УКРАИНСКИЙ ДНЕВНИК

Обратно через Карпаты мы ехали опять ночью, так что полюбоваться горами так и не довелось. Жаль. Хотелось прикинуть на глазок: сумел бы я с пулемётом Дегтярёва, тремя дисками и ещё с цинком за плечами взбежать на местную горушку? С детства впечатались слова отца: «Вверх бежать легче, чем вниз». Как же легче-то? Силу гравитации никто не отменял. «А ты сам попробуй, тогда и поймёшь», – отвечал мне батя, бывший пулемётчик, воевавший с бандеровцами в Карпатах в начале 50-х годов.

Когда проснулся, за окном светило солнце. Мелькали поля и перелески. И ни одного клочка снега, даже в лесу. Это 17 февраля! Хорошо украинцам жить, хоть сейчас посевную начинай (кстати, в феврале, 27-го, она и началась). Но удивительно, сколь много необработанных полей встречается. Ладно бы у нас, на Севере, но здесь-то?!

Подъезжаем ко Львову. Пакгаузы, бетонные заборы, надпись синей краской: «Слава нації, смерть...» Окончание не успел прочитать. Кому же тут смерти желают? Ладно, выясним.

На привокзальной площади колоброжение, автобусы, такси, трамваи. Куда ехать? Контактных телефонов и адресов у нас нет. Спрашиваю прохожего, где находится ближайший православный храм. «Московский? – мужик как-то подозрительно на меня посмотрел. – Это вам надо на другой конец города». Так далеко... Интересно, православный храм здесь единственный что ли? И почему «московский»? Иду к киоску покупать карту города. Игорь советует: «Бери на русском языке».

Но на русском не было. Хотя какая разница, названия улиц пишутся почти одинаково. И в трамвае, куда мы заскочили, водитель вполне понятно объявляет: «Наступна зупинка – вулиця Степана Бандери». Въехали на Бандеру, пересекаем улицу Героїв УПА, затем Генерала Чупрінка. Кстати, это бывшие улицы Мира, Тургенева и Пушкина. Позже я поинтересовался, кто такой Чупринка. Оказывается, так называл себя Роман Шухевич в 1943-1950-х годах, когда возглавлял лесных бандеровцев. А до этого, когда служил у фашистов в должности замкомандира спецподразделения «Нахтигаль», у Шухевича был псевдоним Тур. Звучит воинственнее, так бы и назвали: «Улица зондерфюрера Тура» – вместо «А.С. Пушкина».

Историки спорят, сколько Шухевич убил жителей Белоруссии, сколько поляков. Но Львов от поляков «зачистил» вовсе не он. Депортировал их Сталин, подарив город галичанам, которых перед войной во Львове жило менее 8 процентов. Украинцы съехались сюда с окрестных деревень, и за годы советской власти вполне освоились, появилась своя городская интеллиген­ция. Во всяком случае, когда мы вышли из трамвая и, несколько заплутав, спрашивали дорогу, нам довольно корректно объясняли. К туристам здесь относятся хорошо, поддерживая реноме культурного города.

– Так, мы вышли на зупинке, где был Бернардинский монастырь, ну, тот, что на крепость похож, – Игорь водит пальцем по карте. – А нам нужна зупинка...

Вот ведь, прицепился к слову! Разве не понятно: «зупинка» – это «запинка» по-нашему. Вот мы запнулись, остановились – поэтому «зупинка» и переводится как «остановка».

Решили идти короткой дорогой, мимо областной администрации. Один львовянин сказал нам, что там не пройти, поскольку вся улица баррикадой перекрыта. Другой уточнил, что её утром уже разобрали. Мол, майданить оказалось бессмысленно, по­скольку все во Львове за «революцию», в том числе и администрация. Действительно, проход свободен, никаких тебе горящих покрышек.

После суровых храмов в стиле готики душа обрадовалась, когда над крышами показались зелёные купола. Не золотые луковицы, а просто гранёные купола с четырёхконечными крестами, но сомнений нет – наш, православный. И табличка удостоверяет: Свято-Георгиевский собор.

Сегодня понедельник, поэтому храм с утра закрыт, священников нет. Сестра Ольга, пресс-секретарь, приняла меня в канцелярии. Интервью давать без благословения отказалась и стала куда-то звонить. Пытаюсь по ходу дела узнать, может, нам в другой храм пойти, где батюшка на месте. Выясняется, что можно поехать в Троицкую церковь, но она далеко – на территории разорённого завода «Кинескоп», где когда-то производили телевизионные трубки и оборонную продукцию. Храм там ютится в здании бывшего склада. Есть ещё одна церковь, Владимирская, в микрорайоне Сихов. Тоже в каком-то приспособленном помещении. Больше православных приходских храмов Московской Патриархии во Львове нет.

