ТРЕТИЙ СИНОДИК

Недавно на Афоне побывал друг нашей газеты Александр Чернавский. Предлагаем его рассказ об этом паломничестве.

Это было в 96-м году. На Афонское подворье в Москве привезли тогда икону преподобного Силуана с частицей его мощей. Я заинтересовался судьбой этого удивительного русского святого, его личностью и стал читать о монашеской республике на полуострове Халкидики. Тогда я впервые захотел побывать на Святой Горе.

Вновь мечты о паломничестве появились у меня лет десять назад, после встречи в Нью-Йорке с другом Женей Зубковым. Он врач, владелец двух наркологических клиник в России и Америке, на Афон летает ежегодно. Женя рассказал мне о монахе Афанасии, с которым там познакомился. Впоследствии я встретился с этим монахом в Москве. Очень колоритная личность. В начале девяностых принадлежал, если я не ошибаюсь, к Владивостокской братве и до сих пор грубовато выражает свои мысли. По молодости с ним что-то произошло, и он пешком через всю Россию отправился из Владивостока на Святую Гору. «Хочу быть монахом», – сказал он, придя в греческий монастырь, и попросил при постриге дать ему имя Афанасий. Греков это смутило. Дело в том, что св. Афанасий Афонский – это основатель первого и главного монастыря на Святой Горе – Великой Лавры. Греческие иноки не дерзают носить его имя, но собрату из России всё-таки уступили. Деятельность он развил со временем довольно бурную. Имеет свой блог в Живом Журнале, печатает книги, которые «органы» считают экстремистской литературой, разжигающей национальную рознь. Представители нашей власти, завидев Афанасия на Святой Горе, не знают, куда деваться, ведь он с ходу начинает резать, так сказать, правду-матку. Может заявить, например: «Хватит, мыши, крысиное царство ваше на Руси закончилось! Аминь!» Последним, кому он это пытался втолковать, был генеральный прокурор Юрий Чайка со товарищи.

Греков некоторые наши монахи очень удивляют. Прежде всего неиссякаемой энергией, не всегда направленной в нужное русло. Я тоже несколько раз смущался, пока был на Афоне. Там становится особенно заметно, насколько неспокойными нас сделал ХХ век, там открывается, как мы нуждаемся в Святой Горе – этой лечебнице наших немощей. Надежда приблизиться к ответу, каким я мог бы быть и каким должен стать, и влекла меня туда много лет. На Афоне просиял во Господе преподобный Силуан. Его учение стало действительно русским православным ответом на всё, что с нами случилось в ХХ веке.

Однажды епископ Диоклийский Каллист пересказал беседу преподобного с одним монахом-пустынником.

«Бог накажет всех безбожников. Будут они гореть в вечном огне», – сказал пустынник святому Силуану. («Очевидно, ему доставляло удовлетворение, что они будут наказаны вечным огнём», – замечает владыка Каллист.) На это старец Силуан с видимым душевным волнением сказал: «Ну скажи мне, пожалуйста, если посадят тебя в рай и ты будешь оттуда видеть, как кто-то горит в адском огне, будешь ли ты покоен?!» «А что поделаешь, сами виноваты», – говорит тот.

Тогда старец со скорбным лицом ответил: «Любовь не может этого понести... Нужно молиться за всех».

Восстановление братских начал на Руси через любовь ко Господу – вот наш путь. Только встать на него очень трудно.

Попал я на Афон вот при каких обстоятельствах.

Некоторое время назад игумен Варсонофий из Антониево-Сийского монастыря сказал мне, что собрался на Святую Гору и хочет, чтобы я его туда сопровождал. Отвечаю: «Если Богу будет угодно». Пошёл на Афонское подворье в паломнический центр. Я и прежде там бывал десятки раз, и всегда этот центр был закрыт. Так случилось и на этот раз. Так, да не так. Спрашиваю у двух людей в светской одежде, не знают ли они, как мне попасть в паломническую службу. К моей радости, один из них, Вадим, оказался её сотрудником. Прошли в кабинет, где на столе моего нового знакомого лежала книга о святом Германе Аляскинском. Я рассказал про свою поездку на Аляску, на остров Кадьяк, к мощам преподобного Германа, а Вадим признался, что очень хочет там побывать. Мы разговорились, определились, какие документы нужны для паломничества на Афон и каким образом их оформить.

