ВАЛЕНТИНА И ФЛОРЕНТИНА

Восходители-паломники ко Кресту на гору Народная, приезжая в Сосногорск, последние годы останавливаются у одной из прихожанок здешнего храма. Валентина Николаевна Мешовкина живёт в обыкновенном деревянном бараке на несколько семей, в однокомнатной квартире – без особых удобств и горячей воды. Но крестоходцам этого и не нужно, была бы крыша над головой. Случалось, по 10–14 человек одновременно располагались на ночлег в её небольшой комнате. Кому не хватало места на полу, шли на сеновал в сарай. Было неловко обременять пожилого, больного человека, и, приезжая в Сосногорск, мы готовы были жить хоть в палатках около храма, но Валентина Николаевна каждый год продолжала звать нас к себе, с удовольствием готовила нам обеды (на такую-то ораву), а в дорогу всегда давала огромный пакет зелени со своего огорода: с луком, укропом, чесноком, петрушкой. Витамины в длительном – двухнедельном – путешествии очень нужны.

В суматохе мне даже не удавалось толком поговорить с нашей доброй хозяйкой. А в последний раз зашёл к ней на кухню, разговорился. Валентина Николаевна стала меня спрашивать о тех людях, которые у неё гостили до этого и уже много лет в горы с нами не ходят.

– Как вы всех по именам-то помните? – удивляюсь я памятливости старушки.

– Да как же, я же за всех каждый день молюсь! – и показывает мне толстенную тетрадь-помянник, где перечислены все имена людей, когда-либо останавливавшихся у неё. За 13 лет их набралось, наверное, около ста. Очень меня это удивило. Вроде бы незнакомые люди, виделась с некоторыми только один раз в жизни. Может, молитвами рабы Божией Валентины Господь спас кого-то от верной смерти, от каких-то необдуманных поступков да и просто от нежданного лиха.

В молитвенном углу на кухне у Валентины Николаевны от стола до потолка – иконы. Среди них несколько образов батюшки Серафима, её любимого святого. Большие и маленькие – все с интересной историей: то подаренные настоятелем по какому-то торжественному случаю, то привезённые кем-то из Дивеево от мощей преподобного.

Батюшка Серафим «привёл» Валентину Николаевну в общину, когда местный Серафимовский храм только начинал строиться. По благословению настоятеля она стала готовить строителям трапезу. Забот было так много (завтраки, обеды, ужины), что ей самой не всегда удавалось выбраться на литургию. И только на вечерней службе она слышала, как в алтаре настоятель поминает в числе строителей храма и её имя.

Валентина Николаевна часто говорила нам, что, если кто-либо будет и просто так, проездом, в Сосногорске, пусть приходит на ночлег к ней. В последний свой приезд в этот северный городок я воспользовался приглашением и прожил у гостеприимной хозяйки почти неделю. Встаёт она очень рано, в четыре-пять утра. Утреннее и вечернее правило читает наизусть, попутно занимаясь своими делами. То готовит, то идёт в свой любимый огород, где растут картошка и всякие овощи, посаженные опять же в основном не для себя, а для ближних. А вот о здравии и за упокой молится по своему толстому помяннику, долго перечисляя имена всех своих близких и знакомых.

Давно уже Валентина Николаевна живёт одна. На старости лет ей пришлось воспитывать с двухлетнего возраста до школы своего правнука, пока его мама в другом городе получала высшее образование. Благодаря прабабушке Игорёк говорить и молиться начал почти одновременно. Быстро выучил множество разных молитв и у прихожан стал всеобщим любимцем. Три года назад мама забрала его домой. То и дело Валентина Николаевна вспоминает о правнуке.

– Вот, бывало, придём с Игорёшей в церковь, – начинает она. – Каждый с ним поздоровается, поговорит. За маленький рост прихожане в шутку прозвали его гномиком. Как только кто заболеет, я его зову читать акафист «Всецарице» или Пантелеимону Целителю. Вместе помолимся за болящего – глядишь, его детскими молитвами человек начинает выздоравливать. Очень он святого Пантелеимона любил. А потом как-то я сама заболела. Пришли с ним на службу. В лавке купила свечи, подаю ему одну, говорю: «Игорёша, иди поставь Пантелеимону, видишь, как я сильно болею». А какой-то был большой праздник, к иконе Пантелеимона не пробраться, перед ней вплотную много народу стоит. Он подошёл к знакомой, Марии, говорит ей: «Мне надо свечу Пантелеймону поставить, а туда не пройти».

