НА ВСЁ ВОЛЯ БОЖЬЯ

Однажды мы уже рассказывали о судьбе отца Анатолия Першина (Где твоя одежда белая, «Вера», № 566). Тогда, в 2008-м, он как раз готовился принять священнический сан, и разговор получился исповедальный – словно бы мой собеседник прощался со всем тем, что оставлял в миру. Вспомнил он тогда и свою рок-группу, которую оставил ещё прежде. В 1985 году Анатолий приехал в Ленинград из Тверской глубинки и сразу же был принят на «ура» любителями современной музыки. Восхождение на «рок-олимп» он начинал одновременно со своим другом Юрием Шевчуком («ДДТ») – гастролировал по стране, записывал альбомы, в начале 1989-го его группа вышла в финал «Музыкального ринга», тогда очень популярного в СССР. Вершиной признания стало приглашение в США на гастроли, но поездка сорвалась – попал в реанимацию, получив одиннадцать ножевых ран. Клиническая смерть, путешествие на «тот свет», где было показано, скольких он обидел, адские терзания – и возвращение обратно, в тело... Так закончилась карьера рок-музыканта. Выйдя из больницы, Анатолий поехал в Антониево-Сийский монастырь, затем тринадцать лет бился с петербургскими чиновниками за землю под монастырское подворье, построил храм, организовал общину и вот стал священником.

С той встречи, помнится, привёз я домой старые записи песен – тех, что Анатолий Першин исполнял в 80-е годы. Показал сыну, и он до сих пор их слушает: «Класс! А что-нибудь новое появится?» Отвечаю: «Нет. Гитара, которая там звучит, сейчас находится в музее рок-н-ролла, в Нью-Йорке, а сам автор-исполнитель служит священником». И каково же было удивление, когда обнаружил в Интернете новые песни отца Анатолия.

Два года назад мы переживали за батюшку – его перевели на другой приход, после чего он попал в больницу. Прошло время, и в социальной сети «ВКонтакте» появилась группа «Творческая мастерская отца Анатолия Першина», а на ней – записи концертов. Оказавшись в Петербурге, звоню батюшке, договариваюсь о встрече. «Завтра мы едем на один приход в Приозёрский район Ленобласти, будем там выступать, – отвечает. – Если хочешь, присоединяйся».

Раннее утро. К уговорённому месту подъезжает машина, распахивается дверца: «Давай на переднее сиденье». Отец Анатолий один в машине, за рулём. Когда тронулись, говорю:

– Не ожидал, батюшка, что вы к песенному творчеству вернётесь.

– Да и я не ожидал... Хотя знаешь, когда ещё на подворье служил, в проповеди стихи вставлял. Не свои, конечно. Слышал поэму «Русский крест»? Её Николай Мельников, которого в 2006-м ­ в Козельске убили, написал. И вот однажды прочитал с амвона несколько строк, к слову пришлись, – и у людей слёзы на глазах... Стихи, песня – в принципе, всё может быть проповедью. Сейчас вот после концертов подходят: «Я атеист. Но тронули меня ваши песни, можно с вами поговорить?»

Сначала я, конечно, сомневался, стоит ли браться за старое. И матушка моя говорила: «Ты увлекающийся, вдруг увлечёшься и обо всём забудешь?» Да как же забуду. Теперь у меня есть и священнический, и житейский опыт – всё теперь новое. И концерты другие, они теперь как исповедь и проповедь. С молодёжью получается сблизиться. Я же вроде как бывший рок-музыкант, хотя себя таковым не считаю, просто участвовал в этом движении, но ребята на это реагирует тепло, принимают. Сыграю им блюз, и всё – «наш человек».

Батюшка добродушно смеётся и продолжает:

– Один молодой человек рассказывал. Сам он верующий, а привёл неверующего друга. И вот они идут после моего концерта, и друг этот вслух рассуждает: «Помнишь, как он там сыграл: вот так-то, поддержку сделал, а вот этот аккорд...» И так ему всё понравилось, что стал бывать в церкви. Прежде храм для него был как музей, а тут понял, что священник – живой человек.

