ВЕРТОГРАД

«Я ПРОСИЛА УКАЗАТЬ МНЕ ПУТЬ...»

Памяти схиигумении Марии (Дохторовой) (1896–1978 гг.)

Её путь

Схиигумения Мария (в миру Лидия Николаевна Дохторова) родилась в 1896 году в Киеве, в благочестивой дворянской семье. В ранней юности Лидия внезапно отказалась от мяса, затем – от сладостей, затем стала ограничивать себя во всём: оставила лишь сырые овощи, фрукты и хлеб... Впоследствии она вспоминала: «Без благодати Божией невозможно было устоять, удержаться, когда, сидя с родителями за столом, уставленным роскошными яствами, ни к чему не позволяла себе притрагиваться, кроме сырой капусты, моркови и тому подобного».

Лидия успешно закончила четыре курса филологического факультета Московского университета, а во время Первой мировой войны, пройдя подготовку на медицинских курсах, ухаживала за ранеными.

В 1918 году девушка решила посвятить себя служению Господу, но прежде решила испытать себя. Когда до окончания университета оставался лишь один год, родители решили отправить Лидию к родственнице в Рим, чтобы она там могла продолжить образование.

Из воспоминаний схиигумении Марии: «Оформили мне заграничный паспорт. В итальянском консульстве выдали визу. Взяв с собой совсем немного вещей и денег, я отправилась в Одессу. В Одессе власть захватили французы. Чтобы выехать за границу, нужна была виза, в которой мне отказали. Не знала, что и делать, но уехать было необходимо. Тогда я пошла в собор и стала молиться Господу. Когда выходила, то случайно услышала разговор. Какой-то человек говорил другому: “Завтра в десять часов утра пароход «Афон» отправляется в Салоники”. Я пошла узнать, на каких условиях можно поехать этим пароходом. Мне говорят: “Билеты давно уже распроданы”... Я молилась Господу и просила указать мне путь. На следующий день утром подошла к пристани. “Господи, Тебе всё возможно”, – взмолилась я мысленно и поднялась на палубу».

По милости Божией юной Лидии удалось без билета и визы десять дней пребывать на корабле и благополучно, минуя проверяющего документы, сойти на берег в Салониках. На следующий день она была уже в Афинах, где прожила пять месяцев, пока не получила визу в Рим. Останавливаться у богатой тётушки в Риме она не решилась (среди роскоши было бы невозможно вести аскетический образ жизни) и отправилась во Флоренцию, где прожила два месяца, пока не кончились деньги, взятые дома.

* * *

Из воспоминаний схиигумении Марии: «Уже нечем было платить за комнату, не на что было покупать фрукты. Я взяла свою сумочку и покинула Флоренцию. Решила пойти в Париж пешком, как нищая странница. Ночевала где Бог пошлёт, ела хлеб и фрукты, их мне давали люди, к которым я просилась на ночлег. Спустя две недели я через Геную пришла в Сан-Ремо, что на границе с Францией».

Путь странницы лежал через Ниццу в Париж. По милости Божией находились благочестивые люди, которые предоставляли ей кров. Душа Лидии была преисполнена чувством благодарности к Господу. В Париже девушка поняла, что ни искусство, ни живопись, ни науки её больше не интересуют, она познала безграничную милость Божию и была готова посвятить себя служению Господу.

Из воспоминаний схиигумении Марии: «Я молила Господа указать мне путь: “Господи, Тебе всё возможно: не могу без православного окружения”. Тогда я и решила пойти пешком в Сербию. У меня появилось желание: прежде чем доберусь до Сербии, побывать в Бари, поклониться святым мощам Святителя Николая Мирликийского, испросить у него помощи и благословения на дальнейший жизненный путь. Я имела Отцом Бога. Господь был мой Покровитель, и у меня не было забот. Я проходила через города и селения. Все условности пали. Часто сидела где-нибудь на ступеньках дома, созерцала окружающее и славословила Бога, выведшего меня из темницы мира, чувствовала при этом радость, окрылённость мысли и благодарность.

