РАССКАЗЫ НАШИХ ЧИТАТЕЛЕЙ


Немытая посуда

А к Богу я пришла через грязную посуду, как бы это нелепо ни звучало. Но всё так и было на самом деле. Многие женщины поймут меня, ведь большинство из них оказывались в аналогичных ситуациях. Женщины выматываются на работе, потом обегают магазины в поисках дешёвого и калорийного ужина для всей семьи и, как выжатый лимон, с полными сумками и больной головой возвращаются домой. На пороге их ждут домочадцы со своими проблемами. Кто-то кого-то не слушается и не уважает, у кого-то не решается задачка или двойка по иностранному языку. И всё это обрушивается на вас, не давая опомниться. Но вы, как опытный вратарь, отбиваете все мячи. На ходу примиряете враждующие стороны; раздеваясь, заглядываете в тетрадь и указываете на ошибку, успокаиваете, утешаете и проходите на кухню с сумками. И... Это уже выше ваших сил! Видите гору грязной посуды. Разумеется, это переполняет чашу вашего терпения. Вы бросаете обвинения домочадцам, но основной гнев падает на посуду. Вы начинаете мыть её, но с такой ненавистью, будто это она – немытая посуда – является причиной всех ваших бед. В этот момент вы так несчастны и больны, нервы так напряжены, что достаточно искры, чтобы вы взорвались, как бочка с порохом, и разнесли всё вокруг. Домашние слышат, как вы гремите посудой, и не суются на кухню. В этом же состоянии вы начинаете готовить ужин. Но, разумеется, с таким настроением здоровую пищу не приготовишь. Что же ест ваша семья за ужином? Вашу злобу, усталость, обиду, раздражение. В результате за столом все переругались, ужин остался недоеденным, а утром все жаловались на тяжесть в желудке и бессонную ночь.

Я стала задумываться, почему грязная посуда доводит меня до того, что я теряю контроль над собой. Неужели грязная посуда имеет надо мною такую власть? Конечно же нет. Разве она виновата, что валяется грязная и никому не нужная? А что если пожалеть её ? Ведь ей так плохо. Её никто не любит.

В следующий раз я (разумеется, сделав над собой усилие и смирив свой гнев) подошла к мойке, взяла в руки чашку и начала мыть, приговаривая: «Маленькая ты моя, хорошая моя, дай-ка я тебя умою и внутри и снаружи, и утру, и уберу. Никто-то тебя не любит, не жалеет, крошечку». Так я перемыла всю посуду, убрала на место. Я поняла, что успокоилась.

На следующий день я мыла посуду уже с удовольствием. Через три дня – с неким умиротворением. А через неделю случилось чудо. Я подошла к мойке, протянула руки к посуде и... замерла на месте.

...Наверно, многие из вас подумали, что я обнаружила пустую мойку – посуду наконец-то вымыли дети, потому что заметили, как мне это нравится теперь делать. Так получился бы ещё один рассказ на темы воспитания, не очень, правда, похожий на реальную жизнь.

Но в тот момент, о котором я говорю, произошло нечто гораздо более важное – для меня, для всей моей будущей жизни. Я сейчас даже не могу описать того, что я испытала в тот миг. Очень редко, но так случается: это одновременно и блаженство, и покой, и радость. На меня вдруг сошла любовь. И такая, что я едва могла её вместить. Я задумалась: что это? Ведь не немытая же посуда испытывает ко мне чувство благодарности...

С этого времени я стала внимать себе. Старалась не раздражаться, не повышать голос. Делать всё с любовью. И со мной стали происходить удивительные вещи. Я перестала «выматываться», настроение стало ровным. В минуты покоя меня стало посещать удивительное ощущение, что меня кто-то любит. Любит меня всю, со всеми моими странностями и недостатками, слабую и беспомощную, одинокую и несчастную. Кто же был этот «он»? Я искала ответ в себе. И ответ пришёл из глубины моего сознания, но при этом всё же – извне.

Это – Бог. И когда я узнала ответ, то поняла, что знала это всегда. С нами так бывает часто. Мы ищем ответ, а потом оказывается, что знали его всегда, ещё с детства. Знали, но забыли. И ещё я узнала, что Бог есть Любовь. С этого момента я начала искать Бога. И вся моя дальнейшая жизнь наполнилась иным смыслом.

...А началось всё с грязной посуды.

