ЭКСПЕДИЦИЯ


МЕЗЕНСКИЕ ОБЕТЫ

Дорога

Из дневника Игоря Иванова:

Мезенские обеты

«Бум-бам-трамтарарам!..»

Эх-ма! – лёгкий задок нашей редакционной «пятёрки» подскакивает, и те два мгновения, пока он находится в воздухе, мне живо вспоминаются воздушные ямы, в которые, бывало, бросало на Ан-2, – а колёса за эту секунду успевают раскрутиться так, что, когда они вновь соприкасаются с землёй, машину кидает в сторону. По сторонам дороги – кому это пришло в голову! – вырыты настоящие противотанковые рвы, и, если слетишь с трассы, падать в них будет очень болезненно... Вцепившись в руль, выправляю машину. И вновь: «бум-тум-тррум!» – в днище изо всех сил барабанят камни, вырывающиеся из-под колёс; ты ощущаешь их ногами, спиной, лязгающими зубами и беспрестанно кивающей головой. «Бум-бам-трамтарарам!» Камни, словно злые орки, хотят прорваться в наш небольшой металлический замок на колёсах; эх, жаль, что я тогда не знал ещё главную мудрость об этой дороге – ею поделился со мной один автослесарь в Мезени уже в конце нашего путешествия: «По такой трассе ехать нужно либо 30 километров в час, либо 90. Иначе всё нутро растрясёшь и у себя, и у машины». И добавил: «Но только если на скорости тебе влетит из-под колёс встречной машины камень, можешь остаться без стекла...»

От встречных машин поднимаются тучи пыли, в которые въезжаешь, словно в сказочный жёлтый туман. В салоне тоже висит тончайшая пыль, покрывающая абсолютно всё, даже лицо. А в багажнике рюкзаки от такой жизни поменяли цвет с зелёного на песчаный. Двигатель тарахтит, кашляет и, кажется, готов сорвать голос. На самом деле мотор в порядке, это прохудился глушитель, уже оторвавшийся от тряски и подвязанный на буксировочный трос; труба его тоже грохает по днищу, словно взывая: почини меня, почини!..

Едем... Наш путь лежит по грунтовой дороге от Архангельска на Мезень. Позади уже около полутора тысяч километров...

Пора, давно пора было выполнить наш главный «мезенский обет» – завершить экспедицию по великой северной реке, начатую в её истоках ещё в конце 80-х годов прошлого века. Сколько с тех пор воды утекло! Даже со времени последней нашей экспедиции («Мезенские обеты», «Вера», №№ 524 - 529), проходившей по среднему течению реки, минуло уже пять лет. Тогда, завершая очередной этап экспедиции в Лешуконье, мы с Михаилом и не предполагали, что пауза затянется столь надолго, и последний участок пути – от Лешуконья до г. Мезени – планировали так: поездом до Архангельска, далее самолётом до с. Лешуконского, оттуда по реке сплавом до устья и уже из г. Мезени самолётом в обратный путь. Собственно, других вариантов и не было, потому что тогда в те края можно было «только самолётом долететь». Но в 2008 году был завершён наконец трёхвековой труд – закончилась отсыпка дороги от Архангельска до Мезени. И теперь мы едем, почти не отрываясь от земли, разве что на речных паромных переправах и на буграх.

Надо сказать, что навигаторы в этих краях не очень-то помогают: несмотря на то что дорога действует уже несколько лет, на интернет-картах она по-прежнему не обозначена. Потому первую ночёвку решаем сделать произвольно, свернув на лесную дорогу. Под колесом хрустнуло – с почином! Покрышка пробита. Надо менять колесо. Но в эту минуту брызгают капли начинающегося дождя.

По первым «знакам» пути всегда пытаешься угадать, как сложится экспедиция в дальнейшем. И казалось, ничего хорошего предстоящее путешествие нам не сулило... Но, как философски изрёк на бензоколонке один шофёр, главное – не сколько у тебя осталось, а сколько ты способен принять.