– Договорился об интервью? – на выходе спрашивает меня Игорь.

– Из канцелярии дозвонились до отца Сергия Резникова, – сообщаю. – Он сейчас дежурит в военном госпитале. Полковник медицинской службы и историк, интересный материл собрал по истории православия во Львове.

Подивившись, что полковник может быть священником, идём искать госпиталь. Снова шагаем по старинным улочкам. Чем-то город напомнил мне Ригу, а местами и Питер. А к украинским вывескам привык ещё в Ужгороде – мысленно переводил слова «хлiб», «копійка», «новий світ» в «хлѣб», «копѣйка», «свѣт». Вся проблема в том, что мы утеряли древнерусский звук «ие». Великороссы стали упирать на «е», а южные русские – на «и». До революции все писали одинаково, через «ять», а с новой орфографией разница в произношении вылезла на письме.

Только вот не понятно, почему галичане «о» на «и» переделали. Смотрю на табличку «військовий госпіталь», а в памяти всплывает: «Иде Володимеръ с вои на Корсунь». Ведь во всех древних летописях «войско» писалось через «о».

Во дворике, как водится, прогуливаются «хворі солдати» в казённых, мышиного цвета пижамах. «Шланги!» – вдруг взыгрывает во мне старое, дембельское. Эх, неистребима армейщина... Звоним отцу Сергию и дожидаемся его в холле. Когда он вышел из лифта, невольно переглядываемся с Игорем. Подумали одновременно: как же похож на Государя Николая II! С аккуратной бородой, мягким взглядом...

Только мы расселись в кабинете дежурного врача, как зазвонил телефон. Отец Сергий взял трубку:

– Да, в реанимацию... да, да. Отправляйте.

– Сложно совмещать священство и медицину? – спрашиваем.

– Сложно... Здесь я жестокий, а там – добрый. Буквально перед вами заходил больной, у которого мы обнаружили рак, запущенные метастазы. Ему 88 лет. Он лечиться хочет, но операция ему уже не поможет – и эту правду он должен знать. В церкви я бы подобрал другие слова, призвал молиться. А здесь важна определённость, потому что жить осталось два месяца, и надо выбрать человеку, где он их проведёт. Так что получается у меня как бы раздвоение. Честно сказать, я уже собрался уходить, хоть пенсия и небольшая будет.

– А давно служите?

– Выслуга 30 лет. Начинал ещё в советской армии – с полкового врача в Житомире. Отец мой тоже военный, сюда мы приехали из Белоруссии в 1975-м. И вот я повторил судьбу отца – от гарнизона к гарнизону. Служил и в Группе советских войск в Германии. Там, кстати, и крестился. Увидел в Потсдаме наш храм, – зашёл, познакомился с замечательным священником Анатолием Колядой. Он и крестил. А здесь меня ввёл в алтарь прежний Львовский владыка Августин, который ныне возглавляет синодальный отдел по взаимодействию с вооружёнными силами Украины. И вот я уж семь лет как священником служу.

– Историю прихода изу­чать по его благословению стали?

– У нас всё по благословению. Но это давнее моё увлечение. Хожу в архивы, смотрю метрические книги, – много интересного открывается. Вы ведь за этим пришли?

Хорошо, расскажу вкратце. Ну, судьбу Червонной Руси после раскола Древней Руси вы знаете. Сначала она объединилась с Литвой, и образовалось большое русское государство, где говорили на русском языке, исповедовали православие. Литовцы ведь прежде язычниками были, поэтому всё русское перенимали. Затем это государство объединилось с Польшей. И вот тогда в объединённой Речи Посполитой стало насаждаться католичество. Способы были разные. Например, рядом с польским королём могли стоять лишь те дворяне, кто исповедовал католичество. Соответственно, православные дворяне оказывались лишены выгодных должностей, денег и так далее. Всё началось с элиты... Затем в 1596 году была заключена Брестская уния с Римом, появились грекокатолики.

Как этому сопротивлялись? В Киеве, Полоцке, Двинске, Львове и других городах появились православные братства, которые имели общие кассы и поддерживали православные приходы. Основой сопротивления стали миряне – купцы, мещане и несколько дворян, например, князь Константин Острожский.