* * *

Я всегда помнила, что 33 года – возраст Христа, Его подвига. Поэтому, когда мне исполнилось 33 года, я начала серьёзно думать о жизни, о её смысле, о том, чего добилась, что успела, а что так и не осуществилось. Начался лихорадочный поиск правды и смысла жизни. Я сама не понимала, чего я хотела. Но желание понять устройство мира, открыть тайные двери овладело мною настолько, что я более походила на одержимую. Читая всё подряд, я всему верила, всё впитывала в себя, как губка. Увлеклась хиромантией, зачитывалась Блаватской, окончила курсы целителей, занималась по системе Иванова. Я могла диагностировать человека, находящегося в соседней комнате. В темноте видела, как по моему телу течёт светящаяся энергия. Рассказывала по фотографиям прошлое людей. Я лечила больных и упивалась полученной властью над людьми...

Но всё это делала не я. Это делал кто-то через меня и во мне, помимо моей воли. И мне не было радостно оттого, что я это делаю. Наоборот, смутная тревога изнутри точила меня: почему это дано мне просто так? Наконец страшная мысль овладела моим сознанием: а не придётся ли за этот дар когда-нибудь расплатиться – отдать свою бессмертную душу? Я начала присматриваться к своим «учителям». И увидела, что они лгут. Они учат бескорыстию, но берут деньги; проповедуют чистоту, но сами пьянствуют и блудят...

И ещё я всё время нарушала главное правило всех экстрасенсов и целителей: при лечении людей не могла оставаться бесчувственной и жалела больного, сострадала ему. Я брала боль и болезни на себя. Поэтому от практики отказалась. В беседах со своими пациентами я часто обнаруживала, что в своих болезнях они виноваты сами. Их недуги – не что иное, как расплата за дурные поступки. Имею ли я в таком случае право влиять на судьбу этих людей? И если люди эти, исцеляясь, продолжали жить по-старому, то их болезни возвращались к ним вновь. Так зачем же их лечить, если они сами не хотят быть здоровыми?..

Множество неразрешимых вопросов мучило меня. Я спустилась на грешную землю и поняла, что ищу не там, иду не туда и не с теми. И тогда я от всей души попросила:

– Господи, если Ты есть, пошли мне настоящего учителя. Открой мне истину, чистую, светлую правду о жизни! Дай мне такое учение, где нет лжи, где есть глубина.

Господь исполнил мою просьбу.

* * *

Был пасмурный осенний день. Окончилась служба. Я вышла из собора вместе с прихожанами и пошла к церковным воротам. Я была погружена в себя и пребывала в состоянии задумчивости и тихой грусти, поэтому не сразу поняла, что ко мне обращается старушка с противоположной стороны церковного дворика. Когда я очнулась, то до меня дошли её слова:

– Тебе, тебе говорю, голубка. Не ходи широкими-то воротами. Тут покойников выносят. Иди вон той калиточкой, узкой.

Я подняла голову и вопросительно глянула на неё.

– Поняла ли? – спросила старушка.

Кивнув, я повернула и вышла через калитку.

Потом я долго думала: почему эта женщина выбрала из толпы именно меня? И радостью откликнулось сердце моё. Ведь Господь вразумляет меня: «Не иди широким путём. Иди узким, тернистым».

И я пошла.

* * *

Случилось это зимой. Над окраиной города сгущалась ночь. Падающий снег завораживал, и веки устало закрывались. Фары нашей машины высвечивали дорогу и часть обочины. Мы спешили домой. Наконец выехали на трассу. Тёмной стеной по краям дороги стоял лес. Город остался далеко позади.

Вдруг мне показалось, что справа от дороги промелькнуло что-то, какая-то тень. Меня охватило непонятное волнение. Я попросила мужа остановить машину и сдать назад.

– Что это было? – спросил он.

– Мне показалось, как будто мужчина с ребёнком.

– Откуда в лесу мужчина с ребёнком? И почему они идут в обратную сторону от города по трассе, да ещё ночью?

– Сейчас и выясним.

Я открыла дверцу машины и крикнула:

– Куда вы идёте?

И услышала невнятное:

– Домой.

Мужчина был пьян. Девочка лет шести очень устала и плакала:

– Папа, я хочу домой. Мне холодно!

– А откуда вы идёте? – спросила я.

– Из гостей. Мы всё идём и идём, а огней всё не видать и не видать.

– Но вы идёте в обратную от города сторону! Садитесь в машину. Девочка совсем замёрзла.

Мы усадили отца с дочкой в машину, развернулись и поехали назад. Девочка задремала. По дороге с трудом выяснили, где они живут.