Вышли из машины и – вот повезло! – через полсотни метров оказались возле какого-то озера с беседкой на берегу. Настоящий подарок в дождь! Спокойно потрапезничали под крышей, а когда дождь утих, установили палатку и улеглись. Наутро разбудили озёрные чайки, разодравшиеся, точно торговки на базаре, возле ямы с мусором. Тут же мы обнаружили чьи-то забытые джинсы и футболку, незамеченные вечером, рядом валялась обувь – видно, это место гулянок здешней молодёжи, где празднуют «до выноса тела». Значит, населённый пункт рядом!..

Здравствуй, добрый человек

Как оказалось, неподалёку от места нашей ночёвки – большой посёлок Пинега. И заправиться можно, и машину подремонтировать, и запасы пополнить... Вот только незадача – выходной.

Первым встречным оказался благодушный мужичок, стоявший в палисаде возле своего дома и охотно растолковавший нам, где живёт автомастер. Не ограничившись этим, он крикнул соседку, узнал у неё телефон этого самого мастера и позвонил: «Слушай, вот хотят подъехать...» На том конце (хотел сказать «провода», да оборот этот теперь безнадёжно устарел), видимо, ответили утвердительно, и наш благожелатель ещё раз подробно описал дорогу, гараж «с красной крышей» и даже внешний вид мужика, к которому следует обратиться. «В случае чего возвращайтесь, я тут ещё буду!» – дружелюбно проводил он нас. Всем, чем только возможно, помог, разве что не поехал с нами добровольным проводником.

Через несколько минут мы остановились у большущего гаража с воротами, напоминавшего пожарное депо. В глубине за ним расположился ухоженный дом с детской площадкой, заполненной всяческими горками, качелями, обсаженной цветами, – так неожиданно было видеть это здесь, в далёком северном селе. Хозяина я обнаружил за домом – он укладывал какие-то трубы в канаву. По городским меркам – никаких шансов, чтоб бросил своё дело и занялся моим авто. Но не по пинежским. На мою просьбу сказал только: «Отчего не помочь?» Ждать пришлось недолго. Познакомились и отправились в гараж.

Здесь, в посёлке, его главное дело – извоз. Предварительные заказы собирает супруга, всё чаще в последнее время в рейс отправляется сын – сегодня как раз один из таких дней. А у Александра выходной. В сумраке гаража, куда мы прошли, поблёскивал лаком комфортный иностранный микроавтобус.

– Теперь пассажиры на наших уазиках не очень-то хотят трястись, – так он объяснил свою покупку.

– Понимаю, – вспомнил я нашу встряску накануне.

Спрашиваю, не завидуют ли односельчане его обширному хозяйству.

– Есть и такие. Видят, что у меня дом, гараж, машины... А что все деньги я должен вкладывать в дело, иначе всё встанет, – того не видят. Езжу постоянно, так что вот пришлось купить шиномонтажный станок, – Александр взял у меня колесо с пробитой покрышкой и принялся за работу.

Через несколько минут он уже рассказывал мне о своих непростых отношениях с невидимым миром:

– Я в Бога верую, но не крещён. Зато своих всех окрестил!

– Отчего же сам не крестишься?

Он хмыкнул со значением и начал клеить шину.

Я задумался, как такое возможно: семья «приписана» к Богу, а сам – «вольный стрелок»? Какими же сложными должны быть отношения с Богом у этого крепкого мужика, не наученного вере сызмальства! Так это похоже на нашего северного человека: если уж входить в «команду Бога» – а ведь это дело серьёзное, – сначала присмотреться, понять, как ближние будут себя ощущать с крестом на шее...

