СТЕЗЯ
ЖИТЬ В ВЕЧНОСТИ
|
В нашей жизни много событий, значения и ценности которых мы просто не знаем. Да и как их оценивать? Распределять по «рейтингам», как это делают в новостных информагентствах? Но как бы там отнеслись, скажем, к такой новости: в глухой Коми провинции, в местечке Кылтово, умерла старушка. Вроде как и не событие вовсе. Но кто знает, может, в мире Горнем это было самое главное происшествие, случившееся на земле, – и все ангелы ликовали, принимая к себе чистую душу.
Матушку Марию (Капшеникову), схимонахиню кылтовской Крестовоздвиженской обители, Господь сподобил преставиться в Троицу – в полшестого утра, за молитвой, когда в домовом монастырском храме начинали готовиться к праздничной Литургии. Накануне, в родительскую субботу, она исповедовалась, с благоговением причастилась Святых Христовых Таин – и отошла в мир иной тихо и мирно. Кроткая, никому не докучавшая при жизни, она и своим уходом никого не побеспокоила.
Отпевали усопшую игумен Игнатий, настоятель Кирилло-Мариинского скита в Максаковке, и священник Кылтовского монастыря иеромонах Андриан. Вместе с сёстрами в последний путь на монастырское кладбище схимницу провожали самые близкие люди, в числе которых были её любимые внуки, правнуки и праправнуки. Матушка Мария прожила очень долгую и трудную жизнь, полгода не дожив до своего 90-летия.
– Никакой скорби у нас во время похорон не было, – рассказывает настоятельница кылтовского монастыря игумения Стефанида (Запорощенко). – Потому что мы знаем, что смерти нет. А то, что Господь забрал её в столь великий христианский праздник, для нас служит утешением. Господь как бы показал, что она угодила Ему.
– А какая она была при жизни? – спрашиваю матушку Стефаниду. Я специально приехал на подворье Кылтовского монастыря в Сыктывкаре, чтобы расспросить игуменью о схимонахине Марии. Уж очень много хороших слов я слышал об этой подвижнице ещё при её жизни.
– Очень добрая была, ко всем доброжелательная. Никакого уныния, озлобления или ропота. Последний год она уже сильно болела, не могла сама подниматься с кровати. И вот в этой своей немощи как будто ещё больше просветлела душой, стала ещё добрее – такой чистой, как ребёнок! Мы все умилялись, глядя на неё. Ко всем радостная, всех любила, всем доверяла... Прямо даже не могу подобрать слов, чтобы передать это её состояние...
Игуменья как-то по-детски счастливо улыбается, вспоминая свою сестру во Христе, и по этой её улыбке можно догадаться, каким человеком м. Мария была. С таким выражением лица говорят обычно о самых близких и любимых людях, – в которых один только свет, любовь и нет никакого зла.
– Мы с ней ещё с молодости знакомы, – дальше вспоминает матушка Стефанида. – Вместе молились, ходили в Кочпонский храм, ездили в Айкино к отцу Георгию (Савве). Это было в 70-е годы. Вначале отец Георгий был её духовным отцом, а потом она отцу Трифону (Плотникову) в Ибе помогала и встала под его окормление. Там готовила, на клиросе пела, в колокола звонила. Затем поехала вместе с ним возрождать Антониево-Сийский монастырь. Там два года подвизалась.
Ещё когда мы ездили в Айкино к о. Георгию, матушка Мария очень хотела научиться читать Псалтырь и просила батюшку благословить её на это обучение. Говорила: «Я по всем покойникам читать её буду». В то время по усопшим Псалтыри ещё не читали: видимо, некому было, да и забыли за годы советской власти такую традицию. И вот когда она выучилась, то действительно стала ходить на все похороны по домам, кто бы её ни позвал. За ночь прочитывала над гробом всю Псалтырь. Потом у неё появилась помощница, Александра Ивановна. Они вместе стали молиться об усопших. Мы тогда в Эжве, городе-спутнике Сыктывкара, втроём собирались на квартире у матушки Марии и молились соборно. Правило читали и акафисты, особые молитвы по случаю.
– То есть получается, пока общины и храма в Эжве не было, молитвы за Эжву возносились в комнате матушки Марии? – спрашиваю игуменью.
– Так и было, – соглашается она. – Только мы молились в основном втроём, да ещё моя мама к нам иногда присоединялась. Много народу к нам тогда не ходило.
– А вы не знаете, матушка Мария с детства в Бога верила?
– Да. Родители её были верующими. Правда, умерли они рано и с 10 лет девочка осталась сиротой. Сначала год находилась в детском доме, а потом её забрала к себе родная сестра отца, проживавшая в Евпатории. Тётя тоже была верующей, ходила в храм и брала с собой племянницу. Там, в Крыму, Маша окончила семь классов, выучилась на парикмахера и на повара. В 1941 году вышла замуж, но пожить с мужем ей не удалось – он вскоре погиб на войне. А она родила дочь Валентину и с ней три года находилась в оккупации. В 55-м году переехала в Коми. Всю жизнь оставалась одна – замуж второй раз так и не вышла.
Валентина умерла раньше матери, оставив ей троих внуков. Сейчас у матушки есть даже праправнуки. Все её очень любили, и она в них тоже души не чаяла. Даже когда была в монастыре, внуки к ней часто приезжали, к своей самой любимой бабушке.
Сколько помню матушку Марию, она всегда работала поваром. Готовила очень хорошо и у нас в монастыре несла послушание на кухне. И даже когда ей было очень тяжело, ноги сильно болели и не слушались уже, она всё равно, пока могла ходить, становилась у плиты. А ведь это послушание трудное, готовить надо не только на всех сестёр, но и на трудников. Надо каждый день рано вставать, после трапезы перемывать всю посуду. И при этом она ещё очень много читала Псалтырь. У нас Неусыпаемую Псалтырь сёстры читают по полтора часа, а она читала по три – с четырёх часов утра и до семи.