Однажды у меня появились на ногах огромные волдыри и я не могла идти дальше. Пришлось остаться ночевать в лесу. Молилась милосердному Господу. Наутро от ран не осталось и следа. Я благодарила Спасителя...

...В Ницце однажды в русской церкви вижу, что у одного старого протоиерея одежды сделались как бы эфирными – прозрачными и серебристыми. Тогда был Петров пост. Я у него исповедовалась и причащалась. Он мне говорит: “Раба Божия, твоё место в монастыре”. С этими словами как бы огнь некий коснулся моего сердца и я почувствовала, что моё место действительно в монастыре. Но пока продолжала свой путь к Святителю Николаю. Выйдя из Ниццы, к вечеру добралась до Альп... Через двадцать дней я пришла в Венецию».

Лидия собиралась в город Бари отправиться пешком, но один благочестивый человек упросил её поехать поездом, купил ей билет и уговорил принять деньги. Два дня подвижница не ела и не пила воду, чтобы «в посте поклониться святым мощам».

Из воспоминаний схиигумении Марии: «Приехав в Бари, я пошла в русскую церковь. Местный священник недавно умер, его матушка с дочерью жили в священническом доме. Другая постройка была странноприимной для русских паломников, в то время она пустовала. Матушка сказала, что после смерти своего батюшки она ещё не заходила в его кабинет, и попросила меня поселиться там и молиться о нём Богу. Утром путь мой лежал в католическую церковь, к Святителю Николаю. Помолившись ему и поклонившись его святым мощам (они установлены внизу под иконой), я была одарена Святителем. Мне показалось, что золотая река проникла в моё сердце.

Жила в доме батюшки, питалась фруктами. Ежедневно ходила на поклонение к мощам Святителя Николая. Как-то я читала в комнате акафист иконе Божией Матери “Скоропослушница”. В это самое время заглядывает матушка, протягивает мне икону Божией Матери “Скоропослушница” и говорит: “Она вам предназначена. Я перебирала своё бельё в комоде, а эта икона лежала на дне ящика и вдруг выпала. Я её вернула на место, но она снова выпала. Я положила её на дно в третий раз, она в третий раз падает, и я как бы почувствовала в душе, будто мне кто-то сказал: «Эту икону дай страннице Лидии»”. Я с радостью приняла её и с благодарностью закончила чтение акафиста». (Следует отметить, что много лет спустя в Югославии икона уцелела во время пожара. По свидетельству очевидцев, от иконы исходило чудное благоухание. Подвижница была похоронена с этой иконой.)

«Через два дня, вернувшись от Святителя Николая, сидела у себя и читала, душа была преисполнена желанием послужить Господу, – вспоминает м. Мария. – Около двенадцати часов дня ещё ничего не ела. Вдруг в сердце кто-то ясно говорит: “Не бойся”. И в это мгновение произошло нечто необычайное. Вся комната наполнилась криком и шумом. Я опустилась на колени и взмолилась: “Господи, три дня не буду есть и пить, спаси меня!” Проникая через меня, вращаясь вокруг меня, двигаясь надо мной, комнату заполнил невидимый легион бесов.

Я молилась Господу три дня и три ночи не переставая. Господь укрепил меня словами “не бойся”. Вера меня спасала. “Спаси, Господи, пощади рабу Твою, помилуй меня, немощную, ради имени Твоего Святого, пощади, Господи Милосердный” – примерно так и подобно этому молилась душа моя. Через трое суток я встала с колен. У меня раскрылись глаза. Можно сказать, я почувствовала ад и небесную помощь, получила способность познавать и различать духов. Страшная действительность открылась мне. Но и нескончаемое заступление, близость, любовь Спасителя Господа нашего Иисуса Христа узнала я. До той поры я принимала только милости и утешения, радость и озарённость предваряющей благодати. Теперь пришло время горьких искушений, настало время брани. Господь укрепил мою душу, чтобы я могла принять вызов».

* * *

Вскоре Лидия уехала в Черногорию. Ей посчастливилось побывать в монастыре святого Василия Острожского. Здесь она тайно поселилась в пещере недалеко от монастыря святого Василия. Лидия лишь через несколько дней рассказала игумену монастыря, что поселилась на горе в пещере. Игумен сообщил о подвижнице в митрополию, вскоре пришло разрешение, и в 1920 году на праздник Покрова Пресвятой Богородицы она стала послушницей.

