ЗЕМЛЯ НАША ПЕРМСКАЯ

Среди множества встреч с интересными людьми самые запоминающиеся, пожалуй, с обыкновенными простыми прихожанами, которые живут в Господе и, уповая на чудо, берутся за самые неподъёмные дела: не имея средств, строят храмы, борются с социальными недугами, которыми пронизана вся страна. Одна из таких неравнодушных людей – Галина Григорьевна Сушкова, жительница посёлка Сёйва Гайнского района Коми-Пермяцкого округа. Активная прихожанка, она возглавляет в своём районе и общество «Мемориал», на свои средства ставит поклонные кресты на местах массовых захоронений репрессированных, возобновляет древние крестные ходы... Кажется, ей до всего есть дело: и до того, что сельчане спиваются, и до заброшенных храмов, и до вымирающих деревень, и до разбитых дорог.

Занимаясь историей своего края, Галина Григорьевна давно поняла, что Республика Коми и Коми-Пермяцкий округ только административно разделены границами. А народ один – общий язык, культура. И общий... святитель Стефан.

Вот это меня больше всего и поразило. Вроде бы нет летописных свидетельств о том, что миссионер Стефан ступал на Верхнекамскую землю. Да и представить трудно, чтобы он смог добраться в тот таёжный край, территория которого и поныне на 82 процента покрыта дремучей пармой. Но память народа столь глубоко приняла в себя факт пребывания святителя на их земле, что невольно думаешь: какова же была сила молитвы Стефана за весь коми народ, чтобы она так материализовалась! Или, получается, мы знаем не всё, что было 600 лет назад?

– Вот я узнала, что до революции у нас из древнего Свято-Троицкого монастыря, что в селе Монастырь, был традиционный крестный ход до Пернаяга, – рассказывает Галина Григорьевна. – На него собирался весь Пермский край.

– А Пернаяг – это что такое? – уточняю у собеседницы.

– В переводе с коми это означает «пермяцкий лесной крест». Его там поставил сам Стефан Великопермский – такое предание дошло до наших времён. Я сама слышала от старых людей. На этом месте в водах Камы святитель крестил коми-пермяков, вогулов и чудь в православную веру. Место это очень красивое, там бьёт чудотворный источник. Одна из легенд гласит, что источник забил благодаря молитве Стефана. На том же месте он встретился с языческим шаманом, и они поспорили: кто воду лучше из земли достанет, у того, значит, и вера правильная.

– Удивительно! На вычегодском берегу такой же спор жреца со святителем разрешил огонь: полагаясь на Бога, миссионер ступил в костёр и остался цел, – вспоминаю я Житие святителя Стефана. – А на камском берегу истину от заблуждения отделила вода? И чем же всё закончилось?

– Дело было так. Шаман обратился к своим языческим богам и извлёк из земли источник с мёртвой водой. А Стефан Великопермский помолился Пресвятой Троице – и забил источник с живой водой. Эти источники существуют до сих пор. Там бьют три струи. Одна с мёртвой водой, вторая с живой, а третья – с обыкновенной. До революции все приходили туда за живой водой. Да и после революции мои бабушки и дедушки ходили туда молиться. От райцентра Гайны это место всего в 20 километрах.

– Крест, конечно, стоит там новый, не со времён же Стефана Пермского? – не верю я.

– От века к веку крест обновляли. Но считается, что первоначально его поставил сам Стефан. Возможно, таким образом он отметил место крещения язычников. И в памяти народной сохранилось до сих пор, что этот крест и источник названы в честь святителя. Об этом мне старые люди рассказывали, в том числе мои бабушки и дедушки.

– По преданию, Стефан Великопермский приплыл сюда на камне, – продолжает рассказ Галина Григорьевна. – Я-то думаю, что из Усть-Выми он пришёл по старинному тракту через городок Кай, который стоит на Каме. А уже из Кая плыл на плоту, на который положил камень. Плот немножко подтонул, его не было видно из воды, и местные жители подумали, что святитель плывёт на камне.

