ЧТЕНИЕ Л. Заборская БЕРЁЗОВЫЙ СОКПрощаясь на работе перед длинной чередой майских праздников, Ольга ровным голосом рассказывала сотрудникам отдела, как собирается встретить выпавшую как раз между 1-м и 9 Мая Пасху: «Всё как обычно: с мужем и детьми пойдём на ночную службу в ближайший храм, разговеемся чем Бог послал да спать...» Она даже представить не могла, как неожиданно всё повернётся в этот раз. Всё началось со звонка давней знакомой, певчей из собора, с которой когда-то они вместе ходили в музыкальную школу. Жила она одна и, в отличие от многодетной Ольги, находила время много помогать священникам. – Слушай, Оль, выручай! Надо помочь одному батюшке… Я тут приболела, лежу, а должна была в деревню ехать… – сбивчиво говорила подруга, подолгу прерываясь на кашель. – Нужно в храме попеть, понимаешь? В настоящем, деревенском! Я бы не позвонила, но больше некому, понимаешь? Я просто видела, как ты пела на клиросе одно время… – Ну, это когда было, да и продолжалось всего полгода… – испуганно ответила Ольга, спешно собирая в голове доводы против поездки. – И потом, я никогда не пела пасхальный канон… – А ведь я уже о тебе отцу Виктору рассказала… Он благословил! А знаешь, он не всех благословляет. Есть в селе голосистые, а только одну девочку на клирос допустил – представь, как трудно ей будет в одиночку петь в темпе allegro. Помнишь, как нас учили: «Бежим “весёлыми ногами” и поём радостно…» Соглашайся! Батюшка тебя, почти не зная, благословил! Значит, сможешь! Ведь это же неслучайно, понимаешь! Может быть, единственный раз в жизни!.. Подруга продолжала ещё что-то торопливо говорить в трубку, но Ольга решение уже приняла: в какой-то момент она почувствовала, как душа её, словно птица-чайка, взмахнула крыльями и сделала шаг, чтобы оторваться от земли – и теперь её было уже не остановить… – …Хорошо, мне надо подумать, – ответила Ольга, но лишь чтоб было время подготовить мужа и детей к тому, что её не будет рядом с ними на Пасху. Услышав о деревне, муж схватился за голову: «На Пасху?! Нет, нет и нет!» Ничего другого услышать Ольга и не ожидала. Предстояла продолжительная и кропотливая, с уговорами работа по смягчению его категорического «нет!» на недовольное «решай сама!» – и она, как жена с большим стажем, знала это наперёд. Младшие дети тоже не пожелали отпустить маму: кто зарыдал, кто просто насупился. Только старшая кротко сказала: «Пусть мамочка едет, утром проснёмся – а она уже здесь». И это тихое слово оказалось решающим. Старшего сына Мишу Ольга решила взять с собой, и только он посреди всего коловращения, связанного с проводами и подготовкой праздничного ужина, был безмятежен лицом: его-то в деревню берут! А в деревне хорошо: там речка, печка, кошка… Но перед отъездом пришлось-таки вместо изучения нот изрядно потрудиться: нажарить всего, наготовить, вместе с детками накрасить яиц – после этого в доме запахло праздником. А в завершение Ольга дала детям подробную инструкцию того, как украсить творожную пасху. Пока готовились к празднику, оказалось, что машина вот-вот подъедет, нужно было скорее собраться самой: куличи, шоколадные конфеты к столу, тёплые вещи на случай нетопленых печек – как будто всё, можно ехать. «С Богом!» – мысленно благословила себя Ольга. _____ Вот и деревня. Дом возле церкви, в котором ей предстояло разместиться на ночлег, оказался родительским домом отца Виктора. Батюшка, приехавший раньше, встретил на крыльце с улыбкой; высокий, широкий в кости, в подряснике – он походил на доброго Пересвета из какой-нибудь былины. Как же отличался образ того сурового священника, каким она его представляла по рассказу подруги, от реальности! Они запросто поздоровались и, непринуждённо беседуя, точно недавно расставшись, вошли в избу. Печки в доме оказались натоплены. «Это Алексей, послушник, постарался», – представил батюшка худенького мужчину лет пятидесяти, беззвучно проявившегося откуда-то из-за печи. Ольга поздоровалась, а Алексей застеснялся, пробормотал что-то неразборчиво и снова растворился где-то за печью. Но и за эти мгновения он запомнился Ольге, точнее, поразил её своим лаконичным обликом. Как будто из