Кажется, совсем недавно встречались мы с Сергеем Галицким, лишь два года прошло. Он тогда рассказал, как собирал случаи Божьей помощи на войне, общаясь с разведчиками и спецназовцами («Из смерти в жизнь», «Вера», №№ 671–672, ноябрь 2012 г.). И я тогда подумал: «Ну, выпустил он восемь фотоальбомов и три книги общим тиражом около 50 тысяч экземпляров. Ну, напишу я про это. И что? Прочитают в основном те, кто и так знает о помощи Божьей. Вот если бы это дошло до школьников, будущих воинов!» А Сергей Геннадьевич, как бы отвечая на невысказанное пожелание, поделился раздумьем: «Господь ведёт тем путём, каким ведёт. И ведь зачем-то Он меня на эту армейскую стезю направил...»

Нынешнюю нашу встречу Сергей назначил в самом центре Петербурга, на углу Владимирского проспекта и Графского переулка. Там, в переулке, есть средняя школа № 216 – туда наш путь и лежал. Поднимаемся на второй этаж, Сергей открывает дверь в зал. За стеклянными витринами – оружие, личные вещи спецназовцев, а на стенах – знакомые фотографии из его альбомов.

– Вот так, нежданно-негаданно, мои книги как бы овеществились, – поясняет создатель музея. – Иначе как чудом это не назовёшь.

– Всё началось с почтовой рассылки, – продолжает Сергей Геннадьевич. – Каждый раз после выхода альбома я бесплатно рассылал его по разным адресам, в том числе в муниципалитеты Петербурга. И пять лет назад мне позвонили из Владимирского округа: «Нас заинтересовал ваш проект, хотели бы встретиться». Но потом они как-то пропали. На следующий год послал им очередной альбом, они снова позвонили... Так повторялось четыре года, а на пятый меня пригласили к самому главе муниципального округа Ивану Иннокентьевичу Плюснину. Почему так подробно об этом рассказываю? Ну не было никаких предпосылок, всё росло и возникало из ничего... Выяснилось, что Иван Иннокентьевич сам служил срочную в десантно-штурмовой бригаде – в 70-е годы, ещё до Афганистана. Говорит: «Давай сделаем музей, посвящённый нашим десантникам-афганцам». А я музеев никогда не делал, да и ничего у меня нет, кроме записанных рассказов и фотографий. Повезли меня смотреть помещение под музей. Это бывшая школьная столовая. Стены обшарпанные, всё пропитано кухонным жиром. Но порадовало, что находится в ста метрах от Невского проспекта – в туристической, так сказать, зоне.

Сразу предупредил главу, что «краеведческий уголок» я делать не буду. Мог бы, конечно, силами школьников и ветеранов соорудить витрины, положить туда стреляные гильзы и ржавые каски. Но кому это нужно? Пригласили профессионалов. Они посмотрели на стены: «Это надо тканью задрапировать». И сразу родилась идея: одну половину покрыть камуфляжем «песочка», а другую – «вертикалкой». В «песочку» были одеты бойцы в Афганистане, а «вертикалка» появилась в начале 90-х, в первую чеченскую кампанию. Это потом уже перешли на «флору», а сейчас наши военные носят «цифру». То есть когда ветеран войдёт сюда, то сразу почувствует родное... Вот с этого и начался наш музей, единственный в России, посвящённый спецназу.

– Я читал, что в Москве при штабе ГРУ есть что-то вроде музея, – сомневаюсь.

– В нашем Разведуправлении по Западному военному округу я тоже видел на стенах фотографии. Но кто туда пустит экскурсии проводить, если даже на воротах таблички нет? Секретность.

– А у вас над входом висит икона – школьная администрация не против?

– Так ведь музей военный, как же без иконы? У нас и помещение освящено священником. Причём батюшка срочную служил в десантно-штурмовой бригаде, на афганской войне получил орден Красной Звезды. Это боевая награда, он её на георгиевской ленточке носит. Говорит, «на войне атеистов нет».

