ПОДВИЖНИКИ

БЛАГОПОБЕДНАЯ ДУХОМ

Её расстреляли в 1937-м, на День Святого Духа...

«Обо мне писать-то ничего не надо, напишите лучше о матушке Евникии, вот она, действительно, была угодница Божия», – предупреждает меня старейшая устюжская прихожанка Мария Прокопьевна Усачёва. Ей 87 лет, живёт она в центре Великого Устюга в деревянном двухэтажном доме, каких много в городе. У неё прекрасная память, и она хорошо помнит трагические события довоенного и военного времени, а монахиню Евникию хорошо знала лично.

Так я узнал о Божьем человеке – монахине Евникии, непривычное имя которой с греческого значит «благопобедная». Родом из воронежских, она отбывала в 30-х годах прошлого века ссылку в этом северном краю. Ни о том, в каком она монастыре прежде подвизалась, ни её мирского имени-фамилии, ни даты рождения узнать мне не удалось. Несмотря на богоборческий советский период, безжалостно прокатившийся по городу «пяти монастырей и ста храмов», в Устюге всё советское время оставались незакрытыми несколько церквей, продолжались службы и церковная жизнь не затухала даже в тюрьмах, превращённых из святых обителей. Вот и под Устюгом во всемирно известном своим иконостасом Троице-Гледенском монастыре была тюрьма. Ссыльных там было так много, что места не хватало, так что Евникия поселилась рядом с монастырём. Ей с её приёмным отцом Михаилом хозяева выделили домишко.

(Как рассказала мне другая устюжанка, 86-летняя Мария Адриановна Козулина, монахиня Евникия питалась только хлебом и водой, на кровати не спала: постель всегда заправлена была – «только сидя немного подремлет, а так всю ночь молилась». А незадолго до мученической кончины над матушкой Евникией был совершён третий постриг – в схиму. «Она прозорливая была, предчувствовала, в каком доме несчастье. Её уж звать не надо было туда – она сама шла и помогала, чем могла».)

– Послушник Михаил был старше её, высокий, хромой мужчина, – начала свой рассказ Мария Прокопьевна. – Он её спас ещё в девичестве и потом до самой смерти опекал, и расстреляли их вместе. В последний раз повели её на допрос в День Святого Духа в 1937 году, тогда ей было 50 лет. Тогда же, очевидно, и расстреляли...

Больше всего матушка Евникия запомнилась Марии Прокопьевне своей способностью исцелять бесноватых.

– Она многих исцеляла и бесов изгоняла именем Иисуса Христа и Царицы Небесной. Я сама всё это видела и слышала, – рассказывает старушка. – Мне лет десять тогда было, так я ведь уже всё понимала.

А этот случай произошёл в 1937 году. К ней пришёл один мужчина – бригадир с Устья, говорит: «Матушка, ради Бога, исцелите у меня жену!» У них маленькие дети, двое. Сами добрые, хорошие люди. Она говорит ему: «Я не могу, я болею». А тот всё равно своё: «Ну, ради Бога, исцелите». – «Ну, ради Бога – ладно, приводи». Я в это время сидела у матушки на кроватке. Хотела уйти, но она попросила меня: «Маня, ты посиди ещё». Ну, я осталась. Вот принесли к матушке эту больную, завёрнутую в одеяло, – Марию Васильевну Автономову, лет 30 с небольшим, сама она уже ходить не могла. Муж-то бригадиром был – чтоб привезти её, лучшую машину взял на работе. Матушка посадила её перед иконами в молитвенный угол (у неё там от пола до потолка были иконы; всех она там и лечила) и стала читать по книге. Потом говорит: «Именем Иисуса Христа, Пресвятой Богородицы и всех святых, бесы, выходите из рабы Божией Марии! От ума, от души, от сердца, от всех членов её, выходи». Больная-то тихая была, только всё зевала и зевала.

Долго она так над ней молилась. Приказывала бесам выходить – больше часа, наверное. Я устала уже сидеть, говорю матушке: «Матушка, я пойду домой». Она опять мне: «Посиди, Маня, посиди ещё». Я сижу, она всё вычитывает. И вот так она всё требовала в приказном порядке, чтобы бесы выходили, а Мария Автономова только зевала и зевала изо всех сил, а потом говорит матушке: «Я хочу кушать». А ведь не ела уже много дней, руки-ноги как плети высохли. При смерти уже была. И вот как только матушка бесов из неё выгнала, она кушать сразу захотела. Жизнь к ней стала возвращаться. Матушка взяла кусочек чёрного хлебушка, посолила и дала ей. Она съела. Так после этого Мария Автономова стала поправляться – дожила до 82 лет. И дети, и внуки у них хорошие выросли.

