ПЕРЕКРЁСТКИ


ГРЕХИ СВОИ ВОЗНЕНАВИДЬ...

Прерванная проповедь

Каждый священнослужитель должен проповедовать Слово Божие, чтобы люди смогли обрести путь, который приведёт их ко Христу. Проповедь помогает людям познать свои грехи и изгладить их покаянием и добрыми делами, и впредь блюсти себя в чистоте. Духовное слово пастыря зажигает сердца, исцеляет лучше всяких лекарств, питает душу и отгоняет дурные мысли. Священник обязан щедро сеять семена веры в души людей и, как заботливый земледелец, не оставлять своего дела, пока не увидит, что посаженное слово укоренилось. Проповедь длится недолго – минут десять-пятнадцать, но способна изменить жизнь человека, зажечь в нём огонь веры.

Далеко не каждый священник обладает даром слова, но каждый должен возгревать в себе сей дар. Сказать точно, кратко, ясно и своевременно – попасть в «десятку» – удаётся считанным единицам.

Стремился попасть в цель и иерей Игорь. Надо сказать, что проповеди отец Игорь говорил без бумажки, но так долго, что люди не выдерживали и всегда садились, когда он начинал говорить. Поначалу это его очень обижало и он возмущался таким отношением к духовному поучению. Но прихожане ему резонно заметили, что пришли они издалека, возраст их не позволяет стоять так долго, а проповедь длится, бывает, минут сорок, а ведь они и литургию отстояли.

– Вы уж простите нас, батюшка, мы вас сидя послушаем.

На том и сошлись.

Отец Игорь служил один и в алтаре управлялся сам. Старший сын его, подросток, в алтарь допущен не был. «Чтобы не разбаловался», – говорил отец Игорь и сам раздувал кадило, носил свечу на малом входе и выполнял прочие пономарские обязанности. Церковь была небольшой, народу ходило немного, но на престольный праздник наполнялась почти до половины. Приезжали верующие из других приходов, и становилось намного теснее. Кучнее стояли и свечки на подсвечниках, горели и радостно пощёлкивали.

После литургии отец Игорь повесил кадило на подсвечник, поднялся на амвон и начал своё традиционное многословное поучение. Люди расселись на свои обычные места, гостям же сидячих мест не хватило.

– Устанете стоять, подходите, дадим посидеть, наш батюшка долго будет говорить, – шепнула гостям постоянная прихожанка.

Но на этот раз проповедь была очень короткой. Виною тому была Аграфена. Её послушание – следить за подсвечниками, тушить свечки, которые уже догорают. Делала она это рукой, быстро схватывая горящий огарок двумя пальцами и ловко кидая его в маленький ящичек на полу. Кожа на пальцах у Аграфены плотная, и ожогов никогда не случалось.

Вот и сейчас подошла она к подсвечнику и умело принялась за своё дело. Нагнулась, бросила огарки в ящичек и слегка задела кадило. Кадило зазвенело, но не соскочило с подсвечника, а стало слегка раскачиваться. Батюшка прервался, гневно посмотрел на виновницу шума и неожиданно сменил тему проповеди:

– Вы что, подождать не могли, обязательно помешать надо? Зачем вы сбиваете меня с мысли? Я полночи не спал, готовился к проповеди, а вы тут ходите, под носом звените и сами не слушаете, и другим не даёте. Люди приехали на праздник издалека, а вы им мешаете, портите молитвенное настроение. Это же надо было додуматься – мешать священнику проповедовать. Да от этого спасение ваше зависит. Вы без Слова Божия погибнуть можете. И грех на вас будет большой – не дали священнику закончить проповедь. Да знаете ли вы, кто такой священник и какая огромная власть ему дана? Он ведь не только разрешать может, но и связывать людей своей духовной властью. Епитимии накладывать и отлучать от церковного общения, лишать грешников благодатных таинств Божиих. Как вы смели помешать священнику? Вы весь праздник людям испортили…

Аграфена стояла, низко склонив голову, из глаз катились крупные слёзы, которые она поспешно утирала уголками своего платка. Возмущённый же священник не мог остановиться и продолжал распекать бедную Аграфену. Благодатное ощущение торжества куда-то улетучилось, и все – и свои, и приезжие – стали успокаивать разошедшегося батюшку.