После освящения было официальное открытие. Приехал вице-губернатор Игорь Борисович Дивинский. Руку мне потом долго пожимал – прочувствовал, уважили, что называется. Он сам служил в армейском спецназе в Афганистане, был ранен в область сердца, еле выжил. Но нигде не рассказывает о боевом прошлом, хотя у политиков принято «пиариться». Скромный человек, как и все разведчики. У них так: чем меньше разведчик говорит, тем дольше он живёт. Ему помощники написали речь, а он от бумажки оторвался: «Музей вы правильно назвали – "Они защищали Отечество". Мы в Афганистане действительно защищали Отечество – на дальних подступах». Имеется в виду, от исламских фундаменталистов. У нас не все понимают, что чеченская и афганская войны напрямую связаны, у них ведь один и тот же спонсор. Ушли из Афгана – перекинулось на Кавказ. Отдали бы им Кавказ, то сейчас кровь лилась бы где-нибудь в Поволжье.

– А вот этот снимок я в вашем альбоме видел, – показываю на огромное, во всю стену, фото двух военных на вершине горы. – Необычно, что они стоят спинами к зрителю.

– Это для эффекта присутствия. Фото называется «Смотрим на Шатой». Мы как будто стоим за спинами двух офицеров и тоже смотрим сверху на чеченское село... Издали оно мирное, гостеприимное. И дай Бог, чтобы так и было!

– Наверное, много денег заплатили, чтобы на всю стену снимок увеличить?

– Проблема не в размерах. В школах особые требования к пожаробезопасности, поэтому снимок наносили не на бумагу, а на специальную негорючую ткань. В целом музей обошёлся в четыре миллиона триста тысяч рублей. Из них большая часть ушла на установку самого современного на сегодняшний день мультимедийного комплекса. Он состоит из настенного экрана и пяти мультимедийных киосков и столов. Всё управляется через вай-фай. Преимущество в том, что кино можно смотреть при дневном свете. Вы знаете, как бывает: приводят школьников, выключают свет, и подросткам уже не до урока...

Сергей помудрил над планшетом, включил проектор, и на экране появилась заставка с песней об уходе из Кабула:

Оставили друзей наедине с врагами,
оставили врагов с судьбой наедине.
Одни убьют других, потом погибнут сами
на недобитой нами горестной войне.

– Я пытаюсь заставить детей «включиться». Вот приходят девятиклассники – одни девчонок щиплют, другие в свои планшеты уткнулись, геймеры. Что для петербургского ребёнка какая-то непонятная война, без Рэмбо и Брюса Ли? Да и Рэмбо уже устарел – детки перешли на компьютерных героев. И я сначала включаю эмоции через видеокартинку с музыкой, затем рассказываю о судьбах конкретных людей. Дети начинают вспоминать, что один или другой их родственник тоже был в горячих точках. А затем переносят на себя: «Я ведь тоже могу оказаться там». И это очень важно! Они должны включиться в наш реальный мир, где мужество, честь, долг – не пустой звук.

На минуту и я почувствовал себя подростком, когда Сергей подвёл меня к одному из мультимедийных киосков. Увлекательная штуковина! Фотоэлементы следят за движениями пальцев, и одним мановением можно управлять изображениями, путешествуя по электронному альбому. Среди батальных картинок мелькнула икона. Необычная. На клеймах конные аскеры имама Шамиля соседствуют с БТР-м на фоне разрушенного Грозного.

– Это Богоматерь «Взыскание погибших со страстями чеченских войн». Написана в 2001 году, во время второй чеченской кампании. Не знаю, насколько она канонична, но дети всегда увеличивают её на экране и рассматривают картинки страстей. Давайте лучше покажу другую икону, реальную.

Подходим к стендам. Под стеклом – обыкновенная картонная иконка-складень.

– Она принадлежит одному офицеру, имени которого называть не буду, поскольку служба его продолжается. Когда в 1999-м он отправлялся на Кавказ, был молебен в нашем Никольском соборе, и отец Богдан благословил его иконкой. Офицер прошёл с ней всю войну и вернулся живым, даже не ранило.

