«ВСЕМ БЛИЗКА И ВСЕМ РОДНАЯ»

Однажды я услышал чудную солдатскую песню, посвящённую безымянной сестре милосердия. Исполняет её ансамбль древнерусской музыки «Русичи»:

Неизвестная, чужая, из походного шатра –
Всем близка и всем родная – милосердная сестра.
Там вдали, в горах Карпатских, меж высоких узких скал
Пробирался ночкой тёмной санитарный наш отряд.
Впереди была повозка, на повозке – красный крест,
Из повозки слышны стоны: «Боже, скоро ли конец?»
«Погодите, потерпите», – отвечала им сестра.
А сама едва живая, вся измучена, больна.

Есть мнение, что эта песня посвящена Римме Ивановой – её полк действительно воевал одно время на Карпатах. Слава пришла к этой девушке посмертно. Во время боя дрогнули, лишившись офицеров, солдаты одной из наших рот. Тогда Римма подняла их в атаку, во время которой погибла. Вы прежде не слышали о ней? Я тоже нет, хотя было время, когда вся Россия знала имя этой милосердной сестры.

Мы ещё вернёмся к истории её гибели. Пока же начнём издалека.

Римма родилась 15 июня 1894 года в семье жителей Ставрополя коллежского асессора Михаила Петровича и Елены Никаноровны. Образование получила в Ольгинской гимназии. В отличие от элитной – Александровской, для потомственных дворянок, – Ольгинка предназначалась для девочек из семей мелких чиновников и мещан. Были там, правда, и ученицы более родовитые, например дочь генерала Комарова – Ольга Форш, в будущем известная советская писательница. Но её поступление состоялось после кончины отца – очевидно, мачеха решила сэкономить на плате за обучение.

Кстати, здание гимназии сохранилось до наших дней, хотя и не радует глаз так, как прежде. Дело в том, что в годы войны там располагался немецкий бордель, который решила извести советская авиация. Одна из бомб разворотила церковь во имя Рождества Пресвятой Богородицы – храм возвышался над центральной частью гимназии.

Римма была одной из лучших учениц в классе, но по-настоящему отличалась не этим. О её характере свидетельствует такой случай. Учащаяся молодёжь Ставрополя любила гулять в Архиерейском лесу вокруг глубокого озера. До окончания гимназии оставалось несколько дней, когда Римма пришла туда с подругами. На их глазах некий молодой человек поскользнулся, упав с подмостков в воду, и начал тонуть. Рядом было много людей, но все они растерялись. Тогда Римма бросилась на помощь в чём была: лёгких туфельках, платье, наверняка белом, – русские девушки любили прежде белые платья, не опасаясь их испачкать. Утопающий был спасён.

Для полноты картины добавим, что пропорции нашей героини были вполне миниатюрными. Однако, когда её спрашивали, кем она хочет стать, она ещё в детстве бойко отвечала: «Солдатом!» А её брат Владимир мечтал стать медиком и, возможно, не раз спасал маленькую Римму от мнимых ран – родители, конечно, смеялись. Кто мог представить, что студент Харьковского университета Владимир Иванов добровольцем отправится на фронт и станет полковым врачом, что сестра будет помогать ему, доставляя раненых с поля боя, и что однажды Владимир во время боя не успеет её спасти – и никогда не простит себе этого.

По окончании гимназии Римма Иванова отправилась в земскую школу села Петровское, устроившись там народной учительницей. Отзывы о её работе были прекрасными, но девушка хотела продолжить образование – поступить на высшие экономические курсы в Петербурге. Не успела. С началом войны вернулась в Ставрополь. Там, закончив курсы сестёр милосердия, Римма поступила в ставропольский епархиальный госпиталь № 2. Труд очень важный, я не раз слышал от медиков, что хороший уход спас больше жизней, чем удачные операции. Но беседы с ранеными ещё раз убедили Римму – её место на передовой. Она не умела останавливаться. Это была черта, характерная для её поколения, согласия не было лишь в том, к чему стремиться.

Ещё совсем недавно, в советское время, когда о Римме Ивановой в городе прочно забыли, на слуху были другие имена выпускниц Ольгинской гимназии. Маруся Вальяно закончила её с золотой медалью и стала впоследствии чекисткой – сколько крови на её руках, Бог весть. Когда началась Первая мировая, Маруся вместе с соученицами-ольгинками Леной Грабенко и Варей Косенко начали, как теперь выражаются, «бороться за мир». Эти юные социал-демократки подкладывали листовки в библиотечные книги, вели пропаганду на нескольких заводах, в 112-м запасном батальоне. Интересно, что, став после революции полком, эта часть прославилась грабежами, насилиями и полной небоеспособностью.