– Батюшка, да успокойтесь, успокойтесь, пожалуйста, – слышалось со всех сторон.

Отец Игорь, всё ещё пылая праведным гневом, медленно приходил в себя. Он снял с подсвечника злополучное кадило и отнёс его в пономарку, взял крест с престола и вынес его для целования.

– С праздником! – сказал он, и люди стали нерешительно подходить ко кресту.

Никто не ожидал такой бури от обычно спокойного отца Игоря, и все старались подойти осторожно, чтобы ничего не задеть. Аграфена подошла последней и, низко кланяясь, с красными от слёз глазами, проговорила несколько раз:

– Простите меня, простите меня, грешную! Ради Бога простите меня!

– Бог простит,– выдохнул отец Игорь и подал ей крест.

С гнетущим чувством люди покидали церковь, такой проповеди они ещё никогда не слышали. Но, взглянув на часы, кто-то заметил, что длилась проповедь всего лишь пятнадцать минут.

– Всегда бы так быстро, – шепнул кто-то.

– Нет, что вы, так быстро не надо, пусть говорит сколько хочет, только бы не ругался.

Отец Игорь не воспринял кадильный звон как знак Божий и по-прежнему говорит очень длинно, витиевато, много раз повторяясь. Люди привычно рассаживаются на лавки, а Аграфена боится подходить к подсвечникам, опасаясь помешать батюшкиной проповеди.

Потерянная благодать

(Рассказ сельской прихожанки)

Помолились мы на всенощной под Рождество, покушали в храме сочиво из варёной пшеницы с сухофруктами и мёдом и пошли по домам. Идём, на небушко смотрим – сколько звёзд много, и горят, и мерцают разным цветом.

Вот такой же чудесной ночью 2000 лет назад родился наш Спаситель – Иисус Христос. И мы представляем себе ясли, сено, животных, согревающих своим дыханием Богомладенца. Тут же и Матерь Божия, и Иосиф Обручник, и услышавшие от ангелов радостную весть пастухи. И мы, прославляя Христа, идём и поём тропарь и кондак святому празднику.

До нашего Петухова путь неблизкий и нелёгкий: три километра в потёмках по снежной дороге и узенькой тропинкой по лесу. На ходу петь тяжело, задыхаемся. Немного постоим, отдышимся, вновь на звёздное небо полюбуемся и дальше идём потихоньку.

Разошлись мои попутчицы, духовные сёстры, подхожу я к своему домику, глянула на окна: во всех свет горит и шум доносится. Видно, опять мне искушение пришло от сына своего непутёвого. Обмела ноги, вхожу в дом, и точно – сын привёл своих собутыльников, и все комнаты, как в тумане – так накурено. Что к празднику приготовила, всё съели, сидят на диване и песни горланят.

Рассердилась я на них ужасно. Чем же мне завтра праздник встречать? Ведь гостей ждала! А они, эти пьяницы, уже и с праздником меня поздравляют:

– С Рождеством тебя, мамаша! Дай Бог здоровья!

– Ах вы, ироды проклятые! А ну-ка, пошли отсюда!

Не смогла удержаться, схватила ухват у печки и всех их начала ухватом прикладывать. По голове, конечно, не била, а по спине и ниже брала. Выгнала их, села и заплакала. У других дети как дети: и семьи имеют, и работают, и матерям своим помогают, а у меня – одно наказание. Видно, за грехи мои. Сижу в прокуренной хате и реву.

Назавтра, после праздничной литургии, когда все целовали крест, попросилась я у батюшки на исповедь. Поплакала, всё ему рассказала. Пожалел меня батюшка, а потом пожурил за ухват. «Ухватом, – говорит, – больше не дерись. Благодать теряешь, беречь надо благодать-то».

С той поры семь лет прошло. С сыном по-прежнему проблемы, бывает и накричу на него да на его друзей непутёвых, но ухват больше ни на кого не поднимаю. Вдруг и на самом деле благодать от ухвата теряется.

