ПОКЛОН ПРЕПОДОБНОМУ АНТОНИЮ

Иду пешочком восемь с половиной километров по лесной дороге – от деревни Сия до Сийского монастыря. Быть может, сам преподобный Антоний, которому я молюсь уже двадцать лет, также сейчас вспомнил обо мне – иначе отчего так светло и радостно на душе? Дорога, вьющаяся между высокими соснами по берегам светлых озёр, солнце, свежесть… И вот за очередным поворотом дороги словно из воды вырос величественный «град Китеж». Купола и храмы купаются в спокойных голубых водах Большого Михайловского озера, окружающего обитель. Представляю, какое впечатление это видение оказывало на древних паломников, шедших за сотни километров сюда неделями, а то и месяцами таёжными тропами, посреди гнуса и болот.

Это место на озере было избрано Господом для святой обители за много лет до её основания. В жизнеописании Антония Сийского говорится, что поначалу он подвизался с братией у речки Шелекса, основав там Никольский монастырь. Но местные крестьяне вынудили покинуть это место. Тогда монахи отправились в глубь тайги и облюбовали себе бор на берегу Угловатого озера. В то время, когда они пришли туда, неподалёку промышлял зверолов из Емецка Самуил. Увидев молящихся монахов в глухой тайге, где за десятки вёрст нет ни одного поселения, он испугался «наваждения». Но потом, узнав о цели их появления, рассказал о чудесном острове на Большом Михайловском озере, где часто слышится колокольный звон, пение иноков, и о том, что многие рыбаки и охотники видели там, как монахи рубят лес. Поэтому среди местных жителей давно укрепилось мнение, что красивейшее это место Самим Богом предназначено для монастыря. Вот туда-то и отвёл монахов Самуил. Преподобному так понравился остров (позже здесь насыпали перемычку, соединяющую с берегом), что он воздел руки к небу и возблагодарил Господа: «Се покой мой в веки века, зде вселюся, яко Господь благоволи его».

На этом месте преподобный Антоний подвизался 37 лет, здесь почил, и до сих пор святые мощи основателя находятся под спудом в главном Свято-Троицком соборе основанного им монастыря Живоначальной Троицы. Это сердце обители, и каждый паломник в первую очередь спешит на поклон к преподобному Антонию.

Меня отвёл к мощам игумен Варлаам. Братия коленопреклонённо прикладывается к надгробию преподобного как минимум два раза в день: утром, когда идёт на соборную утреннюю молитву, и вечером – перед сном. Преподобный и сейчас, как и 500 лет назад, слышит каждого, кто обращается к нему с какой-либо просьбой, и спешит на помощь. Через лишения он достиг такого совершенства, что мог читать мысли приходящих. Редкий случай в истории Русской Православной Церкви: канонизация Антония в лике преподобных состоялась всего через 23 года после преставления.

Вместе с настоятелем поднимаюсь по высоким ступеням в храм-колокольню Трёх Святителей Московских. Начинается вечерня. Выбираю себе место близ иконы преподобного Антония. Здесь, как и во всей природе вокруг обители, разлита какая-то особая тишина. Голос иеромонаха, ведущего службу, спокойный, негромкий. В стекле киота отражается озеро, видное через окошко, – по образу преподобного мирно колышутся волны. От этого колыхания воды лик будто оживает. Святого Антония действительно никак нельзя представить без этого озера. На его берегах прошла большая часть его подвижнической жизни: здесь он валил лес, трудился вместе со всеми над возведением храмов и монашеских келий, разрабатывал поля под пашни, сеял и убирал хлеб, а ночами молился. Даже став игуменом, Антоний не гнушался тяжёлой работы. Ходил в поношенной рясе, так что его нередко путали с простыми монахами. И, умирая, завещал жить в созданном им общежитии всем «равно духовно и телесно, пищею и одеждою, по заповеди святых отец…». «Нищих же кормите в довольстве и милостыню подавайте, да не оскудеет место сие святое», – просил он…

После вечерней службы – крестный ход. Я пристраиваюсь к монахам, двигающимся в два ряда: впереди один несёт фонарь, и по кругу молча колонна чернецов обходит весь монастырь, перед каждым храмом делая поклоны, как в одну сторону, так и в противоположную, а так же кланяясь друг другу. Потом все молча заходят в храм...

