СТЕЗЯ
НА БОЖЬЕЙ ГРЯДКЕ
В предыдущем выпуске газеты мы опубликовали статью наших корреспондентов, побывавших в Хутынском монастыре Новгородской области. В ней говорилось об истории обители, её святынях и нынешнем дне. А сегодня мы снова предлагаем вашему вниманию рассказ о монастыре – с точки зрения трудницы, вынесшей для себя оттуда замечательные духовные уроки.
Среди постоянных паломников и трудников Спасо-Преображенского Хутынского монастыря можно встретить людей самых разных профессий и судеб. Одна из них – Ирина, сотрудница Детского кризисного центра в Петербурге и прихожанка Чесменской церкви. Она стала работать психологом с 2007 года, после непростых поисков своего предназначения в жизни. В этом, по её словам, помогло обретение веры.
– Ирина, как всё начиналось?
– С детства мечтала заниматься наукой, биологией, и мечта сбылась. После окончания института работала на своей любимой кафедре. Уже тогда я начинала воцерковляться, мировоззрение менялось. Научная карьера тоже меняет людей, но по-другому. Без веры в Бога я бы никогда не ушла оттуда, просто не смогла бы. Оставив науку, мыкалась по разным работам, искала какую-то новую цель – и решила пойти учиться на психолога.
– А как в Церковь пришла?
– Ещё в студенческие времена. Одна моя однокурсница-протестантка активно проповедовала, подарила мне Библию. Прочитав её один раз, я поняла: да, что-то в моей жизни будет очень сильно меняться. Мне было тогда 22 года.
Такой у меня характер – если попадаю куда-то, то мне хочется в это нырнуть с головой. Где больше всего можно узнать о христианстве? В монастыре... Вообще-то, идея поехать трудницей в монастырь у меня появилась давно, но мешали гонения на православную веру квартирного масштаба – родители слышать ничего не хотели о Церкви, уж какой там монастырь! Поэтому нужно было организовать свой побег.
– Неужели всё было так сложно?
– Да, они были против православных книг, икон. Причём категорически, как-то ревностно против. Не могу назвать родителей атеистами, они верят в существование Бога, но какого-то своего, особенного, и в церковь упорно не идут. Раньше мне казалось, что они просто не могут принять таких быстрых перемен во мне, но постепенно всё это придёт. Ничего подобного! Даже с моим уходом из дома отношение не изменилось. Мы сейчас можем говорить о чём угодно, но если тема касается Церкви – словно аллергическая реакция начинается.
– Так случается, когда кто-то один в семье начинает воцерковляться...
– О, я этих историй знаю множество! Моя мама не думала про Церковь до того, как я стала в неё ходить. Не было у неё никогда такой ненависти. Откуда она взялась? Стоит сделать шаг к Богу – и первыми против этого выступят твои домашние. Это не значит, что они одержимые, просто зло начинает идти через них, а они не могут ему противостоять.
– «Враги человеку – домашние его». Наверно, именно о такой ситуации говорил Спаситель. Это имеет отношение к психологии?
– Судя по тому, с чем я сталкивалась в разных семьях, это можно описать с помощью психологических терминов. Если человек на себя не похож, у него горят глаза, он выходит из себя, кричит что-то бессвязное, кидает вещи, а утром его разбудишь и он говорит: «А что вчера было?» – это не что иное, как психотический эпизод. Как православный человек, могу это истолковать иначе: им что-то овладело. Но это не значит, что человека нужно сразу на отчитку. Или что его нужно сразу лечить, колоть. Мне кажется, человек, который не ведёт церковную жизнь – не молится, не постится, не ходит на исповедь, не причащается – уже потенциальный проводник зла. Он, так скажем, не принимает «лекарства», и поэтому через него всё что угодно может идти.
– Но вернёмся к тому, что ты собралась ехать в монастырь. Что было дальше?
