– Лет семь назад это было, – рассказывает Александра Васильевна Исакова. – Я уже с палочкой тогда ходила. Отправилась в конце июля за черникой. Думаю: «Скоро пост, надо запасти черники». Набрела на место, где кругом её полным-полно. Недалеко от дороги отошла, метров десять всего, собираю. Вдруг слышу шелест какой-то. Голову подняла, смотрю: бежит на меня маленький, кругленький, как пузырёк, медвежонок. Такой смешной! Я испугаться ещё не успела, говорю ему: «Ты откуда взялся такой красивый?! А ну-ка, давай беги назад!» И палку ему свою показываю. Он развернулся на сто восемьдесят градусов и сиганул от меня. Оказалось, к матери, вижу, она невдалеке стоит, наблюдает. Вот тут-то я и перепугалась. Медведица здоровая! А они когда с малыми медвежатами, то и на людей нападают. Задрожала я, решила побыстрей с этого места уйти. Иду, оглядываюсь, не идут ли медведи следом. Перешла через дорогу – думаю, может, ещё часок пособираю. Но настроения уже не было. Так без черники и пошла домой.

– Я тоже слышал, что в этих местах много медведей, – поддерживаю разговор.

– Вчера мальчик ехал здесь на велосипеде, – вспоминает Александра Васильевна, – и прямо на дороге увидел медведя. Стоит зверь на двух лапах во весь рост, не уходит. Мальчик перепугался, остановился. Не знает, что делать. Стал сигналить, и медведь всё-таки ушёл с дороги. Да и Коля, – показывает старушка на соседа-односельчанина, – не так давно тут медведей видел. Они людей уже не боятся.

...Небольшая деревенька Сёйты, затерявшаяся в лесах на левобережье Вычегды, конечно, не только «медвежий угол». Известна она и своей старинной деревянной часовней, сохранившейся до наших дней. А ещё тем знаменита, что в советское время здесь творил драматург Николай Дьяконов, автор любимой в народе пьесы «Свадьба с приданым».

В Сёйты мы отправились из Максаковского скита Кирилла и Марии вместе с отцом Александром (Митрофановым) на небольшом микроавтобусе. За разговором я не заметил, как прибыли на место. Отца Александра здесь ждали, но о том, что с ним приедет ещё десяток человек, не догадывались. Встретили, однако, нас с радостью и любовью. Сразу же всех повели в часовню, украшенную букетами полевых цветов. Дело в том, что приехали мы накануне престольного праздника. Названа была часовня в честь святого Модеста, Патриарха Иерусалимского, но почему – неизвестно. Никто не знает, и в каком году это произошло, не сохранилось ни документов, ни даже преданий. Одно известно – святой Модест был очень любим в Коми, сёйтинская часовня не единственная, что возведена была у нас в память об этом первосвятителе. Быть может, это связано с тем, что он считается покровителем домашнего скота. А для крестьянина самое большое богатство раньше заключалось в домашней скотине. Если коровка и лошадка здоровы, то и вся семья будет сытой, по миру не пойдёт и не перемрёт. И видно, крепко помогали молитвы, обращённые к патриарху, если ещё совсем недавно его именем называли детей в коми селениях.

Так получилось, что и возрождение часовни началось с человека, для которого имя Модест имеет особый смысл.

– Ольга Модестовна, – улучив момент, спрашиваю я, – мне сказали, что восстановление началось благодаря вам?

– Мой дедушка жил в этой деревне, – отвечает она. – Здесь стоял его большой дом в два этажа, семья была немалая – семеро детей. Когда в 30-х годах всех стали раскулачивать, лошадь и коров у деда забрали, он дом разобрал и перевёз его в город. Там снова построились – на улице Первомайской. Так что я хоть и выросла в городе, да только в родовом, деревенском, доме. Но и это ещё не всё. В детстве я каждое лето приезжала в Сёйты к родственникам и так полюбила эти места, что, когда в 91-м году вышла на пенсию, решилась переехать сюда насовсем, – улыбается моя собеседница.

– А что, дедушка ваш зажиточным считался, если раскулачили?

