(Перенесение св. мощей соловецких чудотворцев в Соловецкий монастырь)

     Паломничество на Руси – не просто поездка с целью приложиться к святыне и помолиться на богоосвященном месте Спасителю душ. Паломничество – это состояние духа. Собрав котомку, в пути привычно рассматриваешь встречных, вывески на домах, разговариваешь с попутчиками о житейских пустяках, о политике или ценах на хлеб, обедаешь в вечно грязных забегаловках...
     И вдруг, совершенно случайно, когда тебя, опаздывающего на очередной рейс, вдруг так просто, без задней мысли и без платы подбросит «частник», или проснешься ночью от странного сна, или что-то прочтешь во взгляде морщинистой древней старухи, – с какого-то момента начинаешь понимать, что все, что происходит и что еще случится в этом путешествии, – все имеет совершенно особый, потаенный, провиденциальный в твоей судьбе смысл, тебе, быть может, покуда непонятный, всю глубину которого, быть может, поймешь только много лет спустя...
     Паломничество – это дни, когда тот Путь, о существовании которого мы забываем в текучке дней, вдруг становится очевиден, – ты встал на этот путь и все события и явления, окружающие тебя в этом Пути, превращаются в знаки и символы чего-то сокровенного, обращенными лично к тебе.

* * *

     Соловки. Нашему путешествию на острова посвящены в два материала: чтение одного из них вы уже начали, начало другого – на следущей странице. Это не журналистские материалы. Мы постарались увидеть все события глазами православных паломников, какими мог оказаться любой из вас: не брали никаких интервью, не совали по-репортерски нос, куда не надо, не искали в духовном – меркантильное дно. Что увидели, что на душу легло, то и описали.

     ...19 августа. Набережная г.Архангельска. Белой стеной у причала – огромный морской лайнер. Св. мощи трех соловецких чудотворцев уже на его борту. Гремит оркестр, маршируют военно-морские экипажи, развевается Андреевский флаг. Запах ладана... Только что отслужен молебен Святейшим Патриархом Алексием II. Хор поет молебное пение «Хотящим по водам плыти»... Да, такого не помнит Архангельск с 1912 года, когда провожали знаменитую полярную экспедицию!
     Набережная запружена зрителями, всюду снуют журналисты. У трапа стоит растерянная бабушка, и что-то объясняет морскому чину на неизвестном ему языке. Ему невдомек, что бабушка эта – уборщица Вознесенского храма коми села Иб, что она приехала сюда «самоходом» без пригласительного билета. А сумочка ее уже на пароходе лежит, матрос позволил. «Может, пропустите, а?» Сумку выносят обратно: нет свободных кают. «Как же так? – не может понять бабушка. – Пароход такой большой, а я маленькая. Ужели не помещусь?»
     Белый лайнер гудит, отплывая, а мы, не попавшие на его борт, несемся в Северодвинск на военно-морскую базу. Окна «Икаруса» сечет дождь, а внутри светло и тепло. С радостью обнаруживаем: с нами едет коми бабушка. Что ей сделается?
     Сидит, с сумкой на коленях.

     В темноте грузимся на ледокол «Руслан». Минуем шеренгу атомных подводных лодок – и выходим в море... Среди ночи заштормило. Потерялся в бескрайнем кипении волн наш ледоколик. Где-то канул в грохочущем мраке и белый лайнер с удивительным грузом на борту.

