РОДИТЕЛЬСКИЕ ЗАВЕТЫ

Давний друг нашей редакции Валентина Полищук напоминает мне добрую самарянку, которая, встретившись со Христом и узнав, что Он – Спаситель мира, сразу же стала всем разносить эту Благую весть, и многие уверовали в Него. И сама Валентина в поисках истины долгое время блуждала впотьмах, но как только обратилась к истинной православной вере и поняла, какое это счастье – быть со Христом, то стала своих знакомых активно приводить в лоно Православной Церкви. Более того, и работу себе нашла такую, чтобы проповедовать Христа.

Уже десять лет Валентина Максимовна преподаёт в Центре дополнительного образования православную культуру для школьников 4–11 классов. Будучи давней подписчицей газеты «Вера», она нередко на уроках обращается к нашим публикациям, также рассказывает людям о нашей газете в паломничествах по святым местам.

Когда в очередной раз она пришла в редакцию, мы заговорили о её родителях.

– Они у меня были простыми крестьянами, – начинает свой рассказ собеседница. – Называли себя хлеборобами. Старались всегда держаться заповедей Божьих, постоянно ходили в церковь, молились и причащались.

Когда мне исполнилось шесть лет, из нашей Поповки родители переехали в райцентр. Детей было девять: пятеро братьев и четыре сестры. Один брат умер ещё младенцем, а остальные до сих пор живы-здоровы. Милостью Божией все при деле: имеют какое-то ремесло или ведут подсобное хозяйство. И даже те, кто сейчас работает в городе, всё равно большую часть времени проводят на дачах. К труду на земле нас приучили родители.

– В нашей семье у каждого из детей была своя обязанность: кто-то пас гусей, кто-то за коровами смотрел, кто-то дрова заготовлял. А мы с сестрой всегда готовили кушать и накрывали на стол.

Всей семьёй мы строго соблюдали посты. Даже маленькие дети и Рождественским, и Великим постом ели только постное. В Рождество и на Пасху отец преображался. Он и так-то был немногословным, а в эти праздники вообще становился тише воды, ниже травы. И нам не разрешал громко говорить. В день Рождения Христа никто не должен был мешать этому событию, а в дни Воскресения из мёртвых – смиренно благоговеть пред великим Чудом Божьим. В эти праздники дети весь день старались разговаривать шёпотом.

Перед Рождеством всей семьёй мы наряжали ёлку. Отец с мамой под ёлкой устраивали небольшой вертеп, в который клали иконку Христа. Младшие дети делали себе маски домашних животных; волхвами наряжались старшие братья. В Рождественский сочельник до первой звезды мы уходили в сенцы, переодевались и таким необычным ходом друг за другом шли в дом к ёлочке. Первым – отец, он нёс ясли со Христом, потом шла мама, за ней все дети. Поскольку Христос родился в хлеву, то мы, одевшись кто овцой, кто коровой, несли дары Богу – молоко, масло и прочее. И нам в этот момент разрешалось блеять, как овечки, мычать, веселиться.

Потом снова наступала тишина, каждый занимался своим делом. Мы с сестрой всегда сервировали 12 блюд, по числу апостолов, хотя в семье было меньше человек.

После трапезы с родителями мы, дети, шли в храм на праздничную службу.

Помню, как вместе причащались в пасхальную ночь. Но дети есть дети, всю службу мы выдержать не могли, сильно уставали и засыпали прямо на скамейках. Я помню, что взрослые тогда угощали детей. Сейчас этой традиции почему-то нет. Мы, конечно, тоже приносили для освящения свою маленькую корзиночку, но домой уже несли полные корзинки надаренных яичек, конфет, куличей. Нам особенно много давали гостинцев, потому что все знали, что у нас большая семья. И всегда на Пасху было так сладостно и радостно!

– У мамы было 12 братьев и сестёр, но они умерли ещё в детстве! Её отец был атеистом и не разрешал моей бабушке Анастасии крестить детей. Она хоть и была верующей, но не могла ослушаться мужа. И вот когда родилась моя мама – а она была последним ребёнком, – бабушка решилась-таки окрестить её втайне от деда.

Когда её крестили, священник сказал бабушке: «С каким именем окрещу, так её и называйте, имя не меняйте, тогда она будет жить». И нарёк по святцам – Василисой. Мама была убеждена, что выжила только благодаря своей небесной покровительнице – великомученице Василиссе.