Проходим дальше – на стендах чего только нет. Поцарапанный тубус от РПГ «муха». Разгрузочный жилет прапорщика-морпеха Лямзина, который во время наступления в мае 95-го в этой разгрузке «на пузе прополз» от Шали почти до Ведено. Солдатская аптечка (промедол оттуда вынут). Старый перевязочный пакет (сейчас в армии таких уже нет). Трофейные магазины, отнятые у «духов». Котелок с пулевым отверстием... О каждом предмете Сергей Геннадьевич может поведать интересную историю. А вот оперативная карта офицера 33-й бригады, на которой карандашом отмечено выдвижение групп спецназа с позывными: «Зубр», «Тополь», «Слива»...

– Многие вещи нам передали люди, их вы знаете по альбомам и книгам «Из смерти в жизнь». Например, вот штурманский планшет и орденские планки полковника Владимира Алексеевича Господа. Помните, я рассказывал, как он чудом, против законов физики, поднял вертолёт в боевой операции? А это его последние советские полковничьи погоны, которые он хранил после распада Союза.

– А портфель что здесь делает? – показываю на потёртую, с виду совершенно гражданскую вещь.

– Его принёс полковник Владимир Бабушкин. Помню, он пошутил: «В этот портфель ящик пива входит. Проверено!» На самом деле он держал в нём штурманские карты. На Ми-8 и Ми-24 Бабушкин совершил в Чечне около 700 боевых вылетов. Причём некоторые считались «невыполнимым заданием». 9 января 2000-го он сел прямо в бой, где спецназовцы, попавшие в окружение, держали оборону. Представьте, летел туда в густом тумане, в таких случаях авиация вообще не работает. Садился в темноте, отовсюду очереди трассеров летят, мины взрываются, ещё и высоковольтная линия мешает. Но вытащил оттуда более тридцати раненых. Пулей радиокомпас разбило, так что путь на базу лишь по наитию нашёл.

– А этот флаг вроде тоже не армейский, – показываю на российский триколор на стене.

– Боевая реликвия «Тайфуна», спецназа Министерства юстиции. Что интересно: на вторую чеченскую войну многие брали с собой государственные флаги, а в первую чеченскую такого не было. Флаг этот разворачивали при освящении пяти памятных крестов, установленных на высотке в селе Комсомольском. Там погибло пять «тайфуновцев». А вот это – разбитые в бою часы «Спецназовские», с остановившимся временем. Их хозяин, командир «Тайфуна» Герой России полковник Махотин, слава Богу, остался в живых.

Ну что ещё показать... Вот осколочек, которым в том же Комсомольском был ранен прапорщик. А это осколок снаряда, никого не убивший. История была такая. В первую чеченскую в Грозном офицер с бойцом заняли позицию на крыше дома. Фактически там загорали – солнышко припекало, и они прислонились к деревянной стене, благо в бою наступило затишье. И тут в двух километрах от них сдетонировал склад с боеприпасами. Раздался страшный грохот, и что-то чпокнуло над ухом. «Смотрим, как раз посерёдке меж нашими головами из стены торчит осколок. Потом мы его распилили пополам, на память». Представьте: головы находились в 30 сантиметрах друг от друга, осколок летел два километра и попал ровнёхонько между ними, никого не выбрав. Вот как тут не подумать об Ангеле Хранителе! Когда показываю осколок школьникам, они впечатляются...

Небольшой стенд посвящён и Великой Отечественной. Он первый от входа – как бы точка отсчёта. Меня заинтересовала потрёпанная, на плохой бумаге, неровно обрезанная книжка. Уникальное издание 1943 года, в котором впервые в книжном варианте было опубликовано симоновское «Жди меня». Стало интересно: сборник составлял сам Симонов – и после какого своего произведения он поставил это глубоко личное, молитвенное стихотворение, которое долго не хотел публиковать? Ведь поэты очень чутко относятся к последовательности своих стихов-настроений.

Перед «Жди меня» Симонов поставил стих, написанный в 1941-м на Минском шоссе:

Майор привёз мальчишку на лафете.
Погибла мать. Сын не простился с ней.
За десять лет на том и этом свете
Ему зачтутся эти десять дней.

«На том свете...» Шла война. И никто уже не мог упрекнуть советского поэта, чего это он «в религиозные настроения впал». Как и в том, почему его страна из СССР превратилась в Россию:

Отец был ранен, и разбита пушка.
Привязанный к щиту, чтоб не упал.
Прижав к груди заснувшую игрушку,
Седой мальчишка на лафете спал.
Мы шли ему навстречу из России.
Проснувшись, он махал войскам рукой...