Когда он проплывал мимо посёлка Гайны, то выходил на берег и разговаривал с местными жителями. А они тогда ели белок. Гайны и переводится как «беличье гнездо». Местные жители решили подразнить святителя и пригласили отведать беличьего мяса. За это они потом получили прозвище Векшееды. Векса переводится как «белка». Но Гайны потом стали православным центром всего Пермского края. Здесь были построены первые храмы в Коми-Пермяцком округе. Перед революцией стояли два храма и две часовни, на престольные праздники – дни Николая Чудотворца, Илии Пророка, Флора и Лавра – съезжались люди отовсюду. Гайнские старушки до сих пор ходят на Пернаяг, набирают святую воду и почитают Стефана Великопермского. И ныне новый храм в Гайнах также строится в честь святителя Стефана.

– Вы в этом участвуете? Расскажите...

– Первоначально гайнцы решили строить храм каменный. Стали собирать деньги. Бывший глава района Николай Афанасьевич Останин свои сто тысяч вложил. Но денег всё равно оказалось мало. И вот они подумали-подумали и решили построить деревянную церковь. А меня попросили отвезти чертежи в Пермь моему знакомому архитектору Дмитрию Колесникову. Я отвезла, и Дмитрий переделал их под деревянный храм. За четыре года церковь уже почти построили, даже купола с крестами поставили. Но опять на внутреннюю отделку сейчас денег нет. И благотворителей не найти. Потихоньку собирают, кто сколько даст. Православные там не особо активные. Тем более, в Гайнах ещё пятидесятники и иеговисты орудуют. А в нашем посёлке баптисты обосновались. Но мы уже второй год ходим крестным ходом из своего посёлка Сёйва через село Монастырь – оно так называется по древнему монастырю, основанному, по преданию, самим святителем, – и дальше до Пернаяга. И гайнцы к нам тоже присоединяются.

– Село Монастырь возникло уже после появления монахов? Когда это было? – продолжаю расспрашивать коми-пермячку.

– По мнению старых людей, началось всё с того, что Стефан Великопермский приходил на это место и поставил здесь ещё один Поклонный крест. А потом пришли семь монахов, которые срубили вначале часовню, а затем основали Свято-Троицкий монастырь. Официально считается, что монастырь был основан в 1539 году. Спустя семь десятилетий из московского Чудова монастыря сюда был прислан иеромонах Варлаам (Палицын) для строительства Троицкой церкви. Во время своего игуменства он много сделал для благоустройства обители, и после него пустынь стала называться Троице-Плёсинской Варлаамовой. В царское время село Монастырь было местом ссылки неугодных царям людей. Половину жителей села составляли военные, охранявшие каторжан. Сюда сослали и стрельцов после Стрелецкого бунта. Во времена Петра I, когда по указу царя началась ликвидация монастырей, Троицкий монастырь стал приписным к Пыскорскому монастырю, как бы его филиалом. А в 1775 году оба монастыря были упразднены, монахи разошлись кто куда.

В начале ХХ века местный люд очень дорожил старой Троицкой церковью, которая начала разрушаться. И когда стал вопрос о её снесении, то поднялась мощная кампания по её защите. Церковь была уникальной по своей архитектуре, древнейшей на Урале. Пермские епископы Никанор и Палладий, известные художники того времени и архитекторы писали письма в защиту Троицкой церкви в Санкт-Петербург. В результате были выделены деньги на её ремонт. Архитектор Гаврилов составил подробнейшую смету, подготовил эскизный проект, и храм был восстановлен.

А в 1910 году в селе была построена ещё одна церковь – Николая Чудотворца, на деньги богатого купца и лесопромышленника Стефана Абрамовича Лихачёва. Строили её вятские мастера. И позже жители двадцати окрестных деревень ходили по воскресеньям сюда на службу. Звон от её колокольни был слышен и за 60 километров, в посёлке Гайны, и за 70 километров – в уездном городке Кай.

– А что было после революции?

– Ой, столько событий, село Монастырь попало в самый водоворот! Здесь размещался штаб армии адмирала Колчака. Ещё в селе Монастырь были похоронены трое красных разведчиков дивизии латыша Азина, которая размещалась в городке Кай. До сих пор на их могилке памятник стоит, правда обшарпанный.

– Не знал, что в ваших краях ещё и адмирал Колчак побывал...

