ПУТЬ ВОЛХВОВ

У Иосифа Бродского есть стихотворение, где он не слишком весело шутит над нашими попытками совместить в Рождество праздник духовный и телесный, которому предшествуют мирские хлопоты. Начинается оно так:

В Рождество все немного волхвы.
В продовольственных слякоть и давка.
Из-за банки кофейной халвы производит осаду прилавка
грудой свёртков навьюченный люд:
каждый сам себе царь и верблюд.

Поэт замечательно уловил, что состояние мира накануне рождения Христа во многом осталось прежним – языческим, растерянным:

Валит снег; не дымят, но трубят
трубы кровель. Все лица, как пятна.
Ирод пьёт. Бабы прячут ребят.
Кто грядёт – никому непонятно:
мы не знаем примет, и сердца могут вдруг не признать пришлеца.

Но повторяется не только это. Последние строки точны и прекрасны:

Но, когда на дверном сквозняке
из тумана ночного густого
возникает фигура в платке,
и Младенца, и Духа Святого
ощущаешь в себе без стыда;
смотришь в небо и видишь – звезда.

И так из века в век. Мы суетимся, мы плохо умеем подготовиться к их приходу – юной Матери с Младенцем на руках, но Они всё равно приходят, загорается звезда, мудрецы склоняют головы перед тем, что трогает их сердце и непостижимо для ума. Наш сегодняшний рассказ о них – о мудрецах, о волхвах. На Руси так называли языческих жрецов, кудесников. Поборники эзотерических знаний много веков пытались причислить волхвов к оккультистам, но это, конечно, далеко от истины. Тьма не поклоняется свету. Поклониться Богомладенцу могли лишь люди, ведающие об Отце и ожидающие Сына. Например, фарисеев в Синедрионе представлял мудрейший из них – Никодим, и не удивительно, что он стал христианином. А что же другие фарисеи, люди весьма образованные, всех уверявшие, что неравнодушны к истине? Дело в том, что книг, чтобы преодолеть ограниченность, мало.

Вспомним притчу про то, как Соломон позвал слепцов и поочерёдно подвёл их к слону.

– К чему вы прикоснулись? – спросил он их.

Тот слепец, что прикоснулся к ноге гиганта, сказал:

– Это колонна.

Прикоснувшийся к боку слона ответил:

– Это большая стена.

Третий же, подержавшийся за хвост, провозгласил:

– Это змея.

В советское время я много раз слышал эту притчу от неверующих, и эта история моим собеседникам чрезвычайно нравилась. Вот только вывод из неё они делали не совсем верный, заключая, что каждый из слепцов обладал частью истины. На самом деле, все трое были бесконечно далеки от неё, и вовсе не потому, что были слепы. Как писал святой Климент Александрийский, «философские школы, эллинские и варварские, как вакханки, разорвавшие Пенфея, делят истину на части, каждая хвастаясь своей частью, как будто владеет целым». Не владение лишь частью истины помешало слепцам, а тщеславное желание дать ответ во что бы то ни стало. Если бы на их месте был Сократ, он сказал бы коротко и просто: «Не знаю», но не остановился бы на этом. Мыслитель продолжал бы исследование до тех пор, пока не пришёл к пониманию. Его «не знаю» проистекало от честности, смирения и любви к истине, всю жизнь он пытался познать её – истину, не давая сбить себя ложным утверждениям. И к чему же он пришёл?

Первое: первопричина всего происходящего в мире лежит за его пределами – это Бог (Дух, Ум-Устроитель, Благой Разум).

Второе: услышать голос Духа можно, лишь познав себя; самопознание человека, памятующего о Боге, – это ещё и богопознание. Здесь можно напомнить о такой замечательной книге, как «Добротолюбие». В ней православные старцы учат, как должно исследовать свою душу, как распознать свои страсти, чтобы отсечь их. Эта книга должна бы стать настольной для любого психолога, но, к сожалению, большинство из них атеисты, во всяком случае к такому мнению пришли американские социологи.

Третье: Бог, по мере движения к Нему, проявляется в человеческих поступках как добродетель; мудрость – основа нравственности – самый важный показатель того, что человек на правильном пути. Вспомним, что тому же учил преподобный Серафим Саровский, поведав о стяжании плодов Духа Святого.