– То есть у вас миссионерство получается?

– Получается, что так. Вот приглашали недавно, в конце июня, на Первую миссионерскую конференцию «Ставрос». Она проходила под Лугой в Череменецком монастыре. Люди съехались со всего света, даже из Африки. Запомнилось выступление одного сирийского христианина, которому пришлось бежать от исламистских боевиков. Миссионерство там сопряжено со смертельной опасностью. В общем, увидел я настоящих миссионеров, в том числе таких светил, как отец Олег Стеняев и отец Андреев Кураев. Ну а я показывал им, как можно просвещать людей через песню.

– А всё-таки с чего всё началось? – интересуюсь подробностями. – Ну, как снова в руки гитару взяли?

– Да просто уговорили, – вздохнул священник. – Хотели, чтобы я выступил в православном театре «Странник», который действует на заводе АТИ по благословению отца Иоанна Миронова. Подумал: ладно, выступлю один раз – и это будет моя песенная исповедь за все годы, от детства и до сегодняшнего момента. И вот со сцены рассказал о своей жизни, о пережитом, как священником стал, заодно спел под гитару. И не ожидал, что людям так понравится. Наверное, потому что был искренен. После концерта подходит режиссёр: «Всё! Отец Анатолий, я даю объявление на следующий месяц о вашем выступлении. Скажите, как в афише написать, что это будет?» Я подумал, говорю: «Ну, пусть будет “Мастерская отца Анатолия Першина”. Или лучше не отца, а иерея, чего мне себя отцом-то называть». Он: «Нет, нет, хорошее название – так и напишем».

– А почему мастерская?

– Так я уже тогда понял, что в одиночку такой накал не выдержу. Стал на концерты приглашать знакомых священников, чтобы совместно выступать. Они рассказывают, я пою. Чёткой программы нет, «Господи, благослови!» – и начинаем. Бывает, что говорю в зал: «А может, кто-то хочет выступить?» И вот выходят, поют. Иногда человек совершенно без слуха, но столь искренен! И в самом деле получилась мастерская – мы в реальном времени что-то создаём. Народу нравится...

Отец Анатолий затормозил машину напротив станции метро. Распахнулась дверца, в салон вплыла гитара в футляре, затем забрались девушки.

– Знакомьтесь: Лера, Ира, Оля... Вот это и есть наша мастерская, ну, малая её часть.

Когда двинулись дальше, батюшка пояснил:

– Само собой, на таких творческих вечерах стали появляться молодые таланты. Это просто кладезь какой-то! Очень многие ведь под спудом талант держат, потому что им негде выступить. Когда мы стали выкладывать записи вечеров в социальной сети «ВКонтакте», то столько народу стало приходить в «Странник», что я не знал, как быть с желающими выйти на сцену. Вечера по четыре часа длятся, без перерыва. И необычное такое явление – людям не хочется расходиться. Может, благословение отца Иоанна Миронова действует? Или сама атмосфера театра, где очень уютно?

Возобновил я и старые знакомства. Есть у меня друг Николай Балашов, живёт он в деревне Выползово, откуда я родом. Пишу ему: «Колька, приезжай, споём из старого». Он приезжает, я на концерте рассказываю историю, как с ним познакомился, приглашаю его на сцену – и мы без репетиции сразу песни выдаём. Люди были потрясены – человек из какой-то деревни приехал, а такой голос! Получше, чем у эстрадных «звёзд». Или вот мне пишет человек: «Здравствуйте, посмотрел ролик на вашей странице, хорошо поёте. А я живу в деревне, где только четыре бабки. Поехал в райцентр – там одни дискотеки, а я песни люблю. Десять лет я пил, вдруг меня пробило, стал православным и стал писать песни, но некому их услышать». Отвечаю: «Ждём!» И вот из новгородской глубинки приезжает Николай Хребтов. И так спел!

