ПРАВОСЛАВНОЕ ОБРАЗОВАНИЕ

УЧИТЬСЯ БЫТЬ

отец Илия Макаров

Священник Илия Макаров: «Я знал: вернусь в Петербург и первое, что сделаю, – пойду в храм».

Научиться можно только тому, что любишь.
(Гёте)

Сегодняшняя наша беседа, приуроченная к началу учебного года, – с питерским священником Илиёй Макаровым, заместителем председателя Отдела религиозного образования и катехизации Санкт-Петербургской митрополии. Вся его жизнь до сих пор связана с духовным образованием: в недавнем прошлом студент, теперь он сам преподаёт в Санкт-Петербургской духовной академии, а кроме того, отвечает за христианское просвещение мирян, являясь исполнительным директором Епархиальных курсов религиозного образования и катехизации имени прав. Иоанна Кронштадтского.

«От учителя и наука»

– Один великий педагог сказал: в обучении и воспитании всё дело в том, кто воспитатель и учитель. Поэтому, отец Илия, мне хотелось бы начать беседу с вопроса о вашем духовном учителе. И может быть, более конкретно – о митрополите Антонии Сурожском, по трудам которого вы писали и свою дипломную работу.

– Вот вы мне напомнили, что моя семинарская жизнь была вплотную связана именно с митрополитом Антонием. Действительно, это мой любимый богослов. Ты открываешь книгу Антония Сурожского под названием «О встрече» и читаешь о том, что эта Встреча должна произойти в жизни каждого человека. Как апостолов со Христом, так и каждого из нас с Ним, и ещё – встреча человека с человеком. И это, может быть, один из главных моментов в образовании и воспитании. Вынесенное из семинарских лет ощущение – что митр. Антоний с нами разговаривал нашим же языком. Будто сидишь рядом с каким-то приятелем и он делится с тобой своим жизненным опытом. То ли он армию прошёл, а ты – нет, то ли он просто попал в такую переделку, из которой еле выкарабкался. Он говорит с тобой, а ты его опыт на свою жизнь переносишь. Он делится наболевшим, а ты его не осуждаешь, не жалеешь, а впитываешь то, что можно реально применить.

Мне повезло: начав изучать труды митрополита Антония, я повстречался с режиссёром Валентиной Ивановной Матвеевой (о ней «Вера» рассказывала в № 388, № 470 и № 622 – Ред.), которая сняла несколько фильмов о владыке – она помогла мне неизданными материалами. И я диплом написал действительно на хорошей основе; может быть, поэтому она потом стала частью кандидатской диссертации.

А вообще, пять дипломных работ на нашем выпуске посвящены были митрополиту Антонию. Я писал по его пастырскому наследию, кто-то – по гомилетике, кто-то – по нравственному богословию. Когда мы работали над дипломом, он жив был, но когда выходили на защиту – уже почил. Получилось, что это как бы дань памяти ему. И даже есть кадры в одном из фильмов, которые снимала Валентина Ивановна, как студенты защищаются по трудам митр. Антония... Такие мальчишки молодые безбородые рассуждают о высоких материях, правда чужими словами (улыбается). Чтение книг владыки Антония меня подтолкнули к мысли, что он, по сути, апостол любви.

А ещё нашим кумиром в хорошем смысле слова в годы учёбы в семинарии был митрополит Антоний (Вадковский), который до 1912 года был правящим архиереем Санкт-Петербурга. Он похоронен на Никольском кладбище Александро-Невской лавры. Есть мысли о том, что его причислят к лику святых – комиссия по канонизации работает над этим. Чем он нас удивил? Инспектор духовной школы – это, с одной стороны, воспитатель, а с другой – надзиратель. Такие люди – представители администрации – даже не исповедуют. Потому что должны выявлять нарушения, но не могут воспользоваться тайной исповеди. Так вот: когда он был инспектором, студенты просили, чтоб он их исповедовал. Он был таким любящим отцом для всех, что никто не боялся перед ним открывать свои грехи. Мы часто ходили на могилу митр. Антония, служили панихиды...

Возвращение

– Расскажите о вашем пути в Церковь, к вере.