Четвёртое: всякое зло, совершаемое человеком, обращается против этого человека.

Пятое: постоянное вопрошание, неутомимость духа обнаруживают ложность тех или иных заблуждений, позволяя постепенно приближаться к истине.

Слепцов-язычников всё это так возмутило, что они казнили величайшего философа всех времён, между тем христиане воздали ему должное. Как учил Иустин Философ: «Всё, что было до Христа совершено доброго, совершено Словом; Слово – это Христос; следовательно, всё, что-либо когда-нибудь сказанное истинное, наше, христианское; а значит, и философы, говорившие много истинного, – христиане до Христа». В качестве примера он приводит именно Сократа.

То же можно сказать и о волхвах. Предположительно они были зороастрийцами, то есть в основе их веры лежало такое же единобожие, как и у иудеев. Зороастрийцы так же поклонялись Господу Вседержителю, запрещали изображать Его, верили в Его благость. Да, они уклонялись в язычество, но ведь и пророки, вплоть до Вавилонского пленения, так и не смогли убедить своих соплеменников вынести идолов из Храма Соломона. Тем не менее в основе обеих религий лежала вера в Бога, и неслучайно именно зороастриец царь Кир освободил иудеев из плена. Более того, он и его наследники помогли им построить Второй Храм – общее творение народов, поклонявшихся Творцу.

На примере учения Сократа мы видим, что поиск истины ведёт к вере в Бога. Так было и так будет, хотя и случались периоды ослепления. В начале я привёл стихи Бродского:

...грудой свёртков навьюченный люд:
каждый сам себе царь и верблюд.

При чём тут наука? Дело в том, что учёный муж так же склонен погружаться в суету сует, только нагружает себя не шампанским и подарками, а ложной мудростью. С эпохи Возрождения начинаются попытки обрести в науке основание более прочное, чем вера. Появилось мнение, что, если Священное Писание и наука окажутся в чём-то не согласны, вера должна уступить. Правда, с тех пор прошло четыре столетия, а примеров такого несогласия не так много. Есть ряд недоразумений, когда верующие или неверующие неправильно понимали Библию. Возьмём знаменитое утверждение атеистов, что кит не мог проглотить Иону, потому что у китов маленькое горло. Но выяснилось: это могли сделать и кашалот, и касатка, которых до сих пор нередко именуют китами. Или, скажем, дарвинизм так до сих пор и не смог предоставить убедительных доказательств, что человек произошёл от обезьяны. С другой стороны, под «прахом земным», из которого был создан Адам, Моисей мог подразумевать всё что угодно, в том числе и приматов.

Вот только для людей, пошатнувшихся в вере, это не аргументы. Недавно в Вятке вышла книга протоиерея Сергия Гомаюнова «Открытие и откровение», где подробно рассказывается о том, как к началу ХХ века наука пришла с верой, что строительство её храма (он так и назывался – Храм науки) подходит к концу, почти все открытия совершены, осталось лишь несколько шагов до создания полной, исчерпывающей картины мироздания. Одновременно царила вера в то, что победа прогресса вот-вот обеспечит человечеству вечное процветание. Люди готовились к вселению в райские обители, созданные собственными руками, исполнению обещания, данного библейским змеем: «Будете, как боги».

Вместо этого, однако, разразилась чреда страшных войн и революций, которые унесли больше ста миллионов жизней, так был нанесён чудовищный удар по Храму науки извне. Но и внутри его всё разительно изменилось. Новые открытия вдруг начали открывать двери и окна этого храма для тихого веяния Святого Духа.

Как уже было сказано, Сократ не нашёл в нашем мире никакой другой опоры для успешного поиска истины, кроме обращения ко Господу.

Немыслимо даже самопознание, если оно не имеет прочных оснований в Духе. Самокопание, самооправдание – это сколько угодно, а вот познать себя без Бога столь же немыслимо, как за волосы вытащить себя из болота. Самому Сократу помогал в познании дух, голос которого он слышал с детства. Этот голос много раз предупреждал его, чего не следует делать, заботился не только о его благе, но и о благе других людей. И точно так же мы не могли бы познавать мир, обретаясь внутри этого мира, если бы Бог не помогал нам увидеть его со стороны.