скромности он попросил у Творца как можно меньше того, что принято называть внешними данными: роста и полноты – чуть-чуть, волос – вовсе не надо, зубов – оставь, Господи, чтобы только было чем хлеб жевать, глаза – не надо мне выразительных глаз, пусть будут просто две щёлочки, лишь бы видеть красоту Твоего мира... Но, видно, об одном горячо просил он у Бога: руки пусть будут при мне, нормальные руки, – и Господь смилостивился, наградил его золотыми руками. И теперь благодаря им он при храме и художник, и резчик по дереву, и рыбак, и кормилец кошки Муси и собаки, которая, вообще-то, соседская, но давно прописалась под крыльцом дома о. Виктора – с тех пор как Алексей стал её подкармливать. «Жалко псину: соседи выпивают, а про неё забывают, голодную». Алексей – бывший сиделец. Батюшка нашёл его на зоне и после освобождения привёз к себе. Рукастый мужик – он везде пригодится, особенно когда надо огромный старинный храм восстанавливать, а помощников раз-два и обчёлся. Когда-то отец Виктор, во время своего приезда на зону, принял у Алексея первую в его жизни исповедь – а такого сердце не забывает, и теперь за батюшку он – в огонь и в воду. Мишка убежал гулять по деревне, а Ольга присела у стола: как спокойно и мирно сделалось у неё в эти мгновения на душе… Печка натоплена, каша гречневая с лучком приготовлена, и чай дымит. А не хочешь чаю – кружку берёзового соку нальёт тебе Алексей из ведра. На вкус он – как родниковая вода, только чуть слаще. «Странно, – подумала Ольга, – а ведь я совсем не помню этот вкус. Когда же я в последний раз пробовала берёзовый сок? Когда в юности гостила у бабушки в деревне? Как же давно это было…» Тут она вспомнила про своих, оставшихся в городе, и покой в душе пропал. – …В деревне в эти весенние дни берёзовый сок – первый напиток, живая вода, дар родной земли! Мы тут канистрами его набираем, – обстоятельно объяснял Алексей. Через полчаса разговоров он уже совсем не стеснялся городской гостьи и вовсю делился с ней деревенскими новостями. Он же вызвался проводить её в храм, где не без гордости рассказывал о том, где какие святые образа будут написаны: он смотрел на белые стены, и казалось, что уже видел на них эти сюжеты. Отец Виктор готовился к службе в алтаре, но отвлёкся и присоединился к их экскурсии: – Видите, всё сияет свежей побелкой, готово под роспись. Это из города маляры приезжали – две девчушки лет двадцати, ху-уденькие, ма-аленькие! За пару дней побелили купол и стены. Очень я ими доволен. Посылает людей Господь. Окажись вы тут в прошлом году, не узнали бы храм – так он изменился. Стены были серые, облупленные, в потёках. А гляньте, какие Царские врата сооружены! – отец Виктор провёл рукой по деревянной резьбе. – Лёгкие. И какие линии певучие! При этом слове Ольга вспомнила, что надо готовиться к службе, и поспешила в дом, где её уже ждала Инна, хрупкая девочка, учительница местной школы, та самая, которую – единственную – батюшка допустил петь на клирос. Познакомившись за чашкой чая, вскоре они уже сидели, уютно устроившись на кровати: пропевали разные трудные места. Всякий раз, сбиваясь на стихирах, Ольга со страхом думала: может, зря приехала, какая из неё певчая, на одном энтузиазме пасхальный канон не споёшь… «Ох, помоги, Господи!» – вздыхала она, а Инна подбодряла: «Всё будет хорошо!» Но на душе было неспокойно. Наконец репетиция закончилась. Инна ушла, а в избе неведомо откуда вдруг снова материализовался Алексей, хлопочущий возле дров. «Хорошо ему! – подумала Ольга, глядя на него. – Дело своё знает, лишних хлопот не ищет, живёт себе под боком у батюшки и в ус не дует…» Вдруг Алексей как стоял, пригнувшись у шестка, так и повернулся к Ольге: – Я раньше всё ломал голову: эх и сложная штука жизнь! Никак её не осмыслишь. Будто ловишь налима руками: кажется, он уже твой – а снова выскользнет. Так и отчаяться можно, замёрзнуть душой. И сам себе уже кажешься рыбой на крючке: дёргаешься, от боли страшные вещи можешь наделать… Он присел на корточки, открыл дверцу, проверил, прогорели ли дрова: – И вдруг тебе становится так тепло… Как возле этой печки… Господь рядом всегда. Он сейчас во гробе