Между тем уже двенадцатый час ночи. А в пять – подъём на утреннее богослужение. На улице совсем светло. Белые ночи. В такое время очень хорошо молиться: небеса отверсты, молитва, как говорят опытные батюшки, напрямую восходит к Богу.

Белые чайки, рассекая высокое сийское небо, издают пронзительные крики. Утки, мирно плавающие около самого берега, просят, чтобы их покормили. В озере то там, то тут плеснёт рыба. Любуясь этой райской красотой, понимаешь, почему так любят сюда приезжать на пленэр художники.

Сейчас трудно представить, что здесь было в советское время. Некоторые истории, связанные с монастырём, я услышал ещё в дороге, когда ехал в автобусе из Архангельска. Рассказывали мне их местные жители. Наталья, уроженка посёлка Брин-Наволок, что в 50 километрах от монастыря, в 1979-80-х годах отдыхала в пионерском лагере «Автомобилист», устроенном в стенах обители.

– Ещё когда я в школе училась, – говорит она, – нас возили на экскурсии в монастырь. Мы с детьми из лагеря соревновались, в футбол и волейбол играли, с концертами перед ними выступали. В «Автомобилист» сложно было попасть – он считался самым престижным лагерем. Но потом и меня туда определили. Что запомнилось? Там мальчишки всё клады искали, по подвалам и храмам лазили. Говорили, что клад был зарыт под озером в подземном переходе, который шёл из монастыря. Я тоже с мальчишками по подвалам лазила, искала вход в подземелье.

– Что-нибудь нашли? – спрашиваю Наталью.

– Находили железки разные старинные, гвозди кованые большие – для нас и это было серьёзной находкой. Вечером, когда спать ложились, ребята ужастики всякие рассказывали – о привидениях в длинных белых одеждах. Я, к сожалению, в первые же дни заболела. Меня увезли в больницу, и в лагерь я уже не вернулась.

– Времена были безбожные, – говорю Наталье. – А сейчас вы в Бога верите?

– А как же, у нас в Брин-Наволоке в здании бывшей конторы храм сделали, туда мы всей семьёй теперь ходим. И детей своих окрестили. Монахи из монастыря к нам приезжают служить...

Позже у иеродьякона Георгия (Исакова), который занимается историей монастыря и проводит экскурсии для паломников, я спросил, не слышал ли он о пресловутом кладе.

– Клад? Навряд ли, – с сомнением ответил отец дьякон. – Есть же опись имущества, вывезенного из монастыря, там всё перечислено.

– И что, всё, что здесь было ценного, увезли?

– Из 24 колоколов четыре куда-то пропали. Может, их и запрятали куда-нибудь.

– А подземный ход был через озеро?

– Вы знаете, эти озёра ледникового происхождения, у них очень большая глубина. Вот здесь, – показывает о. Георгий на западную сторону озера напротив монастыря, – один рыбак утонул, так водолазов вызывали, чтобы найти тело. Они ныряли до дна, это 36 метров только до ила, и ещё сколько метров илу накопилось за тысячелетия. Так человека и не нашли.

– То есть легенда о подземном ходе ни на чём не основана?

– Не знаю... Я тоже слышал о тоннеле через озеро, только на восточную сторону. Там не так широко и глубина всего три метра. Говорят, что подземный ход из настоятельского корпуса шёл на тот берег. Будто бы у одной старушки из деревни напротив по нему брат лазил ещё до войны. Так она уже умерла, кого теперь спрашивать? А вход в тоннель после этого, говорят, залили цементом.