– Я родился в семье военнослужащего на Дальнем Востоке. Помню, в первом классе я увидел в учебнике – к сожалению, забыл, что это был за предмет, – красивую фотографию Дворцовой площади. Я тогда подумал: «Как мне хочется туда!» А через 3 года мечта сбылась. Когда мне было 10 лет, папе предложили перевод в Москву или в Петербург. Отец решил перевестись сюда. Я ему очень благодарен, потому что попал в город своей мечты. И он стал для меня родным, здесь, в Александро-Невской лавре, крестил меня прот. Виктор Грозовский. И сейчас я дружу с его сыновьями – Петербург очень «тесный» в этом смысле город (и религиозный, и светский)… Мы недолго прожили в Петербурге и вынуждены были снова уехать за отцом на Дальний Восток. Я был уже подростком 14 лет и очень не хотел уезжать – со скандалами меня вывозили. И только потом я понял, что наш отъезд тогда был неслучаен. Это были 90-е годы криминального беспредела, а я – человек общительный, поэтому не уверен, что меня не затянуло бы в молодёжные «тусовки». А тогда я, вернувшись на Дальний Восток, думал только о Петербурге и не хотел вживаться в те условия. И тут папа купил пятитомник «Закона Божия» издательства ИМКА-Пресс. Библия-то у нас была, а вот книги, рассказывающей о церковной жизни, – нет. Так 2 года я жил на Дальнем Востоке – читал Закон Божий, всё глубже понимая, что это моё.

– В те же годы, что и владыка Антоний? Он говорил о себе: «…как только я, четырнадцатилетним мальчиком, прочёл Евангелие, я почувствовал, что никакой иной задачи не может быть в жизни, кроме как поделиться с другими той преображающей жизнь радостью, которая открылась мне в познании Бога и Христа…»

– Да. В этом возрасте я ощутил, что буду служить в Церкви. В любом качестве. И точно знал, что, когда вернусь в Петербург, первое, что сделаю, – пойду в храм и… там останусь. Так я попал в храм на Смоленку, к Ксении Блаженной, – пел в хоре и читал. Я начинал с подсвечников: «Можно поубирать»? Потом меня на клирос взяли петь, потом в алтарь... Я почувствовал, что меня в «эту компанию» принимают. Знаете, как приятно, когда постепенно становишься своим. Очень важно потом священнику этот опыт не забывать, тогда он не будет отделять себя от народа.

Там, кстати, я и познакомился с Валентиной Матвеевой – она тоже прихожанка храма Смоленской иконы Божией Матери. Для меня это человек – сказочный! Потрясающая рассказчица, кладезь! Она сняла много серий о владыке Антонии Сурожском, и ещё столько же материала есть… Когда я к ней обратился, на плёнку много было записано, а вышло в свет мало ещё. Я подошёл к ней: «Валентина Ивановна, я по владыке собираюсь диплом писать, помогайте, нужен материал». Можно считать, что моя дипломная работа была первоисточником в то время. Я брал аудиозаписи, расшифровывал, редактировал и сделал в качестве приложений к диплому. Между прочим, когда я защищался в Духовной академии, имя Антония Сурожского вызвало бурную дискуссию. Тогда владыка Маркелл выступил в мою защиту...

Божьи баловни

– ...Но всё это было позднее. А после школы и родители, и духовник убедили меня поступать в университет: «Получи светское образование, а в семинарию ты всегда успеешь». Как только я получил диплом, то сразу пошёл в семинарию. И я благодарен Богу за то, что в моей жизни был этот период, – именно в годы учёбы в семинарии я стал реализовываться как личность. В семинарские годы мы старались с ребятами культивировать идею духовного братства. Читали дореволюционную историю академии и, узнавая прошлое, старались эти отношения воплощать. У нас был очень дружный класс. Большинство сейчас уже диаконы, священники – они самые дорогие мне люди в Петербурге. Я сейчас очень радуюсь за ребят, которые в семинарию приходят. Потому что семинаристы – это Божьи баловни. За 8 лет они проходят тут то, что мирянин может за 30 узнать. Год идёт за три, и жизнь похожа на просмотр ускоренной киноленты – всё происходит очень быстро. Я сейчас говорю им: «Вам Бог столько даёт, несказанно вас милует! Ни один мирянин не может об этом мечтать. Но помните, что вам всё это даётся авансом, потому что в жизни придётся столкнуться с более сложными вещами, чем теперь».

– Жизнь смирит восторженную младость?..

– Вот тоже – момент смирения. Какое-то время в академии из-за маленьких зарплат не было уборщиц. И мы, будучи студентами, мыли туалеты, лопатами разгребали мусорные баки. Очень хороший опыт. Утром помолился, наслушался глаголов жизни вечной, пообедал, вдоволь напелся, а потом идёшь и отхожие места разгребаешь – смиряешься по полной.

– За послушание, наверно, можно и потерпеть...