Из воспоминаний схиигумении Марии: «В округе было много волков, по ночам они выли, и душа моя от изнеможения иногда стонала. Но всё покрывала любовь Божия. Ночью, бывало, выйду из пещеры и молюсь под звёздным небом, произношу: “Отче наш!” – и чувствую себя в Отчем доме. И тем не менее мне очень не хватало духовного совета. Умоляла: “Господи, пошли мне старца или старицу, я одна изнемогаю в этой брани”. Постоянно просила об этом Спасителя...»

Вскоре девушку отправили в русский монастырь в Хопово (Сербия), затем её путь лежал через Румынию в Бессарабию. Господь услышал отшельницу – в Сербии ей предстояло встретить старицу и старца.

Вот как рассказывает матушка Мария о первой встрече с блаженной старицей Диодорой:

«К Успенскому посту я пришла в монастырь Жабка (в Бессарабии). Через три дня увиделась с монахиней Диодорой. Я о ней ничего не знала, но, когда её повстречала, было такое чувство, словно мой Ангел-хранитель её поприветствовал. Какая-то сила исходила из моего сердца, устремлялась к ней. Она с удивлением на меня посмотрела и сказала: “Слава Богу”. Я поняла, что Господь услышал мою молитву. Монахине Диодоре было 68 лет. Из них она сорок лет прожила в монастыре на разных послушаниях, последние шесть лет юродствовала Христа ради. Оборванная, грязная. Но я ощутила в ней силу духа.

Между нами установилось таинственное духовное общение. Через неё я познала духовные чувства и любовь во Христе. Её внешний вид меня не отталкивал – я воспринимала её духовно. Она меня любила во Христе. Я молчала, она юродствовала, но наше общение было выше слов.

На Успение Божией Матери во время утрени на всенощной мне как-то таинственно открылось, что мать Диодора умрёт. Она в это мгновение на меня посмотрела, и ей также это открылось. На другой день после Успения старица взглянула на меня, и в её глазах был свет Святого Духа. Так она попрощалась со мной и ушла куда-то, юродствуя. Моя душа плакала. Я ещё ничего не знала, но сердце скорбело». (В тот день, когда она ощутила беспокойство, блаженная старица погибла.)

По молитвам Диодоры духи злобы оставили послушницу, она уже могла молиться в тишине, но после смерти блаженной враг стал мстить подвижнице через людей. Послушнице Лидии пришлось претерпеть гонения от игумении монастыря за то, что она приняла участие в судьбе падшей сестры, изгнанной из монастыря. За советом и молитвенной помощью она обратилась к старцу Филимону.

Из рассказа матушки Марии: «В молодости он, будучи послушником... плугом нечаянно повредил себе обе ноги, которые пришлось ампутировать выше колен... Его келия оказалась на чёрном дворе, он разговаривал с приходящими к нему за советом через окно, а сам лежал на деревянной лежанке возле окна. Одет был в белую рубаху, седой, глаза голубые. Когда его увидела, сердце растаяло во мне от умиления и любви: ангельская чистота, кротость, рассудительность – всё в нём было не от мира сего. Согрелась моя душа рядом с этой прекрасной душой. Он принял меня с любовью, долго со мной говорил, а потом произнёс: “Ты не только должна помочь падшей сестре, но и много претерпеть за неё”».

* * *

Из воспоминаний схиигумении Марии: «В Петров пост (1924 год) мы приехали в Сербию, здесь Господь сподобил, к моему великому благу, встретиться с Высокопреосвященным владыкой Феофаном (Полтавским. – Ред.), который стал моим возлюбленным о Господе старцем. С тех пор жизнь моя протекала под его духовным руководством. В Великий пост 1925 года я получила монастырь святых мучеников Кирика и Иулитты около Цариброда, сюда же удалось переправить и двадцать сестёр, которые оставались в Кишинёве. В июне 1925 года, в день памяти Пророка Предтечи и Крестителя Господня Иоанна, я приняла постриг в малую схиму с именем Диодора, в память своей первой возлюбленной о Христе старицы».