Блестящим последователем Сократа в ХХ веке время стал математик и логик Курт Гёдель, друг Эйнштейна, ассистировавший ему в Принстоне. Его умозаключения стали серьёзным вызовом самомнению научного мира. Отец Сергий Гомаюнов пишет:

«В 1931 г. австрийский математик и логик Курт Гёдель подвёл некоторый итог накопившимся в математике и логике проблемам. Он доказал теорему о неполноте теории. Она утверждает, что во всякой полной системе Т, в том числе и такой, как теория, всегда находится некоторая область S, по отношению к которой нельзя ничего ни утверждать, ни опровергнуть. Если формальная система непротиворечива, значит, она неполна. Истинность же утверждений области S можно установить лишь с помощью неформальных рассуждений... Математика вынуждена была отказаться от претензий на абсолютную истинность своих результатов».

Эту ситуацию интересно описал писатель-фантаст Михаил Королюк в романе «Квинт Лициний»:

«Гёдель обрушил всё здание современной науки. Вся декартовская наука, вся эпоха Просвещения зиждилась на том, что всё сущее можно доказать и познать. Всё! Ну а чего доказать и познать нельзя – того, значит, и не существует. Какие титаны строили этот храм науки! Сколько столетий! А потом пришёл Гёдель, вероятно, величайший логик всех времён, и выдернул из-под этого здания фундамент. Оказалось, что ничего нельзя познать полностью и непротиворечиво, потому что для любой системы научных знаний будут существовать парадоксы и необъяснимые явления. Храм науки ещё висит в воздухе, бригады строителей продолжают растить башенки вверх, а фундамента уже нет...»

Истина принципиально непознаваема. Это для христиан понятно, но многие учёные были искренне огорчены, когда обещание «будете, как боги» схлопнулось.

«Кстати, ситуация с этим кризисом очень на физику похожа», – пишет далее Королюк. Казалось, что «всё уже открыто и известно, осталось по углам немного разгрести? А из тех углов как повалили! То квантовая физика с её принципом неопределённости, то теория относительности Эйнштейна...».

В этот момент и появились на сцене Гёдель, Планк, Гейзенберг, Паули, Нильс Бор и так далее. Они не были разрушителями, это было восстание против ограниченности науки, её самообольщения. Чтобы лучше понять их настроения, приведу мысль Вольфганга Паули. Среди отцов-основателей квантовой физики он был наиболее далёк от религии, но предельная честность подвигла его на следующую мысль: «Мы должны признать также, что на всех путях познания и избавления зависим от факторов, находящихся вне нашего контроля и носящих в религиозном языке название благодати».

Наука, развиваясь, не только не упраздняла религию, но, наоборот, сама теряла культовое значение, прежде воспламенявшее сердца. Раздумывая над религиозностью Эйнштейна и Спинозы, Гёдель заметил, что у них она была слишком абстрактной, как в индийской философии. «Бог Спинозы меньше, чем личность; мой Бог больше чем личность; поскольку Бог может играть роль личности».

Поясним, эти слова принадлежали совершенно неверующему человеку, чистому математику и логику, и вдруг: «Бог может играть роль личности». До принятия Христа оставался один шаг. И Гёдель, по всей видимости, его совершил. Его жена Аделе через два дня после смерти мужа сказала, что он «хотя и не посещал церковь, был религиозен и читал Библию в кровати каждое воскресное утро». Гёдель ушёл в вечность, придя к выводу, что время – «эта таинственная и одновременно самопротиворечивая сущность, которая формирует основу мира и нашего собственного существования» – однажды закончится. И что тогда? Тогда «наступит иная форма бытия, которую можно назвать вечностью», в которой для каждого из нас найдётся место: «Я убеждён в посмертном существовании». Учёный всегда боялся прослыть мистиком, но научная честность упорно вела его в Небо.

Подобно Сократу Гёдель стал одним из волхвов, что пришли поклониться Младенцу-Христу. А сколько их было! Среди создателей русской религиозной философии была масса вчерашних атеистов, например протоиерей Сергий Булгаков. Стать волхвом – это судьба настоящего учёного, как бы тщательно он ни скрывал это от коллег.