– Ещё до поездки мне удалось в православном клубе встретиться и поговорить с монахом. Говоря о монастырях, в которых можно потрудиться, он сказал, что в каждой обители своя атмосфера, и добавил, что ему понравилось в Хутыни. Помню только, что ушла с этими словами: «Хутынский монастырь». Потом нашла адрес и поехала. Меня благословил и довёз туда мой духовник – отец Сергий. Приехали утром, и через 15 минут я уже была на грядке. Я в монастырь приехала с вещами: специально купила юбки, рубашки, явилась в парадной форме, в белых носочках – и прямо в этом меня на картошку. Так с Хутынью и познакомилась (Ирина смеётся).
– Как это?
– Ну, как? Мы вышли из машины, зашли на территорию монастыря, матушка Нонна нас встретила и сказала: «Трудиться? Хорошо. Вещи – туда, а сама пойдём со мной». – «Куда? А вещи, вещи?!» – «Да, ладно...» – «Батюшка, до свидания!»
Мне-то казалось, приеду – мне экскурсию организуют: вот храм – пожалуйста, помолитесь, свечки поставьте. Похожу, птиц послушаю... А тут через 10 минут уже песок в руках перетирала. Пололи картошку. Спину было не разогнуть... Самих монахинь было больше, чем трудниц. Всё строго. К вечеру нас отвели кушать, потом я устроилась, вещи свои разложила. И первое, что я подумала, придя в келью: «Да уж, приехала в монастырь!»
– В келью?
– В гостиницу для приезжих. Там двухместный номер, и если есть деньги, можешь поселиться там. А в паломнической – бесплатно, но там тяжело, народу много.
– Расскажи о распорядке дня.
– Подъём там не очень ранний, часов в семь. На раннюю службу – по желанию. После завтрака – в поле. Там мы работали до ужина, с перерывом на обед. Иногда и после ужина – до 22 часов, потому что я попала в то время, когда нужно было срочно убрать картошку – она начала портиться. Вернёшься с поля, правило прочтёшь – и выключаешься до утра. И так две с половиной недели.
– Какие-то особые впечатления остались от первой поездки?
– Все впечатления особые. Я поняла: православная вера именно там. Никто мне ничего не объяснял, лекций не читал. Мне кажется, что это важная черта православия, в отличие от того же протестантизма, где тебе всё разжуют и в рот положат – только успевай открывать. В монастыре, наоборот, приходилось самостоятельно постигать какие-то вещи, находить и читать, учиться молиться. При этом тебе всегда помогут; но там поддерживались твои инициатива и силы.
– Тебе не кажется, что это подходит сильным людям, а слабых скорее оттолкнёт?
– К сожалению, так и происходит. Люди ориентированы на получение того, чего желают, к чему считают себя готовыми: «Сегодня я хочу узнать о православии. Рассказывайте, так и быть. Я к вам пришёл – любите, учите меня». А в монастыре всё на своих местах. Если ты чего-то хочешь, пожалуйста – иди и делай. Часто я слышала: «Вы сюда зачем приехали?» И вот это меня поначалу удивляло: «Я же не на каторгу сослана, в конце концов!» На самом деле всё правильно. Потому что если ты приехала трудиться, тогда трудись.
– А помолиться?
– А чем тебе мешает картошка-то? Там все молчат на грядках – сиди и молись. Вот если ты в храме, на службах хочешь присутствовать, это значит, что ты приехала как паломник. Хочешь укрепляться в вере – пожалуйста, там условия созданы, чтоб человек был смиренным, терпеливым, трудолюбивым. И чтоб полюбил службу – потому что если ты можешь пойти на неё в любое время, то перестаёшь её ценить. А вот когда ты 10 дней просидишь на грядке и тебя не пускают на литургию, потому что работы много, то ты этой литургии так ждёшь! И потом бегом бежишь. Монастырские службы часа по четыре, а то и больше, но ты готов, только пустите. В день приезда у меня на вечерней службе ноги устали, но через неделю я уже совсем с другим настроением стояла.
– Где тебе в монастыре больше нравилось? Может, место какое-то было любимое?
