ПОКОРИТЕЛЬНИЦА НЕБА

Телега катится с сенокоса, в ней смотрит на звёзды русская девочка. Тело будто чужое от усталости (она весь день помогала отцу), но сердце щемит от восторга – спутник полетел! Придёт день, и Галя тоже полетит в космос, в этом нет для неё никакого сомнения. Посмотрит на небо – и сил прибавляется.

*    *    *

Та же девочка бежит в больницу. Мама смертельно больна, сердце может отказать в любую минуту, что-то непонятное с нутром – болит непрерывно, мучительно, не давая вздохнуть. А дома семеро детей мал мала меньше. Галя – старшая, на ней половина хозяйства, вторая – на отце. Затопить печку, накормить корову, собрать младших в школу – всё приходится делать самой, однако всё бы ничего, будь у неё надежда, что мама вернётся. Но она не вернётся, читает девочка в глазах медиков, а деревенские уже видят в ней, её братьях и сёстрах сирот. Не скрывают этого, жалеют.

– Бежишь в больницу, – вспоминает Галина Александровна Балобченко, – и плачешь, и молишься: «Боженька, забери меня, только чтобы маменька хоть годик пожила. Страшно вспомнить. Нет ничего страшнее, чем ждать, когда мама умрёт».

Вдруг что-то изменилось. Друг семьи Алла Андреевна уговаривает бабушку съездить в Почаевскую обитель и к старцу Кукше в Одессу. Бабушка сроду нигде не бывала, кроме разве что ближнего Котласа; она боится, но страх за дочь намного сильнее. Галя смотрит на бабушку умоляюще. Надо ехать. Бабушка отправляется в путь за чудом и возвращается довольная, обнадёженная. Маму увозят в Ленинград, в Военно-медицинскую академию. Врачи не понимают, как её довезли: молодая ещё крестьянка страшно истощена, у неё сгнила почка, и хотя это невозможное словосочетание: «застарелый перитонит», от него можно умереть практически сразу, но здесь именно такой случай. Вдобавок слабое сердце, это убивает во врачах остатки оптимизма.

В ночь перед операцией маме приснился сон. Она лежит в чёрной яме, а кто-то говорит: «Поднимайся». А как подняться, если и пошевелиться больно? Но пересилила себя, начала карабкаться и… увидела небо, прежде чем обессилеть. В этот момент чьи-то сильные руки подняли её на край ямы. В семье потом царила уверенность, что это был Николай Чудотворец. Хлопотавшие вокруг медики видели совсем другую картину: больная умирала, вот уже перестала дышать… всё, отмучилась… но нет, вздохнула! Только надолго ли хватит? Утром повезли на операцию. Она прошла успешно. Мама после этого прожила ещё полвека.

*    *    *

Мы стоим у могилы Аллы Андреевны Подосокорской, в монашестве – благодатной старицы Анны, непосредственной участницы этой спасательной операции. Родилась в 1926-м, умерла – в 2012-м.

Вера пришла к ней очень рано. Родители удивлялись, когда она в три года начала молиться, кланяясь образам. Работала стрелочницей, было тяжело, с тех пор у неё сильно болели ноги. Потом подвизалась при храме алтарницей. Под конец начала сдавать, могла что-то неверно или с запозданием сделать, но молилась до последнего – восемьдесят три года из восьмидесяти шести, отпущенных ей.

Рядом трудятся какие-то немолодые мужчины, добровольно ухаживая за кладбищем при храме Василия Великого. Бензопила время от времени заглушает голос Галины Александровны. Церковь стоит неподалёку от Котласа. Когда-то вокруг было множество деревень, сейчас возле огромного обветшавшего храма жизнь замерла. Разве что летом появляются дачники в окрестных селениях.

*    *    *

Галина Александровна вспоминает о самом ярком событии в жизни Васильевской церкви, связанном с её родственницей – Агафьей Мокрецовой.

Случилось это в 1854 году, когда красавица Агафьюшка заболела и ненадолго умерла. Гроб по правилам оставили в храме, в притворе, который не отапливался, а морозы стояли лютые. Приехали её хоронить тепло одетые, в масках, защищающих лица от обморожения. Зашли в храм, а Агафья сидит в гробу – живая. Завернули в тулуп, отвезли домой. Вскоре обрадованный жених пришёл свататься, а она говорит: «Не дано мне». На расспросы о том, что видела после смерти, Агафья не отвечала, говорила, что не велено, и повторяла лишь: «Если бы вы знали, какая там благодать!» А жизнь здесь, в нашем мире, «как сквозь стекло закопчённое».