– Евникия ведь не только тихих таких вычитывала, – продолжает вспоминать Мария Прокопьевна. – Помню, как одну буйную женщину вычитывала. Ещё до войны это было. Та всё кричала: «На Архангельск самолёты летят, бомбят и бомбят!» А на матушку бес из этой женщины кричал: «Да я тебя, старуху, убью, печку развалю, дом ваш сожгу!» Хоть немощная, вся больная, но сильно воевала матушка Евникия с бесами. Когда надо было отчитывать, благодать приходила к ней и у неё появлялась сила спасать людей.

– Ох, как она воевала с ними, вы бы знали!.. – качает головой моя собеседница, вспоминая страшные картины, которые видела своими глазами. «Да вы, бесы, ничего не сделаете, – отвечает она им. – Именем Иисуса Христа, Пресвятой Богородицы выходите от ума, от души, от сердца, от рук, от ног, от всех частей тела...» Марию Васильевну исцелила, она выздоровела.

И из Анисьи, была такая раба Божья, тоже всех бесов изгнала. Она потом тоже поправилась. Но рядом с ней жила колдунья, и та снова на неё наслала этих нечистых, та опять стала болеть и вскоре умерла.

– А знаете, как они болеют, кому колдунами сделано на смерть? – спрашивает меня старушка.

– Нет, не знаю.

– Руки-ноги у них отнимаются, делать они ничего не могут, желтеют, болеют раком. А это же не просто рак, а беснование. В муках умирают...

– Такой же заговор сделала колдунья на Николая, – вспоминает ещё об одном случае Мария Прокопьевна. – А он такой здоровый богатырь был. Так потом ума лишился, голый по деревне бегал. А колдунья сидит около реки, ноги в воду опустила и чего-то там шепчет. Про нашу деревню Морозовицы матушка говорила, что здесь тяжёлая атмосфера, потому что колдунов много. И сейчас там колдуны есть и учат колдовству. А матушку Евникию эти колдуны боялись. Зато все верующие, простые люди её любили. И мама моя сильно любила.

Про свою маму Мария Прокопьевна рассказывает, что та в детстве нищенкой была, Христа ради на пропитание собирала, потом няней работала. Вышла замуж за работящего парня, портного, – быстро дом построили, хозяйство завели.

– Летом отец грузчиком работал. Когда началась коллективизация, мама по совету матушки Евникии в колхоз не пошла. Сначала у нас корову забрали, а затем и весь скот. Потом уже из дома всё вынесли: шкафы, посуду... Одни лапти да иконы остались. Мы пришли из школы домой весёлые, а дом пустой, одни голые стены. Мама мне: «Маня!» – а по дому только эхо раздаётся. Пришёл председатель сельсовета, говорит маме: «Александра, собирайся в ссылку. Куфаечку, котелок, ложечку, чашечку, рюкзачок какой-нибудь приготовь, сухарики, чтоб всё это у тебя было». А я маленькая ещё была, на лавке сидела, ноги до полу не доставали. Сижу плачу. А мама у нас такая строгая, говорит председателю: «Николай Васильевич, ты со мной чего хочешь делай, а мою дочку уж не стращай и не пугай. Может, ты вперёд меня пойдёшь в ссылку-то». Вот ушёл он. Приходит вечером матушка Евникия. Мама говорит ей: «Матушка, милая, надо прощаться, меня в ссылку забирают. Председатель приходил, уже сообщил». А матушка: «Ой, Александрушка, раньше времени не расстраивайся. Я помолюсь, и Господь тебя оставит ради маленьких деток». Нас трое у неё было. Вот она помолилась, и маму не взяли. А про то, что у нас всё отобрали, матушка сказала: «Александра, не расстраивайся. То, что у тебя отняли, Господь сторицей вернёт». И точно, как только эти страшные времена прошли, у нас корова появилась, потом квартиру дали, потом дом свой построили, всё нажили. Всё вернулось, как и говорила матушка, по её молитвам.