«Так ты поставь Николаю Угоднику, он такой же, как Пантелеимон. Он тебе поможет».

Игорёк зажёг свечку, поставил на подсвечник перед иконой Николая Чудотворца, встал на колени и говорит: «Николай Угодник, передай Пантелеймону – бабушка болеет...»

Когда Мария мне об этом рассказывала, то плакала, как и тогда, когда увидела, как он молится за меня.

– А однажды пришли с ним на источник, – вспоминает Валентина Николаевна другой случай, – и я ему говорю: «Игорёша, давай какую-нибудь молитву здесь пропоём». Ему тогда лет пять всего было, а он уже много разных молитв знал. «Бабушка, давай “Воскресение Христово видевше”». Пропели с ним Пасхальный тропарь. Так хорошо! А потом стали обходить часовню вокруг, смотрим – а на ней написано, что она названа, как и источник, в честь Воскресения Христова. Мы об этом и не знали. А ребёнок-то ближе к Богу, чем мы, взрослые. Видимо, ему ангелы подсказали, что именно такую молитву нам надо пропеть. Да он и сам как ангелок...

Всплакнув немного, Валентина Николаевна продолжила:

– ...Сейчас ему уже 10 лет. У него появилась маленькая сестричка Алиса. Мы перезваниваемся. Как-то я ему говорю: «Ты Алису-то учи молитвам». – «Бабушка, она ещё маленькая, я её маленьким молитвам учу: “Господи, помилуй”, “Царю Небесный”, “В руце Твои, Господи Иисусе Христе”, на ночь». – «Молодец, Игорёша», – похвалила его. Так, глядишь, и свою сестру к Богу приведёт.

Далеко теперь любимый правнук. Зато всегда рядом лучшая подруга – Флорентина Самсоновна Бажина. Живут они недалеко друг от друга, буквально в десяти минутах ходьбы. Так что часто ходят друг к дружке в гости, а по телефону переговариваются в течение всего дня.

– Какое счастье, что мне такого замечательного человека Господь на старости лет послал! – восклицает Валентина Николаевна после очередного телефонного разговора. – Если бы ты знал, Женя, какой это удивительный человек!

Когда в очередной раз хозяйка отправилась в гости к своей подруге, я напросился вместе с ней – специально чтобы познакомиться с Флорентиной Самсоновной.

Она очень уважаема сосногорцами, поскольку всю свою жизнь проработала врачом в городской больнице и многим помогла. Но уважают её не только как врача, а прежде всего за человеческие качества. Добрая, мудрая, тактичная женщина – с первых слов она произвела на меня очень приятное впечатление и сразу же расположила к себе. Оказалось, Флорентина Самсоновна из дворян. Удивительный рассказчик, ценящий умную шутку и юмор, своими разносторонними знаниями она умеет заинтересовать любого человека.

– Моя мама, Антонина Арсеньевна, родилась в большой православной семье, – начала рассказ Флорентина Самсоновна. – Она была 14-м по счёту ребёнком, дожила до 97 лет и последней из своих братьев и сестёр ушла из жизни – в праздник Казанской Божьей Матери, 21 июля этого года. Последние 20 лет жила с нами, постоянно исповедовалась и причащалась. Господь послал ей дивную христианскую кончину. Умерла тихо и мирно. Вот когда говорят, что человек отошёл ко Господу, так это как раз про неё.

Бабушка и дедушка со стороны матери жили в Твери в своём доме, нашем родовом имении. Мама рассказывала, что когда в Твери были дворянские собрания, то дедушка с бабушкой постоянно открывали бал. Шли первой парой. Все в нашей родове были талантливыми, многие стали художниками, артистами. По маминой линии её родные братья, известные циркачи, работали на подкидных досках, выступали вместе с Поддубным и Никулиным. Другой брат был артистом балета, его жена – балериной. Очень дружная семья. Все рассудительные, советовались друг с другом и всё делали сообща.