     Позже нам рассказали странный случай, приключившийся в ту ночь на лайнере. В чреве корабля прятался «заяц». Это был юноша, получивший в Москве благословение на послушание в монастыре. Уверенный в силе благословения, он отправился в Соловецкую обитель без копейки денег. Чудом добравшись до Архангельска, послушник бесстрашно вступил на трап корабля – и никто его не остановил, хотя контроль был строгим. Во время шторма все люки-двери на корабле задраили, кают-компанию закрыли – и негде было примоститься бесправному пассажиру. «Я уже готовился ко сну, – вспоминал один священник, – и вдруг подумал: почему в каюте нету стульев? Они бы мне и не к чему, но... что за наваждение! Удивляясь своей дерзости, пошел искать начальника, долго уговаривал его, и взял стул под честное слово. Принес, поставил – а что дальше с ним делать-то? Стук в дверь. За ней молодой человек – просит до утра стул или табуретку. Молча протягиваю... А когда он рассказал про благословение, я тут же догадался, чья сила мной руководила».
     ...Сидит в утробе корабля среди труб и шипящих механизмов, дремлет на стуле смиренный послушник; лениво перебрасываются словами, зевая, кино-фото-тележурналисты; держится за качающиеся стены гальюна столичный писака известной газеты, терзаемый похмельем и «морской болезнью»; совершают ежевечернее молитвенное правило печорская инокиня Василиса, пюхтицкие монашки и рязанские монахи; шепчет молитвы бабушка из села Иб; перекрестившись, засыпают молодые паломники – архангельские симпатичные ребята из патриотического «Союза Михаила Архангела», девчонки и парни, приехавшие из разных городов почему-то в одинаковых ватниках и с рюкзачками; за всех людей бескрайне! России предстоят Богу седобородый Патриарх; подрагивают свечные огоньки над раками святых соловецких чудотворцев; в стеклянном ковчежце пылает иерусалимский огонь, взятый в дорогу от Гроба Господня...

     Господи, не остави нас, Господи! Укажи путь светел в небесные селения Твои, дай силу и крепость нам, Господи!

     Шторм утих. Куда ни глянь – свинцовые зябкие волны, до самого горизонта. Здесь ничто не скроется от взора Вышнего.
     Двое суток, отдав себя воле Божией, плыли по этой пустыне преподобные Герман и Савватий. Достигнув необитаемого берега, долгие годы старец Савватий провел в одиночестве – посреди моря, на диком острове. О чем думал он, взирая на беспредельную даль, на холодные рассветы? Святой Зосима не застал старца в живых. Но, высадившись на остров, будущий игумен увидел нечто: луч света и парящую в воздухе Церковь, обширную и прекрасную. Наверное, это была воплотившаяся молитва святого Савватия.
     ...Собравшись на палубе, всматриваемся в горизонт. Сначала показались маковки Спасо-Преображенского собора. А затем и весь монастырь – сложенный из огромных валунов, с высокими башнями и бойницами. Твердыня Православия.
     «Кор-ротченко! – гремит с мостика. – Отдать кормовой!» Матрос бежит по узкому бортику, танцуя над волнами. Десантный кораблик отчаливает от ледокола – и вот уже мы ступаем на святую землю, кто-то из паломников опускается на колени, целует ее. Над островом плывет колокольный звон, на пристани стоит монастырская братия – с хоругвями, иконами, напрестольным крестом. От лайнера, замершего на рейде, отделяется белоснежный катер с брейд-вымпелом командующего эскадрой, Адмиральский катер достигает берега, моряки в пробковых жилетах без суеты, споро наматывают «концы» на кнехты, бросают сходни. «Яко светильницы явистеся всесветлии во отоце окияна моря, отцы Зосимо, Савватие и Германе...» – поет тропарь соловецкая братия. По сходням спускают мощи чудотворцев, следом ступает Патриарх в окружении архиереев, их сопровождает адмирал Северного Флота. Монахи поют: «...Темже и мы любезно притекаем ко святым мощем вашим и умильно глаголем: о преподобнии, молите Христа Бога спастися душам нашим». Мощи несут в Спасо-Преображенский собор.

     Гудят-звенят колокола. В серебристом звоне, в вышине, парят белоснежные чайки. Свершилось.

     В людском потоке двигаюсь к монастырским воротам. Над головами впереди плывут три раки с мощами. Блистающие хоругви, лица людей, запах моря, замшелые валуны крепости – все вокруг словно в сказке. Пронзает странная уверенность: вот сейчас дойдем до места, и эти чудотворные мощи положат на землю, окропят живой водой – и... откроют глаза трое угодников Божиих. А что тут такого? Обычное дело... А поток людей все движется и вливается в горловину арки, уже громче колокола, уже стены исходят звоном.
     Оживает древняя обитель, оживает Святая Русь. Да полно, разве умирала она? Сколько ни кромсали тело ее духовное, сколько ни растаскивали по всему свету – даже в кусочке малом, в крупице, в останке схороненном дышит Дух. Не истлевает святость. Радуйтесь же, радуетесь, православные: смерти не будет!