А ещё есть замечательный собиратель фольклора Александр Маточкин. Свои выступления проводит у себя на квартире, больше негде. Приглашённый народ по три-четыре часа слушает русские былины – как сериал, не оторваться. Мы и ему сцену предоставили, и гусляру Егору Стрельникову, и другому гусляру – Александру Теплову, и священнику Андрею Гурову из Осташково, у которого отличные песни... Я просто купаюсь теперь в талантах! Думаю так: Бог – Творец, и человек должен соответствовать Его образу и подобию, творить доброе. Люди встречаются в нашей мастерской, затем, бывает, и совместные выступления готовят. И главное, что-то новое для себя открывают. Вот, например, Анастасия Шугалей. Приехала в Питер из Барнаула, выступала с романсами в кабаре. А затем пришла к тому, что если хочешь нести культуру людям, то одной культурности мало, надо быть духовным человеком.

– В смысле – вместо романсов про любовь петь о спасении через Христа?

– Нет, дело не в этом, – объясняет священник. – Что бы ты ни пел, в самих интонациях слышно, что ты за человек. Душа ведь через песню просвечивает. И если это тёмная душа, то и слушать не хочется. Точно так же и с песенными текстами. Главное в них – внутренний духовный настрой, а не употребление слова «Бог».

– У батюшки самого много таких светлых песен, – донеслось с заднего сиденья, в разговор вступила одна из наших спутниц. – Может, споёте, дорога ведь долгая.

– Не, за рулём не получится, – нашёл повод отказаться наш водитель. Но тут машина встала перед светофором, и уговорили батюшку хотя бы продекламировать.

– Там такие простые слова, вроде бы ничего о Боге...

Ну вот и лето на исходе,
Грустит берёза у окна.
И в сердце тысячи мелодий,
А жизнь – одна.
Уж в облаках исчезли птицы,
Им будет труден перелёт.
Нам умереть и вновь родиться
Жизнь не даёт.
Не знаю, поздно или рано,
Не знаю, нужно или нет
Душе моей, как птице странной,
Лететь на свет.
Ну вот и лето на исходе,
Грустит берёза у окна.
И в сердце тысячи мелодий,
А мне нужна всего одна.

Дальше ехали в молчании. Глянув в боковое окошко, отец Анатолий произнёс:

– А вот наше подворье. Бывшее. Преподобне отче наш Антоние, моли Бога о нас...

– Там, на подворье, вам приходилось постоянно с чиновниками бороться, – говорю. – Зато теперь забот меньше.

– Эх, не скажи. У меня, конечно, появилось время для музыки. Но всё равно в голове трансформаторная будка сидит.

– Какая будка? – не понимаю.

– Трансформаторная. Да это целая история...

– А дорога и вправду длинная, расскажите! – прошу. Спутницы меня поддерживают.

– После Антониево-Сийского подворья стал я служить в Казанском соборе на Невском и в Токсово – в соборе Архистратига Божия Михаила, – начинает батюшка рассказ. – И однажды в алтаре мне один священник говорит: «Знаешь, мне тут словно бы голос был: “Отец Анатолий должен служить в Осиновой Роще”. Странно...» Я: «С чего это?» Он: «Не знаю, как бы меня так осенило». Говорю: «Действительно странно». А сам вспоминаю события многолетней давности.

Где-то 8-10 лет назад загремел я в реанимацию с подозрением на инфаркт. На поверку оказался не инфаркт, а ущемление нерва. Но эта случайная ошибка позволила мне там познакомиться с жителем Осиновой Рощи Владимиром Соловьёвым. Он хронический сердечник, его регулярно в реанимацию привозили. И вот он мне пересказал то, что услышал от одного историка, с которым точно так же однажды лежал в одной палате. Это была история про дворянскую усадьбу и про церковь в Осиновой Роще. Бывал там когда-нибудь?