– А это не послушание, то – в монастырях. Приходит кандидат наук, а его – на скотный двор. Любой бывший учёный, а нынешний монах пойдёт убирать коровник. И урожай соберут, и кашу сварят, и диссертацию, если надо, напишут. Потому что монахи себя сами обеспечивают. Не нужно создавать искусственных условий для смирения. Если я знаю, что некому убрать, то мой внутренний протест – «почему я?» или «они что, не могут уборщицу нанять?!» – не важен, я просто иду трудиться, и всё.

Научить ребят в академии чувствовать ответственность за техническое состояние духовной школы – это воспитательный момент. Наш ректор владыка Амвросий этого добивается. Ребята чувствуют, что делают нужную работу, и он их потом благодарит. Недавно они готовили храм к визиту Патриарха. Каждый сантиметр отмывали, устали несказанно, но получили удовольствие от своей работы.

Прежде у нас было такое: двор убран, а у тебя по расписанию послушание и ты идёшь мести чистый двор. Ничего, кроме раздражения, это у студента не вызовет. А ты ему дай послушание выучить три молитвы на греческом (сейчас, к слову, используют именно это – дают дополнительное задание по учёбе). В этом большая польза есть.

– Можно ли традиции Петербургских духовных школ сравнить с московскими?

– Любой выпускник Петербургских духовных школ вам скажет, что в Московской академии нет таких дружеских отношений, как в Питере. Это часть вечного спора двух столиц, у каждой – своя душа. Об этом классики писали. Мне даже кажется, что у каждого петербуржца есть в жизни период, когда он чувствует себя Раскольниковым. Петербург тебя долго мучает – и со здоровьем проблемы, и какие-то внутренние терзания одолевают… В конце концов ты или уедешь отсюда, или этот период преодолеешь и тебе сами стены города станут помогать. В Петербурге не разрушили исторический центр, как это сделали в Москве. Хотя ленинградская блокада в чём-то нас сравняла... А душу Москвы покорёжили в большевистское время. Вся история столиц, конечно, отразилась и на духовных школах.

«Бог даёт нам чувствовать единение»

– Чем для вас стало принятие священного сана?

– Беседы Антония Сурожского о пастырском служении, крестоношении – удивительны. Рукополагая, он говорил ставленнику: «Ты понимаешь, что сегодня ты, войдя в алтарь, на себя непосильный крест возьмёшь? Будешь распинаться вместе со Христом!» И если дальше развивать его мысль, то можно спросить: осознаёт ли человек, что он не власть получает над душами, не возможность требы совершать, а сораспинается со Христом на кресте?

Меня в иереи рукоположили на Пасху, и я хорошо помню это чувство радости, с которым я служил всю Светлую неделю после хиротонии. Ты даёшь крест людям, они подходят, благословляются, ты спрашиваешь имя, чтобы ещё внутренне помолиться за этого человека... Когда ты священником совершаешь литургию, открываются какие-то вопросы, о которых ты думал, но не мог разрешить. Этот мистический опыт церковный – он реален.

– А опыт, который приходит из общения с паствой, в исповеди?

– Когда меня владыка Маркелл рукоположил во священники, он мне очень рекомендовал первое время не исповедовать людей. В Греческой Церкви, например, исповедовать могут те священники, кто имеет харизматический дар и достаточно опыта. Ведь кто-то больше расположен к служению, а кто-то умеет лучше преподавать, несмотря на то что все они в сане. А молодому священнику лучше по возможности избегать исповедей.

– Вот говорят: «благодать священства»? Вы ощутили её, эту благодать?

– Я раньше слышал: «Ой, так благодатно!» – и думал: «Что ж это за благодать-то такая? Я знаю, получаю её в Евхаристии, но я не знаю, как её почувствовать, осознать». Но, став священником, начинаешь понимать, что это не чувство, а состояние.

Когда тебе плохо и нет никаких сил, то держишься только чьим-то добрым отношением к тебе. Может, это и есть благодать – то, что Бог даёт нам чувствовать единение. Ты в действии её ощущаешь только на мистическом уровне. Но я всё время к братству возвращаюсь. Не только к нашему, семинарскому, а к братству в христианской общине. Мы говорим: «Братие», когда читаем Апостол. И ап. Павел, безусловно, так ко всем обращался – там были и женщины, и мужчины.

Владыка Антоний говорил: пожалеть другого легко, помочь кому-то – трудно, а вот порадоваться за кого-то, когда тебе плохо, а ему хорошо, – это подвиг христианский. Мы на себя какие-то посты взваливаем, подвиги придумываем, а вот он – подвиг. Оставаться человеком в любой ситуации. И отдавать – неважно, в радости ты сам или в горе. Одиночество в человеке преодолеть, чтобы ближний ощутил братство. Это я считаю проявлением Божественной благодати.