     Немыслима Россия без Севера, а Русский Север – без Поморья. Немыслимо Белое море без Соловков. В былые времена слава о нем гремела. Число иноков не поддавалось счету: за стенами монастыря, помимо отшельников Иисусовой пустыни. Троицкого, Голгофо-Распятского и других скитов, на многочисленных островах архипелага спасались неведомые старцы. Рассказывают, они питались лишь брусникой, перетертой с ягелем. А имена их знает один Бог... «Тружахуся постом и молитвой», монахи строили церкви, каналы, гавани, дамбы, занимались солеварением, творили «рыбную ловитву», по всей Руси собирали книги... Но не только этим прославилась обитель. Здесь, на Крайнем Севере, был явлен особый тип святости, нигде более не повторенный. Даже в Кирилло-Белозерском монастыре, наиболее близком по духу, не знали такого.
     Дух Святый дышит там, где хочет. Потому на Руси так много чудотворных икон, много любимых в народе угодников Божиих, монастырей, святынь. Православные паломники могли выбирать, где и как стяжать благодать, чем врачевать душу. Взыскующие духовной чистоты шли к преподобному Сергию Радонежскому – в Троицкую обитель. Умягчение сердец обретали в Сарове. За мудрым советом направлялись в Оптину пустынь... А что влекло паломников на Соловки – за тысячу верст, опасным морским путем?
     Легенды ходили в народе о соловецких чудо-воинах. Песни сложены об удивительном «соловецком сидении» времен раскола: восемь лет сидели в крепости монахи, оборонялись от царева войска, послания писали царю, увещевая его, призывая вернуться к букве древнего благочестия. Неизвестно, сколько бы продлилось «сидение», если бы не предательство перебежчика... А воевали монахи особым образом. В 1854 году в Крымскую кампанию подошла к монастырю английская эскадра. Пытаясь вступить в переговоры, англичане вывесили сигнальные флаги, но монахи хранили молчание – подобная тряпичная грамота была им незнакома. Два сигнальных выстрела они поняли как начало боевых действий, и, открыв огонь из нескольких имевшихся пушек, совершили «запаление» супротивному фрегату. Столь дерзкий ответ возмутил англичан. Получив от соловецкого игумена депешу, что монастырь сдаваться не намерен, адмирал приказал разбомбить его. Девять часов велся обстрел, на монастырь упало столько ядер и бомб, что их, по признанию англичан, хватило бы для разрушения нескольких городов. Но повреждения оказались незначительными, никто из защитников не пострадал, даже чайки, во множестве населявшие монастырь, не получили ранений. Одна из бомб, влетев в келью инока, закатилась за икону Божией Матери – и не взорвалась... Эскадра спешно покинула Белое море.
     Суровой прямотой и «кряжестью» веры, воительным духом отличались здешние монахи. Но было, наверное, еще что-то, особая черта, присущая северянам-поморам. Простота? Здравомыслие?

     Русский Север – это ясный здравый смысл России. Не за ним ли, за этим смыслом, бежали черноземные крестьяне в край белых ночей, к Белому морю? Здесь сама природа располагает к трезвению. Пустые, случайные мысли выветриваются хлестким ветром, а свежесть воздуха бодрит. Посидишь на холодном камушке, посмотришь на небо... А оно словно камень – такое же реальное, конкретное. Без обманчивой глубины, без южного марева. Все тут без подвоха: небо – небо, море – море, Бог – Бог.
     Как бы хотелось, чтобы этот трезвящий дух охолодил нашу сегодняшнюю Россию! Чтобы нахлынувший мутный поток разбился о твердыню соловецкую.