– А из-за чего вашу маму в ссылку-то хотели забрать? – не понимаю я.

– А потому что в колхоз не пошла. На родителей, как единоличников, вначале налоги наложили непосильные, заставляли сдавать государству мясо, яйца, хлеб, молоко. Потом за неуплату налогов корову забрали, разломали скотный двор... Дальше – ссылка. Такая тогда политика была.

– Ещё вот один случай расскажу, как нам матушка помогла, – оживляется Мария Прокопьевна. – Когда мы жили плохо, был голод, мама ещё не понимала, что аборты – грех большой. Как-то она говорит матушке: «Матушка, я не достойна называться твоей знакомой. Я такая грешница, три аборта сделала». «Да, Александра, ты совершила великий грех, – отвечает она. – Давай вот так сделаем. Я буду за тебя молиться, и ты с детоньками молись. Как только 12 часов ночи настанет, вставайте на колени ты и дети твои – Мария, Зоя и маленький Артемий – и просите у Господа прощения. В 12 часов ночи, она говорила, открываются царские врата, поэтому и нужно в это время молиться, чтобы молитва быстрей до Господа дошла. И мы вместе вставали и молились за маму. Артёмушка ещё маленький был, так он схватится за мамин подол и спит стоя, а мы с Зоей сильно молились за маму, чтобы Господь её простил. Не знаю, уж сколько мы так молились, только спустя какое-то время матушка пришла и говорит: «Александрушка, твои неродившиеся детки стали ангелочками. Господь услышал наши молитвы, и сейчас они у престола Божия».

– А может ли быть, что загубленные в утробе детские души могут оказаться в аду? – сомневаюсь я. – У них ведь грехов-то нет.

– Всё равно душа загубленная, – кротко отвечает Мария Прокопьевна, – всё равно.

– Если уж загубленная-то душа, то у матери – она ведь грех совершила.

– Она грешница, но и они мучаются, они же некрещёные. Матушка Евникия духовным зрением видела, что они в аду. Сейчас хоть акафисты о невинно загубленных в утробе есть, а тогда никаких акафистов, никаких молитв не было. Своими словами молились.

– А какие любимые святые у матушки Евникии были? – спрашиваю Марию Прокопьевну.

– Она очень любила преподобного Серафима Саровского. Любила пересказывать нам, детям, его житие. Особенно когда Божья Мать к нему со святыми приходили и разбойники на него нападали. Ещё она любила Пантелеимона Исцелителя, Сергия Радонежского, Николая Чудотворца, великомученицу Варвару. Икону Варвары Великомученицы вон там, наверху, видите? – показывает Мария Прокопьевна на домашний иконостас. – Чёрненькая такая, маленькая? Это её иконка. Ещё её иконка Божьей Матери Шестоковской есть на верхнем ярусе. Я когда замуж выходила, то брала её с собой в храм, молилась: «Матушка, помоги, чтобы всё хорошо у нас было». Тогда ведь и венчаться не разрешали. В 47-м году нас тайно батюшка обвенчал в храме Стефана Пермского на горе. Мама нам сказала, что без венчания никого не отдаст. И сестра, и брат тоже венчались...

У Марии Прокопьевны такой же огромный иконостас в доме – от пола до потолка, какой в своё время, наверное, был у матушки Евникии. И человек она удивительный. От общения с ней становится радостно и светло на душе. Мария Прокопьевна как-то незаметно в ходе нашего разговора расспросила о моей жизни, записав не только меня, но и всех моих родных в свой помянник. Сорок лет она проработала учителем немецкого языка. И до сих пор к ней, как к учителю и наставнику, приходят её бывшие ученики посоветоваться о разных затруднениях по жизни.

– Своих-то детей нам с мужем Господь не дал, так они мне всё равно что родные дети, – говорит о своих учениках Мария Прокопьевна (а ученики её в большинстве своём сами уже все пенсионного возраста – шестидесятилетние старики и старушки).

– Помогает ли вам матушка Евникия после мученической кончины? – спрашиваю Марию Прокопьевну.

– А как же, конечно. Помолюсь ей: «Матушка, помоги нам, ты ведь стоишь у престола Божия, так умоли Господа, чтобы Он помог». И помощь приходит.

Евгений СУВОРОВ
Фото автора и из личного архива М. П. Усачёвой

назад

вперед