Вскоре нас с отцом Варсонофием благословили присоединиться к иконописцу Игорю Лапину, писавшему фрески для Антониево-Сийской обители. Стали оформлять документы, и тут выяснилось, что отец Варсонофий где-то потерял свой российский паспорт. Чудесным образом за неделю-полторы его удалось восстановить. Следующее препятствие казалось более неодолимым: батюшка – житель Архангельской области – визу должен был получать в Санкт-Петербурге, а монахам в питерском консульстве получить её очень трудно, лишь с разрешения Вселенского Патриарха Варфоломея. То есть нужно подать прошение, ждать неизвестно сколько, да и не факт, что дождёшься. Но Бог милостив, помог обойти и это препятствие. Добрые люди посоветовали получить шенгенскую визу в финском консульстве.

В самолёте, летящем в Грецию, Игорь очень нервничал (он никогда не бывал в таких поездках), я притомился, зато отец Варсонофий был спокоен и весел. Из Салоник добрались автобусом до Уранополиса, где вечером отправились прогуляться. Удивили цены в Греции. Чашечка кофе, например, стоит четыре с половиной евро. В Штатах она обошлась бы мне минимум вдвое дешевле. В кафе заказали что-то из морепродуктов – себе и заодно подсевшему к нам монаху Кириллу из Владивостока.

Потом подошла женщина, попросила на русском языке благословения и дала батюшкам денег, со словами: «Помолитесь о рабе Божией Ольге». Оказалось, она из-под Сыктывкара, жила в деревне Куниб Сыктывдинского района, а пятнадцать лет назад вышла замуж за грека, растит двоих детей и печёт хлеб для монастырей.

После кафе отправились искать гречанку Марию, о которой отец Александр Торик написал в книге «Флавиан. Жизнь продолжается». Монах Кирилл должен был передать ей шоколад, отправленный в подарок одним московским священником. Встретили её в одной из иконных лавок. Мария рассказала, что после выхода книги она стала очень известна; у неё берут интервью, приглашают в Россию.

Конец ноября – не лучшее время, море штормит, но народу на Афон всё равно едет очень много. Нам, впрочем, повезло – температура была градусов четырнадцать. На деревьях мандарины, дождя нет, ничто не нарушает покоя золотой осени. Адриатическое море – чистое, лазурное. Пока плыли на пароме, немного волновался о том, как всё сложится. К началу путешествия я прочитал массу афонских дневников, да и среди моих друзей многие посетили Святую Гору. Я видел, что каждый нашёл для себя свой Афон – настолько богато это место впечатлениями. Все едут за разным и обязательно получают ответы, пусть иногда не те, каких ждали. «Учтите, – говорили нам, – Божия Матерь Сама проведёт вас по тем местам, где вам необходимо побывать».

Походил по судну в поисках знакомых и вообще осмотрелся. Вокруг много колоритных личностей из разных стран. Кого здесь только нет! И греки, и русские, и болгары. (Ни одной женщины, само собой.) Разговорился с одним соотечественником в летах. Бизнесмен, человек деятельный, он хочет свозить сына на Афон, чтобы найти с ним общий язык, а перед тем решил сам съездить на три дня, вроде как на разведку.

Ещё оказалась с нами на катере группа десантников. У них тут, на Святой Горе, живёт друг – отец Силуан, тоже бывший десантник (мы его потом видели и даже слышали, несмотря на значительное расстояние, которое нас разделяло). Батюшка, видать, немного блаженный. «Американцы, куда пошли?» – кричал он нам. Акустика там замечательная, так что всё бывает слышно на полкилометра. Почему он принял нас за американцев, скажу честно, не знаю. Наверное, очередная смена настроений – говорят, часто ссорится с рабочими, которые строят ему келью. Такая вот духовная брань.

Но вернёмся к путешествию на пароме. Захотел позвонить другу, ныне обретающемуся на Святой Горе, – отцу Всеволоду (Филипьеву). Скоро у него день рождения, и мама попросила передать сыну чемодан с подарками. Я оставил его в открытом трюме, посреди которого разместилось несколько автомобилей, а по бокам – множество посылок с надписями. Я свою тоже надписал, как мы и договорились с отцом Всеволодом: «Для монаха N» (это его новый товарищ, который должен был позаботиться о передаче).

Думал сообщить, что всё в порядке, но симку, купленную для связи на Афоне, активировать не удалось. Что же делать? Смотрю, с десантниками заговорил какой-то монах. Подошёл к нему с просьбой разъяснить греческие инструкции в телефоне. Монах ответил, что подключат меня лишь в полдень следующего дня, и дал свой сотовый. Слава Богу! В разговоре несколько раз обращаюсь к отцу Всеволоду по имени. Вижу, мой благодетель-монах несколько удивлён. Когда я вернул ему трубку, спрашивает: «Вас не Александр Чернавский зовут?» Оказалось, что это и есть тот самый отец N, который должен был забрать подарки для отца Всеволода.