Гроб её, в память о воскресении, поместили на колокольне. Шестьдесят два года он там пробыл.

В храм Агафья ходила часто – исповедовалась, причащалась и, приложившись ко кресту, сразу уходила домой, не желая ни с кем беседовать. Дома от общения с гостями тоже уклонялась, скрываясь в одном из облюбованных мест: либо на чердаке, либо на повети, где молилась. От трудов не уклонялась, её часто звали посидеть с многочисленными детьми родственников. О случившемся после смерти она по-прежнему ничего не рассказывала, лишь призывала: «Кайтесь». И учила бережно относиться к хлебу.

Умерла ещё до революции, оставив по себе, кроме доброй памяти, особую крепость веры в родне. Скажем, когда умерла супруга у брата бабушки Галины Александровны – Иоанна, женщина не слишком верующая, – муж сорок дней вымаливал её на коленях.

Сестра бабушки Александра, когда богоборцы потребовали избавиться от икон, отказалась этого делать, и отправились они с мужем в лагерь. Вернулись оба слепые.

Словно круги на воде расходились от смерти и воскресения Агафьюшки в середине XIX века. Вера Галины Балобченко – один из этих «кругов». «Дух поднимала», – говорит о жизни Агафьюшки Галина Александровна. «Родственников у нас было очень много, все умерли здесь», – показывает она на кладбище. Кроме родственников, дороги ей та же матушка Анна и другие инокини – Елизавета, Наталья и Павла, которая держала маленькую Галю на руках, когда её крестили. «Сильные молитвенницы были, – говорит Балобченко, – помянешь их – и благодать нисходит».

Здесь же подвизалась блаженная монахиня Евдокия, пришедшая после революции (О блаженной Евдокии, «Вера», № 691).

– Говорят, она княжна была, прежде чем начала юродствовать, – вспоминает Галина Александровна.

– А я слышал, что из крестьян.

– Бог знает. Чудес с ней много связано. Попросила её одна женщина помолиться, ноги болели у этой женщины. Дунюшка молилась, и что-то ей открылось. Пришла раз, принесла сапоги ссохшиеся, говорит: «Надень». Болящая не понимает: «Как же я надену?» – но всё-таки послушалась, спокойно надела и исцелилась.

Или вот другая история. Пришла к одним и стала в пыли валяться. Но её не приняли, прогнали, не расспросив, что донести пытается. Через некоторое время мальчик из этой семьи, которая её худо встретила, сидел на улице в пыли, вдруг табун лошадей пронёсся и затоптал его. Так вот Господь протягивает людям руку, а они отвергают.

Клавдюшка жила неподалёку, приходила к бабушке Галины Александровны, чтобы вместе помолиться. В юности первой красавицей была, коса толщиной в руку. Потом заболела, а когда исцелилась, дала обет остаться девицей. Столько женихов за ней ходило, но всем отказала…

*    *    *

Как я уже сказал, пока мама Галины болела, всё хозяйство и шестеро младших ребятишек были на ней и её отце. Это закалило её физически и укрепило дух. Мечта православной русской девочки о космосе кому-то может показаться блажью, но места, откуда она была родом, дали России немало известных первопроходцев. Дежнёв и Хабаров были из соседнего Устюга, Александр Баранов, основатель торговых факторий в Русской Америке, – из Каргополя, а Иван Кусков, построивший Форт Росс в Калифорнии, выходец из Тотьмы. Все эти города стоят недалеко друг от друга по российским меркам. Но на Земле мест, которые ещё не исследованы, уже не осталось. Вот почему Галя с таким интересом глядела на звёзды.

– Когда вы решили стать космонавткой?

– Сколько себя помню, как спутники начали запускать. Хотелось лететь в этом чёрном космосе, оставив Землю.

Вопрос – с чего начать? Она стала лыжницей, ради закалки, и перечитала гору книг по астрономии, химии, физике, особенно ядерной, ну и, конечно, из серии «Жизнь замечательных людей». Поступить решила на физмат Ленинградского университета, но папенька запретил. Тогда выбрала Институт физкультуры, тоже в Питере. Первым делом по прибытии записалась в парашютную секцию, хотя ужасно боялась высоты.

На первом курсе у неё лопнул аппендицит, Галину чудом спасли. Потом были другие болезни, однако она и не думала сдаваться. Вышла замуж, родила ребёнка, которого растить в Ленинграде было слишком трудно, поэтому после окончания института пренебрегла направлением в аспирантуру и отправилась преподавать физкультуру на родину. Муж остался учиться, и жили они порознь, пока он не получил распределение в Крым по армейской линии – начальником физподготовки полка.