Люба Петрова, совсем ещё молодая женщина, стояла здесь же, среди встречающих, с двумя своими очаровательными детками – светлокудрым мальчуганом лет семи, настоящим ангелочком, и девочкой чуть постарше.

Перед часовней лежит груда только что ошкуренных смолистых сосновых брёвен, а внутри штабелями сложены строительные доски. На колокольню ведут ступени новенькой лестницы. Видно, что работа по восстановлению древней святыни идёт полным ходом. Ремонтируется крыша, перестилаются полы, хотя мужиков раз-два и обчёлся. Людей в селе осталось около 70 человек – вместе со стариками и детьми. Это против 250 в советское время.

– Доски нам святитель Модест помог привезти, – говорит староста.

– Как это?

– А вот как. Нам их прошлым летом выделили, и всю осень мы их никак не могли довезти досюда. То трактор поломается, то тракторист не может, то ещё что-нибудь. И только под Новый год – 31 декабря, как раз в день святого Модеста, так всё сложилось, что и трактор нашёлся и тракторист оказался при нём. Так доски наконец-то прибыли к нам в часовню.

– По молитвам святого Модеста, видимо, нам помощь приходит в самых неожиданных обстоятельствах, – продолжает рассказывать Любовь. – Этой зимой много снегу намело. И вот на Пасху я попросила бульдозериста, который дорогу чистил, разгрести нам дорожку до часовни, чтобы можно было туда попасть на праздники. А он: «Нет, не могу. У меня гусеница свалится». Так что вы думаете, в этот же день приехал грейдер и не только расчистил дорогу до часовни, но ещё и большую площадку перед ней сделал, хотя никто его об этом не просил. Сам понял, что так нам удобнее.

– А раньше знаете какие в Сёйтах люди верующие были! – говорит староста. – В четыре утра вставали, шли в часовню помолиться, потом – на работу в поле, а в восемь утра опять возвращались на утреннюю службу. Сейчас такого нет.

Но, видимо, молитвенный дух остался в святом месте. При входе в часовню охватывает трепет. Нет там никакого дорогого убранства, обстановка совсем простая – голые деревянные стены, выбеленные извёсткой, да несколько старинных икон на месте прежнего иконостаса. Но душа замирает – быть может, именно от этой простоты и ощущения близости Бога. Ну чем ещё можно объяснить, что другие, монументальные и крепкие, каменные храмы были разрушены в советское время, а эта деревянная, такая хрупкая, часовня уцелела в своём первозданном виде?

После крестного хода я расспрашиваю Ольгу Модестовну о судьбе древней святыни, которая переплелась и с её судьбой.

– Когда часовню закрывали, – говорит она, – все иконы начали сдирать и колокол снимать, мама моя всё это видела своими глазами. К Павлу, который был за главного, прибежали, сказали, что у него жена собирается рожать. И пока он бегал к ней, все иконы по домам успели разнести – так спасли от гибели. А теперь вот приносят обратно. Много наших икон верующие в Казанский храм Сыктывкара передали, потому что лишь он тогда оставался открытым. Говорят, что и колокол наш сейчас в этом храме.

Мама моя венчалась здесь тайно в 1930 году. К тому времени часовня была уже закрыта. Венчал родителей отец Александр, которого потом казнили вместе с семьёй.

– А почему вы решили заняться её восстановлением? – спрашиваю Ольгу Модестовну.

– А просто вот захотелось. Пожилые-то все умерли, кто с детства верил. Очень жалко. А мы сами неверующие раньше были. Я покрестилась только в 95-м, когда к нам отец Андрей из Кочпона приезжал, он много наших покрестил.

– Какие-то местные праздники здесь раньше отмечали?

– В засуху крестным ходом по полям ходили. И в колокола звонили одновременно во всех близлежащих деревнях. Так вымаливали дождь. И на Пасху, рассказывали, все колокола соединялись. Сначала звонит одно селение, потом – второе, третье, а потом все звонили одновременно.

– Вы упомянули о Народном доме. А в нём чем вы занимались?