Вышли мы на пристани Пантелеимонова монастыря. Встретивший нас монах провёл инструктаж. Рассказал про то, какие святыни есть в обители, когда службы проводятся, потом заговорил о деньгах: при заказе сорокоуста нужно платить по двадцать евро за имя и деньги отдавать прямо ему.

Мы не ожидали, что будет так дорого. В греческих монастырях денег вовсе не просят, говорят: «На ваше усмотрение». А плохо со средствами, так и вовсе бесплатно заказываешь, никто слова не скажет. То же насчёт свечей и всего остального. А в Пантелеимоновом монастыре иначе. Задумался: как быть? Друзья целый мешок записок передали и лишь немного денег. Их хватит на несколько имён. За остальных придётся просить о молитвах в Ивероне – там образ Иверской Божией Матери пребывает – и в Ватопеде, где иконы Ватопедской Божией Матери «Отрада» и «Всецарица». Трудность в том, что греки нашей кириллицы не разумеют. Почти до утра переписывал имена латиницей.

Вопрос, как относиться к материальному, обсуждался у нас в Церкви всегда. По опыту знаю: бизнес мешает молитве. Это как в Писании: «Где сокровище ваше, там будет и сердце ваше». Другое дело, когда по послушанию, через «не хочу» делаешь. Послушание Господь поможет исполнить, так что останутся силы и на духовную жизнь. Не скоро и с большим трудом пришло понимание: сколько дадут тебе за работу денег, за то и слава Богу. Если мало, Господь потом добавит, если много – заберёт. Там свой бухучёт. Впрочем, у каждого свои обстоятельства, не мне судить.

На следующий день приложились к честным главам преподобного старца Силуана и святого целителя Пантелеимона. Нам повезло: мощи выносят только по воскресеньям, так что, окажись мы на Афоне в любой другой день, не состоялась бы наша встреча с преподобным. Литургия служилась в церкви во имя Покрова Божией Матери. Она находится на большой высоте, подняться туда – всё равно что на десятиэтажный дом. Побывали в трапезной, где на стене изображена огромная змея, мешающая умершим проходить мытарства. Завтрак был приготовлен на 80 человек, а собралось в два с лишним раза больше. Подавали морскую рыбу, и на всех не хватило. Монахи бросились жарить. Они были растеряны, но поддерживали друг друга. Я услышал, как двое вспоминают Паисия Святогорца – о том, как он учил избегать недобрых помыслов. Один из них, очень заботливый человек, догнал меня после завтрака, со словами: «Вам не хватило, вернитесь...»

Современная российская жизнь накладывает свой отпечаток и на жизнь обители. Например, в греческих монастырях гостей встречают ракией и лукумом, а в Пантелеимоновом – лукумом и чаем. Поражают масштабы строительных работ, обилие современной техники. Раньше в монастыре подвизалось до двух тысяч монахов, не считая послушников, так что представьте, каковы его размеры и как трудно вернуть обители прежний вид.

Среди прочего восстанавливаются гостиницы, способные принять тысячи людей. Греки, конечно, опасаются, что их традиция будет меркнуть перед русской ревностью. Если таких, как отец Афанасий, во множестве пустить на Афон, это почувствуется сразу. Греческие монахи – радостные, спокойные, вериг особых на себя не накладывают, самоистязания нет. Двенадцать часов в сутки молятся спокойно, трудятся в свободное время, и это тысячелетний ритм, устойчивое состояние без крайностей. Даже ростом греки одинаковые; лица, одежды, темперамент – схожие. У них так, у наших – по-другому. Двух похожих – не сыскать.

Не только греков, но и русских иноков беспокоит, что Афон может превратиться в туристический центр. Евросоюз предлагал огромные деньги для этого, но с условием, что будут допущены женщины. Монахи отказались. В Метеоры вон открыли доступ туристам, так там теперь двенадцать монахов осталось, молятся по ночам – тайно. А благодать ушла. Не дай Бог, чтобы на Святой Горе случилось подобное. Но пока Афон держится.