– Знаете, про войну можно говорить долго-долго, и всё без толку. А одна деталька, такой маленький осколочек событий, западает глубоко. Свои экскурсии для школьников я бы сравнил... с полётом. Вот есть ракета-носитель – это то, что связано непосредственно с войной. А на вершине носителя – излучающий волны спутник. Буквально несколько фраз или какой-то эпизод, связанный с Божьей помощью на войне, – и это останется. Конечно, иллюзиями себя не тешу, экскурсии мои выветрятся из голов современных детей. Но когда потребуется, когда наступит критическая в жизни минута, они вспомнят... Ну, например, историю со снайпером Емолкиным.

Подходим к очередному стенду, на котором лежат берет десантника и тельняшка с инвентарной печатью каптенармуса 350-го полка. Табличка удостоверяет, что это принадлежит Емолкину Виктору Николаевичу. Знакомая фамилия... Позже я залез в Интернет и сразу наткнулся на статью, где он упоминается: «В единении крепка наша вера». Вышла она в 2008 году в газете... «Вера». Наш корреспондент встречался в Питере с протоиереем Иоанном Мироновым и спросил его о чудесных событиях в его жизни. Батюшка начал вспоминать что-то, приключившееся с ним в Петрозаводске, а потом перенаправил на своего прихожанина: «Виктор, Виктор, теперь ты расскажи». Тот из скромности также не стал о себе говорить, а вспомнил про ещё одного прихожанина и пасхальное яичко, благоухавшее несколько месяцев. В нашей газете вышла фотография Виктора Емолкина, но толком побеседовать с ним не удалось, стесняется он журналистов. И вот теперь слушаю в пересказе:

– Виктор родился и вырос в глухой мордовской деревне. Многие его одноклассники спились ещё молодыми, и такая же участь грозила ему. В сельской школе Виктор учился плохо, выпускные экзамены в 1983 году сдал на тройки и одну двойку, так что аттестат ему не выдали. Пришлось вмешаться председателю колхоза, уговорил учителей двойку на тройку переправить. С условием – Виктор останется работать в колхозе. И он работал трактористом. А сейчас Виктор – успешный юрист, партнёр одной петербургской юридической фирмы. Перерождение произошло после того, как он побывал на войне.

Когда уходил в армию, бабушка дала ему нательный крестик. Брать крестик парень не захотел, свернул с верёвочкой в клубок и положил к иконам. Но бабушка сказала: «Возьми. Пожалуйста!» Он: «Так ведь всё равно отнимут!» Она: «Ради меня возьми!»

В учебке его определили в ВДВ. После проверки физподготовки отправили в баню. Виктор снял крестик и положил в рот, чтобы не сорвали. Выходит из бани, а дембеля в его гражданской одежде шарят, деньги ищут. «Открой рот! Что ты там держишь?» Виктор отдал им последние 15 рублей, а крестик так и не показал. Когда выдали форму, он его зашил под петлицу – так всю армию и проходил.

В отряде Виктор бегал, стрелял и боролся врукопашную лучше всех, стал образцовым десантником. Но когда он попросил, чтобы его не отправляли в Афганистан, командование пошло навстречу. От знакомой медсестры парень уже знал, что там массово гибнут не только от пуль, но и от болезней типа желтухи. В его деревню из пятерых новобранцев один вернулся в гробу, один получил ранение, а один вскорости умер, уже на гражданке. Сослуживцы его поздравляли: «Витёк, мы так рады, что ты остаёшься! Не отлынивал, пахал как папа Карло. Давай, Витёк! Будем переписываться. Если кого-то убьют, мы тебе напишем...» Виктор собирал рюкзак, чтобы перейти в другую казарму. И вдруг у него потекли слёзы: «Боже мой, эти парни мне же ближе, чем родные!» У некоторых тоже слёзы на глаза навернулись. Вышел он из роты, рюкзак в коридоре кинул и побежал к командиру полка... Вернулся в роту: «Ребята, я еду с вами в Афган!» Тут снова стали обниматься, снова слёзы...

В Афганистане Виктор попал в 1-е отделение 1-го взвода 1-й роты 1-го батальона 350-го полка. А 1-я рота всегда первой десантировалась и первой шла в бой. Но Господь его берёг.