– Там было так... Когда Ленин узнал о продвижении армии Колчака на север, то срочно направил в наши места дивизии Фрунзе и Блюхера, очень много войск. И такая заваруха началась... Сначала в районе Верхнелупья, Мысы, где шёл зимник в сторону Усть-Сысольска, произошёл бой. А потом начались ожесточённые бои именно на территории нашего Гайнского района. Об этих событиях я знаю от историка Владимира Михайловича Таскаева, от бабушки, а также от старейших жителей. Мой дед, Егор Николаевич Анисимов, был главным лесничим нашего района. Он хорошо знал округу и спрятал жену – мою бабушку – с двумя маленькими детьми в глухом лесу. Она в то время была ещё и беременная. И вот всего в двух километрах от нашей деревни произошёл страшнейший бой, место это называется Частые лога. Около села Монастырь до сих пор видны окопы с тех времён. Около деревни Плёсо гора так и называется – Солдатская. Там и сейчас находят поржавевшие казацкие шашки.

Плёсинские бабушки рассказали мне, что на другом берегу Камы есть Мертвецкое озеро, Мертвецкое болото и Мертвецкий бор, где лежит много солдат, погибших во время тех боёв. По всей дороге следования Белой армии остались братские могилы – и красных, и белых; вся земля была залита кровью. Воины и офицеры Белой и Красной армий похоронены на кладбищах в Монастыре и ближайших селений, в том числе около моей родной деревни Пальник. А некоторых привезли на пароходах в Гайны, там хоронили в четырёх местах. Но советская власть все эти захоронения уничтожила.

– У белых большая армия была?

– Когда Колчак вышел со своим войском из Омска и стал двигаться по направлению к Москве, то её численность составляла 400 тысяч человек. А сколько до нас дошло, не знаю. Но именно в наших местах армия адмирала Колчака была разбита. И с её остатками ему пришлось отступать в Сибирь. Как я потом уточняла, расстрелян он был 7 февраля 1920 года вместе со своим заместителем Анатолием Пепеляевым на льду речки Ушаковки, при впадении её в Ангару, и сброшен в прорубь. Это на окраине тогдашнего Иркутска. Рядом на горе стоял женский монастырь, и когда утром монашки пришли за водой, то увидели тело адмирала Колчака, плавающее в ледяной воде; они и похоронили его. На месте его гибели в 1999 году был установлен Поклонный крест.

– То, что по нашей земле прокатилось такое ожесточение, сказалось на отношении к верующим, – продолжает Галина Григорьевна. – После Гражданской войны храм Николая Чудотворца закрыли. До 1925 года он стоял пустующим. И вот 325 человек подписали прошение в сельсовет и в райцентр с просьбой разрешить службы в церкви. Им разрешили, но ценой страшного договора. Все, в том числе мои дедушки и бабушки, дали подписку, что они не будут ничего говорить о Боге и не будут детей и внуков учить молиться. Вот из-за этого мама и я выросли безбожниками. Этот договор я обнаружила в кудымкарском архиве.

В 30-м году Никольский храм второй раз закрыли, сбросили колокола и кресты с куполов. Растащили иконы. Часть передали в Пермь, часть осела в гайнском музее. Священник Аполлоний Лихачёв и псаломщик Степан Черёмухин уплыли вниз по реке на плоту со своими семьями и имуществом. Православные стояли на берегу и плакали, провожая их. Мой прадедушка, Сидор Прокопьевич Кукшинов, ночью тайно забрал всё необходимое для совершения служб и ушёл в нашу деревню Пальник жить к старшей дочери Елене Сидоровне, моей бабушке, и стал вести службы в часовне Рождества Пресвятой Богородицы.

– Ваш прадедушка разве был священником? – уточняю.

– Нет, он был членом церковного совета.

– Понятно, тогда он литургию мирским чином служил.

– Но его всё равно арестовали за богослужения и сослали в Иркутскую область. Он там умер от голода. А часовню в 30-м году спилили и перенесли с горы вниз в деревню. Из неё сделали дом, в котором разместился сельсовет, а потом там жили мои родственники – Валентина Алексеевна и Николай Павлович Анисимовы. Этот дом стоит до сих пор, так и назывался – дом-часовня. Правда, сейчас он в плохом состоянии.

И храм Николая Чудотворца сохранился до наших дней, и тоже в очень плачевном состоянии. Чего только не было в нём – склад, клуб, почта. В годы войны православные ходили со своими иконами в пустую церковь и молились, таким образом отмаливая своих близких от гибели.