Самое важное в Пантелеимоновом монастыре – дух дореволюционной России. Он рождается из множества деталей. Кругом иконы, пожертвованные когда-то нашими государями, старые облачения, пережившие прошлый век. Сюда не ступала нога кровавых богоборцев. Сейчас монастырь возрождается. Быстрее, чем страна, быстрее, чем любой из нас. Отсюда противоречивые чувства при посещении обители.

У меня была давняя мечта побывать в скиту Рождества Богородицы, в общине Климеи, где любил останавливаться брат Иосиф Муньес. Именно там была написана Монреальская Иверская-Мироточивая икона Божией Матери, с которой брат Иосиф объехал много стран. Неся любовь Божией Матери людям, он погиб, после чего образ бесследно исчез. К Климеям мы и направились из Свято-Пантелеимонова монастыря.

Сели на паром, доплыли до обители Святой Анны. Там останавливаются паломники перед восхождением на самую высокую точку Афона. Очень хорошо стало на сердце, когда мы увидели в обители множество детских фотографий вокруг образа матери Богородицы – святой Анны. По её молитвам дети получили исцеление. Вместе с фотографиями родители оставляли у иконы металлические пластинки с изображениями выздоровевших частей тела – ножек, головок и так далее. Мы радостно помолились и продолжили восхождение. По пути встретилось место, где Афанасий Афонский увидел беса. Святой перекрестил его, бес исчез, но выжженный на камне крест остался. К месту ночёвки прошли тропой Незримых старцев, когда уже стало смеркаться. Увидели несколько келий, одна из которых принадлежала Паисию Святогорцу. В ней и остановились на ночлег.

Утром поднялись к Ильинскому храму, отслужили молебен и направились к скиту Паисия Величковского. Там окончательно поняли, что на вершину Святой Горы попасть не успеем: день нужно подниматься, день спускаться, а нам многое ещё нужно успеть. Пошли обратно, но по пути вниз заблудились и зашли в греческий скит с чудотворной иконой «Живоносный Источник». Там нам объяснили, как добраться до Климеи, подарили иконки Петра Афонского.

Добрались. Мне хотелось понять, почему именно здесь был создан образ чудотворной иконы, хранителем которой стал брат Иосиф, – ведь о древе узнаёшь по его плодам. Что же это за дивное место?

Нас разместили в келье, где жил когда-то брат Иосиф. И может, на его кровати мне удалось немного вздремнуть. Сном на Афоне, скажем так, не злоупотребляют. К счастью, двое монахов в скиту говорили по-русски: братья Василий и Дорофей родились в Казахстане. Нам сказали, что, если будут силы, ночью мы можем присоединиться к братии, которая соберётся на литургию. Силы нашлись. Места в храме немного, он весь, до Царских врат, размером три на четыре метра. Монахи живут со свечами – никакого электричества, даже солнечных батарей. На расстоянии вытянутой руки от нас стояли по углам четыре монаха. Атмосфера покоя и любви, свободы и гармонии – словно мы оказались среди первохристиан. Ни малейшей суеты, нервности, все на одной молитвенной волне. Монахи запели. Пение у них сердечное, по тональности похожее на знаменное. Я слышал суфиев и индусов, поющих душевно, медитативно, – они будто переносят тебя в другую реальность. Но увы, столь же земную, просто прежде закрытую; и это любопытно, не более того. Здесь – другое. Любовь, звучащая в молитве, возносит тебя ко Христу, Богородице, и становится так хорошо, что хочется остаться на Святой Горе навсегда.

После литургии в пять утра нас в келье навестил геронта обители старец Власий. Через отца Василия, взявшегося переводить, рассказал, что не смотрит телевизор, не слушает радио, но получает газеты из Афин. И очень обеспокоен: не слишком ли близка Русская Церковь стала к католикам? Говорят, мы начали сближаться. На страницах газеты митрополит Иларион (ОВЦС) объяснял, что греки поняли его неправильно. Я ответил, что у нас тоже есть опасения на этот счёт. Старец вздохнул. Вечно жизнерадостный отец Варсонофий постарался утешить его, сказав, что и хорошего у нас немало.

Брата Иосифа в общине, конечно, помнят и почитают. Заказов на списки чудотворной иконы у скита на год вперёд. Для тех, кто не знает или подзабыл, расскажу об Иосифе ещё раз. Он был из родовитой и благочестивой чилийской семьи. В 14 лет по ошибке зашёл в православный храм, вместо католического. Там он пережил такой восторг, что с трудом оставил то место, а вскоре стал православным. Через какое-то время семья переехала в Канаду, где он и прожил всю жизнь. Вторая встреча, определившая его судьбу, произошла здесь, в Рождество-Богородичном скиту, когда он увидел образ Иверской Божией Матери и стал умолять монахов подарить ему икону. Те сначала не согласились, поскольку сами любили этот первый написанный в общине образ. Но когда Иосиф стал уходить, то увидел, как спешит к нему геронта Климент, старец скита, со словами: «Пресвятая Дева должна уехать вместе с тобой!»