Большинство германских социал-демократов поддержало решение объявить России войну. Зато их русские камрады вредили своему правительству, разлагали армию, как могли. Маруся, Лена и Варя готовы были рисковать ради этого и жизнью, и свободой. Есть ли в мире другая страна, где предают столь искренно? Спустя много лет справедливость восторжествовала. Имена революционерок постепенно стираются из памяти, в то время как о Римме знает сегодня в Ставрополе практически каждый. Всё встало на свои места, вот только не знаю, надолго ли...

17 января 1915 года Римма коротко остригла волосы и с именем Ивана Михайловича Иванова поступила санитаром в 83-й Самурский полк. Обман быстро раскрылся, но всё обошлось. Девушку пытались удержать при полковом лазарете, но она не признавала другого места, кроме передовой.

Существует, кстати, ещё одна, ошибочная, версия её поступления в армию. Будто бы девушка, выдав себя за мужчину, не стала менять имени. Интересны причины появления этой гипотезы. Дело в том, что святой Римма – ученик апостола Андрея Первозванного – славянин, родившийся где-то в Приднепровье. Как известно, апостол одно время проповедовал в тех местах. Их было трое – учеников-славян, названных при крещении Римма, Инна и Пинна. Они пытались обратить ко Христу своих соотечественников – предков русских людей, но местный князь схватил их и велел казнить. Во льду реки были вырублены полыньи, куда медленно опускали мучеников, привязанных к брёвнам. Студёная вода убила их раньше, чем они погрузились в неё с головой. На Руси все три эти имени стали женскими.

Самурцы буквально обожали свою медсестру, считая её кем-то вроде Ангела Хранителя полка. Римма появлялась в самых опасных местах, к тому же сумела блестяще устроить службу спасения раненых с поля боя – санитары ходили у неё по струнке. Первую награду, Георгиевскую медаль 4-й степени, девушка получила в период боёв на Карпатах, за вынос с поля боя раненого прапорщика Гаврилова; вторую медаль – за спасение прапорщика Соколова и восстановление повреждённой линии связи.

Родители очень беспокоились за сбежавшую дочь, уговаривая вернуться домой. Она утешала их, как могла. Вот выдержки из её писем.

Январь: «Беспокоиться обо мне нечего. Я – вне опасности. Наш полковой околодок, где я сейчас несу обязанности, находится всегда за линией огня… К солдатскому костюму и коротким волосам я уже привыкла… Доехала благополучно. Немного переволновалась. Принял меня командир полка очень хорошо. "Коль есть охота, так, пожалуйста, работайте", – вот его слова. Доктор доволен моей работой и теперь всё настаивает, чтобы я ехала учиться после войны в медицинский институт…»

Февраль: «Несу обязанности фельдшера... Обед здесь и солдатский очень вкусный. О тепле – располагаемся в крестьянских избушках. О переходах. Умею и люблю много ходить... Вернусь к вам здоровая и удовлетворённая. Ведь как приятно сознавать, что в этом большом деле приносишь пользу. Молюсь Богу, чтобы Он сохранил моё здоровье. Опасность далеко от меня, её нет...»

Март: «Причины моего поступления в армию. Вот вам фраза солдатика: “Мы на нашу сестрицу надеемся, дай Бог ей здоровья, чтобы она с нами была”. А почему? Потому что здесь нужны руки, что здесь нужна скорая помощь. О ласке сестры. Думаете, что здесь она не необходима? Ещё как!.. Господи, как хотелось бы, чтобы вы поуспокоились. Да пора бы уже. Вы должны радоваться, если любите меня, что мне удалось устроиться и работать там, где я хотела... Но ведь не для шутки это я сделала и не для собственного удовольствия, а для того, чтобы помочь. Да дайте же мне быть истинной сестрой милосердия. Дайте мне делать то, что хорошо и что нужно делать... Но вы не беспокойтесь: наш перевязочный пункт не подвергается обстрелу... Мои хорошие, не беспокойтесь ради Бога. Если любите меня, то старайтесь делать так, как мне лучше... Вот это и будет тогда истинная любовь ко мне. Жизнь вообще коротка, и надо прожить её как можно полнее и лучше. Помоги, Господи! Молитесь за Россию и человечество».