лежит, а в нас уже радость пасхальная рождается. Нет страха… и смерти нет… Муся, хулиганка ты эдакая! – весело прикрикнул Алексей на резвую кошку и принялся поправлять полосатые половики. _____ До одиннадцати часов, когда надо было идти в храм, Ольга так и не смогла смежить очи: ещё порепетировала, помолилась, помогла с приготовлениями к праздничному столу, насилу отыскала за околицей увлечённо исследующего окрестности Мишку… Позвонили детки: качество связи было никудышным, но Ольга разобрала: «Мы мармеладками украсили сырный салат! Он ведь тоже белый…» Жизнь вокруг неё текла своим чередом, и уже не спрашивала она себя беспрерывно, как же «они там без неё», и на душе у неё становилось всё покойнее, всё легче. И когда она встала с Инной за точёную оградку клироса, появилась в душе уверенность, что всё действительно будет хорошо. Вот и иконка её любимого преподобного Серафима совсем рядом оказалась – разве он не поможет?! «Христос воскресе, радость моя!» – пришло вскоре первое смс-поздравление, дорогая весточка. Разглядывать, от кого оно, времени не было, Ольга только подумала: «Как удивительно, ведь именно этими словами встречал преподобный всех, кто к нему приходил!..» Пелось ей на удивление легко. Алексей, стоявший в храме неподалёку, выглядел растроганно, и в какой-то момент Ольге показалось даже, что на глазах у него заблестела слеза. Людей на службу пришло человек тридцать – столь много молящихся в храме ещё никогда не собиралось! Было кому грянуть «Воистину воскресе!» в ответ на радостный возглас отца Виктора. И стояли-то как чинно! Никаких тебе пьяных, зашедших на минутку; сколько пришло народу к началу службы – столько и достояло до конца. Одна из старушек подошла после службы к Ольге и с поклоном преподнесла ей кулич: «Это вам, певчим!» А когда Ольга читала Послание святого апостола Павла, нежданно-негаданно отворилась дверь в храме и явился... Ольга не могла поверить своим глазам: это был её супруг Павел. Как оказалось, он пригласил тётушку посидеть с детишками – и примчался на такси, не выдержал. Он встал неподалёку от клироса с улыбкой человека, совершившего если не подвиг, то что-то очень хорошее, и улыбка эта не сходила с его лица до конца службы. Потом, за пасхальным столом, Павел с юмором рассказывал, как таксист долго искал село и всё же заплутал, а потом ещё застрял на окраине, так что пришлось выталкивать машину из лужи. «Но теперь-то, – вещал таксист, – на всю жизнь я запомню эту ночь, эту дорогу и эту деревню!» «И правильно, – думала Ольга, – такое чудесное место, как его можно не запомнить. За-ме-ча-тельное место! Особенно в эту нежную весеннюю пору, когда идёт берёзовый сок». Архангельская область Инок Дорофей ПОТЕРЯННАЯ ПАПКАЧетверо семинаристов-первокурсников, искупавшись в тёплом лимане, вылезли на берег. Одесское бабье лето ласково грело их головы. Уселись на камушки четверо товарищей, будущие священнослужители, по-детски дурачились. Незаметно к ним подошёл небольшой старичок и присел рядом. – Ты будешь архиереем, – сказал он самому крупному из них. У семинаристов это вызвало взрыв смеха. – А вы не будете, – тихонько сказал дедушка и не спеша заковылял прочь. Крупного семинариста звали Игорем, слова старичка не прошли мимо его ушей, а глубоко запали в сердце. Он стал чаще и чаще думать о своём будущем архиерействе, представлять, как он стоит на кафедре и благословляет народ обеими руками, как иподьяконы раскидывают ему под ноги орлецы (символы архиерейской власти) и как встречают его цветами и провожают из храма колокольным звоном. А он, пройдя по ковровой дорожке, садится в чёрную «Чайку» и едет в свою резиденцию. Высока и почётна ответственность перед Богом и людьми. Он будет мудро управлять своей епархией, а то и всей Церковью, если его изберут Патриархом. Люди будут любить его и благоговеть перед ним, а он – проявлять заботу, совершать торжественные богослужения и говорить проповеди. А пока нужно учиться, овладевать знаниями. Вот только надо бы в столичную семинарию поступить, а то тут, на самом Юге, пожалуй, и не заметят, обойдут вниманием. Надо перебираться поближе к Патриарху. Думал-думал