МНЕ ПОМОГЛО СЛОВО

Начался учебный год – позади торжественные линейки, нарядные школьники и школьницы, цветы любимым учителям. У деток началась золотая пора, как в известной песне: «Книжки добрые любить и воспитанными быть учат в школе, учат в школе...». В жизни, конечно, всё сложнее. Мы полагаемся на школу, что она даст воспитание нашему ребёнку, и часто обманываемся. Сужу по себе. Ведь меня не школа воспитывала...

Когда мне было два года, родители мои завербовались на работу в Западную Сибирь, и с этого возраста меня и старшую сестру растила бабушка Антонина Николаевна Евдокимова. Поэтому я не ходила в детский сад, а была всё время с ней. Для бабушки я была не просто любимой внучкой, а, наверное, продолжением её самой. Она не читала мне нотаций, а каким-то внутренним чутьём угадывала, когда меня нужно поругать: «Ух ты, белоголовая поганка!», а когда и уступить. Вот в магазине покупаем молоко. Мне захотелось шоколада, но бабушка отказала – недавно покупали… Я, не проронив более ни слова, послушно выхожу на улицу. Прошли больше половины пути, и я этак печально вздыхаю: «Бабушка, а ведь ты меня совсем не любишь, жалко тебе для меня какой-то маленькой шоколадочки…»

И мы, дойдя практически до дома, разворачивались обратно, чтоб купить ту «шоколадочку». Я спала столько, сколько хотела, ела, что и сколько, и когда хотела, чем вызывала зависть соседа Сашки, которого шпыняли: «Ну-ка, спать – завтра в садик!» или «Не ешь много конфет – заболит живот!». И вот что удивительно: он действительно и заболевал, и просыпал, и капризничал. А в 1971 году я, как многие мои ровесники, пошла в первый класс, и вот тут-то моя лепота кончилась – начались тяжёлые дни, у которых, между прочим, было имя собственное: Муза Семёновна.

Да, мои воспоминания об учительнице первой моей лишены всякой нежной ностальгии. Ей было лет за сорок, и внешностью она была под стать своему гордому имени – высокая, статная, красивая. Такой я её нахожу сегодня, глядя на фотографию: яркая брюнетка с модной тогда причёской а-ля Терешкова, с лицом правильно-классическим. Наверное, у неё был огромный педагогический опыт – ко всем ученикам имела подход: похвалить за успехи, наказать за лень и тупость. На её столе лежало несколько указок – одна рабочая и запасные, так как первая постоянно ломалась… о головы нерадивых учеников. Не помню, как часто попадало мне указкой, а вот морально она побивала меня частенько, да так, что размазывала ниже плинтуса. И это я запомнила на всю жизнь – раздаются тетради, открываю: страница перечёркнута и вся испещрена красным. На несколько линеек красуется жирная единица и такая же упитанная надпись: «Тупица!». Восклицательных знаков могло быть до края страницы.

У меня было золотое детство. Бабушка воспитывала меня, не утруждая выслушиванием нотаций и другими педагогическими приёмами. За полгода до начала моего первого учебного года она принялась готовить меня к школе, согласно существующим тогда требованиям: счёт, знание алфавита. Но в школе обнаружилось, что домашний ребёнок в классе – я единственная. Все ходили в детский сад, где уровень подготовки был куда выше моего, а потому не только знали все буквы, но могли уже читать по слогам. Педагог не стала брать это во внимание и преподавание вела, ориентируясь на более подготовленных учеников. Так что я вскоре после начала занятий безнадёжно отстала, а потому и попала в «тупицы». Утешением для меня было разве то, что данный диагноз уважаемый педагог прописала не одной мне, а ещё одному мальчику – Дамиру. Причина его «тупости», думаю, выражалась, главным образом, в том, что он был из очень простой рабочей татарской семьи, его родители плохо говорили по-русски. Частенько Муза Семёновна поднимала нас двоих с мест и, не дождавшись ответа на поставленный вопрос, с удовольствием показывала на нас указкой: «Посмотрите, у них нет мозгов!» Остальные дети покатываются со смеху и долго ещё дразнят нас: «Нет мозгов! Нет мозгов!»

Вообще «показательная моральная порка» была излюбленным её педагогическим приёмом. Однажды я пришла в школу с портфелем, оставшимся от дедушки – известного некогда в Казани врача, профессора университета, – свой повредила накануне, катаясь на нём после уроков со снежной горки. А дедушкин портфель не открывался! Учительница, заметив мои тщетные потуги достать необходимое к уроку, подошла. Увидев раритетную вещь, подняла её на всеобщее обозрение, издеваясь над её древностью, «дедушкиностью» и т. д. Снова хохот и дразнилки. Ещё яркое воспоминание... Я стою у доски, решаю какую-то задачу. Неправильно. Она кричит на меня. Я не понимаю. Тогда она начинает выбирать из моих туго заплетённых кос мелкие волоски (бабушка звала их погонцами, чёлки не было), набирает некоторое количество, наматывает набранную прядь на палец и начинает стучать им вместе с моей головой о школьную доску: «Это будет столько-то, столько-то, тупица!» Я послушно отдаю свой лоб на растерзание и глотаю слёзы от боли и унижения. Не лучшим было положение и у моего собрата по несчастью – маленького круглолицего мальчишки с оттопыренными ушами и веснушчатым носом. Хотя что тут вспоминать...