Проводя экскурсию, о. Георгий рассказывает о событиях многовековой давности и людях того времени словно о своих близких. Мы надолго останавливаемся около монастырской усыпальницы, пристроенной к Троицкому собору рядом с погребением Антония Сийского. Здесь покоятся мощи сийских святых: преподобных Никанора и Исайи, преподобного Феодосия, игумена Сийского, при котором в XVII веке монастырь расцвёл, и патриаршего казначея Паисия, много благодетельствовавшего родной обители.

– Над усыпальницей была устроена ризница, сокровищница монастыря, – говорит дьякон. – Ризница не от слова «риза», а от слова «разное». В ней хранились самые ценные вклады: и риза преподобного Антония, и богослужебное Евангелие-апракос, весом 27 килограммов, имеющее всемирное значение. Это вторая по величине священная книга в мире. По толщине чуть больше свода законов Иоанна Грозного. До сих пор книга сохранилась, находится в Санкт-Петербурге. Здесь же хранилась уникальная коллекция произведений русского ювелирного искусства – это в основном вклады царей и патриархов, родовитых дворян и бояр. Неоднократно делал пожертвования монастырю и Патриарх Филарет, который отбывал здесь ссылку. На одной из картин он изображён с державой – символом светской власти – в одной руке и патриаршим посохом – символом духовной власти – в другой. Надпись под этим изображением гласит: «Великий Государь и Патриарх Всея Руси». Отец Георгий говорит, что такой же титул имел и Патриарх Никон, но он никогда не обладал всей полнотой царской власти, как Патриарх Филарет, который при своём малолетнем сыне Михаиле Романове на протяжении многих лет фактически управлял Россией, воплощая симфонию светской и духовной властей. А патриарший казначей Паисий, в прошлом казначей Сийского монастыря, в конце жизни привёз в родную обитель четыре запечатанных сундука, которые наказал вскрыть только после своей кончины. Когда он почил, сундуки вскрыли и ахнули. В них оказались редчайшие рукописные богослужебные книги, которым нет цены.

После усыпальницы мы поднимаемся по высокой и широкой каменной лестнице в трапезный колонный зал, расположенный на втором этаже Благовещенской церкви, где сейчас находится монастырский музей. Рассказывая о подвижническом пути преподобного Антония, о. Георгий показывает копию изображения Пресвятой Троицы, написанного рукой преподобного, ведь он был ещё и иконописцем. Этот образ являл чудеса исцелений и стал широко почитаться ещё при жизни игумена Антония. Икона, которой без малого пять веков, сохранилась до наших дней и скоро будет возвращена монастырю.

Прогуливаясь по монастырю, заглянул я в пекарню, расположенную в подвальном помещении Благовещенской церкви. Монастырский хлеб с удовольствием покупают не только паломники, но и жители Архангельска, Емецка, других населённых пунктов. В последнее время его печёт монах Иона (Антонов).

Очень скромный человек, как и большинство монашествующих, он неохотно рассказывает о своей жизни.

– У меня мама была верующая, – говорит пекарь, – бабушки тоже постоянно молились. Благодаря им я рано к Богу и пришёл. Когда мне было пять лет, в гости к маме – мы жили в Вологодской области – приехала её 95-летняя бабушка. Она меня учила читать «Отче наш» наизусть и за всё благодарить Бога. В 1929 году у них в селе церковь сломали, но всё-таки разрешили забрать иконы – и она очень много икон к себе в избу перетащила.

Ещё в советскую пору стал я в Архангельске в ближайшую церковь ходить, на Комсомольской, ставил свечки, записки подавал, за здравие и за упокой. До монастыря ещё поработал в Троицком храме, колокольню делал. По специальности-то я плотник-столяр. А перед пенсией решил уйти в монастырь. К тому же и мать ещё незадолго до смерти сказала мне: «Иди поработай во славу Божью». Хорошие люди, с которыми я ходил в церковь, посоветовали Сийский монастырь, вот я и приехал сюда в 2001 году.