– Это ваш дом?

– Да, этот.

Мужчина немного протрезвел. До него наконец дошло, что они с дочкой могли замёрзнуть ночью в лесу. Он виновато глядел на нас и всё повторял:

– Бес попутал. Вот бес попутал! Спасибо вам. Дай вам Бог здоровья!

Я предложила:

– Может быть, вас проводить?

– Нет, мы уж теперь сами. Спасибо вам, вот добрые люди...

– Ночью на этой трассе машины – редкость. Так что уж ты завтра сходи в церковь, поставь свечку за то, что Господь нас послал.

Мы ехали домой, а снег всё падал и падал... Веки устало смыкались. Мне чудилось, что в снегу, на обочине дороги, лежит мужчина, а рядом сидит девочка и плачет: «Папа, вставай, пойдём домой. Мне холодно, я спать хочу. Папа, вставай!..»

Я вздрогнула, вытерла набежавшие слёзы и посмотрела на мужа:

– Знаешь, тебе за это Господь многое простит.

Он улыбнулся:

– Спи спокойно...

Хорошо, когда их три…

Давно отзвенел звонок. Смолк шум детских голосов. Уроки закончились. Школьный двор опустел.

Старый школьный сторож Семёныч вышел из своей каптёрки, чтобы проверить после ребят школу и близлежащую территорию. Ребята часто теряли свои пакеты со сменкой, книги, а иногда даже и сотовые телефоны. Семёныч всё это аккуратно складывал у себя на подоконнике. Это называлось «Бюро находок». У него с ребятами был давний уговор, о котором в школе знали все. Если ты потерял что-то – иди и смотри с улицы, что там лежит на подоконнике у Семёныча. Если твоих вещей нет, то и Семёныча беспокоить попусту нечего. Дети любили старика за его спокойную рассудительность, доброту и изобретательность. А Семёныч любил детей. Был он одинок. Жена давно умерла, дети выросли и разъехались.

Как обычно, обход он начал со школьной раздевалки, потом через коридор вышел на крыльцо. В лицо ударил пьянящий запах цветущей сирени. Как же любил Семёныч это время! И сирень любил, именно эту, лилово-сиреневую! Белую он недолюбливал. Она почему-то напоминала ему о кладбище, да и запаха настоящей сирени не имела. Семёныч закрыл глаза, втянул в себя аромат цветов, тихо, по-стариковски засмеялся.

Неожиданно где-то совсем рядом хрустнула ветка. Семёныч прислушался. Из кустов показалась всклокоченная голова Зинки Рябовой. Потом и сама Зинка протиснулась сквозь ветки, прихрамывая и волоча за собой потрёпанную школьную сумку. Зинка уселась на ступеньку, вытянула раненную ногу, увидела кровь и завыла в голос.

Семёныч жалел Зинку. Она была старшей в семье овдовевшей Анюты. На Зинке были две сестры, корова с тёлкой, да и сама мать, обиженная на жизнь, озлобленная и скандальная. Семёныч не стал выспрашивать, что случилось, тихо погладил её по голове, взял за руку и повёл в школу. Там он усадил девочку на лавку, смазал йодом и перевязал колено. Зинка всхлипывала, молчала, смотрела жалобно, потом по-детски обняла Семёныча за шею:

– Ты только мамке не говори, Семёныч. Меня мальчишки толкнули, я со ступенек и полетела. А мою сумку они в сирень забросили. Дураки. Васька Прохов и Колька Лапин. У них новые рюкзаки, у них всё новое. А они надо мной смеются. У Васькинова отца – пилорама, а у Кольки мать в Москве работает. Они им всё-всё покупают, что ни попросят. Вон Колька говорит, что ему мать из Москвы ноутбук привезёт. А у нас вчера телевизор поломался. Мать говорит, что надо дрова покупать, за садик платить нечем. Наша мамка хорошая, она тоже может в Москву на работу уехать, она умная и всё умеет делать. Только как я одна с Веркой и Надькой останусь? И Пеструху жалко. Мать говорит, что, если уезжать, Пеструху продавать придётся. А девчонкам без молока нельзя. А молока сейчас не купишь.

Семёныч тихо похлопал Зинку по плечу:

– Ничего, всё образуется, перемелется – мука будет. Идём.

Они вышли из школы, спустились по ступенькам крыльца. Неожиданно Зинка развернулась и с силой пнула ботинком бетонную ступеньку:

– Вот вам, противные ступеньки. Как коленка болит, а вам и дела нет.

