Дитя было занято и вовлечено в общий труд. Поэтому таких проблем, что ребёнку скучно или ему нечем себя занять, не было. И вот всё большая и большая урбанизация нашей жизни и несвязанность наших трудов с пропитанием приводит человека работать где угодно, лишь бы были деньги. И предполагается, что труд должен быть как можно легче и что как можно больше бы за этот труд получать. И очень ещё желательно (но это, к сожалению, не всегда получается), чтобы этот труд был ещё и интересен. Но непосредственно с жизнью это не связано, и такая жизнь понуждает родителей, заставляет и отца, и мать часто покидать своё дитя и зарабатывать деньги, с помощью которых можно жить.

Раньше ребёнок в избе только обедал и спал, а вся остальная жизнь протекала по кругу: двор, поле, луг, лес, река. Современное дитя зажато в квартиру. Стремление детей на улицу вполне естественно чисто биологически. Но пока единственное наше спасение в том, что существуют школы, которые имеют своей задачей тоже заточить дитя в искусственное пространство, в «массовую перенаселённую квартиру». Но в то же время совершенно понятно, что школа, детский сад, ещё какое-то учреждение семьёй воспринимается как некий отстойник, куда помещается дитя, где оно пребывает до того момента, когда родители придут усталые домой и будут отдыхать. И ребёнок совершенно не вовлечён в их жизнь. И вот не знаю, прав я или нет, но мне кажется, что психологические причины ухода наших детей из семьи на улицу во всякую мерзость исходят из-за нарушения строя естественной жизни детей.

Совершенно понятно, что мы не сможем разрушить города, вернуть всех в сельское хозяйство, начать жить всем около живой земли. Что же делать? Принять всё как есть?

В первую очередь надо не забывать, что опыт современной цивилизации совершенно противоестественен. Когда рождается современный человек, на него сразу же (!) заводят медицинскую карту. Мы видим, что современная цивилизация идёт двумя путями. Первый путь – развитие медицины, чтобы человеку было не больно жить и чтобы он смог жить долго. А вторая часть – сократить количество населения. Для этого вводится планирование семьи, планирование только в одну сторону – сокращать, не допускать рождения. Говорят, у Международной организации планирования семьи годовой бюджет около 400 миллионов долларов. Сейчас есть Российская организация планирования семьи, и её задача – получить бюджетные средства, то есть на средства налогоплательщиков убивать детей. Какое это отношение имеет к социальному служению Церкви и воспитанию и воцерковлению молодёжи? Я дерзаю предложить одно из лекарств. Наши школы, наши кружки, наши детские театры, наши ежегодные акции празднования Рождества и Пасхи, наши воскресные школы – это есть некоторое лекарство. Потому что в то время, когда наши дети заняты этим, то занято и то пространство, которое они могли использовать на то, чтобы сжечь кнопки в лифте, исписать подъезд, с кого-нибудь снять куртку или разбить кому-то стёкла, проколоть шину автомобиля.

Мы все понимаем пользу этих всех мероприятий, а также занятий спортом. Ребёнок – это существо полноценное. И если ребёнок ещё не умеет выразить свою мысль, и если он не может эти мысли даже сформировать в своём уме – это не значит, что он глуп. Как крестьянин, который, может быть, не сможет так изящно выражать свою мысль, как Иван Сергеевич Тургенев, но который совсем не глупее его. И если Иван Сергеевич Тургенев может писать хорошие рассказы или романы, то крестьянин может делать многое из того, что не может делать Иван Сергеевич Тургенев. И это требует от него ничуть не меньше ума, просто у него другие навыки в его жизни. И хотя у людей умственного труда – а это известно из аскетики, что ум надмевает – создаётся такое впечатление, что те, кто не занят преимущественно умственным трудом, – это люди, может быть, и недалёкие. Но это большое заблуждение, потому что у людей, которые занимаются ремесленным трудом, такое же отношение к тем, кто занимается умственным трудом, – что это неумёхи, не могут гвоздя забить и вообще нелюди. Что такое писать стихи? Это просто несерьёзно. Ты скажи – кем ты работаешь? Тут существует такая проблема, но это от недоумения, от недостаточной наблюдательности. И тот же Тургенев, я не даром привёл его в пример, прекрасно понимал, что крестьянин совсем не более глуп, чем он сам, так как, конечно, был человек очень широкий, и умный, и образованный.

Так вот, дитя – существо такое же умное, как и мы с вами, и его ум совершенен. Мы наблюдаем в детях, даже иногда в маленьких, удивительные прозрения, которые поражают взрослых: они говорят такими меткими фразами, занимаются таким словотворчеством, которое просто удивительно. Как Чуковского это поражало! – он даже книгу написал, какие замечательные бывают перлы словесные. Более того, я наблюдал явления настоящей прозорливости у детей, и бывают у детей пророчества, которые потом, конечно, утрачиваются, с потерей чистой души...