– Отец мой был военным лётчиком, полковником авиации, – продолжает Флорентина Самсоновна. – За время папиной службы они с мамой сменили 22 места жительства. Жили в казённых домах, из своего было только нательное бельё. Мама рассказывала: «Как только объявляют, что полк снимается, все идут собирать бельё с верёвок, которое сушится на улице. Увязывают в чемоданы и готовятся к очередному переезду». А мы с братом-близнецом родились уже после войны, в 1946 году, в городе Подольске. Когда нам было около двух лет, папу перевели в Ярославль и там уже наша семья осела надолго.

Поскольку папа руководил корпусом, то все дела, связанные с Церковью, в нашей семье были строго засекречены. Крестили нас с братом тайно в детстве, в два года, когда мы гостили у тётки Мани в Твери. Тётя Маня была очень набожным человеком, постоянно ходила в церковь и не могла допустить, чтобы её племянники оказались нехристями. И вот однажды маму с другими детьми отправили в цирк, а нас повели в церковь. Это крещение оказало большое впечатление на нас с братом. Поскольку мы были маленькие, то сам момент крещения не помним. В памяти только, как мы стояли где-то около больших колонн на коленях и молились.

Уже будучи взрослой, я маме напомнила об этом, и она рассказала, как всё было. После крестин мы отправились обратно в Ярославль, а ехать нужно было через Москву. В Москве тогда было модно посещать Елисеевский магазин. А там колонны, красивая мозаика, всё в цветах. Мама с моей крёстной оставили нас стоять около колонны, а сами пошли в очередь за колбасой. На нас, видимо, красота Елисеевского магазина произвела такое же впечатление, как и в церкви. Мы подумали, что пришли в храм, опустились с братом на колени и стали молиться. Оба были кучерявыми, красивыми, как ангелочки. Около нас, умиляясь этой картине, стали собираться люди: «Смотрите, смотрите, дети молятся!» Думали, что мы потерялись. А потом крёстная увидела толпу народа около нас, сказала маме, та подошла к нам, попросила подняться с колен. Так всё разрешилось, люди разошлись. Это первое впечатление о церкви. А уже с шести лет нас с братом тётя Маня стала часто водить на службы и причастие. До сих пор помню вкус чистого кагора из детства. И лжицы тогда были совсем не такие, как сейчас, а больше.

Когда мы гуляли с тётей по Твери, она всегда на себя накладывала крестное знамение, кланялась и молилась перед каждым храмом. Ещё и обойдёт его с молитвой. А нам постоянно по дороге одно и то же твердит: «Бог всё видит. Он узнает, что вы плохо учитесь, и накажет вас...» И вот это тоже так впечатлило, что появился до того жуткий страх, что я боялась даже в туалет сходить – Бог же всё видит... Это насильное приобщение к церковной жизни вызвало в моей детской душе протест. Однажды тётя Маня будит нас утром, зовёт в церковь. «Я не пойду», – заявила я. «Одевайся, пойдём». – «Нет, не пойду. Если будете приставать, я всё папе расскажу». И от меня быстро отстали. На этом мои посещения церкви в детском возрасте закончились.

А сознательно мы с братом пришли к Богу, уже став взрослыми. Он – чуть пораньше меня. Сейчас брат обеспеченный человек, хорошо зарабатывает, делает много пожертвований для Церкви. Постоянно ездит по монастырям, часто бывает в Дивеево, у преподобного Серафима Саровского.

– Папу с мамой война застала в Бессарабии, – вспоминает моя собеседница. – Войны никто не ждал. Они с мамой мирно спали, когда в четыре часа утра начали бомбить с самолётов и обстреливать из пушек. Мама говорит: «Наверное, учения?» А отец: «Да нет, это война». Тут же быстро собрался и ушёл воевать. У него всегда с собой был дежурный чемоданчик со всем необходимым для срочных вылетов. В первом же бою папа сбил два самолёта. А вернулся домой он только в 1945 году.

