ВЗГЛЯД
КУМИРЫ МАРШАЛА ТУХАЧЕВСКОГО
Он мечтал возродить язычество, стать героем, очистившим мир от христианской скверны.
Но время сына погибели ещё не пришло
Красные генералы
1937 год стал одной из самых трагических страниц русской истории. Сотни тысяч человек были арестованы, расстреляны, обречены на страдания в лагерях. Уничтожалось всё, что хотя бы гипотетически могло оказать сопротивление власти. Красный террор вновь обрушился на духовенство, интеллигенцию, армию, вызвав ропот и возмущение в народе.
Другим было отношение к арестам партработников. Раскулачивание, голод, разрушение церквей были всё ещё свежи в памяти. Поэтому аресты старых большевиков вроде Бухарина не вызывали сожаления. Символом жертв репрессий в глазах народа стал военный – маршал Тухачевский. Помню, как переживали, вспоминая о нём, мои родные: инженеры, строившие ракетные комплексы, члены партии, горячие патриоты – не могу представить их горюющими о Троцком, но вот Михаил Николаевич Тухачевский совсем другое дело.
* * *
|
С гибелью этого человека многие связывали наши поражения в начале войны. Тухачевского считали крупным военным авторитетом не только в СССР. У него, например, многому учились немцы, готовя свои стремительные набеги. Вслед за ним они создали воздушно-десантные подразделения, заимствовали идею мощных танковых ударов, а ведь это был подлинный переворот в военном деле. Для сравнения: французы и англичане, распылив бронетехнику по пехотным частям, свели на нет её значение. Германцы так боялись маршала, что передали в Москву фальшивые доказательства, будто он был их агентом. Что это, как не признание?
Если говорить о деятельности Тухачевского как военачальника, его называют победителем Колчака, успех сопутствовал ему и на других фронтах гражданской войны. За пределами нашей страны он получил известность прежде всего своим маршем на Варшаву, предпринятым в 1920 году. Это был потрясающий образец порыва и организации войск. Впереди уже маячила Германия, в Кремле грезили о победе мировой революции, когда наступление захлебнулось и закончилось катастрофой. Сам Тухачевский винил в поражении кого угодно, только не себя.
Иначе думал человек, победивший его, – Юзеф Пилсудский. Подробно разобрав ошибки своего противника, Пилсудский заметил, что тот, имея блестящий абстрактный ум, не обладает realite des choses (фр.) – чувством реальности. Эту оценку можно было бы проигнорировать, но дело в том, что она справедлива.
* * *
Много лет, вплоть до ареста, маршал руководил вооружением Красной армии и делал это не просто плохо, а, со свойственными ему энергией и размахом, – очень плохо. Например, пушки классического типа мечтал заменить динамо-реактивными. Речь идёт о лёгких безоткатных орудиях, способных решать очень узкий круг задач. Особого распространения они так никогда и не получили. Их выстрелы можно, наверное, видеть даже из космоса – это первый, но далеко не единственный недостаток подобных систем.
В танкостроении ставка делалась на «механизированную кавалерию» – быструю, многочисленную, плохо вооружённую и столь же плохо защищённую. Эта идея была изжита лишь летом 41-го, её похоронили вместе с десятками тысяч танкистов. Наши лучшие боевые машины – КВ и Т-34 – появились вопреки концепции Тухачевского. Убедить его, что лёгкие советские танки морально устарели, попытался в 1936 году известный конструктор Семён Гинзбург. Безрезультатно.
|
С тяжёлыми танками дело обстояло ещё хуже. Нельзя сказать, что их вообще не строили. Образцом того, как не надо делать танки, стал Т-35 – единственная в мире пятибашенная машина, выпускавшаяся серийно. С этим чудом не в силах были управиться одиннадцать человек экипажа, танк весил 50 тонн и двигался со скоростью лошади. При этом он имел настолько тонкую броню, что годился только для парадов – это был верх отсутствия realite des choses.