– Знаменитых людей из города приглашали на встречи: артистов, поэтов, писателей, врачей. Сами устраивали праздники, концерты. Первые семь лет мы с мужем там отдельную комнатку занимали. Жить-то нам было негде, это уж потом мы свой домик купили. Я со временем организовала в Народном доме этнографический музей. Экспонаты по помойкам, по свалкам да по чердакам собирала. Приду к кому нибудь в гости, увижу что-нибудь старинное и вот клянчу себе в музей: чашки, посуду. А взамен покупала этим людям новую посуду. Много интересного у нас собрано: и люльки, и сундучки, и ткацкие станки. Старинные часы, патефон есть. Хотите посмотреть? – обращается Ольга Модестовна ко всем приехавшим.

– Конечно, хотим, – соглашаемся мы и идём на экскурсию в этнографический музей, расположенный как раз напротив часовни.

Здесь Ольга Модестовна показывает нам большие зеркала, берестяные туеса, лапти, всевозможные предметы крестьянского быта.

– А ведь у нас в Сёйтах последние годы жил Николай Дьяконов со своей женой, – рассказывает дальше Ольга Модестовна. – Жена его – Мария Степановна – отсюда родом. Дом у её семьи тоже отняли во время раскулачивания, а потом Дьяконовы построили здесь дачу. Приезжали каждое лето. Николай Михайлович любил рыбачить, грибы собирать, написал много своих пьес. Говорят, и «Свадьбу с приданым» он писал, присматриваясь к сёйтинцам, именно они стали прототипами его героев.

– Вот оно что!.. – удивляюсь я.

В детстве, впервые посмотрев фильм, поставленный по пьесе Дьяконова, я был убеждён, что автора вдохновили мои – нижегородские – места. Уж очень его герои были похожи на наших парней и девчат. Неунывающий гармонист и весельчак Николай Курочкин так полюбился всем деревенским, что его залихватские куплеты распевали на всех сходках и гуляньях. Мой отец играл Курочкина в сельских спектаклях, которые пользовались по всей округе неизменным успехом. Казалось, что образ бравого гармониста слился с ним воедино, и папка до самой смерти на семейных торжествах затягивал, обращаясь к маме:

Хвастать, милая, не стану.
Знаю сам, что говорю.
С неба звёздочку достану
И на память подарю.

Обо мне все люди скажут:
«Сердцем чист и не спесив...»
Или я в масштабах ваших
Недостаточно красив?

Быть может, во многом благодаря этой песне мои родители и познакомились, полюбили друг друга, создали семью. А потом родились мы, их дети. От нас пошла новая поросль, так и продолжается наш род. А сколько таких семей появилось по всему Советскому Союзу благодаря этому замечательному фильму!

Судьба распорядилась так, что в скором времени, с развалом колхозов в Поволжье, нашей семье пришлось переехать из родного Заволжья на Север, в столицу Коми – город Сыктывкар. Поселились мы в пригородном посёлке Эжва, где тогда жил и Николай Дьяконов.

И вот я в Сёйтах, сыгравших, оказывается, роль и в моей жизни. Красиво здесь необыкновенно, деревня стоит на высокой горе, гляжу на лес, а вид открывается на десятки километров. Любуюсь, а в душе звучит:

Из-за вас, моя черешня,
Ссорюсь я с приятелем.
До чего же климат здешний
На любовь влиятелен...

День выдался солнечным и каким-то необыкновенно радостным. Вся деревня утопает в цветущем благоухающем разнотравье, и кажется, что действительно всё здесь пропитано любовью. Хотя черешня в северных широтах всё-таки не растёт, и коми парень мог ласково сказать девушке разве что «моя рябина» или «моя черника», на худой конец – «моя клюква».

* * *

Уже после поездки забежал я в наш эжвинский музей имени Дьяконова, разговорился с его директром. Оказалось, что вдохновлялся драматург, создавая свою самую знаменитую пьесу, всё-таки не Сёйтами, а другими коми деревнями. Фильм был снят в 1953 году, ещё до того, как Дьяконов женился на Марии Степановне. Возможно, именно здесь, в Сёйтах, он пришёл ко Христу (известно, что Николай Михайлович был верующим). Умер он в 1982 году, когда гонения на Церковь ещё продолжались. Что же подтолкнуло Дьяконова к вере? Быть может, уцелевшая часовня святителя Модеста, которую он видел каждый летний день, когда отдыхал здесь, в Сёйтах...

* * *