Разговор заходит о местных дорогах, и я шучу: дескать, кто по вашим дорогам не езживал, тот Богу не маливался – этакая переделка поморской поговорки на местный лад. Но Александр воспринимает это всерьёз и рассказывает историю, каких, наверно, в загашнике у любого шофёра на Севере не меньше десятка наберётся. О том, как однажды «под этим делом» въехал на машине на лёд озера и провалился, а почему не утонул – сам не знает. Он уверен, что помог ему не кто иной, как Сам Бог, и с тех пор он окончательно «завязал». Александр поднял голову и задумчиво обвёл взглядом огород, детскую площадку, дом... Тут в сарай зашёл односельчанин: поможешь с колесом? «Давай приноси», – ответил хозяин.

– Работы хватает? – спросил я у него.

– Хватает. Кто хочет, тот всегда работу найдёт...

Пока я укладывал запаску, подъехали на жигулёнке очередные просители и он махнул нам рукой: «С Богом!»

«И ты оставайся с Богом, дорогой русский человек», – мысленно прощаюсь я.

Если верно то, что дело как началось, так и продолжится, то первые встречи – явно добрый знак! И точно: все без исключения люди, встретившиеся нам на пути, оказались гостеприимны и открыты душой – ну, не попалось нам на пути недоброго человека, ни одного!

Снова в Лешуконье

Пинега – последний приют перед большим перегоном на Мезень. Здесь, в придорожном кафе, можно отведать домашнего квасу – лично у меня от него скулы свело, а Михаилу понравилось. Дальше дорога тянется на северо-восток – полторы сотни километров по лесу, местами по лесотундре и болотам. Дальний край болот уходит к горизонту, и от такого космического пейзажа охватывает странное чувство. Дорога прочерчена стрелой, в пыльном облаке где-то вдалеке несётся микроавтобус – словно убегая в страхе, он стремится скорее проскочить эту местность, населённую корявыми низкорослыми сосенками, расставленными как шахматные фигуры ёлками-палками, придавленными сверху тяжёлым небом. Деревянные щиты вдоль дороги только подчёркивают малость человека перед могучими пространствами тундровых болот и тщету желания спастись от полуночника, зимами волочащего за собой метели из Студёного моря. Невольно думаешь, каково здесь, если попадёшь зимой в заверть.

По старым адресам

река Мезень
Катера «отдыхают» до осени

Полотно дороги от Пинеги до Мезени уложено сравнительно недавно, потому эти километры проезжаешь быстрее. Прошедший дождик прибил пыль, яркие цветы иван-чая вдоль дороги –словно огни вдоль взлётной полосы. Брякает по днищу глушитель, телефон «вне зоны доступа». Я в раздумье: сколько, интересно, придётся стоять в очереди, ожидая паром?.. Но тут машина взлетает на бугорок, с которого открывается вид на реку и заречные дали. «Река Мезень. Высадка пассажиров обязательна», – гласит щит у дороги. Наконец и спуск к родной реке: ну, здравствуй, дорогая ты наша, ненаглядная!

Одна незадача: от этого берега едва ли не до противоположного протянулась песчаная рябь. У берега, закопавшись в песок, ржавеет какая-то старая речная посудина. Вот оно что – великая сушь, паромы об эту пору не ходят! Наискось прямо по пескам тянется насыпь из красной береговой глины. Видно, что ведёт она к наплавному мосту, «склеенному» из тех же самых плашкоутов, которые раньше ходили с берега на берег. Теперь вместо гордого штурманского мостика и штурвала – стариковская будка билетёра. По-сиротски уткнувшись в берег, прижавшись к понтонам, спят катера – о них вспомнят только к осени, когда из-за дождей река снова разольётся. Громыхая на стыках, переезжаем с понтона на понтон – и наконец мы на берегу.