Нераскопанная могила

Настоятель Ильинской церкви, что в селе Дальнем, решил посадить в церковной ограде фруктовый сад. Церковь у них была осквернённая, перестроенная под клуб, потом под спортзал и внешне совсем не похожая на христианский храм: обычная двухскатная крыша под шифером да четыре колонны с портиком перед входом. Ни алтаря, ни колокольни не было.

За десять лет, прошедших с тех пор, как здание вернули Церкви, многое изменилось. Появились алтарь, иконостас, купола с крестами, но о том, чтобы вернуть первоначальный вид храму, речи не было. Вся южная часть территории была покрыта асфальтом. Здесь когда-то была спортивная площадка. Решил настоятель часть площадки занять под фруктовый сад. Отмерил место для крестного хода, вбил железные штыри в асфальт и натянул верёвки. «Сотки четыре для сада, пожалуй, будет довольно», – прикинул он.

Вдвоём с рабочим они целый день долбили асфальт ломами, выковыривая его большими плитками, выкладывая ими с уличной стороны дорожку к храму. Щебень под асфальтом – тоже ценный материал, его свозили тележкой в кучу возле бетономешалки. После щебня был тонкий слой мелкого песка и очень плотный грунт с вкраплениями битого стекла и строительного мусора.

– Видно, когда храм ломали, сюда всё валили, – сказал настоятель.

– А стекло и пробки? – спросил работник.

– А это, видимо, когда дом культуры здесь был. Пили да и кидали тут же. Деревья в такой грунт не посадишь – погибнут.

Нанял настоятель экскаватор и самосвал. Два дня шла выемка и погрузка грунта. Несколько машин этого мусора вывезли из церковной ограды. Стали новую землю с перегноем завозить и раскидывать её по всему котловану. Края асфальта обломались, и решил настоятель его подровнять. Принесли длинную доску и отчертили по ней мелом черту. Опять пришлось взять в руки ломики. Вдруг лом рабочего упёрся во что-то твёрдое. На бывшей спортплощадке было вкопано немало труб и кусков бетона. К таким находкам уже привыкли. Рабочий взял кувалду и, размахнувшись, ударил. От плиты отлетел хороший кусок.

– Да ведь это гранит! – удивился настоятель, разглядывая отвалившийся камень. – До ближайшего месторождения – сотни километров, откуда он тут взялся?

Часть камня была под асфальтом, и её тоже вытащили с помощью лома и кувалды. Сложив все обломки вместе, получился квадрат, размером 90х90.

– Да это же могильная плита! Подкладка под тумбу с надписью и крестом! – воскликнул настоятель. – Вот и земля под ней чёрная, а не кирпич битый, как везде.

Рабочий ткнул ломом в землю, и лом легко вошёл в неё.

– Похоже на могилу.

Вспомнил настоятель, как давным-давно рассказывала ему прихожанка, теперь уже почившая, о могиле священника, погребённого возле алтаря. «Может, напутала бабуля по старости? Слишком далеко от алтаря это место будет, – думал настоятель. – Тогда не могила это? Но зачем издалека кто-то вёз плиту эту гранитную, не один ведь день лошадка ехала… Видимо, человек был знатный. Может, священник, а может, и купец какой-то завещал себя здесь похоронить…»

Засыпали всё землёй, чтобы не обвалился край котлована, разровняли всю площадку под сад. И решил настоятель в город ехать – расспросить начальство, как быть и что делать.

Епархиальный секретарь, которому он поведал о своих сомнениях, сказал: «Кроме архиерея, никто этот вопрос не решит. Пиши прошение…» Написал настоятель бумагу, в которой спрашивал владыку, что ему делать. Нужно ли раскапывать могилу, чтобы убедиться, что это действительно могила и что в ней священник похоронен? Отдал он прошение и уехал на приход служить. Через месяц приезжает в управление, подаёт секретарь ему бумагу с архиерейской резолюцией: «Если точно, что там похоронен священник, тогда устанавливайте крест и напишите имя».