На борту парома Иосиф услышал голос, который велел ему приложить икону к образу Божией Матери «Вратарница», с которого она была списана. Иосиф посетил Иверский монастырь и исполнил это распоряжение. А когда вернулся домой, в Монреаль, икона замироточила и вскоре стала одной из главных святынь Русской Зарубежной Церкви. Брат Иосиф говорил: «Мы получили эту Божию милость не за какие-то наши заслуги – мы ничего не заслуживаем! – но за кровь тысяч мучеников, пролитую в России и в других странах». Он очень любил Россию, где мечтал побывать вместе с образом – они никогда не расставались, – но это было невозможно. Наши Церкви были тогда в разладе. Он часто приезжал на Афон, в Рождественский скит, и стал духовным сыном старца Климента. 30 октября 1997 года брат Иосиф – этот добрейший на свете человек – был зверски убит; на теле его потом нашли следы пыток. А образ оказался похищен.

Четырнадцать лет православный мир ждёт возвращения Монреальского образа, по молитвам к которому совершилось много чудес. И вдруг мы слышим от братьев общины Климеи удивительную новость (в России о ней ещё не знают): неизвестный позвонил им из Соединённых Штатов или Канады, сказал, что икона у него, но он боится за свою жизнь и пока не может объявиться! Теперь хотя бы известно, что Монреальский образ уцелел.

Перед нашим уходом я получил в дар частицу мощей старца Климента. Когда по афонскому обычаю через три года после смерти его глава была омыта, оказалось, что она жёлтого цвета. Как объяснили мне монахи, это значит, что их собрат особо угодил Богу.

На одной из горных троп мы встретили отца Всеволода (Филипьева). С октября 2010 года он безвыездно живёт на Святой Горе. Оказалось, что отец Всеволод продолжает заниматься писательством, но теперь уже как «отшельническим рукоделием». В келье у него есть древняя икона «Святое лобзание». Одним из её списков почти двадцать лет назад мама благословила его на монашество. Потом было много искушений и испытаний, но когда отец Всеволод увидел любимый образ в своей новой келье здесь, на Афоне, то понял: круг замкнулся – Божия Матерь с великой милостью призвала его к настоящему монашеству.

В Уранополисе я переписал в три синодика, купленных в Даниловом монастыре, имена тех, кто просил меня о молитвах на Афоне. Один из синодиков я забыл в гостинице. Второй взял у меня отец Кирилл, который собрался месяц пожить на Святой Горе, третий я передал отцу Всеволоду.

Напоследок он рассказал нам, как попасть к иеросхимонаху Рафаилу (Берестову), который хорошо известен в России. Долгие годы он был рядом с архимандритом Кириллом (Павловым), общался со многими старцами. Потом отец Рафаил стал духовником Валаамской обители, подвизался в горах Абхазии, а сейчас спасается здесь – на Святой Горе. Ему будет восемьдесят в этом году, из них почти шестьдесят он – монах. Отношение к батюшке различно. Например, автор книги «Флавиан. Жизнь продолжается» высмеивает некого старца Мисаила (возможно, намекая на отца Рафаила) за борьбу с «электронным концлагерем» и прочими, как кажется иным, выдуманными опасностями. Однако многое из того, о чём предупреждает батюшка, кажется мне полезным и здравым. За позицией иеросхимонаха Рафаила стоит многолетний опыт аскетической и молитвенной монашеской жизни. Отчетливо слышен его тихий голос о наступлении «лукавых, премудрых сил века сего».

Игорь Лапин отправился изучать фрески в Хиландар, а мы с отцом Варсонофием ждём резиновую лодку, которая должна отвезти нас на место. Море встретило не слишком ласково. Обычно дорога к отцу Рафаилу занимает минут десять, тут же пришлось ждать полтора часа, пока встречавший нас отец Гермоген боролся со штормовыми волнами.