– Но вот человек, для которого дорог только Бог, например монах, отшельник...

– Не знаю, как насчёт отшельников. Но и в монастыре любой монах нуждается в близком общении, в друге. Я не верю тем, кто говорит, что у него нет друзей, а только Бог. Я говорю про современных монахов, с которыми общаюсь. Даже у Серафима Саровского был друг и собеседник – Мотовилов. Духовное чадо – ведь это тоже друг. А владыка Антоний? Посмотрите, его духовные чада – это лучшие друзья.

– Отчего же сегодняшний мир полон одиноких людей?

– Часто это происходит оттого, что мы сами не открыты к общению. А оказывается, нужна малость – самому внутренне повернуться к человеку. И открывается тогда, что столько рядом интересных людей, которых ты раньше вообще не замечал.

– Не замечал, возможно, просто потому, что устал и впал в уныние от проблем...

– Важно понять, отчего это уныние приходит. Очень часто от нашей внутренней гордости. То есть наше одиночество мы сами себе создаём.

Мне говорил один батюшка: «Многое приходит от смирения». «А когда ж оно будет?» – спросил я его. «Когда ты почувствуешь собственную слабость». – «А когда ж я её почувствую?» – Когда ты увидишь, сколько в тебе всего “неподъёмного” есть».

Я благодарю Бога, что Он ставил меня в такие жизненные ситуации, когда я видел в себе то, о чём никогда не подозревал. Знаете, по словам ап. Павла «злое, которого не хочу, делаю» – словно какая-то сила тебя влечёт. Не сразу начинаешь понимать, что тебе это было попущено для того, чтоб твою гордыню посмирять. Я думаю, что уныние и чувство одиночества приходят к тем людям, которые это ещё не прошли. А пройдя этот путь, понимаешь, что Господь тебя на руках вынес.

– Но иногда дверь не открыть изнутри…

– Есть примеры в жизни, когда один человек к другому стучится-стучится много лет. И кажется – безнадёжно, но в конце концов ему удаётся войти. В таких вещах, как любовь, дружба, надо быть настойчивым. Не навязчивым, а настойчивым.

Сохраняя лучшие традиции

– Расскажите о Епархиальных курсах религиозного образования и катехизации; как получилось, что вы оказались в руководстве курсами?

– Владыку Амвросия священноначалие благословило этим заниматься. Он набрал новую команду, но большинство из этих людей близки курсам, они всё равно трудились здесь.

– Вы прежде имели к ним какое-то отношение?

– Я сам, как преподаватель, состоялся благодаря курсам. Учась в университете, я панически боялся публичных выступлений, хотя мне самому сейчас в это трудно поверить. Семинария помогла этот комплекс преодолеть, когда мы стали говорить проповеди. В академии у нас был курс христианской культурологии. Его вёл Игорь Борисович Гаврилов, который преподавал также на Епархиальных курсах. Он пригласил меня провести занятие по музыкальной культуре. И я первый раз в жизни выступал перед аудиторией. Как сейчас помню – рассказывал о Шаляпине. И потом меня Мария Никандровна (тогда – завуч, а сейчас заместитель исп. директора курсов. – Ред.) пригласила читать историю Русской Церкви. Сейчас стоит задача возродить лучшие традиции, которые сложились за 20-летнюю историю курсов, и поднять уровень преподавания.

– Последнее, наверно, несложно с тем преподавательским составом, который есть в СПбДА?

– Многим кажется: набери хороших педагогов – и дело пойдёт. Ничего подобного, профессионалы должны быть единомышленниками. Я неоднократно слышал такую наукообразную формулировку: «корпоративные механизмы взаимодействия». И было так смешно, когда узнал, что за этим стоит: на природу вывозить коллектив, совместные чаепития устраивать... То, чем мы живём, в науку возвели. Общение важно, это та самая «вода», которой надо поливать зёрна знаний, посеянные нашими педагогами. С другой стороны, думаю, миновали времена младостарчества и полусектантства – «наш приходец, мы сами знаем, как спасаться», и мало того что никого не слушаем, так ещё и никого к нам не пустим. Вот от таких состояний нам очень важно оберегать наши курсы. Кроме повышения качества образования, важно добиться, чтоб слушатели адекватно оценивали церковную жизнь, нужно их не только информировать, но и формировать здоровую церковную позицию. Тогда будет возможно избегать любых полусектантских проявлений. У владыки Амвросия есть прекрасный опыт избегать подобных ошибок. Он может сделать Епархиальные курсы не только полезными для слушателей, но и открытыми во внешний мир. По сути, мы готовы стать полноценным высшим учебным заведением, бакалавриатом. Будучи частью отдела образования, мы получаем в своё распоряжение много квалифицированных кадров – предметы читают преподаватели Духовной академии. Благодаря тому, что владыка ректор – и председатель отдела религиозного образования, и глава курсов, это взаимодействие стало более глубоким.