Львов был главным городом Галичины, названным в честь русского князя Льва Даниловича. Казимиром Третьим город был захвачен ещё в 1349 году. С той поры у польских королей в полном титуле появилось «и князь Русский». Понятно, что здесь православие люто преследовалось. Но люди всё равно держались родной веры. В 1586 году антиохийским патриархом Иоакимом ІV был утверждён устав Львовского Успенского Ставропигийского братства. Как видно по названию, подчинялось оно напрямую Патриарху и имело контроль над духовенством и даже епископами. То есть миряне – купцы и ремесленники Юрий Рогатинец, братья Красовские, Константин Корнякт и другие – могли не подчиняться епископу и жаловаться на него. Зачем это понадобилось?

Вот представьте. В конце XVII века православным епископом здесь был Иосиф (Шумлянский). Он из ротмистров, купил себе должность архимандрита, затем занял кафедру – и стал фактически церковным князем со слугами, землёй, деньгами и огромной властью. В Речи Посполитой так было принято. Православные ему не доверяли, и правильно делали. С Римом он тайно связь поддерживал ещё с 1677 года, а в 1700-м ему удалось склонить духовенство епархии к принятию унии. Православными остались только Львовское братство, львовский Успенский храм и Онуфриевский монастырь, где, по преданию, был похоронен первопечатник Иван Фёдоров. Кстати, в Онуфриевском сейчас греко-католический монастырь, и Успенский храм тоже униатский. Хотя несколько веков вокруг него держались православные, поэтому-то братство Успенским и называлось.

Потом была Северная война. В 1707 году русский царь Пётр I побывал во Львове, осмотрел город, одарил братство и церковь деньгами и дал братчикам привилегию беспошлинно пропускать из Речи Посполитой на Украину церковные книги, напечатанные в братской типографии. Это было большое подспорье для православных. Но всё резко изменилось, когда Львов захватил шведский король. Он наложил огромную контрибуцию на город. Польские власти перенаправили её на православных и евреев, а католики мало заплатили. В итоге братство разорилось и не смогло содержать приходы. И сдалось, приняло унию.

– А как простой народ всё это воспринимал? – прерываю рассказ.

– Куда ж ему податься? Родился человек – надо записаться в церковной метрической книге. Женишься – также в храм идти. Даже кладбища церквям принадлежали. А храмы кругом – только грекокатолические. Сколько ни возмущайся, реальность такова.

А Львов... он стал польским. Католики его очень полюбили. Сейчас в городе около сотни соборов, монастырей, разных зданий, принадлежавших монашеским орденам. Назову по работе, где я бываю. Областная больница – она в здании монастыря тринитариев. В нашем госпитале, вот, через окно виден жёлтый дом – это монастырь бонифратриев, «добрых братьев», при котором действовала больница св. Лазаря. Центральный исторический архив, куда также захожу, – монастырь бенедиктинцев. И так долго можно перечислять.

– Ну хоть один-то православный храм во Львове был? – всё ещё не верю я.

– Вы поймите, какая ситуация... К концу XVIII века в Галичине фактически исчезли все наши приходы. Православное богослужение можно было совершать только в Великом Манявском скиту – в Карпатских горах, это на территории нынешней Ивано-Франковщины. Местные туда ходили. А во Львове из православных были только приезжие торговцы. Где они могли молиться? Только в частных домах – согласно закону короля Казимира Ягеллончика, который ещё XV веке запретил православным строить новые или ремонтировать старые храмы. В 1717 году польский сейм принял проект об уничтожения православного вероисповедания вообще. А в 1786 году, когда Галиция после раздела Польши оказалась в составе Австро-Венгрии, закрыли даже Манявский скит.

Между тем, именно при австрийцах во Львове православие как-то легализовалось. В городском архиве есть метрическая книга «церкви Святой Троицы в г. Львове» с первой записью от 8 июля 1785 года о крещении младенца Павла. Таким неразборчивым почерком написано, корявыми буковками. Затем в этой книжечке появлялись две-три записи за год. Где эта церковь находилась? В каких-то квартирах. Первый её священник был приглашён из Манявского скита. Православные пытались приобрести землю под храм, но разрешение получили лишь в 1856 году. Участок купили у поляка в том месте, где сейчас стоит наш Георгиевский собор.

Надо сказать, в ту пору Австро-Венгрия и Россия столкнулись на Балканах. Россия пыталась освободить от турецкого владычества славян, нацеливалась на Константинополь. Но Австро-Венгрия, выросшая, как и Османская империя, на славянских территориях, преследовала свои цели. И для неё Россия стала злейшим врагом. Думаю, именно тогда была заложена особая ненависть к Российской империи, что проявляется даже сейчас на Галичине.

– Тогда же галицкие русины и стали украинцами?