– Грядки – одно из самых любимых мест, – улыбается Ирина. – Хотя там было очень тяжело, до искр в глазах. Но, кстати, почему эти грядки такие волшебные? У каждого из нас есть свои хронические заболевания. Часто можно слышать: мне, мол, этого нельзя, у меня вот то-то. Но в монастыре я делала то, что мне «нельзя», и ничего плохого не случалось. Мы рвали траву руками (полоть-то было сложно – трава по пояс, её сначала скосить бы). Перчаток вечно не хватало, а те, что были, – рваные, грязные. Представляешь, что значит целый день эту траву голыми руками рвать? К вечеру ладоней не видно: мясо и кровь вперемешку. А утром встаёшь – нормально, руки целы. Ну, порезаны, что-то закоптилось, подсыхает, но работать можно. И они не отваливаются, не гноятся. Вот что интересно. У меня слабый иммунитет: стоит посадить занозу – и сразу начинается нагноение. А там не было лекарств вообще, и все эти чёрные, грязные раны закрывались сами собой. Потом и шрамов не осталось. Об этом не я одна – многие рассказывали. Болезни отступали, если ты действительно доверял Богу своё тело, а не берёг его из соображений, что «этого мне нельзя, а это – только потихоньку». С чем можно это сравнить? Будто ты заходишь в тёмную комнату и идёшь только на голос. Вот что такое доверять. Там я поняла, что человек понятия не имеет о своих возможностях. Люди гораздо больше могут, чем они думают...
– Это, наверно, городская жизнь приводит нас в состояние расслабленности?
– Мне кажется, что это одно из искушений, которое сидит у тебя на плече и говорит: «Ты устала, больше ты не можешь, хватит...» Так вот, в монастыре оно точно пропадает, потому что там всё можно.
– Хотелось остаться там, где всё можно?
– Да, конечно! Я поняла, что только там возможно полностью воплотить то, что тебе дано. Здесь очень сложно, всё мешает. Тут нужно одной рукой работать, а другой креститься. Тебя словно что-то раздирает пополам. Я ещё до поездки о монашестве думала, на самом деле... Многие из живущих в монастыре говорят, что там легче, чем в миру, укрепляться в вере, идти к Богу. Здесь, возможно, легче просто жить. В монастыре сложней жить, но вот молиться – легче. Там тише, поэтому Его голос слышнее.
– Но не все могут туда попасть, есть какие-то требования...
– Главное, на что обращают внимание в монастыре, – что ты можешь делать. Во-первых, они нуждаются в силе, а во-вторых, помни, что идёшь туда отдавать. А если пришёл ни с чем, что ты отдашь?
Есть послушания, на которые ставят без вопросов. То есть надо сделать – ты идёшь и делаешь. Там всё построено очень грамотно. Сначала они проверяют твоё смирение. Всех собирают и говорят, что сейчас мы идём делать то-то. А один человек, допустим, предлагает своё: «Я видел там метлу, можно подмету?» И всё – свободен. Там очень умные люди. Потом, конечно, и тебя разглядят, выяснят, какую пользу ты можешь принести обители и руками, и головой.
– Тебе удалось познакомиться, пообщаться с кем-то из сестёр?
– Монахини неохотно начинают дружить. Это и не для них. Они замкнуты, при этом приветливы – узнают, что за беда приключилась, и помолятся за тебя лишний раз. С кем-то я на грядке работала. И по тому, что они говорили, я поняла: это очень непростые люди. Да, просты в общении, но при этом – очень глубоки. Там мне никто ничего не объяснял, но я очень многое сама поняла. Не знаю как. Возможно, через их поступки я понимала суть.
– Там люди поступают не так, как в подобной ситуации в миру?