Однажды его рота заняла позиции на одной из гор. А тут у дембелей праздник – «сто дней до приказа». Водки нет, и послали Виктора за анашой: «Роди где хочешь». Солдат спустился с горы и направился в соседнюю роту. Была уже ночь, поэтому направление перепутал. Наткнулся на вооружённых душманов. Залёг, достал гранату, выдернул чеку... и получил удар по голове сзади. Душманы затащили его в пещеру, сели вокруг, чтобы допросить пленника, и только тогда заметили, что у него граната с выдернутым кольцом. Кто к кому попал в плен, было непонятно.

Виктор вспоминает: «Время остановилось. Мыслил я очень ясно и чётко. Перед смертью я оказался в каком-то другом пространстве и времени. Думаю: лучше умереть в девятнадцать лет. Рано или поздно я ведь всё равно умру. Буду стариком каким-нибудь больным, да и вообще в жизни сложности наверняка будут. Лучше умереть сейчас.

И тут я вспомнил про крестик под петлицей. Меня эта мысль стала очень сильно греть. Появилась какая-то надежда – не на спасение физическое, а что я могу обратиться к Богу. И обратился к Богу мысленно: "Господи, мне страшно! Отними у меня страх, помоги мне гранату взорвать!" Подрываться было очень страшно…

После этого пришли мысли о покаянии. Я стал думать: "Господи, мне всего девятнадцать лет. Лучше сейчас меня забери. У меня сейчас грехов мало, я не женат, с девушками не дружил. Ничего особенно плохого в своей жизни не сделал. А за то, что сделал, прости меня!" И вдруг я почувствовал Бога так близко, как никогда в жизни больше не чувствовал. Он был буквально над пещерой. В этот момент время остановилось. Ощущение было такое: как будто я одной ногой уже на том свете нахожусь, а другой ногой – ещё на этом.

И тут открылись какие-то вещи, над которыми никогда в жизни не задумывался. Я с ходу понял, в чём состоит смысл жизни. Думаю: "Что самое главное в жизни? Дом построить? Нет. Родителей похоронить? Тоже нет. Дерево посадить? Тоже неважно. Жениться, детей родить? Нет. Работа? Тоже нет. Деньги? Даже странно об этом думать. Нет-нет-нет…" И тут я почувствовал, что самое главное, самое дорогое в жизни – это сама жизнь. И подумал: "Господи, мне ничего в жизни не надо! Ни денег, ни власти, ни наград, ни званий армейских, ничего материального. Как хорошо просто жить!"

И вдруг в голове мелькнуло: если я взорву гранату, то дембеля подумают, что я к душманам сбежал! Они же меня мучили, хоть и не били особо. "Господи, Тебе всё возможно! Сделай так, чтобы дембеля так не подумали! Господи, и ещё одна просьба! Сделай так, чтобы моё тело нашли. Чтобы меня похоронили дома, у нас на кладбище. Маме будет намного легче, когда она будет знать, что это моё тело в гробу, а не кирпичи. Она обязательно будет это чувствовать. Придёт на кладбище, поплачет… У меня ещё три сестры есть, утешение всё равно будет". И я почувствовал какое-то необъяснимое спокойствие. Такие правильные мысли мне, совсем молодому парню, в голову приходили – просто удивительно».

Командир душманов спросил через переводчика, куда шурави шёл в одиночку. Виктор ответил, что за анашой. И выход был найден – сложную ситуацию полевой командир перевёл в торговую сделку, как это принято на Востоке. Так он «сохранял лицо». Предложил анашу за автомат. Солдат не согласился. Тогда душман предложил взять экспериментальный бушлат десантника, который был тогда в новинку. Дал он кусок анаши и конфет ещё насыпал – для Виктора, который сам-то наркотиками не баловался. Когда Виктор уходил, всё ждал, что в спину стрельнут. Но душман-торговец оказался честным. Потом дембеля расцепляли его окоченевшие пальцы, чтобы взведённую гранату из ладони вынуть – он так с ней и вернулся.