Не всё из сказанного в письме было правдой. Римма скрыла, что постоянно подвергалась опасности, и едва ли показала родителям отзыв о её работе, подписанный командиром полка генерал-майором Стефановичем:

«Не покладая рук работала она на самых передовых перевязочных пунктах, находясь всегда под действительным губительным огнём противника, и без сомнения ею руководило лишь одно горячее желание прийти на помощь раненым защитникам Царя и Родины. Молитвы многих раненых несутся за её здоровье ко Всевышнему».

Что такое уход за ранеными? Это не только перевязать, накормить, обеспечить приём лекарств. Кого-то нужно было утешить, кому-то помочь написать письмо. Солдатская песня, которую исполняет ансамбль «Русичи», точно передаёт эту сторону деятельности милосердных сестёр:

Вот один солдат диктует:

«Здравствуй, милая моя,
Жив я, ранен неопасно, скоро дома буду я».

А второй солдат диктует:

«Помолися за меня,
Злая пуля легла в сердце, ты не жди домой меня».
Вот сестра встаёт молиться за усопшего раба,
На колени становится, а из глаз бежит слеза.
Неизвестная, чужая, из походного шатра –
Всем близка и всем родная – милосердная сестра».

В июле 1915-го Римма отправилась в отпуск домой, навестить заболевшего отца. Солдаты были опечалены и плакали. Начальство тоже взгрустнуло, все были уверены, что санитары без Риммы не будут добросовестно работать. Прощаться было очень тяжело, хотя никто в тот момент не догадывался, что им не суждено больше увидеться. На прощание офицеры и солдаты 3-го батальона преподнесли своей любимице Благодарственный лист:

«...С болью сердца провожая, изъявляем Вам от лица всех славных Самурцев глубокую душевную благодарность за понесённые Вами труды для блага дорогой нашей Родины и для облегчения нас самих в несчастных случаях. Вы не раз доказали своей самоотверженностью и неустрашимостью, где лилась рекой кровь наших бойцов. Вы туда являлись как призрак и насколько только возможно облегчали их участь...»

Подписал Лист исполняющий обязанности командира батальона прапорщик Сахаров. Он ещё не знал тогда, что на армию надвигается катастрофа, которую ему не суждено пережить. Прапорщик погибнет близ Варшавы, как и многие другие самурцы, чтобы встретиться со своей Риммой где-то высоко-высоко... Жизни ей оставалось одно лето.

Трудно сказать, сколь тяжело был болен отец Риммы, возможно, это было лишь уловкой, чтобы выманить дочь с фронта. Догадываясь, что убедить её остаться дома не выйдет, родители подготовили запасной план – отправить Римму под присмотр брата в 105-й пехотный Оренбургский полк. Эта идея казалась им спасительной. Они плохо знали свою девочку. Удержать её при лазарете брату Владимиру не удалось, и вскоре Римма заработала свой первый Георгиевский крест – солдатский, 4-й степени, за спасение на поле боя командира полка полковника Граубе. За девять месяцев она вынесла с поля боя около шестисот солдат. Святой Риммой называли свою милосердную сестру воины-оренбуржцы, многие были обязаны ей жизнью.

«Мои хорошие, милые мамуся и папка! – писала она. – Здесь хорошо мне. Люди здесь очень хорошие. Ко мне все относятся приветливо… Дай вам Господи здоровья. И ради нашего счастья не унывайте».

В начале сентября 1915 года Римма отправила домой последнюю весточку, писала за себя и за брата, который в те дни почти не отрывался от операционного стола: «Чувствуем себя хорошо! Сейчас спокойно. Не беспокойтесь, мои родные. Целуем. Римма. 8.IX.15».

Она снова сказала неправду. Уже к весне 1915 года был израсходован весь обученный запас нашей армии, её кадровый состав. Пополнения оказались слабыми, многие новобранцы не умели заряжать винтовки. Ещё в августе наши войска оставили Польшу, началось сражение за Белую Русь, когда ожесточение войск достигло последнего предела. Русские не собирались далее отступать и наносили страшные контрудары почти беспрерывно. Эта операция получила имя Свенцянского прорыва. Под Пинском в наступление перешёл 31-й корпус генерала Мищенко, в состав которого входил 105-й Оренбургский полк. Враг был не только остановлен, но и отброшен назад.

Была в этом и заслуга Риммы Ивановой. Девятого сентября её полк атаковал противника у села Доброславка. Девушка оказалась во время боя в расположении 10-й роты, которая, потеряв под пулемётным огнём всех офицеров, смешалась. Римма Иванова перевязывала раненых, когда стало ясно: ещё немного – и солдаты побегут. Едва ли ею овладела в тот момент так называемая воля к победе, вряд ли она возомнила себя героем. Скорее, просто испугалась за раненых, которых могли бросить во время отступления.