Подыгрывая девочке, Семёныч засмеялся:

– Так, так её… Это называется – передай дальше. Тебя обидели те, кто сильнее тебя, а ты отомсти тому, кто слабее или не может тебе ответить. Здорово, да?

Зинка насупилась, потёрла нос:

– Не очень.

Семёныч улыбнулся:

– Вот то-то…

А потом загадочно подмигнул:

– А вообще-то эти ступеньки не простые. В них заложен некий тайный смысл, тайна… Ты понимаешь, о чём я говорю?

Зинка испуганно закивала головой. О, она знала, что такое тайна! Она даже знала, что когда-то давным-давно за разглашение тайны отрубали голову.

– Сколько ступенек ты видишь?

– Три.

– Так точно, три. Так вот, эти три ступени символизируют три ступени духовного роста человека: чувственность, душевность и духовность. Не пройдя одну ступень, ты не поднимешься на другую. Проходя «чувственность», ты учишься воспринимать мир, испытываешь боль, радость, восторг. Пытаешься управлять своими эмоциями. Поднимаешься на «душевность»: здесь ты учишься прощать, сострадать чужой боли, делиться, помогать другому в его нужде, воспитываешь у себя чувство долга. А вот «духовность» – самая крутая ступень, самая высокая, самая трудная. Здесь многие запинаются и падают. Она никому не даётся легко.

Семёныч глубоко вздохнул, вспоминая своё, и тихо пошёл к школьной калитке.

– Дядя Семёныч, а откуда ты столько всего знаешь?

– Пожил много, повидал, книжки разные читал.

Семёныч засмеялся оттого, что ответил в рифму:

– Очень много книжек. И ты читай. Обязательно читай. Телевизор хорошей книги никогда не заменит. Вот мы с тобой говорили о трёх ступенях. А в древности считали, что мир держится на трёх китах. У нас на Руси число «три» священное, его очень чтят. Даже в поговорках: «Бог троицу любит», «Один сын – не сын, два сына – полсына, три сына – сын».

– А три дочери – дочь?

Видно было, что Зинка уже забыла о своих обидчиках, о больном колене. Слёзы давно высохли. Детское сердце отходчиво.

– Дядь Семёныч, ты постой тут, подожди.

И Зинка, бросив к его ногам сумку, побежала к школе. Перед школьными ступеньками она сосредоточенно замерла, словно собираясь с силами. Потом оглянулась назад, помахала Семёнычу рукой. И начала медленно подниматься, прислушиваясь к себе и к тем изменениям, которые происходят в ней. Удивляясь самой себе, начала говорить:

– Мне хорошо и весело, я всех люблю! И маму, и сестёр, и доброго Семёныча. Я всех прощаю: и Кольку, и Ваську, и сердитую Матрёну. И всё будет хорошо. Нас у мамы трое, а Бог троицу любит. Ещё у мамы есть икона «Святая Троица». Всё будет хорошо!

Семёныч смотрел на маленькую девочку, и по щеке у него тихо покатилась слеза.

А Зинка уже бежала через школьный двор и кричала:

– Дядь Семёныч! Хорошо, когда их три!

Вечером Семёныч достал из шкафа старую жестяную коробку, пересчитал хранящиеся в ней деньги. Отложил три сотенных. А остальное, аккуратно завернув в газету, понёс Рябовым.

«Крести – дураки на месте»

Морозным утром отец Николай знакомой дорогой шёл в детскую городскую больницу. Здесь он был неделю назад, приносил детям подарки. Рассказывал им о Рождестве, о Христе. Запало ли что в эти детские души или всё пролетело мимо? Одному Богу ведомо. Сегодня у него были совсем другие планы – хотел поработать с книгами. Но вечером позвонила Вера Павловна, заведующая отделением:

– Приходите! Нужна ваша помощь. Они все посходили с ума!

Что там случилось за неделю?

Дверь открыла щупленькая санитарка, ворчливая и угрюмая. Он разделся в ординаторской и прошёл в кабинет главврача. Больничной тишины не было, хотя все дети и были по палатам. Но дети есть дети. Неожиданно перед отцом Николаем из открытой двери вылетела подушка. Следом за ней выскочил заплаканный малыш. Поднял подушку и с обидой в голосе крикнул кому-то невидимому за дверью:

– Ну и лопните от злости! У меня и бабуска есть, и мамулеська, и кока Зеся. А твоя мамка тебя бросила!

Отцу Николаю пришлось задержаться у двери в палату: там шла игра в карты. Ребята сбились в кружок у окна.