Отпечаток личности маршала лежал на всем, что он делал. Главное – поразить! И надо сказать, получалось у него это блестяще. Ценил ли его Сталин? Несомненно, тому есть много свидетельств. И в то же время по-хорошему они разойтись не могли. В гордыне маршал не уступал будущему генералиссимусу. За двадцать лет до того как стать символом жертв репрессий, он стал символом ненадёжности высшего командного состава РККА – наполеоном, ждущим своего часа. Именно особенности характера Михаила Тухачевского сыграли роковую роль в том, что накануне войны наша армия оказалась обезглавлена. Вслед за собой маршал увлёк тысячи людей, что, разумеется, не снимает вины со Сталина. Просто мнительность, чрезмерная жестокость вождя объясняют далеко не всё.
* * *
Большевизм и без Сталина был явлением фантасмагорическим. Нет сомнений, что истребление большей части руководства армии нанесло жестокий удар по обороноспособности СССР. Попытки оспорить это совершенно бесплодны. Но что собой представляло красное офицерство, ставшее жертвой сталинского террора?
|
Довольно сказать, что большинство комдивов, комкоров, командармов и т.д. были не просто атеистами, а богоборцами сознательными, убеждёнными. Был у нас, например, такой очень неплохой генерал – Александр Васильевич Горбатов. Узнав, что он выходец из очень религиозной семьи, я заинтересовался его судьбой. И к сожалению, вскоре обнаружил, что именно привело этого крестьянского сына к большевикам. Всё началось с того, что он в отрочестве обворовал часовню, а дальше пошло-поехало. История вполне типичная. Вслед за Тухачевским Горбатов был репрессирован. Но было кому за него молиться – он уцелел, прошёл всю войну.
Лишь в одном отношении армия выиграла от террора, который на неё обрушился. Закончился праздник. Двадцать лет красные генералы веселились и богохульствовали, поворачиваясь к народу, лишь когда требовалось казнить крестьян, а к Богу – убивая священников. Конев, Рокоссовский – все приложили руку. Тухачевский пошёл дальше: при подавлении Тамбовского восстания применил отравляющие газы. Крестьяне умирали от голода – ресурсы шли на создание его беспомощных танковых орд, а военные звенели бокалами. Маршал планировал тьму-тьмущую танков и самолётов, до него уже и генеральный секретарь пытался достучаться – народ не сдюжит. Тем хуже для народа.
Похмелье оказалось страшным, а вслед за ним начало приходить трезвение.
Голубая кровь
Гордыня – главная черта Тухачевского, которую так или иначе отмечают все, близко знавшие его. Дворянский род, к которому он принадлежал, был одним из древнейших. Ещё при великом князе Мстиславе Владимировиче приехал из австрийских земель в Чернигов граф Индрис, ставший во крещении Константином. Его потомки в XV веке переселились из Чернигова в Москву и приняли фамилию Тухачевские. Пока дворянство в России было служивым, оно было органичной частью русского общества. Но постепенно служба отходила на второй, третий план, росла обида на то, что родовитую знать перестают воспринимать всерьёз. Хотелось вернуть утраченное, желательно с лихвой.
Правда, мать будущего маршала была крестьянкой, но это лишь подстёгивало его амбициозность. Требовалось доказывать всем и каждому, что в его жилах течёт голубая кровь. Ещё в детстве он начал грезить о том, чтобы повторить путь Наполеона. Михаил любил разглядывать себя в зеркало, размышляя, рождён ли он для великих дел. Вопрос риторический. Не хватало только революции, но все кругом говорили о её неизбежности. Его служба в Красной армии была предрешена. Чего он мог добиться у Деникина или Врангеля? Максимум стать героем вроде генерала Слащёва, о высших постах нельзя было даже мечтать. Лишь присягнув самозванцам, можно было достичь тех вершин, о которых он грезил. Главным препятствием для этого была для многих офицеров вера, но Тухачевский не веровал никогда.
Неприязнь к Богу привил ему родитель-вольтерьянец. В семействе Тухачевских господствовал дух творческого многообразия, интеллектуальной разбросанности и в то же время изящного эстетизма, богемности, живым воплощением которых были отец и бабушка. Говорили чаще на французском, даже когда обращались к котам, которых дети назвали Бог отец, Бог сын и Бог святой дух. Как рассказывал потом Михаил, «когда мы их искали, мы издавали ужасные вопли: “Где этот чёрт Бог отец?” Мама сердилась, но не очень, а гувернантка-француженка осыпала нас проклятиями».