Когда в 60-х годах церковь освободили, 43 человека, в том числе моя бабушка Елена Сидоровна Анисимова, подписались под письмом в Верховный Совет СССР; в письме содержалась просьба разрешить проводить в храме церковные службы. Не разрешили. Церковь продолжала стоять пустой. А потом нашёлся какой-то безбожник, содрал железо с крыши. Из-за этого брёвна с потолка и часть крыши обвалились. Думаю, даже несмотря на то, что сейчас в Монастыре никто не живёт, храм восстановить необходимо.

Я взялась за его восстановление пока своими силами. Оформила все документы. Потихоньку начала очищать территорию внутри, вытаскивать мусор, гнилые брёвна, которые мне под силу вытащить. Бывшие жители села Монастырь мне передали четыре пустующих дома под гостиницы для православных строителей храма. Дома в хорошем состоянии, только нужен небольшой ремонт: где-то крыша прохудилась и дверь болтается, где-то крылечко надо сделать, стёкла кое-где вставить. В общем, нужны работники. И они уже есть. Десять человек из разных областей России, которые встречались на моём пути, изъявили желание приехать в Монастырь и взяться за восстановление храма. Они дали мне свои телефоны, адреса и сказали: «Мы приедем и будем бесплатно работать». Только мне надо организовать для них жильё и питание.

Когда идём Стефановским крестным ходом через село Монастырь, то обязательно заходим в церковь Николая Чудотворца. Она там одна-одинёшенька осталась. А монашки из дома рядом с церковно-приходской школой ещё раньше куда-то ушли. Так началась разруха, и теперь от большого села осталось несколько пустующих домов. Его жители переехали в наш посёлок Сёйва в казённые дома.

Сёйва – это центральная усадьба главного леспромхоза, самого крупного в Коми-Пермяцком округе. Раньше в нём жило около трёх тысяч человек, сейчас – около тысячи. Половина посёлка – это репрессированные. Белорусы, поляки, литовцы, немцы, крымские татары, чеченцы – всего 14 национальностей. И до сих пор в семи километрах от нас существуют два спецпосёлка репрессированных – Чуртан и Пугвин Мыс. Они так же, как и раньше, влачат довольно жалкое существование, только нет комендатуры. Люди там не живут, а мучаются. У них ни своей школы, ни больниц – ничего. Дети и больные старушки пешком за семь километров идут в наш посёлок. Даже на почту и в сберкассу. Я не раз наблюдала эту картину и говорила в сельсовете, чтобы хоть что-нибудь для них сделали.

– А у вас в посёлке Сёйва свой храм есть? – спрашиваю Галину Григорьевну.

– Посёлок наш образован в 50-е годы. У нас страшное пьянство, часто убийства происходят. И вот женщины стали обращаться ко мне, что надо хотя бы часовенку построить, потому что надежда только на Бога.

И ведь что пьют? Смесь технического спирта с самогоном. Люди начинают потихоньку сходить с ума, умирают молодыми. У нас в Коми округе самая высокая смертность по России, а в нашем Гайнском районе самое плохое положение по всему округу. У людей нет работы, большинство леспромхозов закрылось. Теперь спиваются даже дети. А власти никак на это не реагируют. Поэтому мы, несколько женщин, объединились, пытаемся что-то сделать, боремся своими силами с пьянством, но у нас ничего не получается.

И вот по просьбе бабушек я взялась оформлять документы на строительство храма Покрова Пресвятой Богородицы. Все документы оформила. Нужны были деньги какие-нибудь или брёвна бесплатно. Я ко всем жителям обращалась и к предпринимателям, занимающимся заготовкой леса, но, к сожалению, мало кто откликнулся. С 15 человек только четыре тысячи собрала. Думала-думала, что можно сделать, и взяла кредит. Место под храм нам выделили. Батюшка это место освятил. Но пока лишь один фундамент удалось сделать. Сейчас у меня полпенсии уходит на погашение кредита.

Мне помогает наша староста церковной общины – Анна Махнёва. Пока мы собираемся у неё дома, молимся по воскресеньям. А на Покров ходим крестным ходом по селу к месту будущего храма. Батюшка Илия к нам приезжает, слава Богу! Все батюшки, кто был у нас, в нашем доме останавливаются. Он родовой, просторный, стоит на краю деревни на высоком месте. В 200 метрах протекает речка Вит. Места красивые. И я всегда батюшек зову: «Приезжайте, у нас хорошо!»