«За мной!» – крикнула Римма и бросилась вперёд – безоружная, в какой-то грязной одежонке. Как уже было сказано, солдаты её очень любили. Те, кто ещё мог стоять на ногах, бросились сначала спасать её, а затем мстить за неё – и выбили немцев из окопов. Сестра осталась лежать на поле – неизвестно, сколько ей удалось пробежать, прежде чем пуля разорвала девушке ногу. Говорят, её последними словами были: «Боже, спаси Россию». Подобное нередко додумывалось, но в случае с Риммой вполне вероятно, что так и было. Любовь к родине – большое чувство, которое на многих, даже крупных мужчинах, болтается как на вешалке. Но этой маленькой медсестре оно была впору.

«И тихо по полю святая шла Любовь», – написал о Римме автор одного из многих посвящённых ей стихов. Заканчивается оно следующими строками:

Окоп был взят, но взят он был недаром:
Лежала женщина, спокойна и строга.
Казалось, слышались ей песни райской звуки,
И в небо устремлён незрячий взгляд очей.
Солдат рыдающих мозолистые руки
С глубокой нежностью закрыли веки ей.

Две женщины в русской истории удостоились офицерского ордена Святого Георгия. Его основательница императрица Екатерина Великая и медсестра Римма Иванова. Если учесть, что орден, согласно статусу, должен был вручаться лишь за мужество, проявленное в бою, Римма действительно его заслужила. Она не была офицером и даже военно-служащей, но в решающий момент приняла на себя командование ротой. Ходатайство Оренбургского полка о награждении поддержали сначала командир дивизии, потом корпуса, после чего командующий фронтом обратился к Императору Николаю Александровичу. Спустя десять дней, 19 сентября, в газетах появилось сообщение:

«...Государю Императору благоугодно было за столь беспримерный подвиг, сделанный сестрой милосердия Миррой Михайловной Ивановой... наградить доблестно погибшую офицерским орденом Св. великомученика и победоносца Георгия IV степени».

В первых публикациях девушку ошибочно называли Миррой. Председатель Германского Красного Креста генерал Пфуль высказал возмущение по поводу случившегося: «Сёстрам милосердия не подобает совершать воинских подвигов, что вытекает из положения о нейтральности медицинского персонала». Его протест никто не принял всерьёз.

Владимир Иванов перевёз тело сестры в Ставрополь. Для этого был выделен специальный вагон – подобной чести удостаивался не каждый из погибших генералов. Таких похорон город не знал прежде, не видел и после. Пришло всё население Ставрополя, съехались крестьяне из ближних и дальних сёл. Торжественную панихиду при встрече отслужил епископ Михаил. От вокзала вдоль Николаевского проспекта стояли войска, мимо которых белый катафалк, запряжённый четвёркой лошадей, вёз усыпанный цветами гроб. На бархатных подушечках лежали награды: два Георгиевских креста, солдатский и офицерский, Георгиевские медали. Электрические фонари по пути были затянуты чёрным крепом. Вслед за губернатором шли дворянство, купечество, гимназисты, сонмы людей всех сословий, духовенство церквей присоединялось к процессии с хоругвями и иконами. Римма объединила всех на пути к Андреевскому собору, близ которого уже была выкопана для неё могила.

По дороге отслужили литию у Ольгинской гимназии. Ещё одну остановку сделали у дома родителей Риммы. В соборе процессию встретил архиепископ Агафодор, а после литургии протоиерей Семён Никольский произнёс краткую речь, которая облетела всю Россию: «Да! Сестра милосердия стала предводителем воинства, совершила подвиг героя... Город наш, город Ставрополь! Какой славы сподобился ты! Франция имела Орлеанскую деву – Жанну д’Арк. Россия имеет Ставропольскую деву – Римму Иванову. И имя её отныне будет вечно жить в царствах мира...»

Потом был ружейный салют, после которого должна была наступить почтительная тишина. Но не наступила. Протоиерей Симеон выпустил в свет брошюру «Памяти героини долга», в которой предлагал причислить Римму к лику святых. Это было слишком поспешно, слишком неожиданно. Шум вокруг имени Риммы смущал её родителей.