Сегодня, в эпоху различных реформ в сфере образования, я думаю, как же мне всё-таки повезло: случись моё детство на сегодняшнее время, то я наверняка долго в «нормальном» классе не продержалась бы. Но меня спасло… слово.

Первый класс закончила с двумя четвёрками – по пению и рисованию, по остальным предметам – горькие тройки. Не прибавило рвения к учёбе и начало второго класса. На каждый урок шла как на каторгу. Но однажды на уроке чтения... Я хорошо помню, это было в первой четверти, мы проходили стихотворение Пушкина о зиме:

Вот север, тучи нагоняя,
Дохнул, завыл – и вот сама
Идёт волшебница зима.
Пришла, рассыпалась; клоками
Повисла на суках дубов.
Легла волнистыми коврами
Среди полей, вокруг холмов...

«Клоками повисла на суках дубов» надо читать слитно. Что-то произошло со мною в тот момент, когда учительница прочитала эти строчки цельно и с выражением, – словно какой-то щелчок раздался в мозгу или пробежал электрический разряд, но я увидела всё, о чём говорилось в стихе: и волнистые ковры, и пухлую пелену.

С самого раннего детства бабушка читала мне много детской литературы: Горького, Тукая, Пушкина, народные сказки. Такие чтения были для меня одним из лучших занятий. Живо представляла я себе и Водяную с её золотым гребнем, и конька-горбунка, и Царевну-Лебедь, и всех красных девиц и добрых молодцев, но тогда произошло нечто иное: я словно очутилась на недвижных брегах, немножко озябла и даже вдохнула свежий запах снега. То стихотворение мне практически не пришлось учить – запомнила сразу после нескольких прочтений. А по дороге домой всё удивлялась, как же это можно словом заставить человека не только представить, но почувствовать, осязать описываемое, перенести его в другой мир, как в сказке по мановению волшебной палочки.

Теперь понимаю, что это событие, когда я впервые почувствовала и полюбила слово, имеет название: чудо. А произошло оно, наверное, по молитвам моих предков, о которых я тогда и не знала. Они были высокообразованными людьми. У моего прадеда, купца 2-й гильдии Николая Михайловича Репина, было 14 детей (бабушка – восьмая по счёту), и всем, кто успел подрасти до Октябрьского переворота, он дал прекрасное образование: сыновья закончили университеты, дочери – высшие женские курсы. Дети другого прадеда, псаломщика Георгия Дионисьевича Евдокимова, тоже учились в лучших гимназиях, духовных семинариях, епархиальных училищах. И, судя по старым открыткам в семейном архиве, виртуозно владели русской речью. Наверное, для них понятие Человек Разумный было связано с культурой, самосовершенствованием, постоянным стремлением к знаниям. Как они могли допустить, чтоб их правнучка стала иной?

Как бы там ни было, но с того дня я полюбила урок чтения, что сразу сказалось на отметках – они изменились на «отлично». А в третьей четверти второго класса уже в задании по русскому языку мне так понравился текст – выдержка из какого-то произведения, что с интересом стала выполнять задание: какую пропущенную букву куда вставить, чтоб прочитать весь текст в лучшем виде. И этот день также оставил неизгладимый след в моей памяти. Хорошо помню его: был мартовский полдень. Солнце светило так, словно выполняло кому-то данное обещание за день-другой растопить всю толщу снега, накопившуюся за долгую зиму. Оглушительно щебетали птицы, вторя им, звенели ручьи и капель с крыш. И я, под стать всеобщему настроению, бежала домой вприпрыжку, не обращая внимания на лужи. Я спешила порадовать бабушку новостью! Сегодня раздали тетради с домашним заданием, а там… красивая такая круглая пятёрка.

Бабушка всплеснула руками и тут же побежала по соседям с благой вестью: «Наташа получила пятёрку!» Весь вечер я ходила в героях. Соседка даже наградила меня сладостями. И перед тем как сесть за уроки, я не стала проситься «немножко погулять». Я вообще не пошла никуда, а, пообедав, села за письменный стол и просидела несколько часов кряду, пока не сделала все домашние задания по русскому и по чтению, а потом вдруг почувствовала интерес и к другим предметам…

Второй класс я закончила без троек, а потом перешла в другую школу, где приняли меня с распростёртыми объятиями – у новой ученицы в табели почти все пятёрки. Потом была гордостью школы, потому как на всевозможных конкурсах политинформаторов, чтецов, юнкоров неизменно занимала первые места. Городская газета даже предложила мне, ученице седьмого класса, стать её внештатным корреспондентом.

На вступительных экзаменах отделения журналистики при филологическом факультете Казанского государственного университета на каждое место было большое число абитуриентов. Я не добрала баллы, но, несмотря на это, меня приняли. Декан так и сказал мне: «Комиссия высоко оценила ваше сочинение». И теперь я имею профессию, в которой не разочаровалась ни разу, ведь не журналистика сама по себе становится грязной работой, а люди, которые делают её таковой. Она подарила мне не только интересную жизнь, встречи с множеством замечательных людей, но главное – научила бережно и вдумчиво относиться к жизни. Однако всего этого не было бы, если б тогда, сорок лет назад, «зима» не «рассыпалась» и не «клоками повисла…». Ведь именно тогда я впервые поняла, какое это счастье быть русской, слышать, говорить и чувствовать РУССКОЕ СЛОВО.