Сёстры маршала вспоминали: «Самым воинственным безбожником стал Михаил. Он выдумывал всяческие антирелигиозные истории и подчас даже «пересаливал», невольно обижая жившую в нашем доме набожную портниху Полину Дмитриевну. Но если Полина Дмитриевна всё прощала своему любимцу, мама иногда пыталась утихомирить антирелигиозный пыл расшалившегося сына. Правда, это ей не всегда удавалось. Однажды после нескольких безуспешных замечаний, рассердившись не на шутку, она вылила на голову Мише чашечку холодного чая. Тот вытерся, весело рассмеялся и продолжал как ни в чём не бывало».
В гимназии его не раз наказывали за безобразия на уроках закона Божьего, удаляя из класса. На пятом году учёбы выяснилось, что Тухачевский ни разу не причащался и не был на исповеди. Это закончилось тем, что Михаил был взят из гимназии по собственному желанию родителей.
Без любви
Затем было обучение в кадетском корпусе и привилегированном Александровском училище. Соученики вспоминали: «У него не было ни близких, ни жалости к другим. Все твёрдо знали, что в случае оплошности ждать пощады нельзя. С младшим курсом Тухачевский общался совершенно деспотически».
Близкий друг семьи Тухачевских известный музыкант Л. Сабанеев писал о блестящем выпускнике Александровского училища и новоиспечённом поручике гвардейского Семёновского полка: «Он был стройным юношей, весьма самонадеянным, чувствовавшим себя рождённым для великих дел». Каких? Неважно. Один из приятелей М. Тухачевского по кадетскому корпусу передавал, как в 1912 году во время парада по случаю Бородинских торжеств в Москве Тухачевский шепнул, указывая на Царя: «Вот бы его убить!»
Но вскоре открылась другая возможность отличиться – началась Первая мировая война. Любовью однополчан Михаил не пользовался. В конце августа 1914-го Михаил Тухачевский оттолкнул от себя сослуживцев следующим поступком.
«Часов в восемь утра, незадолго до выступления полка, – рассказывал поручик Иванов-Дивов, – мы похоронили убитых накануне. Могила была вырыта около избы, где помещался перевязочный пункт. Собрались все офицеры с командиром полка во главе. Я и Фольборт обратили внимание на отсутствие Тухачевского. Уже после похорон, когда батальон строился, я спросил Тухачевского, почему он не был на похоронах людей нашей роты. Он сказал мне: “Если вы хотите сохранить хорошего боевого офицера, то прошу вас избавить меня от этих сантиментальных церемоний”. Я так растерялся тогда, что не нашёл даже слов для ответа».
Мрачный, со всеми холодный, всем чужой, Михаил был одержим одной страстью – стяжать славу. И очень скоро начал её приобретать. Подвиги следовали один за другим, ордена на Тухачевского сыпались как дождь...
Обстоятельства его пленения до сих пор толкуются по-разному. Со слов Тухачевского известно, что в начале немецкой атаки он спал, затем бросился в бой, но удар германского приклада положил конец его службе в Царской армии. Недоумение историков вызывает то, что Тухачевский не получил ни одной царапины, в то время как его рота погибла практически целиком. Её командира – капитана Веселаго, участника русско-японской войны, – смогли опознать лишь по Георгиевскому кресту. Он бился так яростно, что на теле воина насчитали потом более 20 пулевых и штыковых ран.
Трудно сказать, проявил ли Тухачевский малодушие в схватке или сдался, хладнокровно рассудив, что дело проиграно. Возможно, конечно, что пленение случилось и помимо его воли. Одно можно сказать определённо: смерть на поле брани не входила в планы поручика. Он сам признавался, что война для него – способ стать генералом в тридцать лет, не дожидаясь, когда песок начнёт сыпаться от старости. «Вы пришли сюда за идею помощи России, – заявлял он с юношеским цинизмом сослуживцам. – Я – чтобы выдвинуться, достичь той цели, которую себе наметил. В войне моё будущее, моя карьера, моя цель жизни!» Остальное его просто не интересовало. Этим Тухачевский принципиально отличался от капитана Веселаго и многих других своих однополчан. Они не искали смерти, но внутренне были к ней готовы, знали, за что умирают.
Но в плену поручик проявил себя хорошо, а именно – пять раз пытался бежать, и последняя попытка оказалась удачной.