– Вы один с матерью жили?

– Нас много было: пятеро братьев и сестёр. Но все разъехались, у всех свои семьи, я один остался. Отец ещё раньше умер. Он в Выборге был, когда война началась. При наступлении немцев наши отступили, и он в Ленинграде остался, там всю блокаду прожил. А мать санинструктором воевала, в боях под Москвой участвовала, раненых с поля боя выносила.

– А с морем как ваша жизнь связана? – обращаю внимание на наколки якорей на кистях рук.

– Я хоть в море и ходил, но не моряк. Недалеко от Архангельска мы плавали. Я на судах столяром-плотником работал, делал камбузы, ремонтировал их.

– Печь хлеб – это у вас уже не первое послушание?

– В пекарню я почти с самого начала попал. Дома-то иногда пироги пёк. Умею тесто замешивать. А так я помогал здесь и на грядках, и на ферме.

– А печи здесь прежние, монастырские, остались?

– Вот эта старинная, своя, монастырская, – показывает о. Иона на правую печь, – в ней мы и печём. А вот эту, рядом, в советское время пристроили. Она неправильно сложена. В ней нельзя печь. Она просто так стоит.

– Хлеб у вас вкусный получается. Выпекая хлеб, особые молитвы какие-то читаете?

– Нет, я в основном читаю про себя Иисусову молитву, чтобы не отвлекаться. Стараюсь постоянно молиться.

– А хлеб сразу же начал получаться у вас?

– Не-е, не сразу! Надо уметь протопить хорошо, да ещё и разные дрова по-разному греют. Берёза – жаркое дерево, а ёлка уже меньше даёт жару. Когда протоплю, немного углей в печи оставляю, чтобы она прогрелась и чтобы температура выровнялась. Потом огребаю угли и ставлю уже формы с тестом для выпечки...

– Много выпекаете?

– Стараюсь немного, иначе хлеб будет сохнуть. Но две выпечки я делаю – 140 буханок.

– Один справляетесь?

– Помощников-то, конечно, надо бы…

– Как думаете, уже до конца дней останетесь в монастыре?

– У меня планов нет, как Господь управит.

Пожелал я отцу Ионе помощи Божией. Сам ещё раз прогулялся по монастырю, вышел за монастырскую территорию, где на самом берегу озера достраивается двухэтажная гостиница для паломников. Работа спорится, сами же трудники и строят. Уже в комнаты заносятся металлические кровати, настилается деревянный помост перед входом. Всё готово к приёму людей.

В те дни, когда я находился в обители, на повороте дороги на полуостров появился большой Поклонный крест. По преданию, эта часть земли была отсыпана ещё при основателе, соединив остров, на котором поселились первые монахи, с берегом. Примечательно, что сделали крест и воздвигли его дорожники, которые работают на трассе Архангельск – Вологда.

«Пожалуй, крест Господень – это единственная защита у монахов от злых людей, – подумалось мне. – Ведь разные люди приезжают. Хорошо, если с добрыми помыслами, пусть даже убийцы, пьяницы, наркоманы и воры, раскаявшиеся в своих прегрешениях и желающие исправить свою жизнь. Такие люди в основном и трудятся в монастыре на послушаниях. А если с худыми, то кто, кроме Господа, может защитить монастырь?»

Вместе с насельниками мне довелось поучаствовать в ежегодном крестном ходе на Святое озеро. Этот старинный ход совершается в день Всех святых, в земле Российской просиявших. Начинается он из Емецка, где находится монастырское подворье. Люди со всего Поморья, а также из разных городов России, начинают приезжать сюда ещё в субботу.

Вместе с иеромонахом Лукой (Костоломовым) мы поехали в Емецк на вечернюю субботнюю службу. По дороге расспрашиваю 27-летнего иеромонаха, как Господь привёл его в Антониеву обитель.