В конце ноября Михаил Петрович получил письмо, из которого узнал, что в кинотеатре «Биоскоп» уже два дня показывают фильм «Героический подвиг сестры милосердия Риммы Михайловны Ивановой. Военная драма в трёх частях». Разумеется, Михаил Петрович с Еленой Никаноровной немедленно отправились на просмотр. Увиденное привело их в ужас. Главную роль играла актриса с изящно уложенными волосами. Она вела себя как помешанная. С большим пафосом и горящими глазами, она бегала по полю, размахивая саблей.

Мучительно было сознавать, что кощунство это – не только в адрес покойной дочери, но, по сути, всех фронтовиков, живых и мёртвых, – совершается по всей стране. Михаил Петрович начал бить в колокола, объясняя, что дочь пошла на фронт «не ради наград, не ради почестей родительских, но ради токмо родного народу». В столичные газеты было отправлено письмо:

«Под именем моей дочери на экране появилось совсем другое, мне неизвестное лицо, да и сама картина не соответствует действительности: в ней изображена "артистка" довольно высокого роста, в узкой модной юбке, модных лакированных туфлях на высоких каблуках, при белом апостольнике и переднике и, в довершение всего, с саблей наголо. Между тем покойная моя дочь была небольшого роста, воинственного вида не имела, с саблей не выступала и была убита на передовых позициях при исключительных обстоятельствах, как о том гласили первые телеграммы о её беспримерном подвиге. Никакой ходульности и показного героизма в трагической смерти моей дочери не было. Слившись душой с серыми воинами, покойная была проста, подвиг свой совершила в серой шинели, и она пошла не с винтовкой или саблей в руках, а с крестом на груди – символом милосердия и чистой любви, не покидая при этом своей кожаной сумочки с перевязочными средствами, медикаментами, с которой она не расставалась, носивши её на простом ремне через плечо. Таким образом, вместо действительного эпизода великой войны демонстрируется какой-то грубый фарс, плод фантазии антрепренёра, который показывает портрет своей героини-артистки под именем моей дорогой дочери. Несомненно, что она появится и в городах России, вводя в заблуждение патриотическое чувство русского народа».

Этот протест был опубликован и произвёл на общество гнетущее впечатление. Товарищ министра внутренних дел Белецкий личным письмом сообщил родителям Риммы, что распорядился запретить показ картины, «изображавшей в искажённом виде лубочного фарса героический подвиг покойной дочери Вашей, сестры милосердия Риммы Михайловны».

Как ни странно, на этом история не окончилась. От актрисы Порецкой, сыгравшей Римму, отцу пришла телеграмма с требованием: «Вы разрешите демонстрировать картину "Римма Иванова". Телеграфируйте немедленно». Ответ Михаила Петровича был столь же лаконичен: «Демонстрирование картины "Римма Иванова" запрещаю. Иванов».

После революции имя Риммы много десятилетий публично не упоминалось, словно она как-то согрешила против трудового народа. Однако летом 1963 года в дом старого врача-рентгенолога Владимира Михайловича Иванова пришли музейные работники. Попросив что-нибудь из вещей, фотографий, писем его сестры, они не надеялись немедленно устроить экспозицию, напомнив горожанам о Ставропольской деве. Просили впрок, чтобы спрятать в запасники, в ожидании того времени, когда память о Римме можно будет извлечь из-под спуда. Оказалось, что Владимир Михайлович сберёг даже фрагменты венка с могилы сестры, люстру, под которой собиралась семья, два десятка солдатских писем, отправленных Римме из госпиталей. Вот одно из них, на его пожелтевшей бумаге ещё можно разобрать выцветшие слова, выведенные карандашом:

«Милостливая наша благодетельница, дорогая сестра милосердия! Передаю Вам от нижних чинов полка искреннюю благодарность за Ваши чувства к нам, солдатам, за Ваши труды и заботы. Я не в силах выразить Вам ту благодарность за ту сердечность к нам, бедным калекам. Пошли Вам Господь за это здоровья… И я сам уверен, что даже моя родная сестра так не заботилась обо мне, как это делали Вы, не ведая отдыха и свободного времени. Я сейчас нахожусь на окончательном излечении в городе Петрограде,
14 линия, дом № 57, Французский лазарет. Кирилл Васильевич Черкасов».

Музейщики не ошиблись, ведь они чувствуют историю, как никто другой, и знают, как вращается её колесо. В память о Римме сегодня появляются мемориальные доски, о ней пишут в книгах, в Белоруссии сняли хороший фильм, который наверняка понравился бы Михаилу Петровичу. Добро иногда торжествует. Девушка, поднявшая роту в атаку, продолжает тихо шагать где-то над нами и куда-то нас вести.