«В начале 90-х гг. прошлого столетия прот. Глеб Каледа произнёс проповедь, которую он вынашивал почти тридцать лет, – пишет отец Сергий Гомаюнов. – Она называется "Волхвы. Рождественская проповедь". Следуя восточной православной традиции, о. Глеб воспринимал волхвов как древних мудрецов-учёных, через книжное учение и познание природы пришедших ко Христу. Этим путём, по его мнению, прошли потом многие из тех, кто принадлежит к выдающимся именам истории науки».

О чём же учил отец Глеб?

«В Евангельской истории волхвов можно выделить три этапа: первый... от момента появления звезды до прихода в Иерусалим; второй – от прихода в Иерусалим до прихода в Вифлеем; и, наконец, третий – от поклонения Христу до отшествия в страну свою.

Чем замечательны эти этапы и чему они нас учат? Первый – от появления звезды до прихода в Иерусалим – это рассмотрение, постижение и познание воли Божией через природу. Оно потребовало от волхвов огромного труда – далёкого путешествия, но дало лишь приблизительное познание воли Божией: родился "царь во Иудеи". Чистоте сердечной в научных исследованиях учит нас шествие волхвов за звездой. К науке надо подходить как к чтению Евангелия, с душою, чуждою зависти и лукавства, гордости и честолюбия...

История волхвов от появления звезды до прихода в Иерусалим показывает, кроме того, невозможность через одну только науку в совершенстве познать волю Божию. Более совершенное познание её волхвы получили в Иерусалиме из Священного Писания: "И ты, Вифлеем, земля Иудина, – прочитали им книжники слова пророка Михея, – ничем не меньше воеводств Иудиных, ибо из тебя произойдёт Вождь, Который упасёт народ Мой, Израиля" (Мф. 2, 6)... Известно много случаев, когда, читая попавшее "случайно" в руки Евангелие, люди неверующие проникались верой, вместо самоубийства шли в церковь, вместо пропаганды атеизма принимали венец мучеников за проповедь христианства. Вот почему распространения Евангелия боятся атеисты – ибо в нём заключена сила...»

Это был второй этап приближения ко Христу, после которого, согласно отцу Глебу, может наступить третий – богообщение: «Увидев же звезду, они возрадовались радостью весьма великою, и, войдя в дом, увидели Младенца с Мариею, Матерью Его, и, пав, поклонились Ему; и, открыв сокровища свои, принесли Ему дары: золото, ладан и смирну...»

«О дальнейшей судьбе волхвов Евангелие ничего не говорит, – рассказывает о. Глеб, – но древнее церковное Предание повествует, что волхвы были крещены апостолом Фомою во время проповеди его в Персии и стали благовестниками христианства на Востоке. Путь волхвов – это путь от изучения природы к Библии, от Библии к непосредственному богообщению, к высшей степени богопознания и духовной жизни... Этот путь длинный и трудный. Сколько опасностей поджидало волхвов на пути! Сколько сомнений, вероятно, пришлось пережить им в их трудном шествии! Их было трое...»

На этом проповедь о. Глеба не заканчивается. По слову батюшки, много волхвов прошло по земле, и в Рождественскую неделю хочется обратиться к трём волхвам – Мельхиору, Бальтазару и Гаспару, – чтобы они помолились Господу о всех волхвах, великих и малых, прошедших и идущих по земле: об Александре Ферсмане, который только видел гармонию в природе, о восхищённом великой книгой мироздания Альберте Эйнштейне, о Владимире Вернадском, дошедшем до признания, что в мире существует некая Разумная Сила, и ушедшем к Господу в Рождественский сочельник... об Исааке Ньютоне, который при слове «Бог» снимал шляпу; хочется вспомнить Блеза Паскаля, одинаково прекрасного как в своих научных, так и в своих духовных творениях, говорившего: «Я много знаю, поэтому верую, как бретонский рыбак, если бы знал ещё больше, то верил бы, как бретонская женщина». Думая о волхвах, хочется помолиться о геологе и апологете митрополите Иоанне (Вендланде), о упокоении души священника-мученика, физика, искусствоведа, математика и изобретателя Павла Флоренского и о многих, многих других... Верится, что сейчас они у Престола Божия.