилась уже никогда. Что касается России, она на своей территории почти семь веков, между Батыем и Лениным, подобных кровопусканий не знала и с такой необузданной свирепостью нравов знакома не была.
Горянин приводит ещё примеры. Крестоносцы в ходе альбигойских войн вырезали больше половины населения Южной Франции. Усмиритель Пруссии, великий магистр ордена крестоносцев Конрад Валленрод, разгневавшись на курляндского епископа, приказал отрубить правые руки всем крестьянам его епископства. И это было исполнено! 16 февраля 1568 года (время разгара опричнины Ивана Грозного) святая инквизиция осудила на смерть всех (!) жителей Нидерландов как еретиков, а испанский король Филипп II приказал привести этот приговор в исполнение. Это не вполне удалось, но королевская армия сделала всё, что смогла. Только в Харлеме было убито 20 тысяч человек, а всего в Нидерландах – 100 тысяч. То, что сегодняшняя политкорректность воспринимает с ужасом, всего век с небольшим назад никого особенно не отвращало. Ещё один классик английской «истории для читателей» Джон Ричард Грин в 1874 году спокойно цитировал отчёт Кромвеля о проделанной работе в Ирландии: «Я приказал своим солдатам убивать их всех… В самой церкви было перебито около тысячи человек. Я полагаю, что всем монахам, кроме двух, были разбиты головы...» Вандейская гекатомба «Русский бунт, бессмысленный и беспощадный» стал у нас притчей во языцех. А что мы слышали о бунтах в Европе? Или, так скажем, о более «цивилизованных» их проявлениях – революциях? Многие знают слово «Вандея» как синоним контрреволюции, но не представляют, что за ним стоит. 1 августа 1793 года революционный французский Конвент издал декрет с предписанием «уничтожить Вандею». Вскоре армия взялась за дело. «Вандея должна стать национальным кладбищем», – провозгласил храбрый генерал Тюрро, возглавивший «адские колонны» карателей, и направился на запад Франции. Расправа длилась 18 месяцев. Расстрелов и гильотин (из Парижа доставили даже детские гильотины) для исполнения указа оказалось недостаточно. Уничтожение людей происходило, по мнению революционеров, недостаточно быстро. Решили: топить. Город Нант, как писал историк Норман Дэвис, был «атлантическим портом работорговли, в связи с чем здесь под рукой имелся целый флот огромных плавучих тюрем». Но даже этот флот быстро иссяк бы. Поэтому придумали выводить гружённую людьми баржу на надёжной канатной привязи в устье Луары, топить её, потом снова вытаскивать канатами на берег и слегка просушивать перед новым употреблением. Получилось, считал Дэвис, «замечательное многоразовое устройство для казни». Для сравнения: палачи нашего ГУЛАГа иногда тоже использовали баржи, но ох уж эта русская бесхозяйственность – топили заключённых вместе с баржами.
Просто умерщвлять людей революционным затейникам было мало. Они находили удовольствие в том, чтобы до погрузки на баржи срывать с них одежду и связывать попарно. Беременных женщин обнажёнными связывали лицом к лицу со стариками, мальчиков со старухами, священников с девушками – это называлось «республиканскими свадьбами». Якобинский генерал Вестерман воодушевлённо писал в Париж: «Граждане республиканцы, Вандея более не существует! Благодаря нашей свободной сабле она умерла вместе со своими бабами и их отродьем. Используя данные мне права, я растоптал детей конями, вырезал женщин. Я не пожалел ни одного заключённого. Я уничтожил всех». Обезлюдели целые департаменты, было истреблено, по разным подсчётам, от 400 тысяч до миллиона человек. Как ни странно, национальную совесть Франции Вандея, судя по всему, не мучает. «В России до появления большевиков ничего похожего на вандейскую гекатомбу не случалось. А потом случилось: на Дону, в Тамбовской губернии, в других местах...» – замечает историк Горянин. Мол, революция, гражданская война – это всегда страшно, соотечественники просто звереют, когда проливают кровь друг друга. Но только ли соотечественники?