В Бахчисарае Галина продолжила путь к звёздам. Я не вполне понимаю системы её подготовки – например, зачем понадобилось осваивать радиопеленгацию и акробатику, а вот военно-прикладное многоборье действительно могло пригодиться. Мне кажется, она рассчитывала, что в Центре подготовки космонавтов оценят, кроме физической формы, её знакомство с точными науками, её решимость отправиться в небо. Лишь в тридцать три года, после развода, измученная сильными головными болями, она поняла, что космонавткой ей, пожалуй, не стать.

– Почему вы развелись? – спрашиваю её.

– Начала носить короткую юбку, и муж запил. Мне кажется, это было связано. Я жалею, что оставила его. Детям нужен отец, пусть даже и выпивающий сверх меры. Если мальчики слишком привыкнут к тому, что только мать ими командует, трудно потом будет стать главой семьи.

– Если девочки – наоборот, постараются подчинить мужей.

– Да, должны быть отец и мать.

– Я только не очень понял, почему вы так стремились стать космонавткой, если боялись высоты…

Галина пожимает плечами. Разве может остановить такая ерунда?

*    *    *

С высотой у неё и правда как-то не складывались отношения: несколько раз падала, ломая кости. В четыре года бабушка рассказывала ей про Христа, и она подумала: «Приколотили бы меня, и я б так смогла». С тех пор много раз вспоминала об этой глупой мысли, ведь переломами дело не ограничилось. Трижды ей ставили диагноз «онкология», но, попуская страдания, Господь сохранял ей жизнь, укреплял в вере. «Чуть живая на печи холодной лежу, – говорит она, – и думаю: это ничего, что больно, лишь бы быть живой, успеть во всём покаяться. После того как снова онкологию нашли, 46 дней в Сыктывкаре лежала, и меня 39 раз причастили в кочпонском храме. Отец Филипп благословил; в Сыктывкаре живут мои дети, вот почему ваш город мне не чужой. И так всякий раз – и после болезней, и после переломов – по молитвам поднималась».

Отказавшись от мечты стать космонавтом, Галина обрела новую цель.

– Когда я в храм-то ходить стала, когда Дух Святой коснулся благодатью, горизонты так расширились, что какой там космос?! Я у Гроба Господня жила в Горнем монастыре несколько месяцев, причащалась почти каждый день. Вот о чём мечтать нужно было, а я и не думала об этом, пока Господь глаза не открыл.

– Иерусалим! – продолжает она. – Святость великая! Приехала туда совсем больная, но там поправилась. Некогда болеть. Вижу, есть некоторое разделение между монахами: одни моложе, другие старше, кто из одного монастыря, кто из другого, кто вспыльчивее, кто спокойнее – все разные, но времена-то какие?! И Господь их всех объединяет и примиряет. Службы начинаются в начале шестого утра, мне благословили читать Псалтырь, поминать усопших. А когда служба на Голгофе – понимаешь, что это центр вселенной.

И так день за днём. Я, кстати, совсем иначе к еврейскому народу стала относиться, без предубеждения. Если обратишься к кому, не отойдёт, пока не убедится, что нужды в нём больше нет, хотя даже не знает русского. Почтение к старости большое. В транспорте скидка – как пожилому человеку билеты вдвое дешевле. Все видели, откуда я, что не местная, что христианка, но отношение было доброе. И палестинцы православные замечательные. Шофёр-палестинец может огромную петлю сделать, чтобы подвезти.

До сего дня вспоминаю Святую Землю, так хочется вернуться, но не знаю, выйдет ли. Приехала сюда, в родные архангельские края, стала в храм к отцу Виктору Пантину ездить. Он миру не поддаётся, дух хранит.

Самое это большое искушение для священника, миру поддаться. Помню, как в Сыктывкаре мы, православные, первые годы словно на Небе жили. Многого не знали, мало что имели, но были родными друг другу. Помню отца Родиона в Красном Затоне, других отцов. Какая сила в них была! А как начали строить храмы, погрязая в хозяйственных заботах, то начали рассеиваться. Падают батюшки духом из-за этих строек. Оно понятно, надо строить. Любишь их по-прежнему, но по богослужению, по общению видишь, какой был и какой стал. Всё-таки в бедности и немощи Дух дышит, нам бы это помнить.

Она уходит. Провожаю глазами. Никакой дряхлости, согбенности в её фигуре. Покорительница Неба. Русская женщина. Галина Балобченко.