Так вот, дитя – существо высокоумное. Особенно это поражает, когда учитель впервые входит в класс, новый учитель. Достаточно двух секунд – и все дети в классе абсолютно понимают, кто перед ними стоит и что можно при этом человеке делать, и они заранее знают, как он будет на это реагировать. И все дети прекрасно приспосабливаются к одному учителю, к другому, третьему и знают, что им за это будет. И это знают абсолютно все учителя на собственном опыте... Взрослый человек, сложный – а он для дитя совершенно прозрачен. Как? Почему? Вот вопрос!

Так вот, ребёнок умён. И ребёнок, хотя и не может это сформулировать, прекрасно понимает, чувствует, что ему предлагают в кружке, что ему предлагают в спортивной секции, в школе и дома. Это не жизнь. Это есть суррогат. И не все дети согласны этот суррогат воспринимать как настоящую жизнь. Мы их называем «трудными», они бунтуют. Причём сейчас я имею в виду детей из семей более-менее благополучных. Неблагополучие семей тоже провоцирует детей на бунт. Дети уходят на улицу и вообще отказываются учиться, и вся энергия их души направлена на то, чтобы делать такие вещи, которые взрослыми воспринимаются как какая-то гадостная месть. Потому что они нарочно всё портят – они слушают ту музыку, которая у взрослых вызывает головную боль, они надевают одежду, которую ни в одном цирке не увидишь, они делают такие причёски, которые их делают больше похожими на демонов, чем на людей, и т.д. и т.п. Они начинают видеть удовольствие в том, чтобы издеваться над взрослыми людьми, которые воспринимают себя нормальными, а дети как бы говорят: вот вы считаете, что вы нормальные, а мы создаём совершенно другой мир. А какой они могут создать мир? Поэтому естественно, что взрослые воспринимают поведение своих мальчиков и девочек как абсолютное беснование. Что и во внешней форме проявляется даже в дьявольской символике. Сейчас все подъезды покрыты свастикой, числами «666», подросток пишет гадости... Почему? Потому что знает, что вызовет чувство боли, и он хочет его вызвать, для этого и пишет. Всё нарочно, чтобы осуществить своё мстительное желание.

А причина в том, что взрослые не верят в то, что дети умные. Взрослые согласны с ребёнком говорить на языке сюсюкания, и взрослые серьёзно в свою жизнь детей не пускают – ограждают детей, и обычная реакция взрослого на ребёнка: отстань, не мешай, я устал. Хорошо ещё, если уроки вместе делают, это единственное, в чём состоит общение. Если родители делают уроки с детьми, тогда их союз каким-то образом выявлен, дети чувствуют вовлечённость в общее. Но этого мало.

А детям нужно настоящее серьёзное дело, как мне кажется. Я совершенно не настаиваю на этом утверждении. Мы только подходим к этому опыту. Попробуем создать не какую-то игровую модель, чтобы детям дать играть и чтобы они в этой игре имитировали взрослую жизнь, а дать им настоящее дело. И вот этим настоящим делом для нас, людей церковных, я думаю, может и должно стать то, что теперь так некрасиво называется социальным служением Церкви. Это как-то очень официально, резко. Церковь от начала, как она была создана Господом нашим Иисусом Христом, важным делом считала призирать вдов, сирот, больных, престарелых. И Святейший Патриарх всё время к этому призывает – чтобы мы проснулись от летаргии, вышли немножко за рамки храма и поняли, что церковная жизнь не ограничивается только богослужением (хотя богослужение – это её центральная часть, сердце нашей жизни). Но человек состоит не только из сердца, у него есть руки и ноги. И вот если бы мы потрудились и создали бы для наших детей возможность такого служения! Потому что дети сами организоваться не могут, у них нет для этого опыта. А мы с вами можем помочь и организовать их в такой труд.

Этот труд был бы настоящий. И в этом труде будут участвовать и взрослые. Дети будут вовлечены в общую жизнь. Они будут воспринимать свою работу как нечто важное и высокое, потому что это по-настоящему церковное служение, и они прекрасно это понимают. У детей сердца чище наших, их чувства сильны, хотя не глубоки, – но, несмотря на всю духовную и душевную неразвитость, они понимают, что такое страдание и сострадание. И надо дать им проявить это – например, через организацию ухода за больными и престарелыми, лежачими больными. Патронажные службы могли бы включать в себя и детей, которые имели бы в этом смысле настоящее взрослое послушание. Нужно показать детям, что такое настоящее христианство. Это могло бы дать им ту необходимую вовлечённость во взрослую жизнь, которая им необходима для того, чтобы им нормально вырастать во взрослых мужчин и женщин, а не отторгаться от неё и не воевать против отцов и матерей.