В архивах сохранились свидетельства (Александру Горянину, наверное, неизвестные – он их не упоминает) о том, как 12-тысячный экспедиционный корпус США «устанавливал свободу и демократию» в России во время гражданской войны. Американцы, как люди «стороннии», вполне бы могли держаться в «цивилизованных рамках». Не тут-то было. Так, в Приморье, захватив крестьян И. Гоневчука, С. Горшкова, П. Опарина и З. Мурашко, американцы живьём закопали их за связь с местными партизанами. А с женой партизана Е. Бойчука расправились следующим образом: искололи тело штыками и утопили в помойной яме. Крестьянина Бочкарёва до неузнаваемости изуродовали штыками и ножами: «нос, губы, уши были отрезаны, челюсть выбита, лицо и глаза исколоты штыками, всё тело изрезано». У ст. Свиягино таким же зверским способом был замучен партизан Н. Мясников, которому, по свидетельству очевидца, «сперва отрубили уши, потом нос, руки, ноги, живым порубив на куски». Таких описаний много, их страшно читать. Генерал Грэвс, командующий экспедиционным корпусом США, впоследствии признавал: «Из тех районов, где находились американские войска, мы получали сообщения об убийствах и истязаниях мужчин, женщин, детей». Не менее откровенен был полковник армии США Морроу, который сетовал, что его солдаты «не могли уснуть, не убив кого-нибудь в этот день. Когда наши солдаты брали русских в плен, они отвозили их на станцию Андрияновка, пленных подводили к огромным ямам, у которых их и расстреливали из пулемётов». «Самым памятным» для полковника Морроу был день, «когда было расстреляно 1600 человек, доставленных в 53 вагонах». А сейчас американцы учат нас «правам человека» и «ценности человеческой жизни», рассуждают о прежней России как «тюрьме народов». У нас и вправду с англосаксами разный исторический опыт. Как и всякая империя в период своего строительства, Россия тяжко прошлась по судьбам ряда малых народов, сибирских и северокавказских, – там было не до прав и свобод человека в современном их понимании. Но можно утверждать с уверенностью – геноцидов в полном смысле слова на совести России нет. Напротив, довольно часто русские войска выступали на защиту обиженных. Как, например, в 1768 году, когда в Польше во время «Уманской резни» местные уничтожили 20 тысяч евреев. Возможно, их бы всех убили, если бы русские, не выдержав, не перешли государственную границу, чтобы остановить поляков. А вот англосаксы в геноциде замазались по уши. Американский историк Дэвид Стэннард в своей книге «Завоевание Нового Света» приводит цифру: за 400 лет пришельцы из Старого Света физически уничтожили около ста миллионов (!) коренных жителей. Это самая страшная этническая чистка в истории человечества. А на Пятом континенте англичане истребили большинство австралийских аборигенов и всех (!) тасманийцев. Переживают ли они об этом? Что-то незаметно... Армия и фарфор Теперь о том, как русские и европейские правители ценили жизнь своих подданных. Обязательной частью государственной политики Руси-России был выкуп своих пленных. В главе «О искуплении пленных» Стоглавого Собора 1551 года говорится: «В ордах и в Цареграде и в Крыму... всех плененых окупати из царёвы казны». Послы располагали целевыми деньгами на оплату выкупа, которые им потом возмещала казна. Но это ещё не всё. Богатые левантийские торговцы и дипломаты иногда прибывали в Россию с целыми свитами, в составе которых могли быть пленные христиане. Вывезти их обратно русские власти не позволяли ни под каким видом: «А которых православных хрестьян плененых приводят, окупив греки и туркчане, армени или иные гости, да быв на Москве, восхотят их с собою опять повести, ино их не давати, и за то крепко стояти; да их окупати из царёвы же казны». А вот как поступали, например, в Польше, которая считается европейской страной. Осенью 1653 года польский король Ян Казимир рвался разобраться с Богданом Хмельницким, который имел сильного союзника в лице крымского хана. Когда поляки, казаки и крымцы сошлись на берегу Днестра, оказалось, что крымский хан уже не союзник Хмельницкому: поляки загодя сумели склонить хана к сепаратному миру. Но на каких условиях? Хан порывает с Хмельницким – и в награду может на обратном пути грабить в землях польской короны и уводить с собой сколько угодно пленников. Крымцы так и поступили – увели в рабство множество поляков обоего пола.