Игорь о своём будущем и… решил подговорить своих товарищей окончить один курс семинарии и ехать в столицу поступать в лаврскую семинарию – там перспектив гораздо больше. Друзья согласились: отучившись один курс, забрали документы и поехали в Лавру. _____ Прибыли они в Москву, сели на электричку, а папку с документами, чтобы не держать в руках, Игорь положил на верхнюю полку. Всю дорогу семинаристы оживлённо разговаривали и радовались новым перспективам. Вот и Лавра. Быстро схватили они свои вещи и выскочили из шипевших дверей вагона. Только тут Игорь вспомнил про свою красную папку, лежащую на полке. На его глазах электричка медленно отходила от перрона, увозя все его документы. На их восстановление понадобится время, а его уже не осталось – пришла пора сдавать экзамены. Рухнули все его надежды, теперь потеряет целый год из-за какой-то папки. Стало так обидно, что он не выдержал и заплакал. Друзья стали его утешать: – Игорь, не надо. Ну ты что? Пойдём лучше в милицию заявлять… Но остановить убитого горем было невозможно. Они подхватили его под руки и повели в милицию. Рассказав о своей потере, они не встретили в лице милиционеров особого сочувствия. Тем не менее те связались по рации с конечной станцией и сообщили номер вагона, в котором уехала красная папка. Все понимали, что вероятность того, что папка благополучно доедет до конечной станции, ничтожна. Скорее всего, кто-нибудь из пассажиров присвоит её. – Подойдёшь через час-полтора к нам, – сказали Игорю в милиции, и он побрёл с друзьями в Лавру. Огромный монастырь с уходящими ввысь куполами уже не радовал так стремившегося сюда одессита. Друзья зашли в храм и, преклонив колени, истово крестились и кланялись низко. – Преподобный отче наш Сергие, помоги! – шептали уста Игоря, а из глаз по-прежнему текли слёзы. Нужно было идти на станцию. Он купил большую бутылку пепси-колы и медленно выпил её всю, ожидая, когда можно будет зайти в дежурную часть. – Первый, первый, я – второй. Папку обнаружили, – послышалось из рации. – Нашлась твоя папка, не горюй, поезжай на последней электричке, успеешь, – сказал милиционер. Игоря было не узнать – улыбка преобразила его: потухшие от горя глаза загорелись светом надежды, улыбающийся рот раздвинул пухлые щёки. Глядя на его блаженство, заулыбались и стражи порядка. Он тут же на радостях купил милиционерам большую бутылку водки. Приехав за папкой, щедро угостил тамошних сотрудников и водкой, и пивом, и копчёной рыбой. Все были очень довольны. Переночевав на вокзальной скамье, на первой ранней электричке Игорь отправился в Лавру. И сразу – к мощам преподобного. Поставил самые большие свечки и радостно, горячо молился. После службы пошли они с друзьями к старцу, отстояли большую очередь, к вечеру попали к нему. – Просим ваших молитв и благословения на поступление в семинарию, – обратились они к нему. – А знакомые у вас есть? – спросил он. – Есть, батюшка. – Ну, тогда поступите, – ответил старец. Так и случилось: троих одесситов приняли на второй курс. В Лавру часто приезжали архиереи, всем хотелось помолиться в обители преподобного Сергия. Игорь стал наблюдать за архиереями, перенял их манеру говорить и передвигаться, полагая, что в будущем это, несомненно, поможет ему, когда он сам станет владыкой. Лаврское священноначалие это заметило и направило одессита на кухню – смиряться. Так он и проучился все годы, неся кухонное послушание. Архиереем он пока что не стал. «Неужели обманул старичок?» – время от времени задумывался игумен Ириней, присматривая себе крест и богато украшенную панагию. ДРАГОЦЕННОЕ МИРОМиро – это особое благовонное масло, которым помазывают тело человека единственный раз в жизни, при крещении. Священник в это время произносит: «Печать дара Духа Святаго. Аминь». Называется это Таинством миропомазания. Раньше апостолы налагали свои руки на головы людей, молились и на них сходила Божественная благодать. Теперь вместо возложения рук совершается миропомазание. Состав миро очень сложный, в него входит несколько десятков различных компонентов, в том числе вода, вино, масло и ароматические травы. Запах у миро приятный и стойкий, напоминающий