Ещё не раз он был лицом к лицу со смертью. Однажды в Панджшерском ущелье попали всей ротой в окружение. Бились чуть ли не врукопашную, один из «духов» в упор стрелял, дырка в капюшоне осталась. Когда выскочили из окружения, Виктор с товарищем стал прикрывать отход – фактически остались на верную гибель. Но чудом спаслись. В том бою, кстати, совершил свой подвиг врач роты капитан Анатолий Костенко, про которого песня сложена, её поёт группа «Голубые береты». Друг Виктора получил ранение, и Костенко затащил его в какую-то яму. Перевязал, вколол промедол. Тут раненый увидел набегающего душмана: «Дух сзади!» Капитан обернулся, а потом упал на раненого, прикрыв его собой. В него попало восемь пуль, убит на месте, а раненый выжил.

– А что дальше с Виктором было? – спрашиваю экскурсовода.

– Дембельнулся, вернулся на родину. В Саранске встретил своего комбата. Тот посоветовал ему учиться, поступать на юрфак. Виктор удивился: это же всё равно что проситься в отряд космонавтов! С исправленной двойкой в аттестате и куцыми знаниями, выбитыми из головы за два года армии. Но десантники не сдаются. Поступил. И не куда-нибудь, а в Ленинградский университет. Поставили его старостой курса. Но учёба никак не давалась, юристу ведь надо многое помнить назубок, а он прочитает что-нибудь – и наутро в голове ничего. Тогда он попросился назад в армию, в Афганистан, даже письмо в ЦК ВЛКСМ писал. Но бесполезно. Дошло до того, что забрался он на крышу дома, сел на краю, ноги свесив... Такое было отчаяние.

Однажды на Васильевском острове он пришёл на подворье Оптиной пустыни, которое тогда, в 80-е годы, было не подворьем – там был ледяной каток. Думает: «Господи! В Афган мне не вернуться, учиться не могу, даже покончить с собой не могу! Как дальше жить...» Закрыл глаза – и перед глазами возникли две страницы: разворот книжки, которую перед этим читал. И видит всё слово в слово, вместе с запятыми. Провёл эксперимент: что бы ни прочитал, всё в памяти отпечатывается. После этого вплоть до пятого курса Виктор учился на «отлично». Примерно тогда же он познакомился с девушкой, которая привела его в храм. Впервые исповедовался и причастился.

На последнем курсе университета Виктор уже работал руководителем юридического департамента в крупном банке и входил в совет директоров. Как-то на заседание совета явились бандиты со своими требованиями. Виктор после этого уволился, а спустя время узнал, что директора и его замов бандиты убили. Спустя полгода схватили и его, привезли в какой-то бункер. Уставив пистолет, спрашивают: «Где бабки?» А Виктор не понимает, он же был там юристом и с финансами дел не имел. Часто договора без него заключали, почему он и уволился, заподозрив неладное. Бандюки не поверили, продолжали допытываться. Потом дали ему «последнее слово», перед тем как застрелить. Виктор попросил дать помолиться и посетовал, вот, мол, в Афгане выжил, а тут… «А ты в Афгане где служил?» – спросил один из «братков». Выяснилось, что служили они в одном подразделении. И это спасло.

«Я как заново родился, стал мыслить совсем по-другому. Я понял, что надо быть готовым в любой момент уйти из жизни. И уйти так, чтобы уходить было не стыдно, чтобы совесть была чиста», – признаётся Виктор.

Впоследствии бандиты дважды хотели его застрелить – за то, что он выиграл в суде одно дело, и за то, что другое дело не сумел выиграть. Но совесть Виктора была чиста... В 1997 году он возвращался из Америки, и у самолёта отказали все двигатели. Пока самолёт падал в океан, Виктор читал отходные молитвы. Перед самой водой один из двигателей завёлся. А в 2004 году он заболел смертельной болезнью. Но после причащения Святых Христовых Таин на следующий день проснулся здоровым. «В конце концов, я ясно осознал: в безнадёжной ситуации человек часто остаётся живым только потому, что он готов достойно умереть...»

Вот это – бесценно. Научившись умирать, мы учимся жить. Конечно, детям сложно это понять, но, как могу, передаю им опыт военных.