Идолы
Ко времени пребывания Тухачевского в плену относятся первые свидетельства о его религиозных исканиях. Нет, в Бога он не поверил, но стал живо интересоваться язычеством.
Один из французских офицеров, разделявший с ним тяготы плена, вспоминал:
«Однажды я застал Михаила Тухачевского очень увлечённым конструированием из цветного картона страшного идола: горящие глаза, вылезающие из орбит, причудливый и ужасный нос. Рот зиял чёрным отверстием. Подобие митры держалось наклеенным на голову с огромными ушами. Руки сжимали шар или бомбу, что именно, точно не знаю. Распухшие ноги исчезали в красном постаменте... Тухачевский пояснил: “Это Перун. Могущественная личность. Это бог войны и смерти”. И Михаил встал перед ним на колени с комической серьёзностью. Я захохотал. “Не надо смеяться, – сказал он, поднявшись с колен. – Я же вам сказал, что славянам нужна новая религия. Им дают марксизм, но в этой «теологии» слишком много модернизма и цивилизации. Можно скрасить эту сторону марксизма, возвратившись к нашим славянским богам, которых христианство лишило их свойств и их силы, но которые они вновь приобретут. Есть Даждь-бог – бог Солнца, Стрибог – бог ветра, Велес – бог искусств и поэзии, наконец, Перун – бог грома и молнии. После раздумий я остановился на Перуне, поскольку марксизм, победив в России, развяжет беспощадные войны между людьми. Перуну я буду каждый день оказывать почести”».
Так этот вечный гимназист обрёл свою веру. Бежав из плена, через шесть границ пронёс вырезанных собственноручно маленьких идолов. Как другие играют в солдатиков, он играл в богов. «Гармонию и меру – вот что нужно уничтожить прежде всего, – говорил Михаил. – Мы выметем прах европейской цивилизации, запорошившей Россию... Я ненавижу Владимира Святого за то, что он крестил Русь и выдал её западной цивилизации. Надо было сохранить в неприкосновенности наше грубое язычество, наше варварство. Но и то и другое ещё вернётся. Я в этом не сомневаюсь!»
Его переход к большевикам был сознательным шагом, который он задумал ещё в Германии, до того, как впервые увидел живого коммуниста. «Нам больше подходит одеяние деспотизма, – разглагольствовал поручик на великолепном французском. – Неважно, как мы реализуем наш идеал: пропагандой или оружием! Если Ленин будет способен освободить Россию от хлама старых предрассудков, разъевропеизировать её, я за ним последую. Но нужно, чтобы он превратил её в «tabula rasa», и мы свободно устремимся в варварство... Под знаменем марксизма мы скорее, чем с нашим крестом, войдём в Византию и вновь освятим Святую Софию».
Файв-о-клокия
Для понимания мировоззрения Тухачевского этого довольно. Оно не было оригинальным – неоязычество всё более овладевало Европой и Россия не стала исключением. Под словами поручика могло бы подписаться немало русских юнкеров, офицеров и просто практичных людей. Потеряв веру во Христа, они сохранили убеждение, что Русь избрана и должна каким-то там жезлом пасти народы. Этим безрелигиозным национализмом страна была пропитана как губка, хотя Михаил Тухачевский зашёл, пожалуй, дальше других.
Главное – он все свои фантазии собирался реализовывать. Как писал о Тухачевском Л. Сабанеев, «им был составлен проект уничтожения христианства и восстановления древнего язычества как натуральной религии. Докладная записка о том, чтобы в РСФСР объявить язычество государственной религией, была подана Тухачевским в Совнарком... В Малом Совнаркоме его проект был поставлен на повестку дня и серьёзно обсуждался».
Многие полагают, что это была лишь шутка. Узнав о том, как в правительстве восприняли его идею, Тухачевский радовался, как мальчик, которому удалась его шалость. Кстати, далеко не единственная. С другим своим приятелем– музыкантом, Н. Жиляевым, они сочинили «марксистскую файв-о-клокию» – пародию на литургию, где вместо Бога Отца и Христа поклонение воздавалось Марксу и Ленину. Приятели потратили на создание этой галиматьи целый месяц, а затем дважды «отслужили» её у себя дома перед «иконами» Маркса и Ленина. Однако шуточного в этих шутках было очень немного, и как однажды заподозрил Сабанеев, оценивая своего товарища, «по-видимому, он был лишён каких бы то ни было принципов... Он, видимо, готовился в сверхчеловеки».