запах тонких духов. Миро варят на Страстной седмице, процесс длится два-три дня, и всё время при печах находятся священнослужители: они помешивают драгоценное масло в котлах, добавляя всё новые компоненты, и непрерывно читают Евангелие. Освящённое Патриархом готовое миро разливают по специальным сосудам, похожим на большие кувшины, и отправляют по всем епархиям. В каждом храме есть миро. Разливаясь из одного благодатного источника, оно наполняет единством всю Церковь Христову. «Все мы одним миром мазаны» – в залог общего спасения в едином Боге. Настоятели храмов получают миро в епархиальном управлении. Об одном из таких случаев получения миро мне и хочется рассказать. Всё начиналось как обычно: у настоятеля сельского прихода закончилось миро. Приход его находился за многие сотни километров от большого города, но настоятель нередко ездил туда на своём потрёпанном грузовичке, перевозя различные грузы для своего храма. Взял он маленький пузырёк, в котором всегда перевозил миро, положил в плотный целлофановый пакет, вписал в свой дневник под пунктом «Епархия» слово «миро» и поставил три восклицательных знака. Через девять часов дороги он благополучно въехал в областной центр и отправился на ночлег. Утром настоятель выехал пораньше, чтобы успеть до пробок. В епархиальное управление нужно было ехать через весь город. Управляющий был на месте. Священник написал прошение и отдал секретарю, через час владыка его подписал. Но другого секретаря, протоиерея, на месте не было. Только он мог выдать миро. Священник стал его поджидать, поглядывая в окно. Наконец протоиерей подъехал на большой лаковой машине. Настоятель тут же подошёл к нему. Поздоровавшись, сельский настоятель сразу перешёл к делу: – Мне, батюшка, надо миро налить. – Владыка подписал прошение? – Да, подписал. – А где оно? – У вас на столе. – А у тебя епитрахиль есть? – Нет. – Без епитрахили не дам. – Так раньше же давали… – То раньше, а то – сейчас, – отрезал протоиерей. Настоятелю сделалось грустно, он стал думать, как выйти из положения, а протоиерей вновь спросил: – А ты на чём приехал? – Да вот, на грузовичке. – Сам за рулём? – Да. – Ну, тогда тем более не дам. Нужен другой водитель. Самому нельзя за рулём. – Да водителя-то у меня нет. – Ну, значит, на поезде приезжай. Деваться было некуда – новые правила, надо выполнять. Священник вспомнил, как раньше просто выдавали миро: приезжает какой-нибудь настоятель, порой и не в подряснике, а в лёгкой рубашке с коротким рукавом; наливают ему миро, а он ставит пузырёк в нагрудный карман – и до свидания. Никакой тебе епитрахили и никакого сменного водителя! Конечно, спору нет – это хорошо, когда всё чин чином, по правилам и благоговейно. В Церкви так и должно быть, иначе это будет не Церковь, а сборище какое-то. Но что же делать, однако? Велико расстояние, дорого ехать снова, да ничего не поделаешь, придётся приехать ещё раз – миро-то для крещения уже нет. И раздосадованный настоятель пошёл в церковную трапезную утолить голод… На следующей неделе он приехать не смог – дела прихода требовали его присутствия. Следующую неделю он прожил в ожидании обещанного благотворителями автокрана. Кран так и не приехал. Из-за отсутствия миро три воскресенья подряд не было крещения. Нужно было срочно ехать. Скопились и другие вопросы, которые нужно было решать в городе. В кассе вокзала билеты на выбор: либо купе, либо общий. Настоятель обычно ездил в плацкарте, но, узнав, сколько стоит купе, он попросил себе билет в общий вагон. Пассажиры общего вагона сидели, плотно прижавшись друг к другу, по трое-четверо на одной полке, глядя на других таких же пассажиров, сидевших напротив. Молодёжь всю дорогу распивала пиво и шныряла то в туалет, то покурить. К священнику обратилась рядом сидящая дама, и он долго толковал ей про историю Церкви и Вселенские Соборы. Когда дошли до разделения Церквей, дама заспорила, защищая католиков. А когда услышала, что «протестанты – это сектанты и по своему разумению толкуют Священное Писание…», обиделась, и разговор пресёкся. Рано утром священник был уже на заводе: нужно было оформить документы и забрать