– Что ещё, по-вашему, входит в «лучшие традиции»?

– Мне кажется очень важным – сохранить внутреннюю творческую свободу педагога. Акцент ставится именно на личности преподавателя, на доверии к его знаниям и опыту. А самое главное – чтобы богословски образованные миряне и священники вместе думали над тем, как осуществить христианскую миссию сегодня.

– О миссии Церкви сегодня много говорят. В чём вы видите её?

– Печальный опыт Церкви в 90-х годах состоял в том, что строительству храмов, устроению монастырей, внутренней катехизации уделялось много внимания, а миссионерству не уделялось вовсе. Страна крестилась и венчалась, а в храмах-то кто остался? Дело даже не в количестве прихожан, а в том, чтоб люди жили христианским мировоззрением. Но этого нет. Достаточно посмотреть телевизор или выйти в Интернет, и мы поймём, какие сейчас вкусы у людей. Но мне кажется, люди подустали от разгула страстей, а внутреннюю пустоту, одиночество, о котором мы говорили, преодолеть нечем. Потому что нет религиозного и, с нашей точки зрения, единственно правильного взгляда на жизнь. Католик ты, мусульманин – неважно; если ты смотришь на жизнь не через «солнцезащитные очки» своеволия, а сквозь чистое Господне стекло – тогда ты по-другому жизнь строишь.

Святейший Патриарх призывает наше общество к оздоровлению нравственных устоев, и здесь себя Церковь должна проявить. А это возможно, если есть эта симфония – пастырского служения и служения мирянина в Церкви.

– Получается, что, с одной стороны, необходимо привлекать на курсы больше людей, а с другой – поддерживать образовательную, катехизаторскую работу мирян на приходах.

– Обязательно. В своё время только батюшки преподавали в воскресных школах; не было педагогов. Сейчас они есть, и надо только направить способных мирян к этому служению. Опять же скажу словами Антония Сурожского, что священник, который стоит у престола, и мирянин, который подметает двор храма, делают одно и то же дело – служат Богу. Миряне должны сознавать, что благо Церкви зависит и от того, насколько активно они применяют свои знания или таланты. Кто-то – на профессиональной основе, получая за это зарплату, кто-то – в свободное от основной работы время.

– Слушатели курсов платят за свою учёбу?

– Мы это называем пожертвованием. Потому что есть те, кто не имеет возможности платить, но они готовы участвовать в жизни курсов своими умениями. Люди приходят, помогают, устраивают выставки, праздники…

– Они самочинно приходят на курсы или по благословению?

– Мы просим предоставить рекомендацию приходского священника или духовника, если такая возможность у человека есть. Нам это помогает определить, насколько человек себя сам чувствует воцерковлённым. Важно знать, какие шаги человек уже сделал в сторону Церкви и хочет ли он быть в этой большой семье. Есть люди, которые в храм ходят и даже причащаются, но у них нет духовника. А кто-то любит в разные храмы ходить – такой опыт церковный, и он тоже неплохой, помогает укрепиться более трезвому взгляду на церковную жизнь. Есть люди, которые приходят и здесь воцерковляются. Со всеми мы проводим собеседование, потому что нам надо узнать друг друга. Формальных вступительных экзаменов нет. Хотя выяснить, способен ли человек потянуть лекционную нагрузку, необходимо. Всё-таки система у нас традиционная – расписание, занятия, потом надо проходить аттестационные рубежи.

– Вы поддерживаете сотрудничество с другими епархиальными отделами образования или курсами? Были ли обмены опытом, совместные мероприятия?

– Недавно я разговаривал с мурманчанами, они очень заинтересованы в совместной работе. В этом году мы планируем провести Рождественские чтения Северо-Западного округа в начале декабря, чтоб выйти на общероссийские чтения, проведя региональные. Мне кажется, что Петербург, как вторая столица, должен становиться тем городом, который и в области религиозного образования, православной культуры может создать ещё один значимый в стране церковный центр, наряду с Москвой.

Беседовала Елена ЛУКИНА