– Крести – дураки на месте!

– Закрой рот! Кишки простудишь!

Компания взорвалась дружным хохотом.

Но вот знакомый голос Веры Павловны:

– Здравствуйте, здравствуйте. Я думаю, теперь вы уже сами всё видели. Эти карты! После Рождества дети как с ума посходили. Играют все и везде, даже самые маленькие. Играют на деньги, на конфеты, на компот. Пробовали отбирать – прячут и из дома приносят снова... вы понимаете, сами родители приносят!

– Да вы не горячитесь так, Вера Павловна. Пройдёт у них это поветрие.

Детей собрали в столовой. Здесь ещё стояла ёлка. Оставили до Старого Нового года. Девочек было немного, в основном – ребята. Большинство их отец Николай знал – именно с ними он беседовал в прошлый раз.

– Я вам уже рассказал о пришествии в мир Спасителя, о рождении Младенца Христа. Рассказать о Его мученической смерти я хотел вам через несколько месяцев, в конце Великого поста, но, видимо, придётся сегодня.

Так вот... Христос учил народ жить праведно, явил людям множество чудес – исцелял больных, изгонял бесов, воскрешал мёртвых. И злые фарисеи из зависти решили погубить Его. Такая возможность им представилась: нашёлся Иуда-предатель, ученик Христов, который за тридцать монет предал своего Учителя. Христа схватили и решили предать самой позорной смерти, которая была в то время. Этой смерти предавали только самых отъявленных разбойников. Христа приколотили к кресту. Круглых гвоздей раньше не было, были квадратные кованые гвозди. Из ран Мученика стекала кровь. Солнце стояло высоко и палило нещадно. Христос попросил у Своих мучителей воды, но вместо воды Ему подали на пике губку в форме сердца, смоченную уксусом, – чтоб Он ещё больше страдал от жажды. Когда Христос испустил дух, Его мучители решили проверить, так ли это, и пикой ударили Христа в ребро. И при всём этом стражи ужасно сквернословили, плевали в Христа, проклинали Его. А потом они сели в круг и разыграли между собой Его одежду.

С тех пор среди грешников, разбойников и убийц в большом почёте игра в карты. Говорят, что сам бес вселяется в картёжных королей. Настоящий христианин не возьмёт в руки карты. И знаете почему? Да потому, что на них символически изображены орудия пыток и убийства Христа. Это крести – на Кресте был распят Христос. Это буби – квадратные гвозди, которые были вбиты в тело Христа. Это черви – губка, смоченная уксусом, которую подали Христу вместо воды. Это пики – пикой пронзили грудь Христа, на пике подавали Христу губку с уксусом. Вы видите, что мучители Христа хотели вечно наслаждаться своим злодейством и из рук в руки, из поколения в поколение передавать орудия пыток, как эстафету. Христиане хранят гвозди, которыми был прибит Христос ко Кресту, но не как орудие убийства, а потому, что на них была Его кровь.

Есть такое поверье, что тот, кто возьмёт в руки орудие пыток без отвращения, становится соучастником греха. Это простительно для незнающих. Но тем, кто знает, что изображено на картах, играть в них непростительно. Заядлые игроки проигрывают всё: и дом, и детей своих, и мать родную, часто погибают сами. Вы читали «Пиковую даму» Пушкина? Расскажите своим знакомым о том, что изображено на картах и почему нельзя в них играть...

Отец Николай уже уходил, когда кто-то сзади тихонько дёрнул его за рукав:

– Вот возьмите. Я же не знал.

Перед ним стоял карапуз и протягивал замусоленную колоду карт.

– Ну и молодец!

Отец Николай спрятал карты в карман. Потрепал малыша по голове, затем благословил не спеша:

– Иди с Богом. А эти карты я сожгу.

У дверей Вера Павловна тихо сказала:

– Спасибо вам. А ведь я и сама этого не знала, хотя и в церковь хожу. Да и мало кто знает. Спасибо...

Навстречу им прошла ворчливая санитарка с пустыми вёдрами:

– Ходют тут всякие. И чего ходют...

Гремя вёдрами, открыла дверь в коридор. Оттуда донеслось знакомое:

– Черви, черви, съели перви! Крести, крести, дураки на месте!

Елена ПОТЕХИНА
д. Дьячево Ивановской обл.

назад

вперед



На глав. страницу | Оглавление выпуска | О свт.Стефане | О редакции | Архив | Форум | Гостевая книга