ПАМЯТЬ - ПУПОВИНА

Воскресный день начался в суматохе и долгих сборах.

– Ты готова? – громко поинтересовался из кухни Сергей у Дины, появившейся в прихожей.

– Угу… – отозвалась та.

Весна была запоздалой и промозглой: апрельское ненастье угнетало, раздражали бесконечные дожди... Одно радовало – что машин на столичных улицах мало.

...Быстро миновав центр, они неслись по Ярославскому шоссе, и чем дальше оставалась Москва, тем свободнее становилась дорога, растворявшаяся в мокрой дали.

Вдоль дороги проносились голые деревья, до дрожи исполосованные порывистыми ветрами. Дождь, плотно затуманив влажной пылью мир, лил без устали; монотонно щёлкая, бегали туда-сюда по широкому стеклу «дворники».

Продолжал метаться за окнами ветер-сквозняк, рванул вразлёт волглый туман, и тут же сквозь дождевую хмарь увиделся у бровки дороги высокий старик в длинной хламиде. Держа спину прямо, он стоял на отлёте и зорко смотрел в их сторону.

– Куда он прёт?! – обомлев, дико закричал Сергей, а жена судорожно уцепилась за него.

Старик с широко раскинутыми руками внезапно бросился им навстречу и через миг плашмя упал на капот. Березин резко повернул руль, стреноженное авто вместе со стариком, выбросившим клешнятые ладони поверх мокрого железа, откатилось к обочине.

В Березине всё клокотало и бурлило. Мгновенная злоба подхлёстывала: «Сейчас я его вздую!» Сергей резко открыл дверцу. Выскочил. Старика на капоте не было.

– Его нет, пропал… – дрожащим голосом подсказала Дина, появившаяся около мужа.

– Ну, дед… – Сергей был неприятно ошеломлён.

Заглянул под машину. Нет нигде и не видно. На обочине – голое место с чернеющей почвой. Не мог же тот за секунду скрыться в лесу? Непостижимо…

Явление старика длилось доли секунд, но Березин отлично запомнил и костлявое, заострившееся лицо безумца, и спутанную, в тон длинных матово-серебряных волос бороду, и долгий взгляд глаза в глаза, и большой крест на груди…

– Промокнешь! – Сергей открыл дверцу, чтобы усадить в машину беременную жену. Тут его отвлёк нарастающий звук…

Скоро из-под взгорья, куда проваливалось шоссе, появился тяжёлый «Мерседес». Следом, взвизгивая мокрой резиной, вылетел второй. Поднимая столбы водяной пыли, чёрные, они бешено пронеслись мимо по пустому шоссе в сторону Москвы. Когда окончательно осела влажная взвесь, пришло осознание того, что неслись оба по встречной полосе, и не стой их машина у обочины… Сергей и Дина, боясь помыслить о том, что могло случиться, оцепенели…

Длинный прогон проехали в напряжённом молчании, переживая мистический смысл случившейся странной встречи. Мираж? Однако мысль о том, что явление старика с крестом на груди вовсе не было случайным, что он непреклонной волей отвёл от них беду, была ясной и единственно верной. И, устыдясь своего недавнего раздражения, Березин озаботился только одним: кто был тот старик?

Через узкое зеркальце зацепил взглядом бледную Дину, и его, понявшего причину взволнованности жены, впервые забеременевшей только к тридцати годам, до озноба прошиб страх за будущего ребёнка.

– Тебе плохо? – спросил Сергей, осторожно приглушая бег автомобиля.

– Нет-нет, дорогой... Всё нормально! – жена вскинулась к нему, добавила: – Кажется, дождь прекратился…

И точно: по небу ходко плыли серо-жемчужные облака, а в вышине, где образовалась широкая синяя прорубь, появились птицы и, загребая плотный воздух крыльями, вольно носились по очистившемуся от мги простору. Просветлело. Прояснились дали, где покоем дышали мокрые поля, и щетинистые перелески перемежались с осторожно зеленеющими взгорьями.

Сергей остановил машину, тщательно протёр стёкла от грязных пятен, а когда садился на своё водительское сиденье, неожиданно зацепился взглядом за указатель: «На Загорск». «Надо же, – подумал мельком, – городу успели вернуть старое название, а указатели ещё не поменяли...»

Сев за руль, Березин поймал себя на мысли, что непонятое чувство не просто встревожило его вдруг, а настойчиво подталкивает к неожиданному действию. И хотя конечная цель их поездки была дальше, он вырулил по указателю.