Шло время, её некрещёные братья и сёстры умирали у неё на глазах, а вот мама одна выжила.

И она запомнила наказ своей матери, чтобы ни в коем случае не делать абортов, поскольку расплата будет тяжёлой. Сколько бы Господь ни послал детей – всех нужно родить и воспитывать. Чтобы не повторять трагедии своей семьи, мама вышла замуж за верующего человека. Отец у нас был богобоязненный, смиренный и тихий. Почти все мои братья и сёстры были крещены сразу после рождения и названы по святцам. Конечно, жили мы бедно. Помню, в доме никогда не бывало денег. Однажды маме в колхозе дали материальную помощь в 100 рублей, и дети на радостях плясали, а мама плакала. Для нас это была очень большая сумма.

Одежду мы шили сами, что-то нам дарили другие семьи из своих обносков. Единственное, что родители нам покупали на свою маленькую зарплату, – это ботинки, две-три пары обуви на всю семью. Их сперва старшие дети носили, а остальные донашивали. Глядишь, у ботинок уже и подошва отвалилась, каши просят, но делать нечего – надеваешь. С весны до осенних заморозков, само собой, ходили босиком. Зимой, чтобы в туалет выйти, ждали своей очереди, когда освободится пара ботинок.

– Детям, наверное, приходилось во всём помогать родителям, чтобы прокормиться?

– Да, нам приходилось работать на своём огороде, а у нас было 50 соток. Сажали картошку, овощи, фрукты. Погреб на зиму был полностью забит бочками с помидорами, огурцами, капустой. Держали коров, свиней, индюков, кур, делали домашнюю колбасу. Но нас было так много, что всё равно едва-едва хватало. Мы работали не только в своём хозяйстве, но и на колхозных полях. Я благодарна родителям за то, что они научили нас трудиться. Это счастье, когда труд в радость. У моей семьи и сейчас есть своя земля рядом с домом в Краснозатонском, в пригороде Сыктывкара. Мои братья и сёстры тоже приучены к работе на земле.

– У них также большие семьи?

– Нет. Знаешь почему? Потому что чадородие в советское время не поощря­лось. Я помню, как в дерев­не многие смеялись над ма­мой, что она почти всю жизнь проходила беременной. На улице соседи то и дело спрашивали: «Ой, Василиса, чем же ты кормишь такую ораву?» – «Да чем Бог пошлёт, – отшучивается мама. – Ведро борща наварю, всем хватает, все сыты». У соседей было такое мнение, что мы оборванцы, нищие, что наши родители наплодили детей, а одеть и обуть их не могут.

В сорок лет мама родила последнего ребёнка и при этом ещё работала в детском саду. Помню такой случай. Она идёт, а в сторонке стоят воспитатели и судачат: «Господи, да сколько уже она будет беременная ходить? Зачем ей это надо?» А я всё это слышу, у меня слёзы градом. Маму обнимаю и сама тоже думаю: «Ну зачем маме столько детей!»

И вот, видимо, это общественное мнение отбило у нас охоту рожать.

– Мама-то жива? – спрашиваю Валентину.

– Что ты, Женя, она рано умерла, в 60 лет. Мама же в молодости в концлагере немецком была, где приобрела кучу болезней. Там они с отцом и познакомились. В советское время нельзя было про концлагерь говорить, поэтому родители об этом молчали. Мама выжила только благодаря отцу. Его назначили поваром за то, что хорошо готовил, и он постоянно выносил ей из кухни что-нибудь покушать. Так маму и спас.

– А как она умерла?

– Мамочка всю жизнь мечтала быть похороненной в Киеве. Она в молодости училась там и очень любила этот город с его святынями. И Господь исполнил её желание. Она похоронена под Киевом, на берегу Днепра, в местечке Конча-Заспа. Это красивейшее место, там земля как пух, один песочек...

Последние тринадцать лет мама жила там в домике при храме вместе с одной богомольной старушкой.

– Почему же они с отцом разошлись?