Спустя каких-нибудь пару часов мы вновь переправляемся через Мезень, перед самым Лешуконьем. Ткнувшись в берег, баржа опускает аппарель, и машины устремляются по склону высокого оврага наверх. Дорога до села проходит мимо отворотки на Ущельский монастырь, но заехать туда не получается – мы созвонились с отцом Владимиром Стрельниковым, он уже ждёт нас в храме. Мимо руин некогда стоявшей здесь воинской части, мимо взлётной полосы аэропорта, мимо большого креста, установленного прямо у дороги, – в прошлый наш приезд его не было...

С этого мы и начали расспросы отца Владимира.

крест в селе Лешуконское
Крест в центре села у магазина «Радуга»

– Это сейчас кресты почти по всем деревням стоят. А первый крест в Лешуконском – этот самый, возле магазина, – Витя Кузнецов поставил...

– Витя – это кто? – уточняет Михаил и что-то ищет, листая свой блокнот.

– Витя – единственный в Лешуконском помор. Истинный помор для меня – это тот, кто делает лодку, на этой лодке выходит в море и ловит рыбу. Он нас прежде снабжал камбалой, селёдкой… Не только лодки – он умеет делать всё: и баню срубит, и такой резной иконостас... – отец Владимир показал рукой (мы расположились беседовать на скамейке в трапезной храма). – Возле магазина «Радуга» прежде была часовня Святителя Модеста. Приходит ко мне хозяин магазина, неверующий, спрашивает: «Что делать? Мы магазин сносить не будем». Я говорю: «Поставьте там обетный крест». Вот Вите заказали, он на картинке крест посмотрел – и поставил.

А потом пошло: стали ставить по району сначала кресты, а в последнее время и часовни. Лешуконцы же быстро друг у друга перенимают.

Мысленно вновь проходя маршрут прежней экспедиции по Мезени, мы словно ведём пальцем по карте, выясняя у о. Владимира, какие с тех пор произошли перемены в жизни православных. Узнаём, что в самом дальнем селе района Родоме, близ границы с Коми, поставили часовню. Некогда в селе и церковь стояла (её за ветхостью снесли), и часовня в честь Тихвинской иконы – на этом месте теперь крест. Значит, время возродить часовню приспело.

Следующее село по реке – Вожгора. Там некогда красовалась Воскресенская церковь, использованная позднее под «очаг культуры». Уже тогда, в 2005-м, проезжая Вожгору, было трудно поверить, что когда-то в селе было крупное лесоперерабатывающее производство, грузовая пристань, воинская часть... Глава сельской администрации тогда предрекал: «Через три года умрём». Не умерли, однако. Но стали ли жить? И как там православные? Помнится, председатель общины Анна Васильевна Попова показывала нам скромные труды по восстановлению молитвенного дома, делилась надеждами... Спрашиваю отца Владимира.

Отец Владимир село Лешуконское
Отец Владимир у старого-нового храма. Паперть – «авиационная»,
из деталей, привезённых с сельского аэродрома

– В Вожгоре православная община развалилась, они даже с регистрации уже сняты. Сейчас ведь, если нет священника, снимают с регистрации. Так Патриарх Кирилл постановил, но это не какое-то давление. А то на каждом священнике «висело» по десятку церквей, а он нигде толком не бывал. Я как-то просил меня туда отвезти, да дороги нет. По реке тоже не всегда доберёшься. А самолётом – не по карману.

– Разве не могут существовать общины без священника? У нас на Севере ни в какие века не хватало духовенства. А сейчас, получается, православная жизнь замыкается обязательно на священника?

– Это однозначно. И хорошо, что Патриарх это осознал. Может, он это и знал. А то числились зарегистрированные приходы, а на самом деле – «мёртвые души».

– Но ведь в районе вы единственный священник. Выходит, активная христианская жизнь есть только в райцентре?

– В Лешуконском, больше нигде... Да и когда правильного окормления нет, это приводит порой к печальным последствиям. Вот в Лебском – это ниже с. Вожгоры по течению – часовня была построена...