Дина не сразу заметила, что «жигулёнок» свернул с прямой трассы, и, лишь когда панорамно увиделись монастырские стены, с недоумением посмотрела на мужа.

– Загорск... Сергиев Посад сейчас… – поспешил сообщить жене Березин, остановив машину вблизи монастыря, в распахнутые ворота которого встречными потоками тянулись люди.

– Я зайду, – негромко сказал Сергей, испытывая вдруг перед женой-татаркой некоторую растерянность. – Я скоро. Ты в машине посиди, – предложил Дине.

– Я с тобой, – сказала, однако, Дина.

В Лавре Березин был только в раннем детстве с бабушкой Нюсей. Поездка из памяти с годами стёрлась, но Сергей уверенно шагал вперёд, как будто точно зная, куда именно ему надо, хотя совершенно не мог понять, что могло так разбередить душу, рвавшуюся сквозь рёберную клеть, и до боли встревожить зачерствелое сердце.

Необъяснимым было и возникшее чувство непонятной потери. И только чей-то смутный образ становился всё более чётким. Образ возник именно из детства, когда бабушка, стоя у раки преподобного Сергия, говорила внуку:

– Запомни, Серёженька, что имя дадено тебе не просто так. В честь самого преподобного оно. Он тебе на всю жизнь святым покровителем будет. И прадед твой это имя носил, не опозорил. Преподобного всю жизнь чтил, и ты, Серёженька, не забывай его…

И сейчас, приближаясь к Троицкому храму, Березин, боялся сознаться себе, что лелеет дерзновенную надежду: стариком, спасшим их на дороге, и был сам преподобный.

Окунулись в полумрак древнего храма, встали в очередь, долгой вереницей благоговейно текущей к мощам преподобного Сергия. Негромко звучал монотонно-мелодичный речитатив молящегося монаха, который стражем стоял в изголовье раки преподобного. Березин осторожно поставил Дину впереди себя, а сам, не чуя ног, медленно двигался за женой. Вот она ступила на первую ступеньку, вот робко шагнула вдоль Царских врат... Дина, следуя всему тому, что внимательно выглядела со стороны, сделала поясной поклон и, прижав разлохмаченные волосы рукой, низко склонила простоволосую голову над ракой. Сергей видел, как, шагнув в сторону, жена неловко перекрестилась.

Забытое чувство радостной тихости на душе повторилось точь-в-точь как в детстве. Он упал на колени. Перекрестился неистово. Поднявшись с колен, со смущением и трепетом приложился к мощам. А потом Сергей, подняв голову, глаза в глаза столкнулся со светоносным ликом святого на большой иконе и разочарованно растерялся: «Не он!»

Направились к выходу. Дина шла первой, а Березин невольно задержался перед тёмной иконой Спасителя: вдруг вся его жизнь пролетела перед мысленным взором живой картинкой – и взмолился тогда, зашептал просительно:

– Господи, помоги!..

*    *    *

Небо полностью очистилось, вешнее высокое солнце, зависнув в зените, торжественно осветило золотые купола монастырских церквей.

Не проронив ни слова, Березины подошли к часовне на площади, где попили из святого источника воду и направились в сторону ворот. Высокий монах прошёл мимо, когда Сергей одёрнул его:

– Простите!.. Можно вас на минутку?

Слова выскочили так неожиданно, что Сергей растерялся, но монах, задержав шаг, оглянулся, вежливо откликнулся:

– Что угодно?

И этим «что угодно» совсем лишил уверенности Сергея. Однако, подавив в себе робость, он осмелился заговорить. Только вот подробно описать то, что произошло с ними, никак не получалось: говорил сбивчиво, путано. Это совсем не было похоже на него, Березина. А тут ещё и монах смотрел так невозмутимо, как будто показывая, что в том событии нет для него никакого интереса. Да и вообще, как казалось, внимает рассказу Сергея в пол-уха.

– Кто-то сильно молится за вас, – сказал он, словно подведя итог и тем показав, что устал слушать.

– Вот как, и кто же? Это же был совсем не он... – нервно выдавил Березин (перед тем он высказался о своей смутной догадке, что помощь, быть может, пришла от самого преподобного). – Я ошибся…

Монах тихо произнёс:

– Душа сама видит истину. Подскажет... Я могу идти? – спросил он.

Березин недовольно буркнул:

– Да уж идите.