На войне был заместителем командира эскадрильи 67-го истребительного авиационного полка. Воевал на Южном фронте. Награждён тремя орденами Красного Знамени, другими орденами и медалями. 5 августа 1941 года в воздушном бою тараном сбил вражеский истребитель и сумел приземлиться на повреждённом самолёте. Все награды сейчас хранятся у моего брата. В бою папа был ранен в голову, очень тяжело болел. У него хранилась ужасная фотография из госпиталя: всё лицо искорёжено, в швах и шрамах, жутко смотреть. Я потом попросила эту фотографию уничтожить, не хотела видеть его таким, потому что всегда папа был красивый и статный. Когда он поправился, стал красавцем каким был прежде.

Умер отец сравнительно молодым, в 62 года. Мама его сильно любила и эту любовь пронесла через всю свою долгую жизнь. Папин портрет постоянно хранила около своей кровати. Она последние годы уже не вставала. Убираясь в её комнате, стирая пыль со стенки, бывало, папин портрет отодвину. Мама сразу же: «Поставь на место, чтобы я Самсон Иваныча видела». В душе я даже завидовала тому, что у мамы такая большая любовь – не каждому выпадает это счастье.

А папа был и внешне красив, и душой. Очень умный, много читал и знал. Когда закончилась война, ему исполнилось 40 лет. После войны его попросили уйти в отставку. В то время модно было руководителями предприятий назначать военных. Вот папа долгое время и руководил Ярославской областной типографией. Отсталое предприятие он вывел в передовые, одним из первых в стране они стали печатать газету в цвете на закупленном в Чехословакии оборудовании. А потом отец стал директором книготорга. Мама всё время ему говорила: «Самсон, уходи с работы. Уже возраст». – «Ладно, вот последний год доработаю и уйду». Так до самой смерти и работал.

Мама после него прожила ещё много лет. И до конца дней сохранила живой ум, хорошую память, несмотря на то что последние годы была прикована к постели. В 90 лет она начала писать картины маслом, а до этого всю жизнь рисовала карандашом и акварелью. Папа только успевал затачивать карандаши. Получалось у неё очень хорошо.

Незадолго до кончины мамы я пригласила нашего духовника отца Сергия Токмакова исповедовать маму и причастить. Когда он приехал, мама поцеловала ему ручку. «Отец Сергий, как я вам благодарна, спасибо, что пришли!» Батюшка попросил меня выйти на время исповеди. Исповедовалась она регулярно, и какие уж там у неё грехи... Всех она любила, никакого зла не делала, никому пыталась не досаждать. Всегда два слова у неё в обиходе: «простите» и «спасибо». За всё она просила прощения и за любую малость благодарила. Воды попить принесёшь – «Спасибо». – «Да что ты, мама, такое говоришь?» – «Ну, прости меня». А в следующий раз опять за любую малость: «Спасибо, спасибо».

Хотя она при папе и не ходила в церковь, но про себя всегда молилась и, когда садилась за стол, обязательно крестила пищу. И это у неё было уже образом жизни. В душе всегда оставалась христианкой.

В войну мама перенесла три эвакуации. Из Твери с моей шестилетней сестрой они ушли в последний день, перед тем как город заняли немцы. С собой взяли только бидончик с мёдом и корочку хлеба.

А задержались в Твери они из-за того, что мама никак не могла получить аттестат на питание, который выдавался жёнам комсостава. После начала войны из Бессарабии всех жён офицеров вместе с детьми сразу же эвакуировали в Россию. Очень оперативно подогнали эшелоны, выдали еду в дорогу. Все разъехались по своим родственникам, а мама с моей старшей сестрой отправилась в Тверь, к своим родителям. И вот там-то мама всё ждала этого аттестата, а без него никак не могла покинуть город, потому что они тогда умерли бы с голода. А немцы уже стояли под Тверью.