– Это другой вопрос. Так вот, купили участок и построили «каплычку», маленькую церковку. Освятили в честь Пресвятой Троицы. У нас сохранился серебряный крест «в память покойной Елизаветы Татариновой», пожертвованный как раз в то время. Прихожане до сих пор к нему прикладываются после служб. Со временем эта церковка обветшала. А в городе было немало приезжих военнослужащих австрийской армии, в том числе православных сербов и молдаван, которые ходили в храм. Был в гарнизоне и православный капеллан. В 1894 году во Львове объявили о проведении краевой выставки народного хозяйства, которая бы показала, как благополучно живут австрийские провинции. На выставку приехал сам император Франц-Иосиф. Я смотрел газеты того времени. В них сообщается, что в последний день пребывания августейшей особы к нему на аудиенцию пришли настоятель Троицкой часовни священник Иммануил Вороткевич, приехавший из Буковины, и местный военный священник Николай Димитриевич. Пожаловались, что военным некуда ходить молиться. Это и решило дело – император заботился о своей армии. В том же году вышел указ о строительстве гарнизонной церкви в честь святого Георгия.

Почему не в честь Троицы? Будто бы на престольный праздник, на Троицу, приходило «слишком много» народа, чтобы освящать зелень, а австрийцы не хотели православных «сборищ». Документов конкретных я не нашёл, тем более там всё на немецком написано. Но, может, когда на пенсию вый­ду, подробней это исследую.

Понятно, что Георгий Победоносец – покровитель воинов. Но храм в его честь во Львове уже был. Это собор святого Юра (Георгия), который когда-то символизировал принадлежность Львова русским. Видели его на горе? Он возвышается над всем городом. Сам город начал строиться при русских князьях в середине XIII века именно с этого холма – там были возведены деревянная Георгиевская церковь и оборонный монастырь. Там же потом появился православный каменный собор в византийском стиле. Сейчас на горе – греко-католический собор Святого Юра, центр украинского униатства.

Так или иначе, но в 1901 году Георгиевский храм построили – с мозаикой и витражами, колокола отлили.

– А когда Николай Второй во Львове был, в вашем храме он молился? – «со значением» спрашивает у отца Сергия Игорь.

– Когда пришли русские войска, гарнизонную церковь устроили в обширном Манеже, туда на богослужение и приезжал Николай II, а к нам он не заглядывал. Простые русские солдаты в те дни молились и в униатских церквях, не разбирая, где кто, службы-то похожи. Крестились даже на иконы Иосафата Кунцевича, хотя тот был гонителем православия. В общем, в местные проблемы российская власть не успела вникнуть – началось отступление фронта.

Затем была революция. В 1918 году сюда пришла Польша, и в Георгиевском храме стал служить армейский священник, подполковник, окормляя польских военных из числа православных. Вместо военного капеллана стал служить обычный батюшка, выписанный из Почаева. Звучали здесь старинные распевы, совершались молебны по убиенному императору Николаю II. Ну а затем вторая мировая. В 1946 году состоялся Львовский собор, на котором была провозглашена ликвидация Брестской унии 1596 года и воссоединение с Русской Православной Церковью. Все храмы во Львове сделали православными. А после развала Союза – всё наоборот.

– С униатами сейчас какие отношения?

– Трагедия была в 90-е, когда храмы отбирали. Сейчас как-то успокоилось. Нам проще с католиками общаться, чем с греко-католиками. Недавно униатов возглавил новый кардинал, Станислав Шевчук. Он молодой и ведёт рьяный прозелитизм. Ещё у них какой-то раскол произошёл.

– А вот мы были в Ужгороде, – вспомнил Игорь, – и там православных в городе больше, чем униатов.

– Так это ж не Галичина. Даже на Волыни больше православия сохранилось, чем здесь, – ответил отец Сергий.

Тут в кабинет вошёл врач, чтобы прояснить какую-то историю болезни. А я тоже вспомнил Ужгород. Как о. Константин Тимофеев рассказывал о Мараморош-Сиготскиих судилищах. Первое было в 1903 году, когда австрийские власти судили 22 крестьян-русинов, перешедших из унии в православие. Эти репрессии не остановили народ в Подкарпатье, люди сами совершали православные требы, для молитв собирались в лесах и горах. Многие сёла – Великие Лучки, Ильница, Липча, Теребля и другие – начали объявлять себя православными. Есть свидетельства, что жандармы прибегали даже к пыткам – православных подвешивали за ноги на деревьях. Закончилось всё вторым судилищем, когда около двухсот крестьян обвинили в «государственной измене в пользу России». 3 марта 1914 года 32-м арестованным дали по несколько лет тюрьмы. Нынче как раз 100-летие этого события. Русины, как и галичане, жили под тем же самым австрийским игом, были вынуждены веками ходить в униатские храмы. Но ведь сами возвращались в православие! И это продолжается поныне – отец Константин тоже прежде был греко-католиком, но вернулся же в Матерь-Церковь…

– Три храма на город хватает православным? – спрашиваю батюшку.

