ЗАКОРЮЧКИ

Есть такое выражение. Что же оно значит? Для меня – это мир Бога. Всё, что отражает величие и красоту Его. Иногда это моя душа, иногда автомобиль, иногда деревья или трава. Или когда в сентябре, ясным утром, солнце и луна видны вместе по обе стороны неба. Тогда можно сказать, что Бог всюду? Кроме тех мест, откуда мы его прогнали. Так страшно становится, когда, например, уродливый дом или матом ругаются.

Как-то раз пришло само (а может, кто объяснил, не помню), что Господь не просто создал мир и ушёл, а «держит» его в Своих ладонях. Поэтому вот этот ужасный угол и нелепый балкончик отзываются эхом по всей вселенной, даже шире. И каждый наш плохой поступок тоже так. Меня такое объяснение сразу захватывает. Я весь соглашаюсь. А какое слово – «вселенная»! Это же от слова «вселиться».

Есть ещё дальше. Даже красота нашей удивительной земли может мешать. Жил-был один старичок на горе Афон. Сидел в пещерке, просил Бога обо всех людях и о себе тоже. И Господь ему давал много кой-чего. Из окна пещерки был замечательный вид на море, острова, на голубое небо, а он дощечкой загораживал. Его спрашивали:

– Старче, зачем же ты загораживаешь? Это же Божий мир, Божий свет.

А он отвечал:

– Если б вы знали, какой свет у меня внутри!

Конечно, высота для нас недостижимая. Но, как говорил святитель Григорий Богослов в 325 году, «лучше летать ниже высоко парящего орла, чем выше мотыльков, стелющихся по земле».

«...яко огня мене бежит всяк злодей, всяка страсть» (благодарственная молитва по причащении).

Причастился. Приехал – и, по немощи, стала раздражать жена: всё делает не так, как я хочу. Немного потерпел, почитал Псалтирь, глядь – нет никого, пошла к подруге.

Целое утро у соседа ребята-рабочие ругались матом. Помолился – смотрю, что-то тихо. Ушли? Нет, притихли сами, молча работают.

Только написал – жена идёт, и ребята затарабанили. Но это уже другая тема.

Как человек живёт, можно судить по урне у него в комнате. Сегодня стал выгребать содержимое в печку и так порадовался! – только мятая бумага (ненужные стихи и пометки), инструкция от какого-то лекарства и сломанный карандаш. Хорошо!

Не прощать обидчику – всё равно как сердиться на какую-то вещь, что об неё стукнулся. Виноват всегда ты; но бывает так больно, что бьёшь вещь или швыряешь её об пол. Ну и что? Только руку зашиб или отскочила от пола и – по лбу! Обида – это адское состояние: нигде нет покоя.

Сижу один в деревне, шарю по полкам: может, кто сейчас на меня обижается? Не виделись пять лет, случайно встретились. Думаю: почему он на меня так косо смотрит? Оказывается, пять лет назад я сказал: у меня, мол, сейчас совсем другой образ жизни, – а он до сих пор обиду держит. Быстренько всё загладил: «Миленький, хорошенький, прости дурака старого». Вечером сижу – что такое? Почему так хорошо? Бог всё замечает.

Легко сказать, трудно сделать. Трудно. Но если постараться сильно, понять, что другого способа жить просто нет, тогда получается.

Господь шёл по морю в бурю к апостолам. Он не сразу к ним пришёл – «...и хотел миновать их» (Евангелие от Марка, гл. 6). Чтобы потерпели и потрудились сами. Потом вверг их в ещё больший страх: стал приближаться среди волн, они «...подумали, что это призрак, и вскричали». Но Он тут же их успокоил: «...ободритесь; это Я, не бойтесь».

Кажется, всё, нету больше моих сил. Тогда приходит Господь. Сто процентов. «И вошёл к ним в лодку, и ветер утих».

Боже, милостив буди мне, грешному!

Взял нагрубил жене.

Ехали-ехали – лопнуло колесо!

Встал на коленки, заверещал –
всё хорошо.

P.S. И ещё: «Тогда снимай крест и клади его на фортепьяно» (о. Димитрий Смирнов, проповеди).

Мне почему-то кажется, что зубы – это лишнее у человека. Что Господь сделал их в самую последнюю очередь; и по его, человека, убедительной просьбе. Именно этим «инструментом» Адам и надкусил яблоко. Представляете, если б у Адама не было зубов...