– Они не расходились, просто мама хотела остаток дней прожить возле храма, как монашка – послужить Богу. Я помогала ей переехать и устроиться. И так получилось, что Господь послал ей сестру по духу, очень верующую женщину, которая была старше её на 18 лет, – бабушку Марину. Так они и жили при храме, как монашки, во всём поддерживая друг друга. У мамы был артроз тазобедренных суставов, она передвигалась с двумя палочками. Но всё же на каждую службу они «ползли» в храм. Соседи над их рели­гиозностью подсмеивались. Я эту картину не раз виде­ла и, жалея маму, говорила: «Ну зачем это тебе нужно, зачем ты в храм ходишь? Поживи для себя». А мама плакала от этих моих слов. «Валя, – скажет, – я только в храме и живу». Мне было 25 лет, и я тогда её не понимала, далека была от Церкви. Сейчас-то и сама без храма и без службы не могу.

Живя при храме, мама молилась за всех своих детей и внуков, и у нас всё в жизни складывалось хорошо. Молилась всегда со слезами, и, видимо, эти молитвы отнимали у неё очень много сил – она иногда говорила, что ей сейчас даже тяжелей, чем когда мы были маленькими. Я поняла её только сейчас, когда стала молиться за своих уже взрослых детей.

Ещё мама переживала, что нам, малышам, недодала своей любви и материнского тепла, настолько суетной была её жизнь – с утра до вечера в работе. Ведь тогда в декретный отпуск нельзя было, как сейчас, уйти на три года.

– Унаследовала я от мамы и любовь к паломничеству, – продолжает Валентина Максимовна. – Вот только ей поездить особо не пришлось: сначала дети, работа, потом – болезни. А мама меня в поездках будто сопровождала, снилась, и всё складывалось обычно хорошо.

В один из приездов в Троице-Сергиеву лавру я решила съездить в Гремучий на святой источник Сергия Радонежского, где прежде не бывала. Батюшка благословил, не зная, что я собираюсь ехать рейсовым автобусом одна, а ведь там ещё семь километров от остановки надо идти пешком. Все пассажиры вышли и разбрелись, а я стою в нерешительности, куда идти. Сняла сапоги, пошла полем. Вот поле закончилось, начался лес, вижу – развилка и три дороги в разные стороны. Я взмолилась Пресвятой Богородице и поняла, что надо идти по самой наезженной, где автобусы с паломниками ходят. А они один за другим идут, но ни один меня не берёт.

Часа два я, наверное, шла пешком, Иисусову молитву и «Богородице Дево, радуйся» читала. Уже на подходе к источнику рядом со мной останавливается БМВ; тонированное стекло опускается, выглядывает мужчина и говорит: «Садитесь, подвезу!» – «Нет, – думаю, – не сяду». Но через дверь увидала младенца на заднем сиденье и согласилась. Водитель рассказал мне чудесную историю своего исцеления, связанную с этими источником. Он после армии попал в аварию, долгое время был прикован к постели. Родные, узнав о чудесных свойствах источника, привезли его в Гремучий. Он искупался и тут же пошёл своими ногами. Теперь ездит сюда каждый год, чтобы поблагодарить Пресвятую Богородицу и Сергия Радонежского за исцеление.

Когда мы добрались до источника, рассказчик предложил: «Не торопитесь, делайте что хотели, а я вас потом обратно отвезу». Я искупалась, прочла акафист с паломнической группой, и потом водитель БМВ довёз меня до самого дома, где я останавливалась в Сергиевом Посаде. Когда я вышла из машины, то поняла: это Сама Божья Матерь по молитвам моей мамочки помогала мне в пути; моя мамочка спаслась через чадородие, через нелёгкий крест материнства, и после своей кончины продолжает помогать нам, своим детям. Три года назад пришла во сне, велела ни о чём не беспокоиться, не сосредотачиваться ни на каких попечениях, не строить планов, помнить лишь о храме и молитве.

– Когда мама умерла, мои братья и сёстры съехались на похороны. А после каждый взял себе что-то на память из маминых вещей. Я забрала её Библию, старинное Евангелие, молитвослов, Псалтырь на старославянском языке, по которым она молилась, а ещё помянники. В них были переписаны все наши родственники, весь наш род. Эти книги и тетради она после молитвы завязывала в красивый платок и прятала.

Десять лет мамино наследство лежало у меня мёртвым грузом, пока я блуждала в поисках истины. Но как только я переступила порог храма, то раскрыла мамину Библию и очень легко начала читать на старославянском языке, хотя прежде его не знала. Господь дал мне такое разу­мение. До сих я молюсь по этим книгам, поминаю родственников и благодарю маму за такое духовное наследие.