– Нет, конечно. Сейчас на службах много молодёжи, каждое воскресенье «молодёжку» проводим. Причём в храм приходят не только из приехавших в советское время, но и коренные львовяне, у кого в семьях сохранились русофильские настроения.

*    *    *

В коридоре перед кабинетом уже скопился народ, рвутся на приём. Прощаемся с полковником-священником. Вышли на крыльцо госпиталя. Напротив, на скамеечке больной загорает, отставив костыль. Солнышко светит, птички щебечут – такой мирный город...

Из путевых заметок Игоря Иванова:

Мы идём по городу, имя которого я знаю с младых лет по большой букве «Л» – Львовский автобус. Кто из моих ровесников не помнит горбатый ЛАЗ с воздухозабором на крыше! Урчание его мотора не было похоже ни на какой другой! Забираясь внутрь по высоким ступенькам, пролезая через узкие скрипучие двери, я всякий раз думал: на таком же сам Гагарин подъезжал к ракете! Пусть там был другой автобус, но тоже – львовский. Ровно за месяц до нашего прибытия в славный город Львов завод обанкротился. Так жаль...

Хотя по городу их разъезжает немало. Как раз из одного такого мы только что вышли на остановке. Взгляд зацепился за листовку на столбе: портрет погибшего 22 января активиста майдана Вербицкого, а внизу по-украински: «Власть замучила. Причина убийства – львовянин». Какой топорный пропагандистский вздор, подумалось. Я читал в газетах об этом мутном деле: на самом деле избитый и вывезенный какими-то бандитами в пригород Киева активист евромайдана умер от переохлаждения. Писали, что похороны во Львове стали действительно общенародным трауром. Что удивительно: тогда на митинге-панихиде возле храма не было бандеровских красно-чёрных флагов – только украинские жёлто-голубые... Уже спустя пару месяцев в это никто бы не поверил. Подобные пропагандистские обращения, что я прочел на листовке, и есть те камушки, которыми вымощена такая короткая здесь дорога от мирной жизни, солнышка и щебечущих птичек – к миру, разделённому ненавистью на «своих» и «чужих». Впрочем, я забегаю вперёд – сегодня в центре города действительно безмятежно и никаких признаков того, что тучи сгущаются...

До встречи с протоиереем Николаем Барановым, ключарём кафедрального храма, ещё есть время, и мы с Михаилом отправились прогуляться по городу.

Решили посмотреть здешние достопримечательности. Почти в самом центре города улица Джохара Дудаева, бывшая Лермонтова. Михаил делает злое лицо и просит его сфотографировать на фоне таблички с названием улицы. Немало вокруг этих табличек было сломано копий, оппозиционная молодёжь краской уже «переименовывала» улицу в «проспект Сталина», несколько лет назад даже губернатор предлагал вернуть имя поэта. Но нет. Как тут не вспомнишь выпоровшую себя унтер-офицерскую вдову: чтобы насолить России, стоило назвать улицу родного города в честь иностранного душегуба. Хорошо хоть не в честь Чикатило – хватает у нас уродов...

Пикет возле прокуратуры. С десяток митингующих что-то выкрикивают: на них внимания никто не обращает. Похоже, привыкли. Чудесный парк, мамы с колясками, детки спешат в школу. Проходим по площади мимо красивейшего собора святого Георгия-Юры, того самого, о котором рассказывал отец Сергий. На этом месте когда-то стоял лагерь Богдана Хмельницкого, осаждавшего вместе с русскими войсками польский Львов. Спускаемся по улочке – половину тротуара занимает брезентовая военная палатка, обвешанная разными плакатами и транспарантами. Ещё один, на сей раз индивидуальный «майдан»: внутри палатки видна даже какая-то мебель, тут же дрова лежат, стоит закопчённый чайник и сидит седобородый дед. По-видимому, во Львове таков способ заявления о своих правах: собраться с транспарантами и кричать, мешать и транспорту, и пешеходам, и окрестным жителям. «Но ведь и чиновникам тоже! – размышляю я. – С другой стороны, наверно, это и неплохо, когда люди имеют возможность высказаться, и при этом их никто не трогает. У нас-то не забалуешь – живо полиция возьмёт под микитки».