Но я хотел не об этом, а серьёзно. Зачем нам дано такое прекрасное тело, удивительный мозг? Церковь относится к телу как к святыне. А я? Почему я думаю, что это всё моё?

Хотя бывают и другие минуты. Смотрю на свои руки: сколько ж они умеют делать, как замечательно всё устроено! Порезал палец – через несколько дней прошло. Молоток держат совсем не так, как пилу или вилку. Моментально на всё реагируют, могут терпеть и холод, и жару, и боль.

Однажды Симеон Новый Богослов после причащения Святых Тайн написал: «Я сижу на деревянной скамейке, гляжу на эти дряхлые руки, на это стареющее тело и вижу с ужасом, что это руки Божии, потому что причащением это стали уды Христовы; и взираю вокруг себя на убогую келью – смотри, она больше небес. Потому что небеса не содержат Бога, а она содержит Бога, Который плотью, через меня, находится здесь... И моя келья раздвигается. И она шире вселенной».

И папиросу, и стакан водки я тоже держу этими руками.

Хороший осенний денёк. Кошка идёт по дороге спокойно, бабочку увидела – бросилась, не поймала, метнулась на дерево; по стволу, обратно, и опять пошла, как ни в чём не бывало.

Так и со мной случается, когда чисто. Делаешь что-нибудь, «занимаешься», вдруг мысль хорошая бабочкой, ты её – хвать, взметнётся вверх сердце, и снова – гаечку прикручиваешь. Спокойнейшим образом.

Славу Господу Богу!
Я смотрю на дорогу.
Там всего понемногу.
Слава Господу Богу!

Потрудись запастись свежайшими и именно того сорта, который любишь больше всего, яблоками.

Когда задумаешь выкурить сигарету, возьми яблочко, сядь в то место, где всегда куришь, и начинай есть. Каждый укус – затяжка. Не спеши глотать, тщательно разжуй яблоко и начинай прижимать нежную мякоть языком к гортани, к нёбу, к дёснам. Всем своим существом постарайся впитать сок удивительного плода. Вспоминай, как растёт яблоня, как сила земли течёт по стволу и превращается в шарик. Как солнышко греет его то с одной, то с другой стороны, взваривая яблочный нектар.

Это тоже страсть, будь уверен. Называется гортанобесие. По духовному закону одна страсть быстро вытесняет другую. Победить гортанобесие тебе уже будет гораздо легче, чем застарелую и невкусную привычку «курить».

Даже слово это написал и стало противно – так я люблю яблоки.

P.S. И вообще, пора нам сбавлять темп.

«Бог труды любит». Один ходит наклеивает объявления, другие сдирают и моют стены. И те, и другие получают деньги. Деньги становятся бумагой, а труд – издевательством.

Часто обижаются: почему «раб Божий»? И всюду – «раб», «раб». Это от слова «работать». А бесполезный труд? Стоит только поменять «д» на «т», тогда будет от слова «трутень». Обижайся тогда сам на себя.

Иногда целый день бегаешь, хлопочешь, по телефону разговариваешь – а ничего не сделал. А бывает, помолился коротко, но постарался от всей души с Богом пообщаться, сильно-сильно. Остальное время пролежал у речки, всё на воду смотрел... И понимаешь неожиданно: а ведь сегодня не зря прожил, по«труд»ился.

Надо книжечку купить
                              новую,
И на ветку наступить
                              на сосновую.
И костёрчик запалить
                              красный.
И денёк ещё прожить
                              не напрасно.

«Человек рождается на страдание, чтобы, как искры сгорая, устремляться вверх» (Книга Иова).

Возлюби же страдания временной жизни, ибо это есть вернейший признак и упование будущего упокоения.

А бывает короче – по слабым нашим силам за скорбью следует утешение. По десятку раз на день.

Чем сильнее тебе выпало страдание, тем, значит, сильнее твоя душа, потому что Бог хочет всем спастись и попускает по силам. Так что учусь терпеть с радостью – недалеко Царство и Вечность ждёт. Вечность, а не 30-40 лет. Пшик!!!

Иногда такое чувство, что Господь есть – и не надо ничего говорить, и Он совсем рядом: сидит со мной за письменным столом, смотрит, как я пишу; в автомобиле тоже.