«Вот тебе раз… – оторопел священник. – Я спрашивал – копать или не копать, а владыка оказался мудрее, не стал писать, что копайте, мол, а написал: ”если точно…“ А как же убедиться в этом, не раскопав могилку? Об этом резолюция умалчивала. Что крест поставить – это ясно, над могилой христианина крест – символ воскресения. А имя как узнать? А может, и не могила там вовсе?» Сплошные догадки в голове у настоятеля от этой резолюции. Не стал он требовать разъяснений, положил резолюцию в папочку и уехал к себе на приход в село Дальнее. «Раз архиерей не решился дать благословение на раскопки, то и он, стало быть, инициативу проявлять не должен. А то ведь и гнев Божий на себя можно навлечь, а он пострашней архиерейского будет», – думал настоятель.

Посаженные яблоньки в саду выросли, стали плодоносить. Но вот что интересно: яблонька, посаженная на месте предполагаемой могилы, цветёт буйно, но не плодоносит. Церковный сторож по этому поводу сказал: «С могилки-то плоды есть – грех, вот нас Господь и упреждает». Задумался настоятель от этих слов и опять засомневался: что же делать, может, всё-таки раскопать это место? С кем посоветоваться, не знает. Может, опять архиерею прошение подать?

Крематорские страсти

Идея построить в большом городе крематорий давно будоражила умы горожан. Одни рассуждали, что «мёртвому не больно», другие – «ни под каким предлогом» и не соглашались гореть в печке после смерти.

Инициаторы строительства обратились к правящему архиерею за поддержкой, и он, узнав, что в проекте предусмотрено строительство часовни, благословил начинание, справедливо полагая, что перед сожжением православного усопшего отпоют как положено. В городской газете на эту тему владыка высказался более осторожно: «Кремация не является православной традицией, но если нужно подзахоронить рядом усопшего родственника, а места нет или возникает необходимость похоронить в другом населённом пункте, то единственный выход из этой ситуации – кремировать».


Один из типичных «новых» российских крематориев – «зал скорби» с хоругвями, иконами, плащаницей и... штандартом Президента РФ.

Вскоре реклама крематория стала появляться повсеместно. И хотя ромашковое поле и задумчивый священник на нём никак не ассоциировались с огнём в печи, народ стал понемногу успокаиваться: раз Церковь не против, чего шуметь?

Приехавшие из бывших союзных республик русские стали позванивать в приходы и интересоваться: «Можно ли родственника, там почившего, выкопать, сжечь, а потом привезти сюда и здесь похоронить пепел?»

Процесс пошёл и стал набирать обороты, к тому же кремировать оказалось немного дешевле, чем хоронить в землю. В городе появились микроавтобусы, со всех сторон изрисованные крестами, с надписью: «N-ский крематорий – печальный телефон…» и изображением печального ангела. И даже сверху на машинах были установлены кресты, как будто это не катафалк, а маленькая церковь на колёсах.

Священник Павел никак не мог определиться с кремацией. В Библии пишется: «Яко земля еси, в землю отъидиши», да и традиции сжигать тела в православии нет, но ведь и прах из крематория в большинстве случаев в землю зарывают. Может быть, на самом деле время диктует своё, да и владыка благословил сие действо. Определиться помог случай.

Как-то ехал отец Павел со своим прихожанином на «Жигулях», и они обогнали «крестоносный» автомобиль. Через несколько секунд мощная крематорская машина набрала большую скорость и пошла на обгон. Высунувшийся из окна водитель, обгоняя «Жигули», что-то прокричал священнику.

– Что он кричал? – спросил священник у прихожанина.

– Да я даже не понял.

– Может, багажник открылся и что-то выпало?

– Да вроде всё в порядке.

Недоумённые, они поехали дальше. На следующем светофоре они опять оказались впереди машины с крестами. И опять водитель, обгоняя их, прокричал:

– Бав…ав…був…дув…га…

– Вы поняли что-нибудь?

– Ни одного слова не понял.

– Чего они хотят?

– А кто их знает, может, спутали с кем-то.

Машины остановились на светофоре, и на этот раз «Жигули» оказались за крематорской машиной. Из неё вышел человек с расстёгнутым воротом и развязной походкой подошёл к «Жигулям»:

– Ты чё к нам так близко прижимаешься? Ты видишь, что это за машина? Ты в жись не рассчитаешься за неё.