– Работали мы, человек 5-6, на грядке, и была среди нас девушка, которая не складывала сорняки, как было указано, а кидала их себе под ноги, а потом уже сгребала в кучу. Тоже хорошо делала работу, но по-своему. Пришла старшая, посмотрела – и все у неё стали неправы из-за одной. Это было так обидно! Третий день в монастыре, делаю, как сказали, выкладываюсь, как от себя не ожидала – а тут мне ещё ни за что выслушивать такое. Меня эмоции переполняют, сижу насупившись, лицо красное. Смотрю: рядом монахиня слушает так спокойно. А ведь тоже не виновата! Потом мы это не обсуждали, никто не стал ту девушку обвинять или учить. Всё как-то легко продолжилось, а девушка начала складывать сорняки в кучу. И все стали работать хорошо. Так просто и так гениально. Я увидела, насколько я отличаюсь, со своей грязью, мутью, от соседки напротив, которая спокойно так заметила: «Ну да, получили, а что такого? Главное, чтоб всё было прополото». Ценности другие и отношение к ним.
– Получается, если человек поймёт, он и сам поймёт, а если нет, то рано или поздно его не будет с нами...
– Да. Знаешь, я привезла оттуда другую себя. Я стала видеть больше, понимать, что мои реакции возникали на пустом месте и что бывает гораздо хуже, но даже в этом случае можно улыбнуться и дальше пойти.
– А когда снова туда вернулась?
– 19 ноября того же года, на преп. Варлаама Хутынского. Для меня монастырь стал маленькой родиной. Сейчас не могу вспомнить, сколько раз с тех пор я там бывала. Иногда просто приезжала, потому что кто-то туда ехал, иногда сама – две электрички туда идут.
Однажды случилась тяжёлая ситуация и я целый месяц не могла прийти в себя. Бодрилась, ходила на работу, друзья помогали. Но через месяц я поняла, что рана не заживает. И подумала: а где сейчас я хотела бы оказаться? И вдруг вспомнила мои любимые грядки. Увидела эту высокую траву, солнце сквозь неё, почувствовала запах, услышала тот самый хруст, когда её в полной тишине рвут десять человек... И как же мне туда захотелось! А был март, травы, естественно, не было, но я поняла, что немедленно еду в Хутынь. Я там пробыла, может, 2-3 суток, что-то делала – не помню, что именно, – и когда уезжала, то не чувствовала какого-то сильного облегчения, ничего резко-чудесного, но я поняла, что, как некогда раны на руках, стала затягиваться и эта моя душевная рана.
Я не могу назвать Хутынь своим домом. Это что-то другое... Хутынь – не только лечебница. Это место дано мне не просто так – приехал, вылечился, уехал. Я понимаю, что буду туда возвращаться. Так, словно я птенец из этого гнезда...
С детства помню: мы всей семьёй ездили отдыхать на Селигер, и каждый раз, проезжая мимо Новгорода по объездной дороге, я видела, как вдалеке что-то блестело. Я была маленькая, не знала про церкви и не умела молиться, но всегда про себя говорила вот этой сверкающей штучке: «Привет!» Когда я стала старше, мне захотелось туда попасть. Я думала: «Вырасту и обязательно узнаю, что ж это такое». Годами я выстраивала отношения с какой-то «блестящей штучкой» и очень ждала следующего лета. В том детском общении было очень много всего, ещё не высказанного и не обдуманного. Прошло время, я стала взрослой, перестала ездить. Когда я узнала про Хутынь, то нашла монастырь на карте и поняла, что это и есть мой удивительный друг из детства. Обитель ведь стоит на самой высокой точке Новгородской области, с трассы виден ослепительно-белый храм! И я вспомнила своё обещание – вырасти и узнать.
– В житие преп. Варлаама сказано, что он основал обитель в лесу, где ему явился светлый луч...
– Да, – соглашается Ирина, – и теперь благодаря св. Варлааму этот чудесный свет стал материальным, видимым для всех. У каждого есть святой, который близок, ему чаще всего молишься. Думаю, не только мы выбираем, но и обратная связь существует – святой выбирает человека, он принимает наши самые нелепые молитвы, как-то слышит именно то, что мы хотим сказать.
Записала Елена ЛУКИНА
 | назад |
| вперед |  |