Ехали с женой из Москвы в деревню. Вечером (уже подъезжали к дому) пришлось остановиться – великолепный закат справа по всем окнам. Жена осталась в машине, а я вышел, облокотился о крышу кабины и смотрел. Солнце село за груду клубящихся облаков, освещало их снизу, и лучи били во все стороны неба. Долго такое невозможно: хочется посторониться.

Так же в сердце. К каждому лично хоть раз в жизни приходил Бог. Высшая добродетель христианская – смирение. Её никто, даже святые отцы, точно определить не может. Когда смотрел на закат, вдруг подумалось: вот так надо в сердце – надо дать место Богу, посторониться.

Прекрасен был небосвод в ту минуту! Целиком заполнил меня; стою с краешку, чуть не падаю, облокотился и смотрю.

...И про парус очень хорошо есть где-то: чтобы привлечь Духа Утешителя, должна быть бешеная жажда, «алчба». Как повисший парус в штиль каждой складкой ждёт ветра. Это и есть – «...являет силу Свою в немощи». Не когда валяешься пьяный; а когда пустой весь, губы пересохли и пульс в висках частый-частый. И весь, как парус, всей грудью, ждёшь-ждёшь-ждёшь.

«Смирение – это риза Божества» (преподобный Исаак Сирин).

Не помню, когда и где видел, но до сих пор стоит перед глазами: мужчина из ревности или ещё по какой дурацкой причине схватил нож и вонзил в грудь любимой... и тут же вытащил обратно. Как бы: «Ой, нет-нет! Извини, я не хотел!» И поразило, что хотел не хотел, а всё, поздно.

Так и грех, даже мелкий, оставляет на моей душе неизгладимый шрам. Вроде всё хорошо: не пьёшь, не куришь, а всё равно – утром встал, и тоска. За что? Да потому что живого места нет. Ничего почти не оставил себе, чем жить, чем любить. Одни шрамы. И становится очень страшно, и как-то досадно; своей рукой всё сделал.

Как жив остался, известно только Богу. Это Он зачем-то спас; и веру Он дал; и теперь на меня, такого, надеется. У Него других нету. Блудница, мытарь и разбойник.

Один умный человек сказал, что грех – это то, что отделяет нас от Бога. Когда успеваю задуматься: а меня вот это сейчас отделяет? – тогда получается, если попросишь.

И потом: всегда страдает невинный. Из-за меня. Из-за того, что я сделал или не сделал. Из-за того, что в моём сердце: злоба или любовь.

Хорошо, когда чудо приходит ночью. Накануне праздника Воздвижения Креста получился счастливый денёк. Просто и без злобы разговаривал с женой, потерпел сколько мог головную боль (вечером принял таблетку, и всё прошло). Настроились кинцо посмотреть хорошее, и вдруг – бац! – машина с дровами. Раньше договорились меж собой, что будем брать у лесника – вдвое дешевле, а тут на тебе!

Как с горки покатилась вся гадость: «как она могла без меня», «я хозяин», «меня тут ни в грош не ставят» и т.д. Выскочил как ошпаренный под луну в поле, включил ум, попросил у Бога отогнать мерзость. И, главное, помолился горячо Кресту Господню.

В дом пошёл – всё бурлит, но потише. Нажимаю телевизор, и наш любимый священник рассказывает, как позавчера человека невинного осудили на 12 лет тюрьмы. Моментально стыдно стало, и вся гадкая накипь командирства соскочила. Пошёл к жене, поцеловал в лоб, вместе досмотрели передачу.

А поздно ночью светила луна, горел фонарик на терраске и пронеслось ветерком:

НОЧНОЕ
Как удивительно мне это всё ночное:
Луна, дорожка ломкая на крыше
жестяной.
Всё непонятное и всё-таки родное
Живёт, и спит, и царствует со мной.

Как же это случилось? Да так и случилось – бегал-бегал по улице Горького, а меня за шиворот и поставили на зелёный бугор: река внизу, птицы поют, здесь я и лягу.

Тогда, в 45 лет, ничего не понял. Переехали в деревню всей семьёй, построили дом и начали жить. Сначала интересно было, потом две зимы подряд выпало скучных, один сидел. Среди снегов, и тишины, и морозов. В пять вечера уже темно, делать особо нечего, в комнатке на столе весь твой «пасьянс»: зачем жил? для чего собираешься жить дальше? Всё у меня было: жена хорошая, работа любимая, дети, деньги, – а жить незачем.