*    *    *

В машине Сергей внезапно язвительно передразнил его:

– «Я могу идти?» Вежливый какой…

Дина, до сих пор не проронившая ни слова, неожиданно тихо проговорила:

– Какой тёплый свет был от человека…

Сергей пристально глянул на жену и, промолчав, вырулил со стоянки. Покидая городок, машина покатилась под горку.

– Ты был тут уже, да? – спросила осторожно Дина, когда они миновали последние дома на окраине.

– Один раз, мальчишкой. С бабушкой Нюсей.

– Это которая в Казахстане жила?

Сергея приятно удивила осведомлённость жены:

– Она редко приезжала. Когда в последний раз была, мы с ней здесь несколько дней прожили…

– У кого-то?

– Помню только большой деревянный дом с высоким крыльцом… забор и калитку… Я той калиткой играл: открою-закрою, а она скрип-скрип. Утром и вечером ходили в монастырь. Мне очень нравилось. Тихо, огоньки светятся, хор звучит… А ещё был монашек старенький-старенький. После службы подходил к нам и гладил меня ласково по голове, просфорки давал. Я съем, а он мне тут же новую даёт. И всё улыбался и улыбался, – радостно погрузившись в прошлое, Березин не заметил, как отступило мелочное раздражение. – А потом…

Потом они с бабушкой куда-то поехали. Дорога была ужасной, маленький автобус бросало на ухабах из стороны в сторону. Когда же вышли из автобуса, долго шагали вначале полем, а потом по сельской улице. Он крепко держался за бабушку, а она останавливалась и расспрашивала о чём-то редких прохожих.

Потом они подошли к двухэтажному дому, нижний этаж которого белел кирпичной крашеной кладкой, а верхний был деревянным, с рядом окон, украшенными старыми наличниками. Мимо проходили люди. Входили в дом и выходили из дома, а бабушка всё молчала.

Серёжа стоял рядом, изучая всё, что видел вокруг. На грязной площади стоял похожий на огромный кубик дом с плоской крышей. Серёжа в школу ещё не ходил, но читать умел и прочитал: «Сельмаг».

– Это поповский дом? – спросила вдруг бабушка, задержав рукой проходившую мимо женщину.

– Откуда?! – отпрянув от неё, женщина возмутилась. – Никогда не был!

И быстро побежала к крыльцу, где на скамейке сидела старуха, с любопытством наблюдавшая за ними. Когда возмущённая женщина исчезла в подъезде, старуха тяжело поднялась и медленно подошла к ним:

– О чём спрашиваешь, а?

– Этот дом не поповский будет? – громко повторила вопрос бабушка.

– Ишь, чё вспомнила! – старуха остановилась. Тяжело навалилась на толстую клюку. – То, милая, когда и было-то? Я совсем девчонкой была. Разве кто нынче про то знает? – и она хищно вперилась в бабушку подслеповатыми глазами. – И что за интерес вдруг такой?

– Просили посмотреть, цел ли? – ответила пунцово вспыхнувшая бабушка.

– Кто ж то и помнить ещё может? – старуха не отступала.

– Девочка одна… которая жила тут... – тихо произнесла бабушка и резко потянула внука за ручку. – Пойдём, Серёженька…

– Все мы девочками были! – но никто на её слова не оглянулся, и тогда старуха визгливо крикнула: – Ну, увидела? Цел, целёшенек стоит – так своей девочке и скажи!

– Бабуль, пойдём в магазин, – заканючив, внук потянул бабушку в сторону. – Вон стоит. Видишь?

– Вижу, – отозвалась она и добавила скороговоркой: – Только не пойдём мы туда, Серёженька. Нельзя туда… Не магазин это, а храм Божий. Пресвятой Троицы храм, – и бабушка беззвучно заплакала, чем сильно напугала мальчика, ухватившегося за её мелко-мелко дрожавшую руку…

*    *    *

– Это от Николая Петровича, – сообщила Дина дёрнувшемуся на писк пейджера Сергею. – Пишет, что самовар дважды грели…

– В третий раз не согреют, думаешь? – промычал Березин, окончательно вернувшийся в действительность.

– Уверена, что согреют! – скрыть своего возбуждения жена не могла.