Многие немецкие князья просто торговали своими подданными, поставляя пушечное мясо за границу. Король Саксонии Фредерик Август I (1670 – 1733) очень любил фарфор и был счастлив выменять у французского короля 150 фарфоровых предметов (так называемый кабинет) всего-то за два полка своей пехоты. Этот пример любят приводить в доказательство того, как высоко ценился в начале XVIII века фарфор, но почему-то никогда не приводят, чтобы показать, насколько низко ценилась в Европе того времени человеческая жизнь. Если заглянуть в энциклопедию Брокгауза и Ефрона, то можно прочитать, как ландграф Гессен-Кассельский Фридрих «впал в долги, для покрытия которых продал Англии 17 тысяч человек своего войска для войны с американскими колониями за 21 млн талеров». Население ландграфства уменьшилось от этой продажи на 8 процентов. Подобную же торговлю вели и другие мелкие немецкие монархи. Также в большом количестве немецких солдат закупала английская Ост-Индская компания, используя их при завоевании Индии. Это были не наёмники, которые добровольно шли на иностранную службу, а именно товар.
Есть отличия и в том, как в разных армиях ценилась жизнь солдат. В уставе Русской армии, авторство которого принадлежит Петру I, предписана была помощь раненым во время боя. В прусском уставе помощь раненым предусматривалась лишь после боя. Французские и английский уставы того времени помощь раненым не предусматривали вовсе. То, что в Русской армии солдаты всегда были пушечным мясом, – это, конечно, миф. Достаточно вспомнить Суворова, Румянцева, Кутузова – как они заботились о нижних чинах. История Отечественной войны 1812 года – это, собственно, история сбережения солдатских жизней. Стратегия постоянного отступления и «заманивания Наполеона» была также стратегией сохранения русских людей. Кутузов и его генералы не были трусами, что показало Бородинское сражение. Но после этого сражения во время совещания в Филях храбрейший генерал Николай Раевский сказал: «Более всего нужно сберечь войска. Моё мнение – оставить Москву без сражения». Его сразу же поддержали. Не только из тактических соображений, но также из нежелания продолжать губить людей на окровавленном Бородинском поле. Примечательно, что продолжение Бородинской битвы всё же состоялось – спустя 130 лет. Когда новая армия «двунадесяти языков» вступила на Бородинское поле, Гитлер предоставил «Легиону французских добровольцев» почётное право начать там бой. Наши артиллеристы устроили обстрел, и 75% французского легиона сразу же полегло на «историческом месте». В немецком «походе на Восток» участвовало много войск из других европейских стран – дивизии испанцев и итальянцев, дивизии «Нидерланды», «Ландшторм Нидерланд» и «Нордланд», дивизии «Лангермак», «Валлония» и «Шарлемань», дивизия чешских добровольцев «Богемия и Моравия», дивизия албанцев «Скандербек» и т.д. – всего 29 дивизий и 16 бригад. Были даже датчане и норвежцы. Когда после войны стали считать, сколько же их погибло в боях, то многих убитых солдат в этих странах записали в «жертвы мирного населения», чтобы преуменьшить своё союзничество с фашистами. Поэтому точной статистики боевых потерь фашистской армии до сих пор нет. И всё же этих потерь было меньше, чем в Красной армии. Почему? Числом или умением? Борис Соколов в своей «Правде о Великой Отечественной войне» пишет, что «в XX в. единственной войной, где российские потери погибшими были меньше, чем у неприятеля, была русско-японская война 1904–1905 гг., где Русская армия потеряла около 32 тыс. убитыми против 49 тыс. убитых в японской армии». Далее он приводит свои подсчёты погибших в Первой мировой, в которой «русских погибло больше, чем немцев», объясняя это спешной мобилизацией Русской армии и недостатком артиллерии и пулемётов. При этом, правда, оговаривается: из числа призванных на фронт русских было убито 12,1%, немцев – 15,4%, французов – 16,8%. Но это, как он утверждает, ни о чём не говорит: на самом деле русских было призвано больше, чем немцев, и посему