– А постриги над матушкой кто совершил?
– В мантию и схиму постригал владыка Питирим в нашем монастыре, а первый постриг в рясофор совершил отец Трифон (Плотников) – ещё в Ибе, в 92-м году. Она до конца дней считала о. Трифона своим духовным отцом и просила обязательно сообщить ему о её смерти. Мы это сразу же исполнили.
– А в схиму в связи с чем её постригли? Болела, наверное, тяжело?
– Нет, не из-за болезни. Матушка готова была к этому постригу, к своему молитвенному подвигу. Все свои страсти она давно уже изжила. Не было никакого ропота, недовольства, уныния, которые посещали её в начале монашеского пути. Да и то, начальное, уныние было лишь оттого, что считала себя большой грешницей, потому что в молодости, как и все, пела, плясала, веселилась. Я-то, зная, что никаких больших грехов у неё нет, частенько утешала её: «Матушка, да тебе Господь давно уже всё простил. Какие это грехи?!» Избавилась она и от многословия, от лишних разговоров (а для монашествующих это очень важно, потому что святые отцы предостерегают: в многословии нельзя избежать греха). Стала сдержанна в разговорах, много времени посвящала молитве. И по её духовному состоянию я заключила, что матушка к этому постригу готова. Слава Богу, что она ещё и в схиме послужила, очень много молилась о нашей обители.
У нас все схимницы (их было пять), слава Богу, после своего пострижения жили ещё долго и несли молитвенный подвиг. Матушка Мария более девяти лет была в схиме. Мы поручали ей особые молитвы: о монастыре и о мирских людях, которые обращаются к нам за молитвенной помощью. В нашем монастыре старцев нет, и поэтому схимницы несли как бы старческое служение. Все сёстры бегали к ним за духовным советом: разрешить какие-то свои вопросы или нестроения в монастыре. Те всегда успокоят, утешат, поуговаривают их. Все они очень по-матерински относились к сёстрам. Теперь схимниц у нас нет, а без них очень тяжело.
Рассказ матери настоятельницы дополнила сыктывкарка Руфина Прокушева, знавшая матушку Марию ещё в миру:
|
– Мы познакомились в Ибе, когда там ещё отец Трифон служил. Тогда её все звали просто Марией Митрофановной. Это было лет 20 назад. Они втроём тогда пели на клиросе вместе с Александрой Ивановной и матушкой Ниной – мамой отца Трифона. Мне так нравилось, как они поют! Я смотрела на них, как на небожителей: всё-то они умеют, а я ничего не умею. И что меня в Марии Митрофановне поразило. Я тогда только стала исповедоваться, причащаться, всё мне в Церкви нравилось. И вот как-то я, такая радостная, иду из храма в сторожку. А она с колокольни спускается. Только что звонила в колокола. Смотрю – она плачет. Слёзы текут по лицу. Меня это так поразило!
«Ой, Мария Митрофановна, а чего вы плачете-то?» «Да вот, Руфиночка, я тебя осудила в мыслях. Про себя подумала: “Зачем эта гордая женщина ходит в храм?” Ты уж меня прости!»
Меня тогда это потрясло. Я ей говорю: «Да так оно и есть. Вы нисколько не погрешили против истины».
Мне это её покаяние было как пример. Потому что осудить-то я тоже могу, и не только в мыслях, а вот попросить прощения перед тем человеком, которого осудила, – это у меня никак не получается. Ещё на исповеди в этом грехе могу покаяться, как трус последний, а чтобы лично – глаза в глаза – это выше моих сил.
Столько лет уже прошло, а этот наш разговор до сих пор помню...
– В Сийский монастырь я тоже частенько приезжала к отцу Трифону и жила там по несколько дней, а то и недель, когда там находилась матушка Мария, – продолжает Руфина Ивановна. – Она готовила всей братии и послушникам трапезу. В монастыре особых разносолов нет, но она пыталась всем угодить. Вспомнит: «Руфина-то кашу любит», – и начинала варить мне отдельно кашу. Ну и что с того, что я кашу люблю, я могла бы обойтись и без неё. Вроде бы мелочь, а так много говорит о том, каким матушка была человеком!
* * *
Похоронили м. Марию на обновлённом монастырском кладбище. Рядом с большим Поклонным крестом, под которым покоятся останки всех монашествующих, живших в монастыре ещё до его закрытия. По другую сторону от её могилки – крипта угодницы Божией Ермогены, второй игуменьи монастыря, которая ещё при жизни была удостоена от Господа дара особой молитвы, способной совершать чудеса. Хочется верить, что ещё одна небесная заступница появилась у таёжной северной обители, которая последнее время стала активно возрождаться, быть может, и по молитвам матушки Марии.
К сожалению, при жизни схимонахиня Мария была такой скромной, что мне не удалось найти ни одной её фотографии, где бы она была в схиме. Но на монастырском подворье увидел портрет м. Марии, написанный благочинной монастыря монахиней Пиной (на фото слева). Она изобразила свою старшую сестру во Христе в схимническом облачении, символизирующем смерть для мира и жизнь в вечности. Как мне показалось, в этом портрете м. Пине удалось передать состояние постоянной готовности к смерти у матушки Марии. Она не боялась разлучения с этой земной жизнью, а боялась только одного – быть отлучённой от Христа и того, чтобы не умереть без покаяния и напутствия перед последней дорогой к своему Небесному Жениху святыми Христовыми Дарами.
Евгений СУВОРОВ
Фото Р. Прокушевой
 | назад |
| вперед |  |