Скоро у Дины защита кандидатской диссертации. Она спешила до родов, а её научный руководитель восстанавливался после тяжёлой болезни. Вот к нему-то и ехала сегодня самая лучшая его, как сам профессор говорил, ученица…

Тихим ясным вечером возвращались в Москву. Угасал день, надолго, как смутный сон, встревоживший сознание…

*    *    *

Удивительный случай тот не забылся, хотя со временем и приглох в деталях. И если смысл диковинной встречи объяснению не поддавался, то однозначно пробудил в нём ту давнюю-давнюю, детскую ещё, веру. Сергей стал заходить в церковь, где, испытывая тайное родство с незнакомыми людьми, в упорном молчании просто стоял, когда минутку-две, когда и целый час…

И Дина тоже стала бывать там, и однажды удивила Березина тем, что выразила желание креститься. Их вскоре вместе с годовалым Сергеем Сергеевичем и окрестили. А лет через десять, благодаря сынишке, пришла отгадка тому странному случаю на дороге.

В школе ученикам было дано задание: записать родословную и нарисовать генеалогическое древо. Сергей и Дина по-настоящему увлеклись. И если жена свою татарскую родню сумела легко перечислить до четвёртого колена, то Сергей, сходу назвав отца-мать и вспомнив московских дедушку-бабушку, о родню с материнской стороны споткнулся. Кроме бабы Нюси, память никого больше не подсказала.

*    *    *

Мать Сергея, встретив дорогих гостей, накормив и напоив их, рассказ свой начала скомканно, издалека:

– Мы всегда, сколько помню, жили втроём: бабушка Поля, мама и я. Я мало что и знала. Всё скрытно. Потом мама мне, повзрослевшей, попыталась кое-что рассказать, но я особого интереса не проявила, – она глубоко вздохнула-выдохнула. – Ведь память – это та же пуповина… Выходит, я её сама и оборвала.

В последний свой приезд мама фотографии привезла. Тогда же и открыла, как они в Казахстане оказались. Я всегда думала, что они приехали целину поднимать. Ну да… приехали… в ссылку… Баба Поля задолго до войны в тюрьме сидела, а мама, девочкой, жила у каких-то людей в Загорске. То ли у родственников, то ли у хороших знакомых.

Когда бабу Полю в Казахстан сослали перед самой войной, мама успела к ней уехать. Там потом я родилась. А бабу Полю я, грешным делом, боялась… – снова глубоко вздохнула. – Причём бояться стала не сразу, а взрослея. Случалось, что с улицы приходила вся в слезах. Меня могли ни за что ни про что обидеть, толкнуть забавы ради, выгнать из игры. Я подросла – поняла, что всё из-за бабы Поли. Детей пугали ею, и я сама стала чураться её. Было стыдно, что это моя бабушка. Она была мытницей, мыла покойников, – связывая прошлое с настоящим, мать потемнела осунувшимся вмиг лицом. – Как ссыльную, её никуда на работу не брали. Так и провожала в последний путь, пока в силах была.

– А в тюрьму за что? Она не из репрессированных была? – Дина, слушавшая до того в напряжённом молчании, вопросом опередила мужа.

– В тюрьму? – рассеянно повторила мать. – В тюрьму её как попадью забрали…

– Прадед что, священником был? – пытаясь осознать глубинные коды своего бессмертия, осторожно спросил Березин.

– Был… – тихим голосом произнесла мать.

Она извлекла на свет Божий потускневшую от времени плоскую жестяную коробку, плотно перетянутую бельевой резинкой. Открыла и веером выложила на стол с десяток старинных фотографий на толстом картоне. Взяла одну из них. Протянула сыну:

– Это баба Поля. Полина Алексеевна… Гимназисткой она тут.

Березин несмело принял фото из дрогнувшей руки матери. На него необычайно весёлыми глазами смотрела юная девушка с ямочками на пухлых щёчках и длинной косой, перекинутой через плечо на грудь. Не произнеся ни слова, Сергей бережно передал старый снимок жене, а мать подала ему следующее фото:

– Это они с дедом… Только-только поженились…

Полина сидела в изящном креслице, а рядом стоял муж в длинном сюртуке. Он был под стать жене – высок и красив. Лица молодожёнов светились счастьем, оба приветливо улыбались Сергею…

Меж тем маленький Серёжа, молча наблюдавший за взрослыми, взял со стола одну из фотографий:

– А это кто?

С фото смотрел строгий священник, удивительно похожий…

– Серёжа, это же он! – быстрым полушёпотом выдавила Дина.

*    *    *

Позднее Березины узнают, что протоиерей Сергий (N-ский), настоятель Троицкого храма в селе, за долгие годы лихолетья окончательно потерявшем своё прежнее название, был расстрелян…