Скоро выходим ещё к одной достопримечательности: на площади возле костёла в неоготическом стиле – памятник Степану Бандере. Михаил предположил, что ваял его скульптор, набивший руку на монументах вождю мирового пролетариата: тот же взор, распахнутое пальто, решительный разворот фигуры. Весь мемориал столь фундаментален, что никакому Ленину-Сталину в советской Украине такого и не грезилось: за спиной у Бандеры сооружение из огромных колонн – вроде триумфальной арки. Вот он, их триумф.

Решили заглянуть в костёл. Снаружи выглядит он тоже жутковато: огромный, колючий, словно скелет звероящера. А назван в честь «наших» святых Ольги и Елизаветы. Теперь-то это униатский храм, а строили костёл австрийцы-римокатолики именно для того, чтобы перекрыть едущим от вокзала (он здесь неподалёку) вид на греко-католический собор Св. Юра. Заходим внутрь. Я невольно содрогнулся, от модерновой мраморной отделки так и повеяло холодом, точно на современной станции метро. Амурчики и гипсовые скульптуры вдоль стен ощущения не изменили. Поразила скульптура какого-то святого с боевым топориком. Выйдя, делюсь с Михаилом впечатлением: ненамоленный храм, бездушный. Он соглашается. То и не удивительно: все годы советской власти костел стоял, занятый под склад.

Однако пора. Возвращаемся в центр города. Поглядываю на карту: русский храм на карте не отмечен, зато указан памятник уроженцу Лемберга (как при австрийцах назывался Львов) Леопольду фон Захер-Мазоху – да-да, тому самому, чьим именем назван известный недуг. В самом центре города, напротив кафе «Ностальгия» – не встретится ли он нам на пути? Нет, остаётся в стороне. Этот бронзовый памятник в человеческий рост пять лет назад поставили у входа в одноимённое кафе, а внутри, как рекламируют хозяева своё заведение, на стенах мазохистские цепи, плётки и наручники, так сказать, для создания соответствующей атмосферы...

Стенд с театральными афишами. Во Львовском драмтеатре дают «Евангелие от Пилата». И тут я обнаруживаю первое за весь день напоминание о Москве, но какое! – уроженец Львова народный артист Украины Роман Виктюк прибыл сюда из российской столицы на гастроли со спектаклем о маркизе де Саде. Подобное – к подобному, такая вот «ностальгия»... Невольно риторически воскликнешь: ну почему церкви и верующие во Христа никак не могут найти общего языка, а этот «садо-мазохский интернационал» расползается, не зная границ, и вышел уже далеко за театральные подмостки!

Со свойственным туристам вниманием приглядываюсь ко всем попадающимся на пути памятникам. Уже почти подошли к храму, как в скверике поблизости заприметил гранитную стелу в честь 125-летия Товарищества «Просвита». Поверх колонны корона, внизу бронзовые женщина сурового вида и почему-то одноногий мальчик – плитка у основания пообломана, бронзовые таблички сорваны... Обычно так здесь поступают с памятниками советской эпохи, но этот-то установлен в 1993 году! Уцелевшая плита на памятнике оповещает, что «Просвита» утверждала «национальну свидомисть», – однако это не спасло монумент от вандалов. Даже у галицийского национализма сегодня другое лицо, нежели два десятилетия назад. Эта заброшенность – не только выражение отношения к собственной культуре, но и символизирует запрос на другие идеалы. Минула романтическая эпоха культурного самоутверждения, в моде лозунги воинственные, политические. А коль так, бандеровскому мемориалу – цвесть, «Просвите» – вянуть.

Впечатления после прогулки по Львову – мрачноватые, хоть и погода по-настоящему весенняя, солнечная. Возможно, рассказ отца Сергия не добавил оптимизма, да и столько происходило всего здесь в последние недели – захваты административных зданий, воинственные призывы, разносящиеся отсюда по всей Украине, наслышан был я и о «подвигах» здешних хлопцев в Киеве на майдане. «Но всё же город большой, народ здесь живет разный, попробую об этом батюшку расспросить», – думаю я.

Отец Николай Баранов – коренной житель Львова. Не аскет с горящим взглядом, но и не заплывший в безразличии поп: доброе улыбающееся лицо, которое оттеняет великолепная лысина – именно таким я представлял сказочный образ священника в детстве. Ну, или, по крайней мере, Деда Мороза.

Пока не забыл, сразу спрашиваю батюшку, отчего русского храма-памятника нет на экскурсионной карте, хотя других храмов обозначено много.