В том, что готовился, можно не сомневаться. Инфантилизм, безжалостность, откровенная склонность к демонизму не редкость среди людей, но в случае с Михаилом Тухачевским эти качества дополнялись славой лучшего красного военачальника. Второй такой кандидатуры на роль антихриста даже в Советской России не существовало, и трудно представить, что сам Тухачевский не сознавал этого. Сразу после окончания гражданской войны он завёл собаку, которую любил больше людей. Звали пса Христосик.
Низвержение
Несмотря на многочисленные любовные связи и женитьбы, интерес к людям в Тухачевском так и не пробудился. Нельзя сказать, что злодеяния давались ему легко. Перед тем как отправиться подавлять Тамбовское восстание, Тухачевский два дня пил горькую. С чем-то прощался в себе, видимо успешно. При подавлении бунта в заложники – по сути, это были смертники – брали даже беременных женщин и детей.
Так же проводил Михаил свою первую любовь Марусю Игнатьеву – подругу сестры по гимназии, ставшую его женой. Её родители в гражданскую голодали, и Маруся отвозила им мешками муку, консервы, рис. Об этом узнали в Реввоенсовете, поставив Тухачевскому на вид. Что он сказал жене, неизвестно, но после разговора с ним она застрелилась. Позиция Тухачевского в этой трагедии выглядела бы внушительнее, если бы о собственных родственниках он не заботился с избытком. Прикармливал их в штабном вагоне, потом поселил в отцовском имении, отобрав его у новых революционных хозяев. У окрестных крестьян глаза вылезли на лоб – барин вернулся. Тухачевский признавал только кровные узы, прекрасно относился к братьям и сёстрам, обожал дочь. Её рождение праздновалось каждый месяц в течение первого года. Однажды в начале 30-х он развернул свой кортеж с половины пути – ему показалось, что они попрощались с девочкой как-то невнятно.
Роль прославленного героя и счастливого отца – всё это было замечательно, но маршалу требовалось нечто большее. Он не готов был оставить в покое чужих, безразличных ему людей. Между тем начали происходить вещи, крайне для него неприятные. Речь не о репрессиях и не о том, что тирания делала с народом, – всё это Тухачевский оправдал заранее и оптом ещё летом 1917-го. Но в 36-м Политбюро ЦК признало Крещение Руси «положительным этапом в истории русского народа». Была резко осуждена пьеса «Богатыри», в которой Демьян Бедный насмехался над святым князем Владимиром. Христианство возвращалось. Мало кто был столь чуток в этом вопросе, как Тухачевский.
|
Чем жил он в тридцатые годы – тайна, материалы НКВД, скорее, запутывают, чем проливают свет на его планы. Исключением являются, возможно, показания командарма Корка. Не похоже, чтобы они были написаны под диктовку следователя: ни слова о шпионаже, ничего о заговоре (говорилось лишь о готовности к нему), а главное – в них хорошо прослеживается характер Михаила Тухачевского:
«Наша русская революция прошла уже через свою точку зенита, – вспоминал Корк слова маршала. – Сейчас идёт скат, который, кстати сказать, давно уже обозначился. Либо мы – военные – будем оружием в руках у сталинской группы, оставаясь у неё на службе на тех ролях, какие нам отведут, либо власть безраздельно перейдёт в наши руки... Вы спрашиваете, майн либер Август, куда мы направим свои стопы? Право, надо воздать должное нашим прекрасным качествам солдата, но знайте, солдаты не всегда привлекаются к обсуждению всего стратегического плана. Одно только мы с вами должны твёрдо помнить: когда претендентов на власть становится слишком много, надо, чтобы нашлась тяжёлая солдатская рука, которая заставит замолчать весь многоголосый хор политиков».
На вопрос, зачем это нужно, Тухачевский ответил задолго до гибели: «Мы встряхнём Россию, как грязный ковёр, а затем мы встряхнём весь мир... Мы войдём в хаос и выйдем из него, только полностью разрушив цивилизацию».
Но разрушить он смог только себя.
Владимир ГРИГОРЯН
 | назад |
| вперед |  |