Старушка, которая жила вместе с мамой, умерла через полтора года после неё. При жизни она просила родственников похоронить её рядом с мамой. Но дети не послушались и выкопали могилу в другом месте кладбища, рядом со своей роднёй, но только Господь всё управил. Когда выносили гроб, забыли то ли рушник, то ли ещё что, всё смешалось, могилы перепутали, погребли возле мамы, где была вырыта свежая могила для другого человека. Сейчас я ухаживаю за обеими могилками. Каждый год мы там всё красим и подновляем.

Отец всю оставшуюся жизнь прожил один, и тоже много молился. Огромная икона Спасителя в его молитвенном углу, казалось, светилась неземным светом. Он продолжал трудиться, держал корову. Когда почувствовал, что совсем немощен, решил сдать её на мясокомбинат. Намотал лямку на руку и повёл, но корова, почувствовав, что идёт на убой, побежала от своей смерти и пять километров протащила папу по дороге. Его всего изодрало, вывернуло бедро. После этого у него началось заражение крови. Он три месяца пролежал прикованный к постели, совсем не вставал.

Мы, видя, что отец умирает, решили пригласить местного священника, чтобы он его соборовал перед смертью. Батюшка долго исповедовал его, а потом совершил Таинство.

После соборования отец весь просиял лицом и говорит нам: «Дети, я хочу выйти на улицу!» Встал на ноги и пошёл, опираясь на палочку, во двор, хотя до этого он ходить совсем не мог.

Его изорванное, всё в пролежнях тело мы стали мазать оставшимся после соборования освящённым маслом. Очень скоро болячки зажили, и папа прожил ещё полгода. Умер он в 78 лет. Господь послал ему христианскую кончину, он перед смертью исповедовался и причастился.

После этого я верю в великую силу соборования и при любой возможности стараюсь прибегать к этому великому Таинству. Соборуюсь каждый Великий пост, а если бываю в Лавре, так и чаще. Ведь соборование смывает все забытые и неисповеданные грехи, которых у меня как песка морского.

– Ты видишь теперь, Женя, какими прекрасными людьми были мои родители. Но вот беда: сами-то они жили церковной жизнью, но нам, когда мы стали уже чего-то понимать, о Господе ничего не говорили. И в школе разговоры о Боге пресекались, крестик нельзя было носить. Поэтому мы, повзрослев, настоящими христианами так и не стали. И как плата за это – годы, потерянные в сектах, куда я угодила, начитавшись без разбору духовной литературы. Пока наконец Господь не привёл меня в Церковь. И я поняла, что истина только в православии.

Позже при Свято-Тихоновском университете окончила православные курсы, стала в Центре дополнительного образования преподавать православную культуру.

По выходным мы с детьми ходим по храмам города, изучаем заповеди Божьи, жития святых.

Особенно я стараюсь, чтобы дети приходили в церковь с родителями. Вместе с детьми и их родителями мы ходим в Стефановский крестный ход, участвуем в епархиальных мероприятиях и фестивалях.

На основе заповедей разработала программу духовно-нравственного воспитания для детей. Каждый мой ученик в четвёртом классе в течение года собирает свой молитвенный уголок, и эти иконки потом остаются у ребёнка на всю жизнь. Когда мы говорим о том, что значит возлюбить ближнего, пытаюсь донести до них, что самая высокая добродетель – это любовь к родителям: «Ведь больше, чем мать и отец, вас никто не любит». Я объясняю, как установить доверительный контакт с родителями, если он потерян. Говорю: «Вот пришли вы домой после школы – не садитесь за компьютер, а быстренько почистите картошку и поставьте чай. Родители придут, поужинайте с ними, спросите, как у них дела на работе. А потом: “Мамуля, папуля, а вот у меня такие проблемы”». Некоторые девочки попробовали так сделать: одна маме блинчиков напекла, вторая пирог приготовила. Мам такие поступки растрогали до слёз, и отношения стали постепенно налаживаться.

К сожалению, многие родители не понимают, что в первую очередь нужно заботиться о детских душах. Некоторые даже на родительские собрания не приходят. А ведь если в детстве ребёнок не приобретёт смирение, кротость, другие добродетели, то за всю жизнь вряд ли их соберёт. Ростки гордыни потом превратятся в огромные деревья, которые корчевать будет очень сложно.

Я встречаю своих учеников после окончания школы, они говорят мне, что не забывают Бога. Те, кто ревностно занимался в школе, и сейчас ходят в храм, ещё и родителей приводят к Богу. Правда, таких учеников из класса остаётся всего два-три человека.