– В вашем музее отражены четыре войны – Великая Отечественная, афганская, чеченская, южно-осетинская... Будет продолжение? Не собираетесь записать рассказы тех, кто участвовал в украинских событиях? – спрашиваю Сергея Геннадьевича.

– Не знаю, сколько времени пройдёт, когда можно будет подробности узнать. Хотя что-то уже знаю от отца Димитрия Василенкова, который нам давно помогает. Он был в Крыму, духовно окормлял тех, кого потом назвали «вежливыми людьми». Вместе с ним мы сделали книгу «Из смерти в жизнь. Записки военного священника». Батюшка с самого начала хотел сделать как бы пособие для войсковых священников, собирающихся на войну.

– А что, пора уже собираться?

– Время неспокойное. Книгу мы подготовили год назад, и кто бы мог подумать, что сейчас она окажется столь востребованной. В ней практические советы – что с собой брать, как вести беседы в боевой обстановке. Полезна она будет и солдатам с офицерами. Отец Димитрий шутит: «Для некоторых военных священник – это что-то среднее между шаманом и клоуном Олегом Поповым. Ходит какой-то бородатый дядька, странно одетый, машет звенящей железякой. Чего он здесь делает?» Они не понимают, зачем он и какая польза может быть от него. И вот здесь отец Димитрий приводит конкретный случай: когда появляется священник в подразделении, то потери уменьшаются. Такая статистика. Почему? Об этом тоже говорится в книге.

К сожалению, никаких пособий для военных священников сейчас нет. Их, наверное, и до революции не было. Я долго искал и нашёл только воспоминания последнего протопресвитера русской армии и флота отца Георгия Шавельского. Но там больше про плачевное состоянии Русской Церкви перед революцией. Это не записки человека из действующей армии.

– Что ещё в планах?

– Продолжать сбор материалов. Считаю, наш музей уникальный и очень нужный. Потому что спецназ – это в русле развития нашей армии. Вот сейчас западные эксперты пишут, что на Восточной Украине проявился «новый тип войны», который надо в военных академиях изучать. Действительно, кажется необычным, что небольшие подготовленные группы сумели разгромить многократно превосходящую в живой силе и тяжёлом вооружении армию. Но такая тактика нами уже применялась в Афганистане. Там 40-я армия занималась в основном караульной службой и проводкой конвоев, что, конечно, было важно. Но перелом наступил, когда против боевиков стали применять мобильные группы спецназначения. Они били точечно, но в самые нужные места. В Чечне происходило примерно то же самое, наиболее эффективно работали спецназ и разведка.

Ещё в планах усилить воспитательный момент. Когда мы приглашаем ветеранов, то стараемся, чтобы присутствовали курсанты или школьники. Например, здесь, в музее, в июне был День памяти морских пехотинцев Северного Флота. В зале сидели отец и мать Героя России сержанта Владимира Таташвили, который похоронен у нас в Петербурге. Выступал генерал Борзенко, сквозь слёзы говорил. Даже у меня горло перехватило... Вот это надо курсантам видеть.

А недавно пригласили в музей спецназ госнаркоконтроля «Гром». Они приехали прямо с дежурства, разложили на столах своё оружие – школьникам было очень интересно. Да и вообще, один взгляд на ребят из «Грома» впечатляет. Наркоторговцы сдаются им без боя, хотя задержание их всегда опасно: они как загнанные звери, некоторым ведь светит пожизненная тюрьма. Было несколько попыток сопротивления, стреляли в «громовцев» в упор. Один раз произошла осечка, другой – утыкание патрона. Дети, вот так общаясь с гостями, видят, кто на «светлой», а кто на «тёмной» стороне. И к наркомании уже другое отношение. Лучшего воспитания для пацанов и не придумаешь.

Музей наш находится на одном этаже с начальной школой, и малышня часто заглядывает. Вот думаю сделать для них особый «игровой» стенд. Пока не стану раскрывать секрета. Приезжайте через годик. Даст Бог, будет что показать.

Протоиерей Димитрий Василенков, настоятель строящегося в Санкт-Петербурге воинского храма Покрова Пресвятой Богородицы, с 2006 года по настоящее время совершил более 20 командировок на Северный Кавказ. Крестил около 900 военнослужащих. В 2009 году был ранен в бою. В книге «Из смерти в жизнь... (Записки военного священника)» он сформулировал несколько правил...