Побеседовать с отцом Рафаилом я хотел о политике, пророчествах, месте России в мире, но разговор зашёл о другом. Отец Рафаил говорил о спасении, Иисусовой молитве, покаянии, воспитании детей, о том, как научиться любить и жить по евангельским заповедям, как читать Священное Писание, чтобы оно открылось не разуму, а сердцу. Это главное, что волнует сейчас батюшку. Многие люди посвятили жизнь изучению Евангелия, житий, но не поняли, что в христианстве главное – это религия сердца; самое главное – понять, что Бог есть Любовь, что она находится в сердце и не раскладывается на части, не имеет доказательной базы. Умники без конца на кого-то ссылаются (так и хочется просить: «Вразуми, Господи, "книжников века сего"»!), а настоящие афонцы поступают иначе. Многие из них прекрасно знают богословие, но непрестанно учатся любить, вместо того чтобы удивлять нас своей начитанностью. Современные христиане больны тем, что ищут в Новом Завете, в истории Церкви информацию, а не Его Божественную Любовь, передаваемую откровениями апостольских сердец.

Ещё батюшка рассказал, что знает цену малодушию и страху. Однажды в Абхазии при нём избивали человека, а он не нашёл в себе решимости заступиться. Их двое шло, один струсил и отца Рафаила потянул за собой. Отец Рафаил смелый человек, бывал во время войны в Абхазии под обстрелом – и ничего, а тут испугался, не помог ближнему. Не может этого забыть. Иногда батюшку посещают высокопоставленные люди из числа патриотов России, спрашивают, что им делать, как спасти страну. Но пока, по мнению отца Рафаила, не было ни одного, в ком достаточно душевных сил и гражданского мужества, чтобы что-то изменить.

Афонская община вокруг отца Рафаила собралась уже немалая: пятнадцать-двадцать человек из разных стран, а всего их в братстве около девяноста. На молебне не было ощущения той вселенской любви, что в общине Климеи, но люди молятся, ищут себя и, даст Бог, найдут. Агрессивности нет, хотя один из келейников батюшки мечтает о появлении опричников, выступает за «хирургические» методы лечения России. Я сказал, что нам нужны и воины, и созидатели, которые будут побеждать любовью и мудростью; те, кто прежде научится спасаться, а потом уже обратится к спасению других. Мы больны духовно, отравлены революцией, безбожием, всем строем жизни минувших десятилетий! Максимализм и крайности во всём. В России не замечаешь наших общих «болезней», но здесь, на Святой Горе, это открывается так явно. «Монархия на Руси будет восстановлена, но не насильственно», – подтвердил мои мысли отец Рафаил.

Исповедально-скорбные и радостно-очистительные, возвращающие к детству чувства переполняли меня в этом горном афонском ущелье. Два дня мы были вместе с батюшкой и его братством. От большинства учеников иеросхимонаха Рафаила исходили покой и любовь. Афон с Иисусовой молитвой уже вошёл в их сердца.

Обратный путь по морю дался легко – ветер дул в спину.

Ватопед встретил нас очень тепло. Это самое радостное место на Афоне из тех, где я побывал. К нам, русским, отношение особое. Многие из братии только что вернулись из России, где сопровождали Пояс Пресвятой Богородицы. Они восхищены этой поездкой, силой духа своих северных единоверцев, сутками стоявших на холоде, чтобы приложиться к святыне.

Особое волнение вызвали святыни Ватопеда. Десятки мощей, иконы, Пояс Богородицы. На стенах храмов фрески яркие, словно на свежей переводной картинке, какие у нас были в детстве. А ведь этим фрескам тысяча лет. Но самое главное чувство – братская монашеская любовь. Игумен Ефрем учит братию со вниманием относиться друг к другу, к трудникам и паломникам. Когда мы уезжали, один из монахов добровольно вызвался проводить нас до катера, опасаясь, что мы можем заблудиться.

Мой спутник Игорь Лапин всё время говорил: «Не верю, что я здесь, будто снится». У меня было другое чувство. Словно много лет здесь не был, а сейчас вернулся после разлуки. Южные ночи благоухают, тепло, ты будто в раю. Я осознал вдруг различие этой земли с моим родным Севером. На Афоне почти не встречаются ярко-белые цвета храмов, отдающие свет, которые у нас повсюду, – изобилует серовато-жёлтый и бордовый камень построек, хранящий память о Византии... Представил, как стоят на родной Вологодчине в снегу белые церкви. Захотелось домой. В Уранополисе, в гостинице, на обратном пути нашёл забытый там третий синодик. Не попал он на Святую Гору. Отец Варсонофий вызвался молиться за помянутых в нём у себя, на Сие, где уже наступила зима.