Из воспоминаний владыки Гавриила (Динева)

В Югославии она прожила со своими сёстрами до 1950 года, обновила и расширила семь монастырей. В последние годы управляла сразу тремя монастырями. Свой монастырский устав она заимствовала у преподобного Кирилла, игумена Белозерского. В монастыре вставали в три часа ночи, читали по келиям полунощницу и шли в церковь, где ежедневно совершалось богослужение с литургией, которая заканчивалась в семь часов утра. Некоторые сёстры, чаще всего новоначальные и немощные, завтракали и отправлялись каждая на своё послушание... После утреннего богослужения матушка отдавала благочинной распоряжения о предстоящих делах, а сама запиралась на два часа для совершения келейного правила. Она говорила, что без молитвы не смогла бы руководить сёстрами.

По вечерам она принимала сестёр на откровение помыслов, старалась проникнуть в самую сокровенную душевную глубину у тех, кто искал её наставлений и духовной помощи. Благодаря чтению житий святых отцов и следованию их учению матушка обрела большую опытность в духовной жизни. Из святых отцов она больше всех любила Макария Великого, Григория Богослова, Исаака Сирина и Симеона Нового Богослова. Макария Великого, кстати, почитала как своего старца. Неизменно считала себя грешнее всех сестёр.

Будучи игуменией, она проводила суровую подвижническую жизнь: спала на полу, двадцать лет питалась одним хлебом, носила долгое время вериги (пока не заболела очень сильно, тогда пришлось их снять).

Особенно большие скорби и испытания ей пришлось пережить во время последней войны. Она кормила и прятала в монастыре партизан, несмотря на предупреждения немецких и итальянских оккупационных властей, обещавших не трогать монахинь только в том случае, если те не будут помогать партизанам, – в противном случае грозили монастырь уничтожить. Наконец до оккупантов дошло, что матушка принимает партизан, и её занесли в список приговорённых к смертной казни. Один болгарский полковник, который любил беседовать с м. Марией и брал у неё духовные книги, вовремя предупредил её, сказал, что видел списки, и матушка ушла в безопасное место.

Она очень любила сестёр. Однажды сестра Ксения (в монашестве Мария) заболела какой-то мучительной болезнью, температура доходила до сорока. “Я о ней сильно молилась, – рассказывала старица, – и сестра выздоровела, а сама я заболела. Оказалось, это была лихорадка”. Можно было понять так, что матушка молилась, чтобы болезнь сестры перешла на неё. Это повлияло на состояние здоровья игумении и оставило след на всю её жизнь.

Самую большую заботу матушка проявляла о духовном исправлении и преуспеянии сестёр. Человек, который не имеет представления об истинном духовном руководстве, не может даже вообразить, какой великий труд для старца или старицы – бороться со страстями послушника, послушницы и с врагами рода человеческого, действующими через эти страсти.

Матушка Мария никогда не имела лицеприятия к сёстрам. Она также не отличала русских и сербок, любила всех одинаково. С ней сближались больше те, кто был ближе к Богу и кто мог воспринять высшую степень духовного общения. Но более преуспевших старица старалась не баловать, она вела себя с ними гораздо строже, чем с остальными.

Сёстры очень любили свою духовную мать. Однажды в югославский монастырь, управляемый игуменией Марией, приехал представитель местного епархиального архиерея и объявил, что половину сестёр решено отправить в другой монастырь. Все насельницы начали плакать, и архиерейский посланник в изумлении заметил: “Старших монахинь я понимаю, но когда к вам успели так привязаться новоначальные послушницы?” Он доложил епископу, что отделить сестёр от их духовной матери невозможно.

В 1950 году игумении Марии предложили отказаться от подчинения Московской Патриархии и от советского гражданства, угрожая переселением в другую страну. Она предпочла отправиться в изгнание, но не отказалась от своей Родины и от своего архипастыря и отца – Святейшего Патриарха Московского и всея Руси. Тогда её вместе со всеми русскими сёстрами в товарном вагоне вывезли в Албанию. Сербские монахини неутешно плакали и рвались к матушке, но их разлучили насильно.