– На одной из карт наш храм недавно появился! – оптимистично сообщает отец Николай. – Наверно, потому что у нашего владыки Филарета с мэрией установились хорошие отношения. Теперь к нам даже экскурсии стали заглядывать.

– Здесь недалеко стоит памятник «Просвите» с отодранной табличкой, это ведь не знак продолжающейся войны с памятниками? – спрашиваю у батюшки. – Кажется, все напоминания о Советах и Москве здесь были давно уничтожены...

– Последняя история была с памятником запорожскому казаку Ивану Подкове, стоящему в центре, возле костёла иезуитов. Он боролся за независимость Украины. На постаменте написано: «Иван Подкова – герой совместной борьбы русского, украинского и молдавского народов против турецких поработителей». Памятник был установлен ещё в советское время. А при независимой Украины какие-то борцы с памятниками постоянно закрашивали слово «русского». Наконец вместо этого слова в постамент вбили металлическую подкову. Слу­чилось это в 2007 году. Я читал мнения историков, что русский народ к этому действительно отношения не имел. Но ведь сама надпись – это часть памятника, свидетельствующая о том, что в советские времена мы хотели так думать. А продолжение такое… Недавно у меня были гости из Москвы, и для них девочка-экскурсовод возле этого памятника начала рассказывать, что советская власть пришла в 1939 году и миллионы украинцев были вывезены в Сибирь… Мы это слушали с большим удивлением, ведь всё население Западной Украины насчитывало миллион с небольшим.

– Я читал, что русский храм находится рядом с францисканским костёлом, но что-то я его не заметил, – спрашиваю у батюшки. – Что заметил, так это лишь здание адвентистов седьмого дня.

– Оно и есть – бывший костёл, а в постройках монастыря – школа для детей с проблемами в общении... Это несовершенство закона Украины, – продолжает батюшка, читая вопрос в моём взгляде. – У нас, в отличие от России, Церковь не обладает правом юридического лица. У вас если храм построен Православной Церковью, то он становится собственностью Церкви... А мы живём по религиозному законодательству Советского Союза, по которому культовыми сооружениями владеет либо приход, либо государство. Случись перемена идеологического ветра – решит, к примеру, приход: «Не хотим мы быть в этой церкви, хотим в другую конфессию!» и, перерегистрировав свой устав, община автоматически уводит храм со всем имуществом в другую Церковь.

– Да, я читал, что в начале 90-х настоятели православных храмов обыденно объявляли верующим: «Власть поменялась, а мы ничего менять не будем, только за службами будем поминать Папу Римского и называться станем греко-католиками», – и продолжали богослужение...

– Иная ситуация, когда старинными храмами владеет государство. Решил чиновник, и тот же монастырь францисканцев перешёл в собственность адвентистов. В Киеве государство захотело – и передало Владимирский собор Киевскому Патриархату. Если вы будете в Почаевской лавре, то узнаете, сколько там было проблем, когда местная власть требовала её в собственность. Якобы чтоб Лавра, как памятник архитектуры, принадлежала государству. А получись так, и сегодня она – православная, а завтра приняли депутаты решение передать Лавру католикам – стала их.

На самом деле для государства это большая проблема. Без закона о религиозных организациях плохо, а с его принятием, может, будет ещё хуже. Как решить, кто преемник, допустим, Киево-Печерской митрополии? Нам-то понятно кто. Но Автокефальная Церковь считает, что преемники – они, Киевский Патриархат – что они. У каждого своя позиция. А во власти есть сторонники и Украинской Православной Церкви, и Киевского Патриархата, и Автокефальной Церкви, и греко-католиков, и католиков...

Именно из-за невозможности разрешить эту проблему в Украине, и в частности у нас, есть храмы, принадлежащие двум общинам, где совершается так называемое «поочерёдное богослужение»: три часа даётся на литургию одной общине, потом она уходит и три часа имеет право служить другая. Это, конечно, потенциально «горячие точки» в епархии. Но мы надеемся, что со временем это решится. Надо быть оптимистами.

– Я вот смотрю – в городе полно костёлов, которые подо что только не используются – отец Сергий нам приводил примеры. А если римо-католики захотят вернуть себе их?