– Было желание послужить Богу своими молитвами, – скромно отвечает о. Лука, – поэтому сюда и пришёл.

– А вы откуда родом?

– Из Великого Устюга, там в собор Прокопия Праведного ходил. Род-то мой из деревни Горбачёво, это в 50 километрах от Устюга. Там у нас большая церковь была в честь Георгия Победоносца. Когда церковь закрыли, а священников всех куда-то сослали, у нас в деревне тайно собирал всех верующих на общую молитву мой прадед Максим Иванович Гладышев. В его доме окна плотно занавешивались, и он всем читал Библию. Его за это в Сибирь сослали.

Дедов своих я не помню. Они у меня вместе со своими братьями воевали, умерли до моего рождения. Один брат у деда в Карелии пропал без вести, другой дошёл до Берлина, рейхстаг брал, вернулся домой, но умер до моего появления на свет. Остались только бабушки, которые вот веру-то нам и передавали. Они у меня очень верующие.

Даже после того как церковь разломали до основания, вера у людей ещё оставалась. Моя бабушка всех внуков приучила с детства молиться, Библию нам пересказывала. Мама и папа тоже верующие, хотя в колхозе работали, да и теперь работают.

Колхоз в советское время богатый был. Трудные 90-е годы удалось пережить, сейчас он снова успешно развивается. Коров держат, бычков на откорм, картофель выращивают, зерно на фураж, лесозаготовками занимаются.

После школы я выучился на столяра-плотника. В это время занимался активно общественной работой, участвовал в различных конкурсах, фестивалях, КВНах. Играл на бас-гитаре в рок-группе, участвовал в русском народном ансамбле. По стране мы часто ездили с гастролями, много выступали.

– И почему, живя такой насыщенной жизнью, решили уйти в монастырь?

– У нас в Устюге очень красивый Успенский храм, там во время престольного праздника я в первый раз исповедовался и причастился. Мне тогда 21 год был. После причастия так радостно на душе стало, такая благодать!.. И после этого через месяц я очень захотел жить в монастыре, служить Богу. Многие сейчас меня спрашивают, почему не женился и не стал священником. Я не знаю, что ответить. Мне монашеская жизнь больше по душе. Она более уединённая и действительно вся посвящена Господу.

– А как родители отнеслись к этому решению?

– Я у них старший, и они ждали от меня внуков. Со слезами на глазах всё же дали родительское благословение на принятие монашеских обетов. А сейчас, слава Богу, рады за меня. Для них главное, чтобы со мной всё было хорошо.

– А почему выбрали Сийский монастырь?

– Сначала я хотел на Соловки, но мне посоветовали Сию. Приехал, вначале на послушаниях картошку убирал, потом пекарем, тестомесом, дояром, телятником был. Ухаживал за лошадками. У нас в монастыре четыре лошади, на них мы и дрова возим, и сено, и мусор с территории убираем, доставляем сюда людей, которые приезжают на рейсовых автобусах в Сию... Потом алтарным послушником стал.

– А чем алтарный послушник отличается от остальных?

– Алтарному послушнику выдаётся кафтан – такая длинная чёрная рубаха с поясом – и даётся небольшое келейное правило: 20 земных поклонов и 100 Иисусовых молитв, глава из Апостола и глава из Евангелия. Потом принял постриг в иноки, стал рясофорным послушником. В тот же год поступил в православный Свято-Тихоновский университет. Сейчас учусь на четвёртом курсе. А в этом году 6 апреля меня в иеромонахи рукоположили.

– Вам в Емецке уже доводилось служить?

– Ни разу. Здесь отец Варсонофий служит, но он сегодня занят на другом мероприятии, благословили меня.