В Албании им разрешили занять один из монастырей и по ходатайству Святейшего Патриарха Алексия (Симанского) и советского посла оказывали всякое содействие. Но трудно было православным монахиням жить в неправославной стране. По этой причине матушка отказалась от возможности остаться в монастырях Франции или США, она решила проситься в Болгарию. По ходатайству Святейшего Патриарха Алексия Болгарская Православная Церковь и болгарское правительство в 1954 году приняли русских монахинь и предоставили им возможность выбрать монастырь.

Матушка осмотрела разные обители в Болгарии. Ей понравился маленький полуразрушенный скит преподобной Параскевы-Петки, находящийся недалеко от Софии (курорт Банкя). Прекрасная природа и уединённость этого местечка пришлись по душе сёстрам. Началась работа по восстановлению монастыря и постройке новой церкви. В скиту прп. Параскевы Пятницы матушка учредила скитский устав преподобного Нила Сорского.

Я познакомился с моей духовной старицей в 1972 году, а в 1973-м оказался у неё в монастыре. Сколько добра она сделала для меня, сколько сил и времени посвятила мне, обо всём и не расскажешь. Она старалась глубоко проникнуться состоянием моей души и необычайно терпеливо помогала мне избавляться от страстей и мирских привычек. Вся моя ветхая природа, подстрекаемая врагом спасения, вооружилась против подобного обновления, но я это понимал, всегда каялся и таким образом остался верным моей старице до конца её дней.

За сугубые проступки своих духовных чад матушка наказывала совершенно необычным способом: она сама несколько дней оставалась без пищи и питья. Более страшного порицания для любящих её и быть не могло. Матушка сама готовила и подавала монастырским гостям и рабочим... Она была необычайно умна, образованна, талантлива, начитанна. Но не это привлекало к ней людей, а её любовь во Христе.

Матушка Мария достигла высшей степени Иисусовой молитвы – умно-сердечной. Она говорила, что её сердце и во сне молится. Старица была человеком очень чистой жизни, как-то призналась, что не помнит, чтобы у неё были нечистые плотские помыслы. Для неё неважно было, кто, что о ней подумает и скажет, значение придавала только состоянию совести пред Господом. Матушка была совершенно незлобива и очень милосердна. Никого не осуждала и не терпела осуждения других. Она очень строго взыскивала со своих духовных чад за этот грех. Бывало, ей рассказывают с осуждением, что на неё кто-то клевещет – матушка сразу пресекала такие речи: “Что бы обо мне ни сказали, не скажут того, чего я действительно достойна за свои грехи”.

За полтора года до смерти она сильно занемогла: начал страшно болеть позвоночник, потом ноги и руки. Она вставала и двигалась с неимоверными усилиями, но при этом говорила, что человек приходит в такую меру духовного возраста, когда состояние тела не влияет на состояние души. Тело голодает, мёрзнет, жаждет, страшно болит, а душа радуется и веселится о Господе. Говорила, что никогда в жизни не знала таких страшных болей, похожих на боли при переломе костей... У неё на протяжении сорока лет был суставный артрит, болезнь с годами обострялась. Последние десять-пятнадцать лет страдала от шума в ушах, особенно когда уставала, говорила, что ей кажется, будто мимо ворот едут сотни танков. Лекарств она никогда не принимала, всё терпела и благодарила Бога.

Игумения Мария обладала даром прозорливости и чудотворной молитвы. Некоторые в этом убедились на собственном опыте, но она эти дарования старалась скрывать.

Как-то появился человек, у которого была парализована рука. Он сказал рабочему на дворе, что ему приснилась преподобная Параскева и послала в монастырь, чтобы о нём игумения помолилась; сказал также, что оказался впервые в этом монастыре, но это тот самый, какой он видел во сне. Рабочий проводил его к матери Марии. Вскоре игумения и ещё одна сестра пошли с болящим в храм. Через некоторое время он вышел оттуда радостный, окликнул рабочего, поднимая высоко руку и, двигая всеми пальцами, показывал, что исцелился. И со мной были подобные случаи.