Есть правила физической безопасности на войне: туда не ходи, сюда не суйся. Эти правила веками писались кровью. А правила духовной безопасности у нас не прописаны, хотя они реально существуют.

Итак, правило первое: боец должен молиться. За себя и за своих товарищей. У отца Алексия Заварнова я взял на вооружение очень полезную вещь – распечатанные молитвы по соглашению. Туда вставлены слова именно о воинах спецназа внутренних войск, с которыми я часто работаю. И когда группа уходит на боевую задачу, их товарищи, остающиеся в воинском подразделении, молятся. Эти молитвы приносят ошеломляющие результаты!

Отец Алексий Заварнов мне рассказывал, что в отряде спецназа «Витязь», где ребята молятся друг за друга, группа ехала на БТРе, вдруг – подрыв фугаса! Но получилось так, что осколки все ушли в двигатель. А отсек, где находились бойцы, не пострадал, все остались живы. Ребята сами восприняли это как чудо Божие и до сих пор считают этот день своим вторым днём рождения.

Правило второе: на войне нельзя грешить. Грех вообще ведёт к смерти, а на войне – тем более. Например, на войне нельзя ругаться матом. Общепризнанно, что мат – это язык нечистой силы. Материться – это впрямую призывать бесов на свою голову. Мы с батюшками и бойцами вывели такую формулу: нечистые слова притягивают нечистые вещи. И это подтверждено опытом. Как-то я разговаривал с ветеранами из 33-й бригады – бойцами спецназа «Гром». Они мне сказали: «Мы однажды вспоминали всех своих погибших ребят. И получилось, что некоторые из погибших ребят не особенно следили за своим языком».

Не научены наши люди, что в опасности сразу надо начинать молиться. А есть ведь огромное количество примеров, когда в нештатной ситуации человек просто скажет про себя: «Господи, помоги!» – и дальше всё идёт совсем по-другому. Раз-раз-раз – и как бы сама собой рассосалась почти безвыходная ситуация... Поэтому я в разговорах с ребятами постоянно им говорю: «Что бы ни случилось, ни в коем случае не материтесь! Первые слова должны быть "Господи, помоги!". А дальше – автомат в руки и действуй, как положено!»

И я часто замечал, что через некоторое время в подразделениях, где работают военные священники, ребята начинают меньше материться, а больше молиться. А если это происходит, то Ангел Хранитель им помогает. Бог не только сохраняет их от вражеских пуль. Он помогает бойцам вести себя в данном месте в данное время правильно и в военном отношении.

Вообще любой грех на войне – мародёрство, издевательство над мирным населением, воровство – лишает человека защиты. И тут не поможет ни крест на груди, ни иконка в кармане. Первым и самым страшным грехом для военного, да и вообще для любого человека, является неправильное отношение к Богу. Иногда человек живёт так, как будто Бога нет вообще.

На втором месте находятся грехи по отношению и к своим товарищам, и к тем, кто находится на противной стороне. Здесь имеется в виду отношение к пленным и к мирному населению. Да, мы постоянно встречаемся со злобным отношением врагов к нашим военнослужащим. Но мы-то сами должны к врагу по-христиански относиться! Такое христианское отношение даёт человеку такую непоколебимую силу духа, которая и позволяет в самых критических ситуациях побеждать. Ведь врагов в первую очередь надо побеждать не физически, а духовно.

Возьмём такое греховное злобное чувство, как свирепая месть. Погибли твои товарищи, и ты уже готов мстить и убивать не только врагов... Но очень важно, воюя со зверьми, самому не превратиться в зверя! Любая злоба, принятая в сердце, делает тебя беззащитным, открытым перед злыми духами. Эти духи сделают всё, чтобы ты погиб, чтобы ты не выполнил свою боевую задачу, чтобы твои товарищи пострадали. Поэтому всегда нужно стремиться к чистоте сердца, мыслей.

Надо доносить до военнослужащих, «что наша брань не против крови и плоти, но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесной» (Послание к Ефесянам 6, 12). А духовная битва особенно обостряется, если ты бьёшься за правое дело. А как же можно за Русь Святую воевать, если ты не пытаешься свято жить?