церковный заказ. Без машины было очень неудобно. Он сделал несколько пересадок на троллейбусах, прежде чем доехать до места: маршруты изменились и забылись, и когда священник замечал, что троллейбус повернул не туда, он выходил и возвращался пешком, экономя мелочь. Спрашивать проезд у надменных горожан не решался. Машину он нашёл достаточно быстро и радовался, везя на ней церковные железки. Разгрузив их на временном складе, священник общественным транспортом добрался до епархиального управления. Был понедельник – у владыки выходной, а протоиерей оказался в отпуске. – А кто же мне миро нальёт? – Отца Михаила попросите, но он сейчас обедает, подождите, – сказал секретарь. Настоятель вышел на улицу и занял позицию на скамейке возле трапезной. В ожидании отца Михаила он сделал несколько звонков и подкорректировал план дальнейших действий. Потом поглядел на часы: «Что-то долго священник обедает». Спланированный график вот-вот начнёт срываться. Скоро подъедет батюшка с другого сельского прихода, с которым они сговорились о делах в городе… Не выдержав томительного ожидания, зашёл в трапезную и оглядел едоков – отца Михаила среди них не было. «Пропустил, что ли?» – подумал настоятель. Но потом вспомнил, что у епархиальных есть своя, закрытая от посторонних, трапезная, и вновь поднялся наверх. Молоденький священник без подрясника сидел за столом и что-то писал на листке. Год назад он брал благословение у настоятеля, а теперь стал священником и сам мог благословлять. Настоятель изложил ему свою просьбу. – А вы писали прошение? – строго спросил отец Михаил. – Да. – Кто вы? Откуда? Настоятель назвал себя и свой приход. Священник прошёл в другой кабинет и зашелестел бумажками. Найдя нужную бумагу, он спросил: – А где ваш сосуд? Настоятель подал ему свой пузырёк в пакете. – А как вы повезёте миро? Настоятель показал ему чёрную верёвку – шнурок, к которому он собирался привязать пакет с пузырьком, и надеть его на шею. – Миро так не возят, – высокомерно произнёс отец Михаил и насмешливо посмотрел на сельского настоятеля. Он уже привык повелевать и, как опытный чиновник, знал, что с приезжими лучше всего быть официально-вежливым. – Да вот же и епитрахиль у меня – надену на шею и прекрасно довезу! – Не возят так миро. У нас священники приезжают за миром с крестильным ящичком. Настоятель понял, что с молодым батюшкой надо вести себя покладистей, а то, пожалуй, уедешь ни с чем и крещение опять отложить придётся – дорожные расходы станут напрасными. – Простите, я не знал об этом, – смиренно выдохнул настоятель. Отец Михаил внимательно и строго посмотрел на приходского настоятеля. Вид смирившегося сельского батюшки удовлетворил его, и он открыл дверцу шкафа. Настоятель стоял в коридоре и смотрел на руки, открывавшие заветную дверку. – Пройдите и подождите в приёмной, – строго сказал отец Михаил. Настоятель ушёл, а молодой священник стал куда-то звонить и вести разговор. К нему в кабинет зашли работницы канцелярии, начав делиться новостями. «Не очень-то он торопится», – подумал настоятель и решил пройти мимо кабинета к секретарю, чтобы отец Михаил его заметил и вспомнил, зачем он здесь. Увидев проходившего просителя, отец Михаил отпустил работниц и, надев подрясник, стал причёсываться перед зеркалом. Затем надел пальто, скуфью, взял пузырёк и вышел из кабинета. – Налейте, пожалуйста, полный, – попросил настоятель. – Полного не будет, – сухо ответил священник. Видимо, такая была установка, не поспоришь. Настоятель уже давно заметил в окно высокую фигуру своего собрата – сельского батюшки, медленно пересекавшую двор. Но он понимал, что урок смирения не закончен. Прошло ещё какое-то время, он смотрел то на двери, за которыми скрылся отец Михаил, то на своего знакомого за окном, в нетерпении расхаживавшего взад-вперёд. Они давно должны были уже ехать по делам, а тут – непредвиденная задержка. Настоятель вспотел. Он не разделся внизу, и теперь его майка прилипла к телу. Наконец вошёл отец Михаил, и настоятель вздохнул облегчённо: на медленно шествующую фигуру, несущую ему драгоценное миро, он смотрел как на спасителя. – Как же вы всё-таки повезёте миро? – спросил