А на Рождество Пресвятой Богородицы мы ходим крестным ходом полтора километра на Пальницкую гору, где раньше была часовня Рождества Богородицы. В этом году поучаствовать в нём приезжали верующие из Перми и Соликамска. Это святое место, там было явление Пресвятой Богородицы. На месте часовни я Поклонный крест установила. Когда у нас была засуха и вокруг все леса горели, мы с отцом Илиёй пошли крестным ходом с иконами на Пальницкую гору. Батюшка отслужил молебен, и после этого пошёл дождь. Он длился три дня и затушил пожар, с которым полтора месяца не могли справиться пожарные.

А старинный крестный ход до Стефановского креста на Каме, который традиционно совершался в день Стефана Великопермского, 9 мая, мы решили восстановить не так давно – в 2011-м. В первый раз пошли шесть человек. Возглавлял ход батюшка Константин, который служит в Кудымкаре в храме Николая Чудотворца. А в прошлом году руководил ходом отец Игорь Вилесов – благочинный Коми-Пермяцкого округа, приехавший вместе с матушкой Натальей. Сам он человек бывалый в таких делах – и в Великорецком, и в Белогорском крестных ходах постоянно участвует вместе с детьми. У него их пятеро. А в этом году на Белую гору взял даже четырёхлетнего Афоню. И вот пошли мы...

Гайнцы во главе с батюшкой Илиёй присоединились к нам по пути на мосту. Их тоже было шестеро. Конечно, по пути зашли в Монастырь, в храм Николая Чудотворца, привал там сделали. Батюшки отслужили молебен. У Анны Махнёвой как раз был день рождения, так что и «Многая лета» ей пропели. Потом прошли мимо кладбища, напротив которого стояла часовенка. Сейчас её нет. Там православных хоронили на протяжении многих веков, в том числе и солдат армии Колчака. Всего до Пернаяга дошли 12 человек – это уже в два раза больше, чем в прошлом году.

– Ещё в этом году мы хотели возобновить крестный ход до Кибаново, где в течение девяти лет на речке Порыш подвизался святой Трифон Вятский. Вначале он жил на территории Пермской губернии в Чусовских Городках, даже часовню там построил. Но какие-то начались конфликты с местными жителями, и он решил уйти в Вятскую губернию. Шёл по старинной дороге мимо деревень Усть-Чикурья и Плёсо, откуда родом мои бабушки – Мария и Елена. И вот по этой стариной дороге он пришёл на речку Порыш. А это самая рыбная речка, которую я знаю, рыба там просто кишит. Сейчас даже из Москвы туда приезжают порыбачить – хариус ловится и жерех. Когда святой Трифон дошёл до этой речки, ему там очень понравилось, и он пошёл вверх по течению. В 20 километрах от устья нашёл очень красивое место, где решил поселиться. Девять лет там жил, срубил в одиночку часовню, посвятил её Симеону Столпнику. Потом построил плотину с мельницей, молился каждый день на камне, и это место стало святым. Ещё до революции там были построены бараки для паломников, люди шли туда из разных губерний, в том числе мои дедушки и бабушки. Они три дня молились, окунались в святое озеро, исцелялись от болезней. От нашей деревни Пальник это место всего в 42 километрах. Когда сестра моей бабушки Марии – Серафима – ослепла, её привезли туда на телеге, она окунулась три раза с молитвой и прозрела.

Но сейчас ходят туда не с нашей стороны, а от посёлка Рудничный, где служит отец Леонид Сафронов. Он уже шестой год организует оттуда крестные ходы.

В тот раз из Рудничного в Кибаново пришло 126 человек, в прошлом году 94, а в позапрошлом – 106. Идут не только из Кировской области, но и со всей России – из Москвы, Санкт-Петербурга приезжают, даже с Украины. За два дня, 12 и 13 сентября, до бывшей деревни Копчиково проходят 58 километров. Там общее место сбора. А оттуда ещё 12 километров до Кибаново. Все, как приходят на Порыш, после молебна окунаются в реке. Потом прикладываются к камню, на котором, по преданию, молился преподобный. По молитвам святого от этого камня многие исцеляются, в основном женщины – от бесплодия.

А нынче наши батюшки меня благословили разведать прямой путь туда с нашей стороны, из Сёйвы на Порыш. И отправилась я в те места одна...