Отец Владимир - храм в с. Лешуконское
Мы беседуем с о. Владимиром на лавочке
в храме с. Лешуконское

– Да, – вспомнил Михаил, – там такой был Андрей Летунов, мы с ним, когда проплывали в 2005-м, общались. Непростой молодой человек... Он так там и живёт?

– Нет, куда-то уезжает, приезжает... Долго строил часовню, и в ту пору я с ним как-то общался. А потом он стал сам по себе. Говорил, что Сергий Радонежский к нему приходит беседовать… У него идеи были, что он такой одухотворённый. В общем, основательно «залетел» в прелесть. А прошлой зимой вообще уже – стал торговать этой часовней, решил устроить аукцион: кто купит. Ольге – редактору нашей районной газеты – объявление отправил: продам часовню! Под дачу! Она не опубликовала. Ольга – человек верующий. Так он на неё за это в суд пытался подать, в прокуратуру...

– Помнится, мне рассказывали, что в Койнасе в своё время появился молодой наставник-единоверец и читать стал по другим книгам, народ растерялся...

– В Койнасе пробовали Никольскую церковь построить. Старая-то, Прокопьевская, уже подгнила, рухнула. Но пока ни слуху ни духу.

– А если бы туда священника?

– Не выживет.

– А если монах?

– Даже и монах. Он ведь тоже должен есть... С койнасскими зимой я ещё общался, а сейчас уже всё. Транспорта у меня нет, ездить не на чем. Раньше, правда, вообще невозможно было, но в прошлом году мужик, имени его не помню, сделал переправу, такой молодец! Обычную «буханку», даже «газель», наверно, может взять. Всё-таки русский человек есть русский человек! Он с обычного катера-«каэски» все палубные надстройки срезал, оставив только «чашку», бросил две доски-«десятки» как трап. И две сходни аккуратно подстругал. Такая «баржа» подплывает к берегу задом, доски – на землю, и машина по ним заезжает. Паромщик заводит «Ветерок» на своей лодке-верховке – и потащил её, привязанную, на другой берег. Там толкнул-развернул (при этом жена ему помогает) – машина съехала...

– Интересно, сколько берут за переправу?

– Пятьсот в прошлом году брали.

Мне вспомнилось, что, когда мы несколько часов назад переезжали через Мезень по плашкоутам, там пальцем ведь никто не пошевелил, только билетёр нос из будки высунул, – а взяли 400 рублей... Как по-разному достаётся людям хлеб!

Продолжим наше «путешествие». Что там ниже Койнаса по течению? Палощелье, Белощелье... Помню, здесь мы заходили к Азе Васильевне Чурсановой, инициатору возрождения Юдиной пустыни. Что там сейчас, в деревне?

Отец Владимир рассказывает про бульдозериста-дорожника из Белощелья Евгения Адольфовича Чурсанова:

– Пришёл как-то, сына окрестил и решил часовню строить, дескать, «мой отец разрушил храм, а я поставлю». Я благословил. Не знаю, доделал её Женя или нет...

История тут такая. Введенскую церковь в Белощелье ещё во времена оные большевики превратили в склад. Когда в селе решили возводить гараж для доручастка, склад разобрали и из этих брёвен построили. Народ-то, зная, что это бывший храм, был против, но поперёк рожна, как известно, не попрёшь. Руководителем доручастка был тогда отец Евгения, ну, а в деревне – не в городе, тут сын не только за отца, но и за деда-прадеда отвечает. Вот Евгений Адольфович и задумался, что с этим «родовым грехом» делать.

Решил идти таким путём: сначала возглавил сельское ТОС (территориальное общественное самоуправление, по-старому если – старостой села стал), собрал сельский сход и предложил на конкурс проектов «Сельская инициатива» выдвинуть идею строительства часовни. Проект весной прошлого года оказался в числе победителей – а значит, люди увидели, что дело пошло. Деньги, конечно, не бог весть какие – 9 тысяч из бюджета поселения, по 8 – из районного и Архангельского областного. Но даже чтобы их получить, работы надо было начать сельчанам за свой счёт. ТОС объявил акцию «Купи один брус» для строительства часовни. По 370 рублей за штуку. И люди сразу же откликнулись...