Потом она рассказывала нам: «Сплю в последнюю ночь и во сне вижу Спасителя. Он в белой одежде над моей кроватью молча стоит. И когда я открыла глаза, то обнаружила, что лежу, скрестив руки на груди, как перед причастием». Потом рассказывала этот сон своей маме, нашей бабушке. «Ой, Тоня, наверное, тебе что-то будет послано от Бога». И через час приходит почтальон, приносит долгожданный аттестат. Тут же они с моей сестрой быстро собрались и ушли пешком. Вокруг стреляли, бомбили. А родители мамины остались, потому что были уже старенькие.

Где-то за год до смерти, когда мама уже сильно болела, утром она говорит мне: «Ой, как мне плохо ночью было! Ни вздохнуть, ни выдохнуть не могла». У неё диагноз – кардиальная астма. «Так, мама, ты бы меня разбудила! Надо было постучать мне». Когда ей что-то было нужно, она обычно стучала ложечкой о чашечку. «Да ты знаешь, – говорит, – ко мне Божья Матерь со Спасителем приходили, Они мне помогли. Потом стало легче». Такие чудесные явления с ней и раньше случались. Господь и Божья Матерь оберегали её и хранили до глубокой старости.

– А почему вы решили стать врачом? – спрашиваю Флорентину Самсоновну.

– У меня старшая сестра врач. И мне с детства хотелось всех лечить: кошек, собак, людей. Всегда хотелось кому-то помогать. Вот после школы и поступила в медицинский институт. Училась хорошо, так что на распределении была первой из потока. Всё для меня было открыто. Предложили ординатуру, но я отказалась. Все удивились.

«А чего вы хотите?» – спрашивают меня. «Хочу на Крайний Север». Тут начальник врачебно-санитарной службы Пахомов говорит: «У нас как раз есть два таких места. Вот, пожалуйста, выбирайте: Печора или Сосногорск». Я уже к этому времени была замужем, муж работал учителем в техникуме. А техникум был только в Сосногорске, поэтому выбрали этот город. Сюда переехали в 60-м году. И я всю жизнь проработала в Сосногорске. Работа мне очень нравилась. Первые годы (лет 20–25) даже страдала от того, что отпуск у нас слишком большой. Хотелось с югов побыстрей вернуться домой и выйти на работу. В нашей железнодорожной больнице всегда был очень хороший коллектив. Просто все как родные. И порядки нам нравились, всегда мы поддерживали друг друга. Пока были ещё молодыми специалистами, все врачи с любовью относились к нам.

А обратиться к Богу по-настоящему мне помогла... болезнь. Где-то в 40 лет я сильно заболела: голова кружится, сердце болит. Главное, никакие лекарства не помогают. Звоню тёте Мане, прошу: «Не понимаю, что со мной такое творится. Найди мне какую-нибудь бабушку». Она написала мне письмо: «Какая тебе ещё бабушка, иди в церковь и кайся в своих грехах». И я послушалась совета, пошла в церковь. Первое время как-то неуютно себя чувствовала, но потом потихонечку стала воцерковляться. Да и сейчас ещё не считаю себя до конца воцерковлённой. Часто говорю об этом своему батюшке, что мне стыдно перед теми, кто в церковь ходит постоянно.

У Флорентины Самсоновны двое замечательных детей, двое внуков. Все – люди верующие. Рассказывая о художественных талантах своей матери и многочисленных тёток, Флорентина Самсоновна показывает мне их работы, которые развешаны на стенах квартиры. «Вот эту картину мама написала в 90 лет, а эту – в 95». Смотрю на них, и такое впечатление, что создал их опытный мастер. Между картинами – большой портрет Антонины Арсеньевны, сделанный непосредственно перед её кончиной. Три года не дожила она до своего столетнего юбилея. Умное, очень доброе улыбающееся лицо, изрезанное лучиками морщинок, и над ним, как сияние, шапка седых курчавых волос.

«А вот этой иконой Николая Чудотворца бабушка благословила мою маму, когда та выходила замуж», – показывает хозяйка на старинный образ.

Крещусь на её родовую святыню. Под покровительством святителя Антонина Арсеньевна прожила счастливую семейную жизнь. Благополучно жила и последующие годы. А сейчас Николай Угодник оберегает уже Флорентину Самсоновну, её детей и внуков. Дай им, Господи, счастья и долголетия!