– Нет, первый раз слышу, – признаюсь.

– Она на пересечении Выборгского и Приозёрского шоссе, неподалёку от кольцевой автодороги. Старым ленинградцам известна как «Дача Романовых» – раньше в Осиновой Роще располагался дачный комплекс Ленинградского обкома КПСС, где любил отдыхать первый секретарь Романов с семьёй. А в 90-е там началось страшное запустение, в пожаре сгорел дворец Вяземских, который был включён в культурно-историческое наследие ЮНЕСКО... Так вот, историк рассказал о славном прошлом Осиновой Рощи. Первое документальное упоминание её относится к 1500 году. Тамошним имением поочерёдно владели князья и графья Апраксины, Потёмкины, Лопухины, Левашовы, Вяземские. При Петре I в Роще формировалось войско для наступления на Выборг и была выстроена земляная крепость, большой такой редут. Он до сих пор сохранился. Вообще место очень красивое, на возвышенности, раньше оттуда Санкт-Петербург был как на ладони. И стояла там деревянная церковь Святителя Василия Великого. Её в 1861 году построила княгиня Авдотья Васильевна Левашова в память мужа Василия Васильевича, который был удивительным человеком... О нём тоже можно долго рассказывать.

За свою службу Василий Васильевич получил все ордена, военные и гражданские, какие только существовали тогда в Российской империи, участвовал во всех самых известных сражениях с Наполеоном. Это и знаменитая атака кавалергардов под Аустерлицем, когда эскадроны потеряли треть офицеров, но спасли от окружения гвардейские полки. И отбитие батареи Раевского в Бородинском сражении. Причём Левашов встал на место убитого полковника и во главе кавалергардов в самый ответственный момент сумел удержать натиск французов. Ну, по роману «Война и мир» вы знаете, что эта батарея имела ключевое значение в битве. После войны Василий Васильевич командовал лейб-гвардией Гусарского полка, затем служил генерал-губернатором Малороссии, где успел сделать немало. Например, при нём был основан Киевский университет, найдены археологами древняя Десятинная церковь, Златые врата Ярослава Мудрого и так далее. То есть этот граф был не только воином, но и покровителем наук. И ещё толковым управленцем – впоследствии его назначили председателем Государственного совета и Комитета министров Российской империи.

В 1931 году храм, построенный в его память, полностью разрушили. Не осталось ни планов, ни фотографий – ничего. Говорят, документы сгорели в пожаре ещё в начале ХХ века, а при советской власти никаких розысков проводиться не могло, потому что в Осиновой Роще располагалась воинская часть – там был режим секретности. Узнав всё это от однопалатника, Владимир Соловьёв выписался из больницы и вместе с местными мужиками стал искать фундамент храма. Долго они ходили с ломами и лопатами. И нашли. Заказали археологическую экспертизу – та подтвердила, что здесь стояла церковь. Тогда и возникла у Соловьёва мысль, что храм надо возродить.

Когда мы лежали в больнице, Владимир расспрашивал меня, как приход создавать, какие бумаги куда писать. А поскольку я с подворьем всю эту канитель уже прошёл, то подробно объяснил. Дал ему нужные телефоны, и стали люди приходить – в нашей палате целый штаб получился. Лечащий врач Пётр Петрович не препятствовал, поскольку сам был чтецом одного из петербургских храмов. Фамилия его Иконников – из рода иконописцев. Вот так всё совпало. Было это в 2002–2003 годах. Осуществить свой план Владимир не успел, всё же подвело его сердце. Но остались вдова, родственники, которые поддерживали его планы. Кстати, внук Владимира Соловьёва сейчас у меня алтарничает.

Когда я выписался из больницы, то краем уха слышал, что Соловьёв со товарищи с Божьей помощью зарегистрировали там приход. А потом забыл за своими делами. И вдруг в алтаре мне говорят, что я стану служить в Осиновой Роще. И ведь никто не знал, что 8-10 лет назад, находясь в больничной палате, я помогал этому делу.