командование по «старой русской привычке» воевало не умением, а числом, бросая под пули солдат. Интересно, как этот либеральный историк продолжает дальше «график» роста бесчеловечного отношения к солдатским жизням. Во время гражданской войны первенство в «пушечном мясе» перехватили коммунисты: «белых» погибло 195 тыс. человек, а «красных» – 588 тыс., то есть уже в три раза больше. Некоторым казусом ему кажутся бои у реки Халхин-Гол в 1939 году, где соотношение советских и японских потерь оказалось примерно 1 к 10. Но уж «зато» в «финскую» соотношение снова выправилось – там «по нашей оценке, советские потери погибшими превышали финские в 7 раз». Ну а когда началась Великая Отечественная, то мы получили Халхин-Гол наоборот: советские и немецкие потери были в соотношении 10 к 1 немецких. По мнению Соколова, немецкую машину русские пытались завалить собственными трупами. По подсчётам Соколова, всего в боях на фронте погибло 26,4 млн советских военнослужащих. Цифра совершенно абсурдная, если учесть, что за все годы войны было мобилизовано (с учётом довоенного числа военнослужащих) 34,5 млн человек, из которых непосредственными участниками войны стало около 27 млн человек. Спрашивается: а кто ж вернулся с войны-то? И откуда тогда взялось 13 млн человек в Советской армии 1945 года? Это же цифра известная. Ну никак из 27 млн воевавших не могли погибнуть 26,4 миллиона. Как ни жаль, но в этот абсурд в своё время поверило много достойных людей. Помнится, писатель-фронтовик Виктор Астафьев повторял «подсчёты» Соколова в телефильме на НТВ и в других передачах. Ему вторил писатель Борис Васильев. Не менее десятка писателей и историков в праведном гневе на Сталина договорились даже до того, что Ленинград не надо было оборонять, а следовало бы сдать его – чтобы сохранить жизни людей. Мол, вот Париж французы сдали – разве они не гуманисты после этого? Пафос наших писателей понятен, но неужели они не знают о приказе Гитлера от 18 сентября 1941 года: «Капитуляцию Ленинграда и Москвы не принимать, даже если она будет предложена»? На Восточном фронте немцы вели тотальную войну на уничтожение, и жертвы казались тогда неизбежными. Сколько же на самом деле погибло в Великой Отечественной войне? Эта цифра постоянно менялась в сторону увеличения. В 1946-м Сталин объявил, что СССР потерял в годы войны 7 миллионов человек. Хрущёв увеличил её до «более 20 миллионов». Только в 1988–1993 гг. коллектив военных историков под руководством генерал-полковника Г. Ф. Кривошеева провёл комплексное статистическое исследование архивных документов, использовав результаты работы комиссии Генерального штаба в 1966–1968 годах и аналогичной комиссии в 1988 году. Коллектив генерала Кривошеева был допущен ко всем рассекреченным документам. Они выяснили, что всего погибло за войну почти 27 млн граждан СССР. Ныне, к 65-летию окончания войны, эта цифра была уточнена – 26,6 млн. Из них безвозвратные потери советских Вооружённых сил составили около 8,6 миллиона человек. Некоторые считают, что эти данные завышены. Например, известный исследователь-демограф С. Максудов, работающий в Гарвардском университете (США) и изучавший потери Красной армии, оценил безвозвратные потери в 7,8 млн. Такое расхождение он объясняет тем, что российские историки не учли тех военнослужащих, которые умерли «естественной» смертью (250–300 тыс. человек), и завысили число погибших советских военнопленных. Из них, по мнению Максудова, надо вычесть «естественно» умерших (около 100 тыс.), а также тех, кто остался после войны на Западе (200 тыс.) или вернулся на родину, минуя официальные каналы репатриации (примерно 280 тыс. человек). Как бы то ни было, миф о «русском пушечном мясе» не работает. Соотношение советских и немецких потерь 1,3:1 никак его не подтверждает. Да и известно же, что основательный урон – 27,8% общего числа погибших за всю войну – наша армия понесла в первые полгода, когда во всём уступала немцам. На 22 июня 1941 года Вермахт и войска СС развернули