– Да, этот вопрос в будущем, очевидно, нас ожидает. Потому что при вступлении в Евросоюз придётся соблюдать его законы. Например, у Киевского Патриархата кафедральный собор Покрова Богородицы на улице Грушевского в Киеве – это бывший костёл Св. Николая (и монастырь тринитариев до 1785 года). Адвентистам, например, францисканцам отдавать придётся здание во Львове. Я, правда, не знаю, как римо-католики это огромное хозяйство потянут. Поляков после выселения отсюда в результате сталинской операции «Висла» осталось немного, на весь город у нас три католических костёла, и им хватает. Русскоязычного населения – русских, белорусов, грузин и др. – во Львове намного больше, пятая часть всего городского населения. Вот им храмов действительно не хватает…

Чтобы понять ситуацию с храмами Московского Патриархата сегодня в Галиции, нужно увидеть, что было и что теперь. Приходов Мос­ковской Патриархии перед распадом Советского Союза было более трёх тысяч, а стало менее 200. В Львовской области (по данным 5-летней давности) у греко-католиков почти полторы тысячи приходов, у Киевского Патриархата – 356, столько же у «автономщиков». У римо-католиков 118. А в Украинской Православной Церкви Московского Патриархата – 62 (а прежде было около 1200), примерно столько же, сколько у каких-нибудь баптистов. Такой вот «расклад сил».

Уже более 20 лет православные УПЦ МП просят власти дать им возможность построить храм, но слышат в ответ только: во Львове и так храмов много...

Мы продолжаем разговор. Батюшка и по характеру, видно, человек очень спокойный, добродушный, и суждения выносит взвешенно, стараясь никого не задеть. Я очень по­нимаю его. Ему здесь жить, сотрудничать с представителями других церквей. Собственно, его должность при епархии – работника отдела по религиозному образованию и миссионерству – подразумевает умение на­ходить точки соприкосновения со всеми. Поэтому хошь не хошь, а оптимистом будешь, особенно когда разговариваешь с журналистами из России.

Напомню, что разговор наш состоялся до стрельбы в Киеве, до отделения Крыма, до событий на Восточной Украине. Надеюсь, сегодня ему не придётся ругать себя за то, что согласился побеседовать с нами.

– Вы так мимоходом сказали про вхождение в Евросоюз как о деле решённом…

– Церковь не может сказать, что она против Евросоюза. В принципе, это же право народа: будет референдум, и пусть люди голосуют. Может, повторится история Израиля, хотевшего царя. Бог говорит: «Зачем вам царь? Он будет вас притеснять». – «Хотим!» Ну и получили. Есть такая галицкая поговорка: «Бачили очи, шо куповали, теперь ишьте, хоть повылазьте» – видели глаза, что покупали, теперь ешьте, пока не повылазили. То есть мы можем войти в Евросоюз, но я со страхом ожидаю этого. Я понимаю, чем это всё закончится: те же проблемы, что есть в странах Евросоюза уже сейчас, придут и к нам. Когда поляки сюда приезжают, то на таком бытовом уровне они говорят: «Львов – это польский город». И я думаю: где я буду жить, когда придёт Евросоюз?

Когда мне говорят: «Смотрите, как там благополучно!», я отвечаю: «Переверните эту блестящую монетку и гляньте на её обратную сторону». Получим пустые храмы, деградацию молодёжи, гей-браки и много ещё чего. Но мы-то с вами знаем, что говорил Господь в прощальной беседе с учениками: «Сын Человеческий, придя, найдёт ли веру на земле?» Да, жить всё сложнее, нравственность падает и в Украине, хотя, казалось бы, мы – христианское государство. Для меня, когда я встречаю галичанина, я знаю, что он точно крещёный и ходит в храм. Неважно, какой конфессии, но он живёт религиозной жизнью. Однако в последнее время во Львове я всё чаще встречаю некрещёных молодых земляков, которые и в храм никогда не ходили. Как так?!

– Но ведь сельские жители, простой народ Галиции – разве живя близко к земле, он не сможет сдержать этот западный поток? Или это будет постепенно просачиваться?

– Мы не сможем остановить эту всемирную апостасию. Но я считаю, что насколько Господь даёт возможность – в своей семье, на своём приходе, там, где ты общаешься, – там молитвенно мы должны стоять и сдерживать. Молитвой, не булыжниками. Не «коктейлями Грушевского» и не поджогом шин. Но анархия – ещё хуже вариант. Мы каждое богослужение особое прошение возносим за искоренение вражды, за любовь между людьми. Главное, чтоб был мир в государстве. А там уже даст Бог разум нашим правителям.

...У батюшки звонит мобильный телефон. Извинившись, он отвечает и выходит из помещения. Через пару минут возвращается, вид у него несколько взволнованный.

– Киевляне мне звонят. Там опять заварушки начались, опять проблемы. Чего-то жгут. Одни – булыжники кидают, другие – гранаты. Травмированные люди есть. Даже не знаю… На чём мы с вами остановились?