Иду в епархиальное управление, прошу назначения в Осиновую Рощу. «А что там есть?» – спрашивают. А там ничего и не было, один только крест стоял на месте бывшего храма. Поехал туда со своей матушкой, перед крестом молебен отслужил. И вскоре получил официальный указ митрополита о назначении меня настоятелем прихода Святителя Василия Великого.

– Это же совершенно голое место. Не побоялись туда ехать? – продолжаю расспрашивать.

– Там действительно депрессивный район был, – подтверждает батюшка. – Воинская часть уехала, и в посёлке остались уволенные офицеры с семьями – ну, понимаете, какая атмосфера: никому ничего не надо, со своими проблемами бы справиться. Но тут произошло неожиданное. Наш Президент дал указание на месте воинской части в Осиновой Роще строить городок – по жилищной программе для военных пенсионеров. Государство выделило большие деньги, со всей России в Осиновую Рощу стали съезжаться запасники, получившие жилищные сертификаты. И как получилось-то. Служить я собирался в заштатном депрессивном посёлочке, а он вдруг превратился в целый город, с населением около 30 тысяч человек. Прямо на глазах выросли многоэтажные дома, две школы, больница, магазины и так далее. Заговорили и о строительстве храма.

– На прежнем месте?

– Когда-нибудь мы добьёмся восстановления исторического храма. Пока же ГИОП запретил – строения, по их мнению, не должны быть выше крепостных валов. Выбрали место поблизости, через дорогу, где уже вырос новый микрорайон. Владыка написал письмо губернатору, чтобы нам дали эту землю, – и запустился тот же самый процесс, что был с подворьем. Но чиновники меня уже знают, да и губернатор у нас новый, православных поддерживает. Раньше-то меня гоняли из одного кабинета в другой, часами сидел в коридорах, а теперь всё иначе.

– А проект уже готов?

– Сделали два эскизных, готовится и рабочий проект. Всё бы хорошо, но я по своему опыту знаю, что как бы дело ни двигалось, стоять на месте нельзя – уже сейчас надо служить. Рядом с выделенным участком обнаружил я трансформаторную подстанцию. Стал узнавать... Строить подстанцию начали перед самой перестройкой, возвели коробку и бросили. И теперь её как бы вообще нет в природе: ни в кадастровом учёте, ни в архитектурных планах – нигде не значится. А кирпичная коробка большая: 22 метра в длину, 6 – в ширину, 5 – в высоту.

– Это как подарок вам, – удивляюсь.

– Да тут целая цепь совпадений! Здание совершенно сухое, с крыши не течёт. А до этого мы и в дождь, и в морозы стояли на молебне перед крестом. Объявил я субботник, убрали мусор, двери и окна вставляем. Владыка уже написал письмо в Министерство обороны, чтобы нам будку отдали. Надеюсь скоро литургию служить. Так-то здание вместительное, на 150-200 человек.

– Как храм назовёте?

– Освящать думаем во имя Архангела Михаила и Чуда его в Хонех.

– Почему?

– Так уж складывается. На Сийском подворье мы собирались строить Михайло-Архангельский, и сейчас в Токсово я служу в Михайло-Архангельском. А Чудо... Просто редкое название, хотелось бы, чтобы люди знали о событии в Хонех. Вот вы знаете, что прежде внутри Московского Кремля был Чудовский монастырь?

– Конечно. В опере «Борис Годунов» есть сцена в келье Чудова монастыря, – вспоминаю я.

– Так вот, полное его название – монастырь во имя Чуда архангела Михаила в Хонех... Девчонки, вы в окошко поглядывайте, как бы поворот не проскочить, – прервался наш водитель. За разговорами мы уже въехали в Приозёрский район, со всех сторон шоссе обступили сосны.