     Сегодня в монастырской братии – два десятка человек. Кажется, что мало. Но не «по головам» считает Бог народ свой...
     Запомнился разговор с игуменом Германом. Разговор-то был вроде ни о чем. Торопясь куда-то, в спешке подошли под благословение. Потом обменялись несколькими словами, о. Герман вспомнил про нашу газету (в монастыре ее получают), спросил, женаты ли мы. Один из наших оказался холостяком и больше других восхищался монастырем. Игумен посмотрел ясно и сказал просто: «Так оставайтесь. Вещи у вас с собой?»
     Стояли мы на паперти собора, выглянуло солнце над головой, и так было чисто и понятно в себе и в окружающем мире...
     По сию пору этот ласковый и твердый взгляд не растворяется в душе. В нем – уплотненность бытия, пост и молитва.
     Сказано: спасется один, и вокруг спасутся многие. Про игумена Германа нам рассказали... Он первым приехал на остров возрождать обитель. Местные с некоторой враждебностью встретили законного хозяина монастыря. Говорили за спиной: «Что-то не видно у »хозяина« хозяйственной хватки. А ведь сколько запустения кругом, крыши протекают, кирпичи сыпятся». О запустении в душах никто не помышлял... С точки зрения местного наблюдателя, монах вообще бездействовал. Прошло время, и на Соловки приехал новый настоятель, о.Иосиф – в прошлом эконом-казначей. «Я преклоняюсь перед его деятельностью! – отозвался он об отце Германе. – Буквально на пустом месте, там, где люди несколько десятков лет не слышали слова Божия, возродить у стольких людей потребность в духовном совершенствовании – это не каждому дано!» Потеплевшие душой соловчане (люди сложные, попавшие сюда по разным причинам) начали помогать в обустройстве монастыря, бывать на Богослужениях.
     Не с молотка и топора начинается иноческая обитель. А с молитвы и спасения души. Так и Соловки начинались: игумену Зосиме – собирателю братии и строителю монастыря – предшествовал пустынник Савватий.
     В том месте, где стоял шалаш преподобного Савватия, ныне находится Савватьевский скит: обветшавшая церковь, полуразрушенный братский корпус. Место тихое, задумчивое – на берегу озера Долгого...
     Мы шагали туда по лесу, радуясь новым впечатлениям: на обочине я срезал «дудку» и трубил в нее от полноты чувств.
     – Да, тише ты! – оборвали меня спутники. Меж братским корпусом и церковью появилась фигура, некто в черном. Человек смотрел на нас. Заросший курчавой бородой, в скуфейке и подряснике – это был монах, живущий отшельником при развалинах скита. Дипломатично завели беседу:
     – Поди, мешают вам всякие туристы, иностранцы. Шумят?
     Голос у монаха оказался грубоватый, с хрипотцой:
     – Да уж ладно. Только бы не блудили...
    Заглядываем в окна братского корпуса. Внутри – голо. Бородач мрачно констатирует:
     – Сгорело. Дотла. МЖК какой-то сначала ремонтировал, хотел устроить дом отдыха. Отремонтировали – сразу и загорелось. Потом моряки для финских туристов базу делали, тоже сгорело. Бог не попустил.
     К выходу в братский корпус ведет необычная дорожка. Приглядываемся: выстлана дорожка свежей зеленью, травинка к травинке. А по бордюру белоснежными цветочками утыкана, тысячелистником. И аккуратно так, любовно – меж цветочками расстояние померяно. Что за чудо?

     Отправились дальше и только потом догадались. Дорожку выложил не кто иной, а этот самый монах, суровый на вид. Приготовился встретить святейшего Патриарха; вдруг заглянет...

     21 августа. Раннее утро... По грунтовой дороге пустынным берегом моря идет Патриарх. Все замерло. Под аркой монастырских врат в церковных облачениях стоят монахи, иереи и архиереи, приготовившиеся к Божественной литургии. Патриарх подходит к вратам – и лишь тогда кто-то из встречающих решается нарушить одиночество Предстоятеля Русской Православной Церкви, поспешает ему навстречу. Молитвенники земли Русской по широким ступеням поднимаются в Спасо-Преображенский собор. Храм огромен. Хладокаменные стены его бугрятся грубой кладкой. Огоньки свечей у скромного временного иконостаса, у гробниц с мощами будто съежились от холода. Что-то первое христианское, катакомбное... Сладкопевный патриарший хор наполняет пространство, из алтаря вторят ему голоса монахов. Уже не «пещера», а «невидима» Церковь обнимает богомольцев.
     Приезд Святейшего Патриарха на Соловки – событие небывалое. Впервые за всю четырехвековую историю монастыря на эту землю ступил глава церковной иерархии. Тем не менее, монастырь считается ставропигиальным и подчиняется непосредственно Патриарху и Св. Синоду. В течение трех дней Святейший освятил надвратную Благовещенскую церковь, возвел в сан архимандрита настоятеля о.Иосифа, наградил крестом с украшениями игумена Германа, принял монашеский постриг одного из послушников, а также совершил панихиду по замученным в Соловецком концлагере. Перед началом панихиды был водружен крест на «лобном месте» лагеря. Многие из гостей не заметили всю значимость произошедшего, увидев в кресте всего лишь «мемориал». Но вспомним историю.
     В древности ставропигиальные монастыри начинались с водружения Креста, и делал это собственноручно Патриарх. Отсюда и название: «ставрос» по-гречески означает «крест», а «пигнио» – «утверждаю, вбиваю». Позже ставропигиальными стали признавать и те монастыри, в создании которых не участвовали Патриархи. На Соловках первым водрузили Крест преподобные Савватий и Герман, посвятив необитаемый остров Богу. Прошло время, и карелы, жившие на материке, позавидовали монахам. Некий рыбак с женою пристал к острову и поселился неподалеку от келий святых тружеников. Однажды преподобный Савватий вышел из келии покадить Крест и услышал звуки биения и человеческие вопли на горе. Рыбачка потом рассказала: ее схватили двое и высекли прутьями, возглашая: « Бог устроил это место для пребывания иноков, а не для вас».
     На этой горе, названной «Секирная», впоследствии поставили скит и церковь с маяком на куполе – в напоминание всем плывущим к острову.
     Прошло еще четыре века после воздвижения Креста, и все же остров у иноков отобрали. А на горе Секирной устроили штрафной изолятор, одно упоминании которого приводило узников СЛОНа в трепет. Мучеников связывали и сбрасывали с горы по отвесной лестнице в 90 ступеней – по числу псалмов Давида. Обезображенные тела испускали дух тут же, под лестницей.
     Вот именно здесь, под лестницей, ведущей на Секирную гору, и был утвержден патриарший Крест. Нам, паломникам из Коми, это событие открылось своей обыденной стороной...