против СССР полностью отмобилизованную и обладающую боевым опытом армию численностью 5,5 млн человек. Красная же армия имела в западных округах 2,9 млн человек, существенная часть которых ещё не завершила мобилизацию и не прошла обучение. Такова правда о войне. Спрашивается: а нужна ли нам эта правда? Что она даёт? Уверенность в своих силах, которые нам в будущем весьма и весьма понадобятся. Лозунг России Закончить хотелось бы фрагментом из интервью всё того же А. Горянина, с которого начал. Журналисты «Комсомолки» спросили его, как бы он охарактеризовал нашу родину, Россию. «У нас самая удачливая страна!» – ответил историк. «То есть как?!» – не поверили ему, мол, всегда мы были в неудачниках. «Нам стыдно жаловаться, – пояснил он. – Когда-то мы были маленьким восточнославянским племенем, затерянным в болотах бесконечно далеко от центров цивилизации. И казалось, шансов у этого народа уж точно никаких. А теперь посмотрите – предельно малым запасом сил и населения мы стали самые большие на глобусе. У нас поразительный потенциал. После Смутного времени на Руси было всего 4 миллиона человек населения. Но именно тогда мы взяли и дошли до Тихого океана! Потом двинулись на Европу и охватили собой почти всю её Восточную часть. И всего этого мы достигли не кровопролитными войнами, а внутренним самоброжением. Это совершенно колоссальный феномен в мировой истории. Свою настоящую историю мы не видим за мифами. Например, миф о демократии, которую якобы Русь никогда не знала. А как же первые берестяные избирательные бюллетени Великого Новгорода? А Земские Соборы? Именно они, а не царь на Руси, принимали самые важные решения. В 1643 году Собор думал: “Азов от казаков принимать ли? И войну с Турцией и Крымом начинати ли?” Тогда решили не начинать. И царь послушался. В 1651 году Земский Собор не дал согласия на присоединение Украины, хотя Богдан Хмельницкий этого просил. А в 1653-м – дал. Боярские думы действовали в русских княжествах ещё с X века, обогнав Европу на полтысячелетия. Сравнялся с нами Запад лишь при Петре I, который заменил русскую демократию на бюрократию европейского образца. Но даже после этого Европа еле поспевала за Россией. Женщины получили полные политические права у нас ещё при Временном правительстве в 1917 году. А в Англии – лишь 11 лет спустя. Почему же мы сами сейчас так охотно верим в эти мифы? В эпоху Возрождения в Италии тоже никто не догадывался, что живёт в пору расцвета. Макиавелли тогда объявлял Италию униженной и растоптанной. Так и у нас сейчас». «Хотите сказать, мы процветаем? И нам опять сказочно везёт?» – спросили Горянина. «Конечно! – ответил тот. – Вот на нас недавно свалилось очередное везение – цены на нефть. А ещё раньше повезло... с распадом СССР, когда от нас отделилась Средняя Азия. Это же обуза была неимоверная. Вдумайтесь, например: в Узбекистане в 1926 году было 4,5 миллиона жителей. Сегодня – 29 миллионов. А в 2050-м будет 60. Это только одна республика. Каково было бы россиянам, которых 140-150 миллионов, тащить этот воз дальше? Очень вовремя мы освободились от всех этих окраин. Просто опять повезло! Колониальная империя доставляла России одни убытки. В отличие от Англии или Испании, которые веками выкачивали из своих колоний золото, мы, наоборот, колонии кормили, дотягивали до своего уровня. Но даже теперь, после распада империи, и Кавказ, и Украина, и Центральная Азия всё равно остались в сфере нашей, русской, культуры. Ну, снова нам везёт». Историка спросили, какой бы лозунг он придумал для России. Он не задумываясь сказал: «Лозунг? Пожалуйста: “Мы можем всё!”». Вот наш лозунг. Мы победили два самых страшных тоталитаризма в мировой истории: германский и свой – советский. Освободили от фашизма мир. А сами освободились от тоталитаризма. Никто со стороны нас не освобождал. И не смог бы. Не по зубам им такую махину, как Россия, сдвинуть. Только мы сами». Вот что значит взгляд на историю без навязанных извне комплексов. И разве в нём нет правоты? М. СИЗОВ | ||||||||