Отец Павел смотрел на большой золотой крест, висевший на груди человека-христианина, и в недоумении слушал его злобные слова. Он был в подряснике, поэтому не узнать в нём священнослужителя было невозможно. То, что человек с крестом на шее знал, с кем разговаривает, подтвердилось следующей тирадой:

– Ты смотри, батюшка, будешь так ездить, мы тебе бороду-то выщиплем.

Видя, что священник не собирается ему отвечать, человек с крестом на шее направился к своей машине. Прихожанин был в шоке от грубой брани, а священник, оправившись от небольшого потрясения, сказал:

– Как-то он по-бабьи закончил: «бороду выщиплем» – обычно так женщины говорят.

– Надо, батюшка, номер машины записать и позвонить их начальству.

– А что толку, если такое в их ведомстве позволяется, от звонков лучше не будет. Может, работа у них такая вредная – людей в пепел превращать, и оттого они такие злые, как демоны.

Вечером они рассказали про случай на дороге своему знакомому. Тот посоветовал никуда не звонить, что это и на самом деле бесполезно, и ещё порекомендовал держаться от людей из похоронного бизнеса подальше. Последний совет отцу Павлу выполнить довольно трудно, так как по долгу своего служения иметь дела с людьми из похоронных бюро ему приходится постоянно, но вот в вопросе кремации он определился окончательно.

У придорожного кафе

Целый день настоятель дальнего прихода мотался по городу на видавшем виды грузовике. Заезжал в конторы, беседовал с начальством, брал бумаги и ехал на другой конец города загружаться. Труды его не были напрасны: в кузове грузовика лежали бетонные перемычки, какие-то коробки и ящики, далеко выступали от опущенного заднего борта длинные железные трубы.

За целый день ему так и не удалось толком поесть, но он был очень доволен, что загрузил машину стройматериалом, пожертвованным горожанами для сельского прихода. Ведя тяжёлую машину по городу, он нет-нет да и оглянется посмотреть на трубы. Они лежали ровно, назад не сползали, и красно-белый квадрат ограничителя весело болтался сзади, надёжно закреплённый толстой проволокой.

Вспомнив, что не обедал, настоятель заехал на приход, где его знали, и попросил налить ему в дорогу банку щей. «День постный, на трассе в кафе не поешь, возьму с собой да и остановлюсь где-нибудь, поужинаю», – подумал он.

Отъехав от города на полсотни километров, он, увидев придорожное кафе, завернул на стоянку возле озера. Машин рядом не было, удалось встать передом к озеру, чтобы полюбоваться видом во время трапезы. Умыл руки остатками воды из пластиковой бутылки, помолился и, развязав пакет, взялся хлебать постный супчик из банки, закусывая крупными ломтями хлеба.

Через какое-то время сзади подъехала легковушка и встала довольно близко от торчащих из кузова труб. «Встали очень неудачно. Может, уедут, а то выворачивать трудновато будет», – подумал священник, оглядываясь назад. Но легковушка и не собиралась уезжать, сидевшие там люди были навеселе и никуда не торопились.

Закончив свой походный ужин, священник вышел из машины и обошёл её кругом, осматривая груз, колёса и рессоры. Люди в легковушке, оставив свои занятия, следили за действиями священника. Под пристальными взглядами он, взяв пустую бутылку, закрыл машину и пошёл в кафе набрать воды. Набрав в туалете воды в бутыль, направился к выходу и в тамбуре столкнулся с мужчиной из той самой автомобильной компании. Мужчина несколько вызывающе обратился к священнику:

– Здравствуйте, батюшка.

– Здравствуйте, – ответил тот.

– Я бы хотел поговорить.

От разговоров с подвыпившими людьми священник обычно уклонялся, по опыту зная, что толку от них, как правило, никакого. Он хотел пройти мимо, но мужичок более кротким тоном проговорил:

– Поговорить можно с вами?

– Идёмте на улицу, – ответил священник, и они вышли из тёмного тамбура.

– Как вас зовут? – спросил подвыпивший мужик.