Начал искать. Чего, думаю, они там стоят, кланяются, просят, поют? Купил на рынке молитвослов, открыл – всё, что мне надо, всё, о чём мечтал смутно! Как утром: встаёшь, а на кухне на столе лежит яйцо. Оно даже не лежит, а висит в воздухе. Слова молитвы ударили прямо по глазам.

Дальше, как у всех: сперва – «Господи, помилуй», а потом потихоньку. Но недаром у меня фамилия Мамонов – «ненасытный», хочу всё и сразу. Говорю священнику: «Мне весь текст службы давайте, все слова пения». А он «Господи, помилуй» твердит, даже обозлился я. Слава Тебе, Господи! Так я первый раз вошёл в храм.

Жить очень сложно. Очень мало любви и много одиночества. Долгих трудных часов, когда никого нет или вообще никто не нужен. Ещё хуже в компании: или говоришь без умолку, или молчишь и всех ненавидишь.

Тогда протягивает руку Бог. Когда уже не ждёшь и не можешь просить.

Однажды всё мне было не так.

Приезжаю домой, а там новый кот лохматый, жена пустила. Вот, думаю, бестолочь – своих 9 человек, а она ещё тащит. Кот – прыг! На стол. Это уж слишком! Хлоп его! Сразу жалко стало. Нагнулся погладить – кожа да кости, наверное, дачники выкинули, изголодался. Чуть не заплакал.

«Авва Аммон сказал: я препроводил 14 лет в скиту, моля Бога денно-нощно, чтобы Он даровал мне победить гнев» (Отечник).

Пока что самые хорошие отношения у меня установились с кошкой.

Покаяние: точный перевод – «изменение мыслей»

«...мзду наемничу удержуеши», – сколько раз читал эту молитву и только недавно понял, о чём это. Это если нанял работника за одну цену, а потом даёшь меньше.

Договаривался с девочкой посидеть с больной мамой. Сначала сказал, 300 руб. Показалось много, говорю: «Давай за 200?»

Опомнился и дал 300.

Господи, сохрани нас!

Есть надо поменьше.

Духовная жизнь как шахматы – надо видеть на много ходов вперёд. Противнику 6 000 лет, он очень хитрый. Но мы можем выиграть «партию», потому что с нами Бог.

«...ходит, аки лев рыкающий, и ищет, кого поглотить».

А я кому-то нужен?

Да, я нужен маме, своей семье, друзьям-товарищам, но самое главное, я нужен Богу.

Мой сын Ваня как-то забыл телогрейку в лесу; пришёл весной на то место, а там ёжики в рукаве устроились жить. Телогрейку пришлось так и оставить. Не будешь ведь отнимать!

«К концу жизни стать бы нормальным человеком...» (о. Димитрий Смирнов, проповеди).

Или всюду хорошо, или всюду плохо.

Пишешь, пишешь, а денег всё нет.

Я смотрю в окно. Передо мной куча жёлтых листьев, нападавших с вишни. Каким-то образом в них отражается весь небосвод.

Одно дело дерзость, другое – дерзновение.

Выхожу от мамы, стою в переулке и вижу Садовое кольцо: множество машин, все несутся. Неужели и я сейчас там поеду? Сажусь за руль, завожу мотор – вон он я, среди всех.

Одно дело «дерзость», другое – «дёр-зно-вение». Бросаешься очертя голову к Непостижимому – Он сразу рядом. Любит, жалеет, смотрит.

И если выпил – за руль не садись!

Сижу. Смотрю в окно. Жена идёт по тропинке. Думаю: куда это я пошёл?

От нашего города до Москвы ходит автобус-экспресс: два часа – и метро «Тушинская». Как-то раз сажусь, всё битком. Места пронумерованы, на чужое не сядешь. С ужасом вижу: передо мной устраиваются два пьяных дембеля. Мат, о бабах и т.д.

Начал размышлять: кто их учил чему-то другому? Всю жизнь их представил, и стыдно стало. Не успел додумать – станция «Тушинская».

«Когда начинает кто при тебе пресуждать брата своего, сделай печальным лицо своё» (преподобный Исаак Сирин).

Нельзя подменять настоящее ловко сказанным – времени нет.