Вот такая история. Добрые люди живут в Белощелье. Всё-таки удивительно, что у каждой деревни свой характер. Меняются поколения, власти, экономика; даже, бывает, почти полностью вымирает деревенька, а характер всё же остаётся...

Десятью километрами ниже другое село – Ценогора. Здесь храм помню – синенький, справный, освящённый в честь Флора и Лавра. Запомнилась необычная деталь: церковная касса хранилась тогда в сельсоветовском сейфе. Спрашиваю у батюшки, что там нового.

– Храм как стоял, так и стоит. За ним ухаживают. Председатель общины уже другой... – отвечает он и добавляет: – У них там «своя свадьба» – священника им не надо.

– Выходит, сами в храме читают... – не сразу понимаю я.

– Ничего они там не читают. Приходит дежурная, которая назначена. Свечки ставит, как-то по-своему молится. Всё-таки эта деревня очень... – отец Владимир подбирает слово, – коммунистическая. Мышление у них такое. Там сейчас хоть партсобраний и нету и между людьми хорошие отношения, но... Поговорить-то с ними можно в основном про Советский Союз, но только не о Боге, не о вере. «Батюшка, у тебя какие-то свои ходы есть, ты в Бога веришь, да? А я марки собираю...» – на таком уровне. Положено – раз мы русские, ну, крест поставим обетный. Часовню сохранили – значит ходим, свечки ставим. Я не знаю ни одного, чтоб приехал, исповедался, причастился...

– А Виталий Иванович из Пылемы – как он, живой? – спрашивает батюшку Михаил.

С Виталием Листовым состоялась у нас памятная встреча в селе Пылема. Там над рекой он своими руками поставил часовню по обету за исцеление своей супруги Галины – беда-то была серьёзной, перелом позвоночника!

– Да третьего дня с ним виделся – живой, всё такой же бодренький! – оживляется батюшка. – Снова повторил свою историю, как жена его чудесным образом выправилась, сводил в часовню.

– Как, местные ходят туда?

– Народ ходит. Я был там: чувствуется намоленность в этой часовне. Бабушки говорят: слава Богу, далеко ездить не надо. Потому что есть уже совсем немощные.

– А по какому случаю вы туда ездили?

– Народ крестил. Окрестил полдеревни, – усмехается батюшка, – целых... девять человек. Всего-то там живёт двадцать. Вчера и сегодня у них праздник деревни, уроженцы Пылемы со всей области съезжаются, так что мы решили освятить крест на месте, где раньше был храм, и людей окрестить заранее – чтоб пьянку со святым делом не путать. А перед тем как крестить, я их оглашал. «Вы думаете, что покрестились – и манна небесная сразу на вас упадёт, за вас Бог всё сделает? – говорю им. – Нет, вам нужно самим будет всё делать. Покрестился – значит дал Богу обет, что не буду пьяницей, вором, что жить буду по-человечески. Чтоб Господь мог принять домой, обратно в Царствие Небесное». Я всегда с этого начинаю, знаю, что многие воспринимают Бога, точно Он у них слуга: «Я пришёл, свечку поставил, так что давай то и другое для меня делай!» Были случаи, когда и претензии предъявляли: «Я на храм пожертвовал, а почему Бог не исполняет моих пожеланий?» Говорю людям, что здоровья, например, Господь может и не дать. И объясняю почему. Вдалбливаю, чтобы подход-то у человека был не наглый.

Тарзанка, палатка и акафист

...С этого момента разговор у нас с отцом Владимиром свернул совсем на другую тему, так что отставим его пока, в другой раз как-нибудь по случаю перескажу.