     После Божественной литургии мы подошли к лесовозу, на котором лежал Крест. Таким же образом, почти случайно, подошли паломники из «Союза Михаила Архангела», потом еще несколько незнакомых мужчин. Собралось ровно столько людей, сколько требовалось. Это подтвердилось в конце пути, когда тяжелый, вытесанный из лиственницы Крест сгрузили и понесли на плечах. Стоило кому-нибудь оторваться от ноши, чтобы «щелкнуть» фотоаппаратом, как слышался стон под Крестом... Установили сруб, быстро забутили его валунами. Никто не командовал, работали соборно. К тулову Креста прикрепили трос, боковые растяжки. Стянули, а Крест... не шелохнулся. Значит, что-то с веревками не додумали. Так и порешили: Патриарх освятит лежащий Крест, а когда он уедет, то что-нибудь другое придумаем. Вскоре прибыл Святейший Патриарх. Он подошел к изголовию Креста, благословил... Посмотрел на нас: «Поднимайте». Увидев растерянность на лицах, приподнял ладонь: «Поднимайте же!» И третий раз: «Поднимайте». Потянули за веревки – и Крест встал!
     Как уж получилось... С перепугу ли или с благодатной помощью...

     А потом в голове пронеслась страшная мысль: «А если бы веревки соскользнули?» Ведь Святейший Патриарх стоял под самым Крестом.

     22 августа после молебна о всех плавающих и путешествующих, совершенного пред мощами соловецких чудотворцев, Святейший Патриарх отбыл на Материк. Люди, собравшиеся на пристани, махали вслед белоснежному катеру. Вдруг разнесся вздох удивления: с неба посыпался невиданный, никого не замочивший, дождь. Мелкие невесомые капли воды, подхваченные ветром, окутали пристань алмазной пылью. Сверкнуло солнце, и над Соловецким монастырем выгнулась радуга.
     Пора и нам в путь-дорогу... Знакомое десантное суденышко. Качаясь на волнах, подходим к самому борту ледокола. Удар! Наш бесстрашный матрос Коротченко падает в море – меж двумя бортами. Матроса чудом успевают вытащить – и снова удар! Так бы и раздавило его в лепешку... Запоздало наворачиваются слова «Святые Зосимо, Савватие, Германе, молите Бога о нас!» Спасенный ошалело берется за причальный конец, с него льется вода, его уводят в рубку. Хлопают по плечу: «С крещением!»

     Скрылся из виду маяк на Секирной горе. Опустилась ночь – пора снов и видений. И вспоминается давнее видение беломорских рыбаков: две души, два огненных столпа летят над бурными волнами, сопровождая корабль. А на корме сидит святой кормчий Савватий и, расставив полы мантии, усмиряет ветер... Мирно засыпают паломники, шепчут молитву.

(Окончание на следующей странице)

назад

вперед