– У меня очень мало времени, давайте по делу, – сухо ответил священник.

Мужик, глянув священнику в глаза и сосредоточившись, задал свой главный вопрос:

– Дальнобойщик я, как аварию увижу, так меня такой страх охватывает, что даже за руль садиться не могу.

Священник, посмотрев на водителя и удостоверившись, что он говорит серьёзно, ответил:

– Я думаю, что это хорошее чувство, полезное. Имея его, вы будете ездить более осмотрительно и избежите аварии. Вот только пить за рулём не надо.

– Да, грешный я человек. Пью, матерюсь, ругаю всех дома, с бабами грешу…

– Очень плохо живёте. Конец греха – смерть, если не покаетесь, не измените своей жизни, то действительно можете погибнуть и в ад попасть. Господь долго терпит, да больно бьёт. Ведь…

– Слушай, батя, а ты где служишь? – неожиданно перебил его подошедший мужик из той же легковушки, бесцеремонно хватая священника за рукав.

– Отойдите, не мешайте разговаривать, – строго ответил он и отвернулся от подошедшего, чтобы закончить фразу.

– Да ты чё? Ну, ты в натуре, мы счас тебе морду набьём, – зашумел мужчина.

– Отойди, Вася, дай поговорить, – начал урезонивать его батюшкин собеседник.

– Нет, ты посмотри какой? Давно не били, что ли? Потом со мной будешь разговаривать.

Священник с собеседником отошли от хамоватого напарника и продолжили начатый разговор.

– Напарник у вас невоспитанный, встревает в разговор, перебивает.

– Вот такой он, простите его, батюшка. А как мне покаяться, что надо делать?

– Грехи свои возненавидеть.

И священник начал терпеливо объяснять, как подготовиться к исповеди и как прийти в церковь на покаяние.

– Надо жить, как Бог нам заповедовал, тогда и мир в душе будет, и ругаться перестанем, и страх исчезнет, ведь любовь изгоняет страх, – закончил он.

– И мне простят грехи?

– Если вы в них искренне покаетесь и твёрдо решите к ним не возвращаться.

Лицо мужичка посветлело, он улыбнулся и, подавая свою руку, сказал:

– Меня Михаилом зовут. А вас?

– А меня Николаем, – ответил священник, пожимая протянутую руку.

– Спасибо вам, отец Николай! Счастливого вам пути.

Распрощавшись с дальнобойщиком, священник направился к своей машине, снял плащ, пристегнул ремень безопасности и вдруг услышал требовательный стук в окно. Повернув голову, он увидел злобные глаза мужчины, перебившего разговор.

– Выйди, поговорим.

– Отойдите от машины, – строго сказал священник и повернул ключ зажигания.

Мотор завёлся, но в окно вновь постучали. Священник, посмотрев в зеркало, включил заднюю скорость и стал понемногу сдавать, сильно выкручивая руль, чтобы не задеть неудачно вставшей легковушки. Мужик за окном выкрикивал оскорбления и угрозы, делал непристойные жесты.

Священник старался не обращать на него внимания, памятуя о том, как не один раз был свидетелем драк возле придорожных кафе. Приехать к себе на приход с разбитым лицом в его планы не входило. Глядя в зеркало и выкручивая тугой руль, он благополучно совершил сложный манёвр, никого не задев длинными трубами. Перекрестившись, включил ближний свет и, осторожно объезжая ямы, выехал со стоянки на трассу.

«Какие разные напарники, – думал священник, – одному грешить надоело, о покаянии спрашивал, а другому лишь бы напакостить да подраться, далеко ещё ему до Царствия Небесного. Впрочем, и первый мог бы своего друга угомонить».

Осадок от инцидента не проходил, на душе было неуютно. Постепенно он успокоился и запел молитвы, а когда перепел всё, что помнил, стал петь песни. Он всегда пел за рулём, чтобы не уснуть, ведь впереди у него долгие и опасные часы ночной дороги.

Инок Дорофей

назад

вперед



На глав. страницу | Оглавление выпуска | О свт.Стефане | О редакции | Архив | Форум | Гостевая книга