отец Михаил. – Да вот сейчас привяжу верёвочку… – Так не возят миро. У нас на складе есть специально сшитые мироносицы. Есть у вас возможность такую приобрести? Настоятель замялся. Он считал, что куда уж лучше: на нём подрясник и епитрахиль с поручами, и он прекрасно сейчас всё перевяжет. – Давайте я вам покажу, – сказал настоятель, протягивая руку к пузырьку, на дне которого виднелось миро. Отец Михаил хотя и не собирался отдавать драгоценный сосуд, но тут инстинктивно, неожиданно для самого себя передал его в руки настоятеля. Тот взял пузырёк, в котором содержимого было со столовую ложку, тщательно завернул в плотный целлофан и, привязав верёвочку, повесил его себе на шею. – Никто так миро не возит, – вновь начал отец Михаил, – все приезжают с крестильными ящичками… Настоятель не стал ему объяснять, за сколько километров находится его приход и как сложна дорога, справедливо полагая, что отцу Михаилу этого не понять. Поэтому он решил привести другой довод: – Но ведь так же удобнее! – Это неблагоговейное отношение, – услышал он в ответ. – Я же в епитрахили, – пытался оправдаться он бесспорным фактом, но напрасно. Отец Михаил мог раздумать и забрать миро назад. Поэтому настоятель стал покорно слушать молодого священника, низко склонив голову. Но, слушая, внутренне твёрдо решил миро назад не отдавать. Потихоньку расстегнул верхние пуговицы подрясника и спрятал миро на груди. Отца Михаила окликнул секретарь: – Батюшка, вас к телефону. – Подождите, я сейчас позвоню на склад, – сказал он настоятелю и пошёл к телефону. «Надо тикать!» – подумал настоятель, но отец Михаил обернулся и твёрдо сказал: – Никуда не уходите! Связанный повелительным глаголом, настоятель решил не убегать, а отошёл на несколько шагов поближе к входным дверям. Откуда отцу Михаилу было знать, что на епархиальном складе всегда очереди, в которых можно провести полдня. Пока узнаешь код товара, пока попадёшь на выписку, потом наверх – платить кассиру, а у неё какие-нибудь срочные сверки, деньги не принимает, нужно ждать… Потом ждать своей очереди на выдачу… Всё это занимает слишком много времени, которого всегда так мало у приезжих. Но епархиальные работники с ними не считаются, у них начальник – владыка. Наконец послышались шаги отца Михаила. – Триста пятьдесят рублей стоит специальный мешок на складе, приобретите его. И возите в нём. Вы можете его приобрести? – Да я довезу, не беспокойтесь, не в первый раз. – Вы делаете неправильно, так не делает никто. Настоятель вдруг ощутил, как же надоели ему эти поучения. – А хотите, я вам расскажу, как возили миро, когда вы пешком под стол ходили? – внезапно прервал он отца Михаила. – Да какая разница, как раньше возили! Я вам говорю, как надо делать… – А вам неинтересно? – Да почему же неинтересно… – замялся отец Михаил. – Ну, расскажите. И настоятель поведал, как обстояло дело раньше. – И вы считаете, что это было правильно? – спросил отец Михаил. – Нет, я так не считаю, я просто рассказал, как было раньше. – Но ведь надо делать всё правильно. Идите купите себе мироносицу и тогда повезёте как положено. – В следующий раз я сделаю, как вы меня научили. – Да почему же «я научил»! Так всем следует делать. – Благодарю вас, я учту это, – сказал настоятель и стал удаляться. – Вы всё-таки купите. Вам это пригодится! – услышал он вслед. «Какой молодой, а такой занудный, – подумал настоятель, – а что с ним дальше будет… Замучает любого». …Обратный билет настоятелю удалось взять на плацкартный вагон ночного поезда. Верхняя полка. Десять часов на ней не просидишь. Настоятель снял миро с груди и бережно поставил его в боковой карман сумки, задвинув её как можно дальше наверх. Донёс голову до подушки, перекрестился, и скоро сон понёс его быстрее поезда. Люди, которые крестились после благополучного возвращения настоятеля на приход, даже и не подозревали, с каким трудом добыто драгоценное миро. Благовонные маслянистые капли испускали обильный аромат, и новокрещёные с шумом вдыхали приятный воздух, наполнявший храм. Но мы-то с вами знаем, что в этом аромате есть терпеливый пот приходского священника, настоятеля N-ского храма. |