– Эх, а как красиво там, в Осиновой Роще! – продолжил батюшка. – Лесопарковая зона, озёра. Въезжаешь на горку – а там храм! Ну, который построим. По плану рядом озерцо выроем, через овраг навесную дорогу кинем. Даст Бог, там же возведём духовно-просветительский центр православной культуры. Это давняя моя мечта.

– А не получится так, как уже бывало? Найдётся какой-нибудь бизнесмен, начнёт палки в колёса ставить, чтобы себе землю забрать.

– Земля там и вправду стала «золотой», подороже, чем в районе Антониево-Сийского подворья. Сейчас в Рощу ведут линию метро, так что посёлок скоро станет частью Санкт-Петербурга. Но времена сейчас другие. И я уже другой. Священником-то я стал в 51 год, ни опыта, ничего. Но сумел всё же храм построить во имя преподобного Антония Сийского. И продолжаю учиться. В Токсово, где сейчас служу, очень строгий священник, потомственный, – протоиерей Лев Нерода. Пламенный такой батюшка. В проповедях с амвона так зажигает людей, что сразу хочется бежать и выполнять, что он сказал. А ведь и священником становиться не собирался, Бог призвал.

– Вы же сказали, он потомственный.

– Ещё в детстве отец Лев вместе с будущим Патриархом Кириллом прислуживал в алтаре Спасо-Преображенского собора в Ленинграде, где священниками служили их отцы. Сейчас там, кстати, настоятелем брат Патриарха – протоиерей Николай Гундяев. То есть вырос отец Лев при церкви – отец священник, мама регент, и в роду память о деде-священнике и прадеде церковном старосте. Но сам по этой стезе пойти не захотел, поступил в университет, затем работал во ВНИИ Гидротехники, заведовал лабораторией, получил научную степень. Но случилась трагедия – убили его маму. Тогда он и стал священником. В Токсово, где всё случилось, построил храм, богадельню для стариков, сейчас достраивает детский дом. Для меня он – великий пример. Мне вот такой решимости не хватает, строгости, искренности. Можно сказать, школу у него прохожу.

– А почему вам решимости не хватает? – не соглашаюсь. – Столько лет бились с чиновниками за подворье!

– Благодаря отцу Льву я понял, что часто занимался человекоугодием. Вот жалко человека, начинаешь его слушать... А есть такие, которые сначала на уши садятся, потом на шею – и вот он поехал, а ты изнемогаешь. Я чувствовал, что просто падаю там, на подворье. А протоиерей Лев все эти сантименты сразу пресекает, всё должно быть строго и духовно одновременно. Говорит: «На всё воля Божья». Так я теперь и хожу: «Господи помилуй, на всё воля Твоя». Уже нет никакой философии, только на Него упование.

*    *    *

Вот и указатель на посёлок Раздолье, куда мы едем на православный праздник. Отец Анатолий стал обсуждать со своими мастерицами программу выступления, последние, так сказать, штрихи. А я осмысливаю услышанное. Вроде бы явное несовпадение – строгость служения, о котором только что говорил батюшка, и песенные концерты. Но почему несовпадение? Только строгий к себе человек, твёрдый в духе, может позволить себе погружения в творчество – в мир эмоций и поэтических глубин. Как батюшка говорил? «Душа через песню просвечивает. И если тёмная душа, то и слушать не хочется».

А потом был песенный фестиваль (см. Праздник в Раздолье в № 690). Спутница моя Ольга оказалась известной уже певицей Ольгой Братчиной. Удивительно проникновенно звучали стихи православного поэта, положенные ею на музыку: «Кто это там вдали? Чей там горит свет? Две тысячи лет...»

А батюшка пел, играя на гитаре, свои стихи. Простые. И светлые. «Как хочется добрых слов, как хочется светлых снов, как хочется, чтобы любовь была... Кто сможет этот путь до конца пройти? Кто сможет не свернуть с этого пути?»