Пришёл Великий пост 1978 года. Матушка постилась так же строго, как всегда. На Крестопоклонной седмице боли у неё усилились и уже до самой кончины не прекращались. В Лазареву субботу она пособоровалась. За эти дни несколько раз причащалась. В пятницу Светлой седмицы она ещё посылала меня в город по строительным делам: мы собирались летом делать ремонт. Вернувшись вечером, я нашёл её в очень тяжёлом состоянии. В воскресенье вечером матушка ещё немного говорила.

Я попросил у неё прощения за всё, чем согрешил перед ней. Она сказала: “Бог простит... Таков путь...” До утра сидел я у её кровати при керосиновой лампе и плакал. В какой-то момент её дыхание начало прерываться. Последний вздох – и вдруг она открыла глаза. Как можно словами выразить то, что я увидел? В её глазах была бездна неимоверной скорби, такой, что превосходит земные измерения. И через миг глаза закрылись... Я почувствовал, что даже в последние часы своей жизни, при переходе в другой мир, она переживала не столько за себя, сколько болела и скорбела душой об остающихся, о тех, кто лишался своей наставницы, горячо любящей духовной матери и покровительницы.

Отпевание старицы совершил епископ Геласий. Это было его первое отпевание в архиерейском сане. За пять лет до кончины матушка сказала, что её будет отпевать отец Геласий. Все удивлялись, полагая, что это должен делать епископ Парфений, её духовник. Но ко времени кончины старицы он был очень болен и Святейший Патриарх благословил отпевать епископу Геласию, зная, что матушка его очень любила.

На третий день мы похоронили свою игумению. В том году зима была почти без снега. Весна тоже выдалась сухой, и травы почти не было. Но с кончины матушки начались проливные дожди, и такая поднялась трава, что мы накосили очень много сена.

Впоследствии и могила матушки стала для меня местом утешения и отрады. Там я получал облегчение в скорбях. Из многих случаев благодатной помощи по святым молитвам матушки я расскажу лишь об одном. Однажды вместе с рабочим мы хотели весной вскопать огород внизу под монастырём, возле леса. Стали выжигать сухую траву. Дувший северо-западный ветер погнал огонь к деревьям. Казалось, остановить его невозможно. Опасность была страшная: огромный лес, а возле – село. Я всем сердцем обратился к матушке Марии, попросил помочь в беде, и вмиг ветер повернул в другую сторону. Огонь погас. Я горячо благодарил Бога и Его угодницу.

Во мне живёт уверенность, что народ (имею в виду русских), способный рождать таких церковных чад, – это народ великий и необычайно богатый. Такой народ будет храним Богом до скончания века. Господь да упокоит страдалицу схиигумению Марию в Своём Небесном Царстве, а нам да простит грехи по святым её молитвам.

Если милосердие душевное состоит в том, чтобы не видеть наготы ближнего, то для чего нам раскрывать её? Итак, душа истаивает от жалости к человеку.

* * *

Иисус для сердца всё: насыщение, просвещение, очищение, окрыление, укрепление, утешение. Возрастает дерзновение сердца, но душа, наученная опытом, удерживает дерзновение и, как в безопасное убежище скрывшись в свою нищету, оттуда, омывшись обильными тёплыми струями слёз, взывает: «Ни лобзания Ти дам, яко Иуда, но яко разбойник».

* * *

Жизнь – не обыкновенная вещь, которую можно провести разумно, нравственно, красиво – и только (идеал философии и науки). Жизнь подобна человеку, после кораблекрушения оказавшемуся нагим в море. Цель его – только ухватиться за предмет, могущий доставить его к берегу. В действительности существует только свет Христов и тьма диавольская, а середины нет. Всё остальное – соблазны и заблуждения. Только светом Христовым можно различить тьму сатанинскую. «Свете тихий святыя славы», спаси нас.

Подготовлено по книге митрополита Гавриила (Динева) «Схиигумения Мария».
Источник: журнал «Русский инок»

назад

вперед

На глав. страницу | Оглавление выпуска | О свт.Стефане | О редакции | Архив | Форум | Гостевая книга