Храм в Емецке (его здесь называют подворьем) оборудован в здании бывшего магазина хозтоваров – довольно большого и вместительного. К началу вечерни он был практически весь заполнен молящимися. Среди них я увидел всего лишь одного мужчину. Женщины решили исповедоваться перед крестным ходом и праздничной воскресной службой, образовав длинную очередь к отцу Луке. Исповедь длилась несколько часов, до глубокой ночи. Я невольно посочувствовал молодому иеромонаху, которому всё это время приходилось отпускать женские грехи, о которых он даже и слышать-то бы не должен.

На следующее утро праздничная литургия проходила в огромном Богоявленском храме Емецка, который сейчас восстанавливается после запустения. Её совершал настоятель обители игумен Варлаам, а сослужили – игумен Варсонофий и другие сийские иеромонахи.

В своей проповеди настоятель рассказал об истории крестного хода. Весной и в начале лета 1672 года в окрестностях Антониево-Сийской обители стояла такая ненастная и холодная погода, что начался падёж скота, люди боялись неурожая и голода. Двинчане молились Господу и покровителю здешних мест святому Антонию. И в это время одному монастырскому работнику из Сии, Ивану Тырыданову, во сне явился сам преподобный и наказал передать настоятелю игумену Феодосию, чтобы тот повелел духовенству со всех окрестных сёл и деревень идти к Угловатому озеру крестным ходом и там отслужить молебен (напомню, что именно на этом озере Антонию зверолов Самуил указал место будущей обители). Когда ход состоялся, то погода вдруг переменилась, урожай был спасён. С тех пор на протяжении веков люди со всех близлежащих селений ежегодно совершали туда 11-километровый крестный ход. Первый крест здесь водрузил сам преподобный. Затем на этом месте был построен храм в честь Воздвижения Креста Господня, позже образован монашеский скит. Вода из озера исцеляла людей от болезней, поэтому оно и было прозвано в народе Святым.

Традиция прервалась в 30-е годы, когда в округе храмы и монастыри были закрыты. Но даже и тогда местные жители тайными тропами пробирались к озеру, ставили на берегу обетные кресты, молились Господу и преподобному Антонию.

Крестный ход был восстановлен в 2000 году. Вначале в нём участвовало около 50 человек, а сейчас число крестоходцев доходит до тысячи.

…С утра накрапывал дождик. Как только люди причастились и вышли из храма, дождь прекратился, а через некоторое время появилось яркое солнце, радовавшее паломников на всём пути до Святого озера.

Во главе хода шествовало духовенство с чудотворной Владимирской иконой Божьей Матери. Сразу при выходе из Емецка ход вступает в лес, который через некоторое время превращается в красивейший сосновый бор. Мачтовые сосны встают по обеим сторонам дороги. И в конце пути километра три дорога идёт по высокой лесной гряде, которая тянется между озёрами, переходящими одно в другое. Места мне напомнили Карелию, где проходили съёмки фильма «А зори здесь тихие».

Особенностью этого хода является и то, что монахи и певчие поют очень тихо. За несколько шагов от хора их голосов уже не слышно, поэтому остальные люди идут молча. Никто почему-то не поёт даже Иисусову молитву, как принято в других крестных ходах. Вообще, архангелогородцы, как я успел заметить, скромны и не любят высовываться вперёд, даже в молитве. Но общее благодатное настроение чувствуется между всеми идущими, так что на усталых лицах то и дело появляются светлые улыбки. А когда совершался водосвятный молебен и паломники были окроплены святой водой, их лица просто сияли от счастья.

Многие приезжают на озеро на своих машинах заранее и там ждут крестный ход с большими бутылями. После освящения воды в озере её набирают, чтоб отвезти домой. А затем желающие купаются в водоёме. Окунулся и я. Вода почти что ледяная, перехватывает дух. Озеро очень глубокое, как и Большое Михайловское. Они соединяются друг с другом протоками, и раньше монахи приплывали сюда на лодках.

Здесь, на берегу Святого озера, и закончилось моё паломничество к преподобному Антонию. Что я понял из этой поездки? Святость преподобного невидимыми протоками объединяет тысячи людей и молитвенно даёт надежду на спасение.