Поговорили ещё – глядь, а дело к вечеру. Надо устраиваться на ночлег. Ещё в дороге мы условились, что заночуем в палатке не где-нибудь, а на месте бывшего Ущельского монастыря, близ часовни. Сказано – сделано. Отправились в магазин за снедью, а затем – к Иову Ущельскому.

Из дневника Михаила Сизова:

у реки Мезени в Лешуконске
На этом месте по преданию принял мученическую смерть преп. Иов Ущельский

Вот и знакомая поляна с часовней и огромной растопыристой сосной на краю, к нижней ветке которой привязана «тарзанка» – забава местной ребятни. Ничего-то за пять лет не изменилось... На автопилоте (за годы совместных путешествий это дошло до автоматизма) ставим палатку близ кострища. За водой для котелка сил идти уж нет. Река в сотне метров, да не спустишься – больно высока и крута здесь мезенская щель. К обрыву всё же сходили – поклониться крестам на месте убиения Иова Ущельского и полюбоваться закатом. Забираемся в спальники, и тотчас торопко, не мешкая «тихон подобрался», как говорят лешуконцы о сонном забытьи.

Часовня Иова Ущельского
Часовня на месте монастыря преп. Иова Ущельского

Проснулся от яркого света... Солнце просвечивает сквозь тонкий «потолок» палатки – и отчётливо видно каждое сочленение на лапках жучка, что деловито бежит куда-то по внешней стороне капроновой крыши. Остановился от моего взгляда, а когда я отвёл глаза, посеменил дальше. Всё в этом мире связано – мы, эта поляна, где в глубокой древности стояла монашеская пустынь, наш путь по Мезени, растянувшийся на много лет... Пробирались мы от одной таёжной кельи к другой – побывали у Аникия Латьюжского, у Юды Конещельского, у Якова Горевшего, и вот пришли к родному их дому, на место обители, откуда разошлись пустынники по всей Мезени. Забегая вперёд, скажу, что и в конце пути, близ самого устья Мезени, мы ещё услышим об этой Ущельской обители, которую основал Иов, выходец из Соловецкого монастыря.

Спутники мои зашевелились в спальных мешках, просыпаются. Да, именно так – во множественном числе. Решили мы с Игорем последний этап многолетнего путешествия завершить вместе с сыновьями – Иваном и Святославом: приобщить, так сказать, к путям-дорогам. Своего мне взять не удалось – уехал он в студенческую археологическую экспедицию. А Святослав ещё школьник-восьмиклассник, на каникулах. Он привстал, трёт кулаками глаза... Подъём!

Быстрый сбор, потом молебен в часовне. Акафист – книжицу с чуть сморщившимися от влаги страницами – даём читать и Святославу – все мы в одной «лодке». Молимся покровителю нашего путешествия:

преподобный Иов Ущельский

Преподобне и богоносне отче наш Иове, предстоя престолу Пресвятыя Троицы, молися непрестанно: страждущую страну Российскую от лютых безбожник и власти их да свободит, и да восставит престол православных царей... да ходим кийждо достойно звания нашего, в немже званиим быхом, и да будет земля наша добра, и вси живущии на ней род избран, царское священие, язык свят, людие обновления, ныне и присно и во веки веков. Аминь».

Всё, можно отправляться и дальше. Но в старом блокноте есть у меня памятка-обет, накарябаная пять лет назад авторучкой, в которой явно паста кончалась, два раза запись обводил: «Виктор Кузнецов – строит кочи, Белое море, кресты на берегу, в следующ. раз обяз. встр-ся!!» Тот самый Витя, что вырезал первый крест в Лешуконском и о котором напомнил отец Владимир.

Что ж, задуманное надо исполнять...

(Продолжение в следующем номере)




назад

вперед



На глав. страницу | Оглавление выпуска | О свт.Стефане | О редакции | Архив | Форум | Гостевая книга